Цитаты со словом «изувеченный»
Похожие цитаты:
Хирург режет, но кто затянет рану, свернёт кровь, оставит рубец? Кто оставляет рубец на Творении Божьем? Вы скажете: человек — и будете тысячу раз не правы. Человек наносит рану, а рубец — от Бога.
Валяйтесь у них в ногах… но никогда не будьте в их руках.
Бедное раздавленное насекомое страдает так же, как умирающий гигант.
Есть мертвецы, в которых больше жизни, чем в живых. Но есть и живые, которые мертвее всяких мертвецов.
Живой человек, лишенный разума, — страшнее, чем мертвец.
При виде убийцы мертвецы обливаются кровью.
Болезнью шутит тот, кто ран не ведал. (Над шрамом смеётся тот, кто не был ранен)
Перед пропастью немецкой истории и под тяжестью памяти о миллионах убитых я сделал то, что делают люди, когда им не хватает слов. (Опустившись на колени перед мемориалом погибшим в Варшавском гетто)
Я видел, как были сброшены оковы с рук и ног раба, чтобы можно было линчевать его...
Это только видимость, будто они живут и дышат, на самом деле это уже гниющие и зловонные трупы.
Живое не может быть уродливым.
Слышал не раз от женщин, потерявших близких людей, что глаза у человека умирают раньше всего.
Официальные сообщения — это те лохмотья, которыми тщетно пытаются прикрыть прокажённое тело.
Наш жизненный путь усеян обломками того, чем мы начинали быть и чем мы могли бы сделаться.
Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха.
Жизнь сурова, одичание просто. Крышку гроба поднять иссохшей рукой, сидеть, задыхаться. Ни старости, ни опасностей: ужас — это не по-французски.
Человеку развитому смерть страшна не болью, а разрушением плана.
Война для народов — это слёзы и кровь, это вдовы и беспризорные, это раскиданное гнездо, погибшая молодость и оскорблённая старость...
…Смерть героев подобна закату солнца, а не смерти лягушки, лопнувшей с натуги.
Кость, брошенная собаке, не есть милосердие; милосердие - это кость, поделенная с собакой, когда ты голоден не меньше ее.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
У моей души либо ноги натёрты, либо сломаны, либо отвалились.
Из всех руин тяжелее всего созерцать человеческую руину.
Колесо судьбы вертится быстрее, чем крылья мельницы, и те, что ещё вчера были наверху, сегодня повержены во прах.
Надежды — это нервы жизни; в напряженном состоянии они мучительны, перерезанные они уже не причиняют боли.
И если на следующий день будут поражены другие 10, 20, 50 центров, кто сможет еще удержать обезумевшее население от бегства в поля и деревни, чтобы спастись из городов, представляющих собой мишени для неприятельских ударов?
Я это чувствую при удачной стрельбе в каждого крупного зверя: пока не убит — ничего, я даже могу быть очень храбрым и находчивым, но когда зверь лежит, я чувствую вот это самое, среднее между страхом, жалостью, раскаяньем.
Последние уродливые содрогания молодости охватили моё поношенное существо.
Когда я умру, никто так и не узнает, на какие жертвы я шла, чтобы создавать музыку. Это самое страшное для меня.
Вырвать человека у смерти - почти то же, что произвести его на свет.
Это ведь слова выдают нас на милость безжалостных людей, находящихся рядом, они обнажают нас сильнее, чем все руки, которым мы позволяем шарить по нашей коже.
— Никто не умирает добровольно. Нас всегда подталкивает к этому кто-то живой и кто-то мёртвый. Вот почему мы нуждаемся в мёртвых и храним их в ящиках.
Кто напуган — наполовину побит.
Нельзя избежать боли. Это часть прелести быть живым.
За свою короткую, отпущенную мне Богом жизнь я сделал для вас, дорогие потомки, все, что мог. Я старался силой меча объединить наш истерзанный на куски край - вот к чему были направлены все мои завоевания.
Талант признают только тогда, когда он шагает по трупам, и нужны тысячи снарядов, чтобы пробить себе брешь в Фортуне.
Память подобна населённому нечистой силой дому, в стенах которого постоянно раздаётся эхо от невидимых шагов. В разбитых окнах мелькают тени умерших, а рядом с ними — печальные призраки нашего былого «я».
Некоторые носят шрамы не в том месте, в которое их ранило.
Когда болит голова, страдает всё тело.
И когда Сергей Петрович понял, что деньги не исправляют несправедливостей природы, а углубляют их и что люди всегда добивают того, кто уже ранен природой, — отчаяние погасило надежду, и мрак охватил душу.
Поддаться душевным страданиям без сопротивления — всё равно, что покинуть поле боя, ещё не будучи побеждённым.
Тот не человек, кто не боролся с жизнью и не оставил в ее логове клочьев своей шерсти.