Когда по сюжету пьесы требуется провести большое количество героев через длительные временны́е отрезки, драматург может ввести в историю
фигуру рассказчика.
Мы уже знаем, что
фигура рассказчика позволяет сделать достоверность событий проблематичной, – и сон, обморок, любые, как теперь принято говорить, изменённые состояния сознания служат той же цели.
Фигура рассказчика сказок и морока вызывают большой интерес.
Фигура рассказчика («я»), как правило, обычного человека, столкнувшегося с явлением, выходящим за рамки его представлений о «возможном», способствует здесь интенсивной интеграции читателя в «искажённый мир» с его пространственно-временной и ценностной спецификой.
Это произошло само собой из-за
фигуры рассказчика, образ которого создаётся на автобиографической основе, о чём тоже заявлено сразу: это поэт, автор известной читателю поэмы, ныне (в момент написания этого эпизода) разлучённый с этими берегами.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: засчитывание — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Учитывая массу подробностей о «сражении», включая точное количество переселенцев и продолжительность атаки («когда последовала борьба, продолжавшаяся сорок восемь часов…»), это невнимание к
фигуре рассказчика кажется странным.
Более ранние испанские плутовские романы отличало то, что автор, образованный и часто занимающий достаточно высокое положение в обществе, идентифицировал себя с
фигурой рассказчика – героя из низких социальных слоёв – и использовал при этом все языковые возможности, создаваемые подобным контрастом.
Что же касается особой лексики, которую считают условием сказа, она вполне удовлетворительно объяснима
фигурой рассказчика: тот может быть носителем какого угодно слова.
Их значение состоит в том, что писатель строил прозаическое сочинение на
фигуре рассказчика в качестве средства, оправдывающего свободную композицию, однако не каждой повести, а всего цикла.