За (буква арабского алфавита)

За (араб. ظاء‎) — семнадцатая буква арабского алфавита. Звук — дентальный фрикативный эмфатический согласный.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

4) В области согласных можно в нашем тексте отметить несколько характерных ошибочных написаний. Сюда относится написание «избущек» (2 е), могущее стоять в связи с тем, что в татарском языке, по моим наблюдениям, встречается произношение б с столь слабым смыканием губ, что звук слышится средний между б и в, то есть похожий на тот и другой; отсюда рассматриваемое написание приводит к вопросу, не проявляется ли в нем особенность диалекта писавшего (уроженца дер. Арской, Уфимской губ.). Здесь мы видим, как малограмотные написания могут оказываться полезными для диалектологии языка. Отметим далее написания «стебному» (9 ж) и «ползу» (12 г), где глухой согласный передан начертанием соответствующего звонкого, т. е. был воспринят с звонкостью, очевидно благодаря соседству с сонорным согласным (н, л); написание «стикному» (9 б) представляет весьма обычную ослышку, состоящую в замене смычного согласного одного органа произношения смычным другого органа; очевидно, слово не было понято писавшим. Отметим еще пропуск мягкого согласного д в словах «ходит» (13 ж) и «найдет» (14 ж), оба случая у одного и того же ученика. Написание «ходеш» соответствует особенности татарского языка, состоящей в некотором смягчающем влиянии палятального гласного на следующий за ним твердый согласный.

Коллектив авторов, Проблемы изучения билингвизма: книга для чтения, 2014

Родители должны научиться внимательно слушать своего ребенка. Хорошо, если они записывают за ним слова, сказки, которые он сочиняет. На пятом году значительно улучшается звукопроизношение: полностью исчезает смягчение согласных, он реже пропускает звуки и слоги, правильно произносит шипящие и сонорные звуки; учится выговаривать многосложные слова, точно воспроизводит слоговую структуру. Определенную трудность для детей представляют слова с большим количеством согласных звуков (зеркало,литература, экскаватор, контейнер), поскольку произношение некоторых звуков у них еще не закреплено: звуки не дифференцированы на слух в произношении. Постепенно эти недостатки проходят, подвижность мышц артикуляционного аппарата позволяет более точно использовать язык и губы для произношения сложных звуков.

Елена Анищенкова, Речевая гимнастика для развития речи дошкольников, 2007

На этом этапе детей учат работать со смешанными моделями слов (твердые и мягкие согласные звуки обозначаются соответственно синими и зелеными фишками, а гласные звуки – фишками красного цвета). Это, в свою очередь, создает у детей ориентировку на гласную букву, что помогает им овладеть механизмом позиционного чтения в русском языке (чтение прямых слогов: ма, мя, мо, мё, му, мю и др. зависит от следующей за согласной гласной буквы).

Н. С. Варенцова, Обучение дошкольников грамоте. Для занятий с детьми 3-7 лет, 2009

Имеются слова, к которым нельзя применить приведенные правила долготы и краткости слога. Это случается, когда за гласным предпоследнего слога следует только один согласный. В одних словах предпоследний слог оказывается кратким, в других – долгим. В таких случаях необходимо обратиться к словарю, где долгота предпоследнего слога условно обозначается надстрочным знаком (-), а краткость – знаком (``).

А. И. Штунь, Латинский язык для медиков: конспект лекций

Ударение в русском языке не закреплено за определенным слогом, оно может падать на разные слоги. В некоторых случаях ударение помогает различать разные слова: замок – замок.

А. С. Зубкова, Русский язык и культура речи

Для русского языка характерным является действие звуковых закономерностей в пределах самого слова (о некоторых можно сказать, в пределах фонетического, то есть самостоятельного слова с примыкающими к нему безударными словами или частицами). По мнению известного исследователя А. А. Потебни (1958), распределение слогов в словах русского языка определяется по специфической формуле – 12311. Расшифровка формулы следующая: перед ударным, самым сильным слогом (3) находится первый предударный, менее сильный (2), при этом все остальные слоги (1) имеют еще более слабую ударную позицию. Данная формула распределения ударных и неударных элементов слова в русском языке отнесена к закрытым слогам. Все открытые слоги, за исключением главноударного, по мнению автора, равны по силе предударному. Рассматриваемая формула распределения силы и длительности слогов, предложенная

Г. В. Бабина, Структурно-слоговая организация речи дошкольников. Онтогенез и дизонтогенез, 2013

