Бурш

Бурш (нем. Bursche) — наименование члена студенческой корпорации в немецких университетах, а также в высших школах других стран, принявших эту традицию (например, Российской империи). Слово происходит от названия студенческого общежития — бурсы. Соответственно русский аналог этого слова — бурсак, хотя в русском языке использовались оба этих слова. Возникнув ещё в период первых университетов средневековой Европы, студенческие союзы и корпорации долгое время определяли правила жизни студентов.

В среде студенческих корпораций звание бурша поначалу давалось не сразу. Перед этим следовало проучиться несколько лет в университете, получить предварительные звания (например фукса), сдать вступительный экзамен (на знание дуэльного кодекса и на умение пить пиво). Позднее все студенты сразу становились буршами.

Бурши славились склонностью по малейшему поводу, и даже без повода, вызывать друг друга на поединок (мензура). Считалось, что дуэльный шрам (шмисс) есть непременный атрибут всякого бурша, поэтому раны часто не лечили, а наоборот, растравливали, чтобы всякий мог видеть «следы мужества» на лице бурша. Эти обычаи сохранялись вплоть до начала XX века.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Затем, университет в его лучших представителях, склад занятий, отличие от тогдашних университетских городов, сравнительно, например, с Казанью, все то, чем действительно можно было попользоваться для своего общего умственного и научно-специального развития; как поставлены были студенты в городе; что они имели в смысле обще-развивающих условий; какие художественные удовольствия; какие формы общительности вне корпоративной, то есть почти исключительно трактирной (по "кнейпам") жизни, какую вело большинство буршей.

Петр Дмитриевич Боборыкин, За полвека. Воспоминания, 1921

А со следующей осени Густль отвезли во французский пансионат, в Лозанну. Только спустя год я получил от нее оттуда открытку с видом Женевского озера. Но было уже поздно. Боль была забыта, мое увлечение Густль сменилось другим, хотя и не любовным, но не менее страстным, и, во всяком случае, более захватившим всего меня. Я стал еврейским националистом. Этому содействовало все мое развитие. В националистическом романтизме, правда, чешском, воспитал меня отец, воспитывала школа, вся обстановка в Праге, в Чехии. Да и вся Австро-Венгрия с ее одиннадцатью национальностями кипела их непрекращающейся борьбой между собой. Угнетение прежде столь славного, высококультурного чешского народа, его героическая борьба за сохранение самобытности, за свое возрождение, против насильственной австрийской германизации – все это было центральной темой художественной литературы, преподавания истории даже в ее столь засушенном виде, все это наполняло рассказы отца о его деятельности странствующего учителя. Пьяные «бурши» – студенты имеющихся в Праге параллельно с чешскими немецких университета и высшей политической школы, у которых было свое казино на одной из главных улиц города, «На Пржикопе» (ныне там помещается «Славянский Дом»), шествовали в своих цветных фуражках, кичась шрамами от дуэлей, орали свои воинственные песни, задевали прохожих, постоянно всячески провоцировали столкновения с чешской молодежью, с чехами, составлявшими девять десятых населения столицы. Разумеется, что австрийская полиция закрывала глаза на эти бесчинства.

Эрнест Кольман, Мы не должны были так жить!, 2011

Имели место даже внешние различия между офицерами разных родов службы. Так, артиллеристы и генштабисты любили носить пенсне или очки, как символ «учености», а кавалеристы, особенно в легкой кавалерии, щеголяли небрежностью: расстегнутыми воротниками мундиров, отпущенными на портупеях гремящими саблями, ослабленными ремешками шпор, звеневших при особой шаркающей «кавалерийской» походке. Кроме особого шика, в высшем свете считавшегося неприличным, в кавалерийской среде особенно ценилось умение пить, и она отличалась усиленным пьянством и буйством. Кутежи были буквально непременной составной частью службы. Служивший в начале XIX в. в уланском полку Ф. В. Булгарин писал: «Характер, дух и тон военной молодежи и даже пожилых кавалерийских офицеров составляли молодечество, или удальство. «Последняя копейка ребром» и «жизнь копейка – голова ничего», – эти поговорки старинной русской удали были нашим девизом и руководством в жизни. И в войне и в мире мы искали опасностей, чтоб отличиться бесстрашием и удальством. Попировать, подраться на саблях, побушевать, где бы не следовало, это входило в состав нашей военной жизни, в мирное время. Молодые кавалерийские офицеры были то же (и сами того не зная), что немецкие бурши, и так же вели вечную войну с рябчиками, как бурши с филистерами» (23; 173).

Л. В. Беловинский, Жизнь русского обывателя. От дворца до острога, 2014