Капельмейстер

Капельме́йстер (нем. Kapellmeister; перевод с позднелат. magister capellae) — руководитель хоровой капеллы и/или оркестра. Военный капельмейстер — дирижёр полкового, эскадронного и тому подобного оркестра.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

1 января 1837 года Глинку назначили капельмейстером придворной певческой капеллы. Это было для него почти трагедией, потому что, вопервых, его начальником стал А. Ф. Львов, который относился к числу недоброжелателей композитора, во-вторых, в капелле ему невозможно было развернуться, т. е. вместо театра, артистов и оркестра – певчие. Кроме этого, его не устраивала роль регента, педагога по сольфеджио и командировки на Украину, где он должен был отбирать самых голосистых мальчиков для капеллы.

Группа авторов, Популярная история музыки, 2002

С середины 1780-х годов руководителем всех шереметевских музыкальных «затей» становится Степан Дегтярев. В его задачу входило обучение отобранных в графских вотчинах мальчиков или взрослых мужчин. Граф Николай Петрович наставлял своих управителей: «…если заметятся …хороший бас или тенор из холостых, то …позволения на женитьбу не давать, пока в домовой канцелярии не опробуют и не спишутся со мной…». В конце 1780-х годов в составе хоровой капеллы числилось более тридцати певчих-мужчин, но существовала и женская группа хора, о ней поручалось заботиться также Дегтяреву. Певчие пели во время церковных служб, давали светские концерты, на которых исполняли произведения Бортнянского, Березовского, самого Дегтярева, сочинения итальянских и французских авторов. Капелла была занята и в спектаклях театра. Позже капельмейстером при капелле служил Петр Григорьевич Калмыков.

Алла Краско, Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события, 2009

Исполненный впечатлениями, придворный капельмейстер Даниэль Штейбельт написал военную пьесу для фортепиано «Возвращение русской кавалерии в Санкт-Петербург 18 октября 1814 года». Годом ранее уроженец Берлина, автор поставленной в Париже в разгар Великой революции оперы «Ромео и Джульетта», а также симфоний, концертов, трио, квартетов, квинтетов и вариаций, написал и издал (дословно) фантазию для фортепиано «Изображение объятой пламенем Москвы». Надо полагать, автору после ее исполнения долго аплодировали…

Владимир Ходанович, Екатерингоф. От императорской резиденции до рабочей окраины, 2013

И.К. Воячек (1825–1916) родился в Злине (Моравия). Окончил Венский университет, музыке учился сначала у отца, затем у Данека (контрапункт и орган) и Ригера (Берн, 1837 г.). В 1850 г. по предложению А.Ф. Львова приехал в Петербург и принял место преподавателя музыки в доме сестры Львова И.Ф. Самсоновой. В 1855–1857 гг. состоял капельмейстером лейб-гвардии Преображенского полка, после чего поступил органистом в оркестр Русской оперы. В 1863 г. по приглашению А.Г. Рубинштейна стал преподавателем Петербургской консерватории (сольфеджио и элементарная теория), был также учителем музыки в Николаевском институте и театральном училище, состоял органистом Имераторской оперы и преподавал профессиональную инструментовку в консерватории. Посвятил свою деятельность изучению чешской народной музыки и собрал много чешских народных песен, легенд и танцев. Написал несколько сот сочинений, из которых напечатаны только 28 фортепианных пьес, основанных частью на разработке чешских и других славянских мелодий.

Тамара Крашенинникова, Владимирский округ. Большая и Малая Московские улицы и улица Правды, 2011

Бах – капельмейстер в Кетене. – Неудачная кандидатура на должность органиста в Гамбурге. – Смерть жены. – Вторичная женитьба. – Реформа фортепианного строя и введение новой аппликатуры. – Сборник «Das Wohltemperierte Clavier». – Музыкальные произведения этого периода. – Переход на службу в Лейпциг

Сергей Александрович Базунов, Бах. Моцарт. Бетховен, 2015

Якоб Штелин пишет «о трогательной траурной музыке, которая исполнялась у святых отцов францисканцев в их церкви в Петербурге через неделю после пышного погребения императрицы, во время торжественного богослужения в феврале 1762 года»[224]. Вот как это происходило. «Патеры велели воздвигнуть, на приношения виднейших членов их церкви, траурное сооружение. Императорский театральный художник Градицци-младший и театральный машинист Бригонци сделали самое лучшее сооружение и траурную декорацию церкви. А капельмейстер Манфредини сочинил траурную музыку, причем кастраты и остальные итальянские певцы и один немецкий басист пели, а вся императорская капелла играла, – пишет Якоб Штелин. – Эта музыка длилась 2 часа и была найдена такой истинно церковной и привлекательной, что если бы она длилась 4 часа, то и тогда бы не показалась слушателю слишком длинной»[225].