• грубое искажение структуры слов, их усеченность за счет опускания безударных частей слова (например, ребенок говорит «рау» вместо «страус», поскольку он не слышит глухих согласных С и Т, а следовательно, и усваивает это слово (и подобные ему слова) в усеченном виде);

Л. Г. Парамонова, Легкий способ научиться правильно говорить и писать. Дефекты произношения. Дислексия. Дисграфия, 2008

Как будет говориться в главе второй, партикулы могли и могут «прилипать» не только справа от знаменательной основы, но и слева. Так, в работе [Николаева 2002] приводится пример того, что в формах греческого глагола (аориста и имперфекта) инициальным компонентом является аугмент -?, который в настоящее время преподается студентам как чисто грамматический формант-показатель категории. Однако Вяч. Вс. Иванов [Иванов 1979], вслед за К. Уоткинсом, предлагает отождествить этот формант с начальной частицей *e/o (в палайском и других языках отраженной как *a). Вяч. Вс. Иванов разбирает подобные начальные комплексы в индоевропейских языках и, широко привлекая славянский материал, показывает соответствие этого «аугмента» начальному э– в русском э-тот, э-та. Таким образом, партикула э в данном случае «помнит» свое инициальное ударение (инициальное ударение для лексемы это сохраняется), но и аорист как действие яркое, мгновенное и, скорее, сиюминутное, «помнит» именно эту актуальную «здешнесть».

Т. М. Николаева, Непарадигматическая лингвистика, 2008

Как можно видеть, эти строки вполне стереотипны по своему языковому заполнению. Все они начинаются со сложного слова (или его ритмического эквивалента), за которым следует «минимальное» слово: (а) краткий двусложник CV?CV?? либо (б) односложное слово CV? = СV?C. Последнее метрическое ударение закреплено за клаузулой, первое приходится на начальный слог, выделенный аллитерацией. Вопрос, следовательно, состоит лишь в том, чтобы определить место второго ударения в строке. Обычно предполагается, что при решении этого вопроса следует руководствоваться правилами общего языка и эддической нормы. Считается чем-то само собой разумеющимся, в частности, что отдельное слово (тем более такие семантически значимые слова, как gram, вин. п. «князя» или firar, им. мн. «мужи») выделяется метрическим ударением, в то время как второй компонент сложного слова (тем более второй слог немотивированных имен типа H?́kun или Magn?ss) является безударным или, в лучшем случае (как в примерах трехсложных композитов типа ?thlaupum), несет второстепенное ударение. Показания хендинга, выделяющего именно этот, второй компонент, в расчет не принимаются. Иными словами, в скальдоведении господствует точка зрения, в соответствии с которой единство просодических и звуковых повторов обязательно лишь для аллитерации и не обязательно для хендинга, которому приписывается в основном лишь орнаментальная функция; см., однако, важные оговорки в работах [Hollander 1953, 190; Kristján ?rnarson 1991, 74—75].

О. А. Смирницкая, Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования, -1

И еще одна оговорка. Учитывая тот факт, что не все преподаватели курсов русского языка за рубежом имеют специальное образование, мы решили не использовать фонетическую транскрипцию. По этой причине, когда мы для краткости пишем, например звук Щ, это следует «читать» как звук, обозначаемый буквой Щ.

Л. В. Миллер, Жили-были… 28 уроков русского языка для начинающих. Книга для преподавателя, 2009

Для В. Жирмунского эволюция рифмы состояла главным образом в том, что постепенно понижались требования тождества (и даже полного сходства) заударных звуков, т. е. звуков, следующих за ударной гласной в рифме, гласных и согласных. Период за периодом рифма становилась все менее точной. Поэты допушкинской эпохи рифмовали «для глаз», заботясь, чтобы в рифмующихся окончаниях стояли одни и те же буквы. Поэты пушкинской школы уже стали искать тождества (или полного сходства) звуков, однако часто подчиняясь и орфографическому принципу, сходству в написании слов. Звуковой принцип развивался у Лермонтова, у Алексея Толстого и у позднейших поэтов. Новые вольности в этом отношении, т. е. рифмовку слов и звучащих не совсем одинаково, разрешили себе символисты: у Брюсова и Блока, по словам автора, осуществляется тенденция «приблизительных» рифм. Дальнейшее развитие эти неточности получили у Маяковского и новейших поэтов. Осталось только требование (и то иногда нарушаемое) точного сходства ударной гласной, а что за ней следует, – стало для поэтов как бы безразличным.

В. Я. Брюсов, О рифме, 1924

Во-первых, в этих случаях одновременно страдают целые группы звуков, имеющие какие-то общие моменты в артикуляции. Например, при наличии у ребенка открытого переднего прикуса обычно наблюдается межзубное произношение сразу всех переднеязычных звуков («С», «3», «ц», «ш», «ж», «ч», «щ», «т», «д», «н», «л»), поскольку данная аномалия не позволяет удерживать кончик языка за передними зубами.

Л. Г. Парамонова, Логопедия для всех, 2009

Для семитских языков характерна разница между глагольными и именными конструкциями. В глагольных конструкциях, которые являются обычной формой выражения события или стадии в повествовании, глагол ставится на первое место, а за ним идет подлежащее, например, порядок слов «сказал Саид своему отцу…» правильный, а «Саид сказал своему отцу…» – неправильный.

Сабатино Москати, Древние семитские цивилизации, 1949

Представление о ритме как о саморазвивающейся системе как нельзя лучше укладывается в рамки одного из постулатов дериватологии: «Деривация есть особого рода развитие – переход одних единиц в другие» [Мурзин 1984: 18]. Поэтому особый интерес представляли бы исследования в области неметрических признаков ритма: «динамических особенностей слога, характера слоговых переходов, контрастивности выделения ударного слога», – читаем в работе Н. Д. Климова «О понятии неупорядоченного речевого ритма». Понятно, что перечень неметрических, а по сути дела, собственно ритмических, то есть динамических, признаков ритма можно было бы продолжить. Сюда относятся все просодические характеристики единиц ритма, взятые в динамическом аспекте. Так, например, рассматривая вопрос о русском ударении, который не раз становился предметом серьезных научных исследований[6], можно обнаружить связь между подвижностью русского ударения и системой ритма: скорее всего, подвижное ударение есть уступка языка ритмическому закону сочетания слов в рамках единиц, больших, чем слово, – здесь язык как бы отдает жесткую акцентную норму в жертву гармонии высшего порядка. Эта в определенной степени «слабость» просодии слова (нефиксированное ударение) оборачивается силой просодии фразы, которая принимает на себя ответственность за гармоническую сторону текста.

В. В. Васильева, Русский прозаический ритм. Динамический аспект, -1

Ограничимся рассмотрением случая (1). «Альтависта», разумеется, держала «в уме» (если, конечно, у «Альтависты» есть хоть какой-нибудь «ум») словарные определения, поскольку англ. слово work можно перевести на ит. как impianti, а ит. impianti можно перевести на англ. как plants («предприятия», «заводы») или systems. Но тогда нам следовало бы отказаться от мысли о том, что «переводить» означает всего лишь «перелагать или перекладывать из одного ряда символов в другой», поскольку, за исключением случаев простой транслитерации одного алфавита другим, у определенного слова какого-либо естественного языка Альфа зачастую бывает более одного соответствия на каком-либо естественном языке Бета. Кроме того, даже если оставить в стороне проблемы перевода, это затруднение встает и перед самим человеком, говорящим по-английски.

Умберто Эко, Сказать почти то же самое. Опыты о переводе, 2003

Фонетическая сторона речи немыслима без понятия звука. А если возникает разговор о звуках, необходимо поговорить о транскрипции английского языка. Не стоит на начальном этапе уделять интенсивное внимание транскрипционным символам. Ребенку трудно переключаться с буквенных символов на транскрипционные. Это может привести к трудностям при чтении и письме. Родителю достаточно овладеть значками транскрипции и стараться правильно имитировать звуки. Если возникают сомнения, воспользуйтесь преимуществами интернет-словарей, которые позволяют легко прослушать слово и повторить его за англоговорящим диктором.

Н. В. Селянцева, Как научить ребенка английскому языку. Справочник для родителей, 2017

Продолжать учить детей согласовывать прилагательные с существительными в роде, числе, падеже; употреблять существительные с предлогами (в, на, под, за, около). Помогать употреблять в речи имена существительные в форме единственного и множественного числа, обозначающие животных и их детенышей (утка – утенок – утята); форму множественного числа существительных в родительном падеже (ленточек, матрешек, книг, груш, слив). Относиться к словотворчеству детей как к этапу активного овладения грамматикой, подсказывать им правильную форму слова.