Архимандрит Августин (Никитин), Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга, 2015

«Пример Глинки, – говорит Даргомыжский, – который тогда (в 1834 году) с помощью моею и капельмейстера Иоганниса делал оркестром князя Юсупова первые репетиции оперы своей „Жизнь за Царя“, и дельные советы Н. В. Кукольника заставили меня серьезнее заняться изучением теории музыки. Глинка передал мне привезенные им из Берлина теоретические рукописи профессора Дена. Я списал их собственною рукою, скоро усвоил себе мнимые премудрости генерал-баса и контрапункта, потому что с детства был к тому практически подготовлен, и занялся изучением оркестровки».

С. А. Базунов, Александр Даргомыжский. Его жизнь и музыкальная деятельность, -1

Сочинения Раффа и Людвига Шпора охотно включались в программы концертов. Моцарт исполнялся реже, чем сейчас, а Бах – еще реже, несмотря на усилия Мендельсона возродить его былую славу. Оркестранты служили при дворе, и это обеспечивало им прочность положения и пенсию. Их жалованье зависело от суммы годовой дотации. Иногда какой-либо князь произвольно решал сократить расходы.[7] Однако обычно оркестры были неприкосновенны, и музыканты работали до тех пор, пока были в состоянии держать в руках смычок или извлекать звуки из духовых инструментов. Дирижеры выражали недовольство количеством седых бород в оркестре и требовали обновления состава за счет более опытных музыкантов. Но уволить оркестранта было непросто. Музыканты работали много, циркулируя между концертами и театром, где они должны были участвовать не только в оперных спектаклях, но и исполнять ту музыку, которая сопровождала пьесы. Жалованья им хватало лишь на еду и оплату жилья. Даже некоторые капельмейстеры жили скудно. Притом что в Германии жизнь была недорогой, им, тем не менее, приходилось экономить, чтобы сводить концы с концами. Двадцатидвухлетнему Штраусу, уже известному дирижеру и композитору, предложили трехгодичный контракт в Мейнингене с годовым жалованьем в 2000 марок (500 долларов).[8]

Джордж Марек, Рихард Штраус. Последний романтик, -1

Другой эпизод характерен не менее предыдущего. В том же несчастном для нашего композитора 1841 году Вагнер, доведенный до отчаяния, предложил себя одному маленькому бульварному театру в качестве певца-хориста. Но, по словам самого Вагнера, капельмейстер, который должен был экзаменовать его, увидал тотчас же, что певец совсем не умеет петь, да кроме того, у нашего композитора, как известно, не было решительно никакого голоса. И импровизированного хориста прогнали ни с чем. Таким образом, остальную часть зимы этого ужасного года Вагнеру пришлось существовать исключительно за счет доброхотных членов парижской немецкой колонии, к счастью, довольно многочисленной.

С. А. Базунов, Рихард Вагнер. Его жизнь и музыкальная деятельность, -1

В конце концов, 18 января 1937 г., после бесплодной борьбы с нищетой, начавшихся преследований евреев и потери Верой Набоковой работы из-за нацистских чисток «лиц неарийского происхождения» (как последняя капля – Таборицкий на службе у гестапо, выдающий «арийские свидетельства»!..), получив 250 долларов от родственников по отцовской линии (немецкой семьи Граун, знаменитой, в частности, тем, что один из ее членов – Карл Генрих, придворный капельмейстер Фридриха II, в 1742 г. на открытии Оперы на Унтер ден Линден представил свое оперное сочинение «Клеопатра и Цезарь»), – Набоков уехал на чтение своих лекций в Брюссель, Париж и Лондон с намерением более не возвращаться, 6 мая в Праге к нему присоединились жена с сыном.

С. Н. Руссова, По Берлину. В поисках следов исчезнувших цивилизаций, -1

В 1919 году появилась кинооперетта «Ганнеман, ах Ганнеман» Эдмунда Эделя с комиком Генри Вендером в главной роли. Этот фильм был поставлен по так называемой бек-системе. В своем учебнике «Немецкий немой фильм» Герхард Лампрехт так описывает ее: «Внизу кадра располагалась фигура капельмейстера, отчетливо видная при проекции. Она помогала дирижеру оркестра кинотеатра привести в соответствие образ и музыку»[1].

Г. В. Краснова, Мюзиклы. Знаменитые и легендарные, 2018

Русская труппа Медокса в восьмидесятых годах состояла из тринадцати актеров и девяти актрис; настоящих танцовщиц было четыре и три танцовщика вместе с балетмейстером; музыкантов было двенадцать человек, из них один капельмейстер Керцелли. Вся труппа получала жалованья 12 139 руб. 50 коп.; старший оклад был 2000 руб.; получал его один актер Померанцев. Актеры у него были Лапин, Залышкин, Сахаров, Волков, Ожогин, Украсов, Колесников, Федотов, Попов, Максимов, Померанцев и Шушерин; последние оба играли в драмах и комедиях: первый был превосходный актер в ролях благородных отцов, у него была превосходная дикция, он готовился поступить в дьячки, но невзначай как-то попал в театр, и здесь решилась его судьба – он поступил в актеры.

М. И. Пыляев, Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы, 1891

Из других педагогов, имена которых сохранили их ученики в своих воспоминаниях, назову инженера Николая Лесела, преподававшего в механико-техническом училище. Бернард Розенберг писал, что он был их любимым учителем. И хотя он говорил с сильным русским акцентом, но на его лекциях царила полная тишина. Лесел подавал учебный материал так выразительно и ясно, что запоминалось без труда. Кроме Лесела, которому автор воспоминаний впоследствие помог издать книгу, Розенберг вспомнил и маэстро Максимова, училищного капельмейстера. Этот невысокого роста человек, старавшийся скрыть свою хромоту, ввел учеников в прекрасный мир музыки!100 Позвлю себе привести только одну сценку из школьной жизни: «Оркестр собирался на репетиции в помещении, которое было на верхнем этаже училища. Для прихрамывающего маэстро Максимова было тяжело подниматься наверх по лестнице. Мы, когда слышали, что он поднимается, начинали играть какой-нибудь марш, которым и встречали его»101. Должно быть хорошо было начинать занятия с бравурной маршевой музыки!

В. И. Косик, Софии русский уголок, 2008

Крупным событием в жизни театра стала и дирижерская деятельность Сергея Рахманинова в 1904–1906 годах. В это время афиши по-прежнему украшали имена Шаляпина, Собинова, Неждановой и других талантливых певцов. Рахманинов и Шаляпин дружили. «В бытность Рахманинова капельмейстером Большого театра Шаляпин очень с ним считался. Приходя на репетиции в Большой театр, Рахманинов обыкновенно осведомлялся: «А что, «дуролом» здесь?» «Дуроломом» именовался Шаляпин, который на рахманиновские репетиции приходил, однако, вовремя», – писал Теляковский.

А. А. Васькин, Открывая Москву: прогулки по самым красивым московским зданиям, 2016

Ввиду этого обстоятельства тогдашний содержатель московского частного театра Медокс[4] обратился с жалобой к князю А.А. Прозоровскому на графа, в которой говорил, что он платит условленную часть своих доходов Воспитательному дому, а граф отбивает у него зрителей. На эту жалобу вот что ответил Прозоровский: «Фасад вашего театра дурен, нигде нет в нем архитектурных пропорций, он представляет скорее груду кирпича, чем здание. Он глух, потому что без потолка, и весь слух уходит под кровлю. В сырую погоду и зимой в нем бывает течь, сквозь худую кровлю везде ветер ходит, и даже окна не замазаны; везде пыль и нечистота. Он построен не по данному и высочайше конфирмованному плану. Внизу нет сводов, нет определенных входов; в большую залу один вход и выход, в верхний этаж лож одна деревянная лестница; вверху нет бассейна, отчего может быть большая опасность в случае пожара. Кругом театра вместо положенной для разъезда улицы – деревянное мелочное строение. Внутреннее убранство театра весьма посредственно. Декорации и гардероб худы. Зала для концерта построена дурно; в ней нет резонанса, зимой ее не топят, оттого все сидят в шубах; когда же топят – угарно. Актеров хороших только и есть, что два или три старых;[5] нет ни певца, ни певицы хороших, ни посредственно танцующих, ни знающих музыку. Поверить нельзя, что у вас капельмейстер глухой и балетмейстер хромой. Из вашей школы не вышло ни одного певца, ни актера, ни актрисы порядочных. В выборе пьес вы неудачны» и т. д.

М. И. Пыляев, Полубарские затеи, 1892