В. В. Гербова, Развитие речи в детском саду. Программа и методические рекомендации. Для работы с детьми 2-7 лет, 2010

2. Часто словесное окружение, органической частью которого является лексика с оценочными аффиксами, сводит на нет эмоциональное значение суффиксов [36]. Как правило, слова с суффиксами субъективной оценки имеют уменьшительное (головка, челочка); ласкательное, не связанное со значениями объема, величины (например, "Я, братец, у наших казачков второй год за сына считаюсь", В. Катаев); ироничное (например, тяжелой ручкой) значения. Часто писатели в целях усиления изобразительности языка используют эти суффиксы без перечисленных выше эмоциональных значений, используют взаимодействие экспрессивно-оценочной лексики и текста, чтобы дать негативную характеристику персонажу или какому-либо явлению действительности. Например, в произведении Некрасова Н. А. "Коробейники" лишь контекст позволяет определить, что в словах "смертушка", "обидушка" значения уменьшения и ласки утрачены.

В. И. Яшина, Овладение эмоционально-оценочной лексикой старшими дошкольниками, 2016

За образным уровнем следует стилистический. По сравнению с «оригиналом» «перевод» теряет стилистические фигуры – как бы выцветает. Снят двойной оксюморон: 1) «звучнее тишина», 2) «тишина звучнее», а «город затихает». Снят параллелизм «глядится в окна… луна – она из зеркала сияет» (с хиастическим расположением подлежащих и сказуемых). Вместо олицетворения, хоть и слабого, – «город… затихает» – является прозаическая точность – «затихает в городе движенье». В последних двух строках строфы из двух глаголов не остается ни одного: глагольный, действенный стиль меняется на назывной репрезентирующий (луна не «глядится» и не «сияет», а лишь является «передо мной»). Это тоже примета перевода: подсчетами установлено, что существительные переходят из оригинала в перевод в большем количестве, чем остальные части речи, для переводчика как бы важнее, «о чем говорится», нежели «что говорится».

М. Л. Гаспаров, О стихах, -1

Таким образом, на протяжении XVIII и особенно первой половины XIX века началось новое обогащение общерусского языка заимствованной лексикой, происходило усложнение его за счет новых сочетаний, калькированных с новоевропейских языков форм управления, фразеологизмов, многих семантических новаций. На этой стадии развития общерусского языка в его структуру включились еще и новые элементы, которые также способствовали развитию самого русского языка, завершали динамические тенденции общерусского развития. Если ограничиться в качестве примера только системой фонем, можно указать на то, что именно в заимствованной лексике материально проявилась корреляция заднеязычных согласных по мягкости – твердости, ср. произношение слов гяур, Гете, Гюго и др., что указывает на полное завершение в развитии этого важного для структуры общерусского языка системного признака, в русских словах не фиксированного.

В. В. Колесов, «Жизнь происходит от слова…», 2015

Обращают на себя внимание совершенно невозможные формы: два дщере – III строка вместо двѣ в именительном – винительном падеже двойственного числа; употребление 2-го лица единственного числа сигматического аориста имаста она – III, где в повествовании о третьих лицах должна быть употреблена форма 3-го лица; неправильные формы винительного падежа, следующие за указанной формой глагола: сктjj а краве j мнга овноj – III вместо ожидаемых: сктўj a кравўj j мнгўj овнўj, а также моля бзj вместо моля бгўj – IV/V строки; не может быть отнесена к IX–X вв. форма действительного причастия jмщ – III в именительном падеже единственного числа мужского рода вместо jмў или jmўj. Мы не рассматриваем другие сомнительные факты морфологии, поскольку нет полной уверенности в правильном прочтении текста, многие места которого совершенно непонятны и не могут быть интерпретированы даже с натяжками, как это, возможно, было допущено выше.

Сборник статей, Влесова книга. Троянский конь норманнизма, 2013

В индоевропейском языкознании считается, что за два тысячелетия полностью меняется лексический состав любого языка. Видимо, эта теория приемлема для индоевропейских языков. Но она не приемлема для всех языков мира, ибо не учитывает специфику языков других семейств… Если в индоевропейских языках за сравнительно короткий срок коренным образом изменилась структура языков, морфология, а также лексический состав, то тюркские языки за тот же период не претерпели коренных изменений. На наш взгляд, это объясняется тем, что тюркские языки к тому периоду, возможно, достигли более высокого уровня развития своего грамматического строя, создали грамматические категории, не знающие исключений, строй языка и его категории выкристаллизовались. В отличие от индоевропейских языков, тюркские языки являются агглютинативными, не имеют предлогов, корень слова никогда не меняется, не меняются и суффиксы; фонетика подчинена законам сингармонизма, ударение всегда постоянное.

Р. Х. Салимжанов, Великий язык тюрков, 2017