Культурный герой

Культурный герой (англ. Culture hero, фр. Heros civilisateur, нем. Heilbringer), герой-просветитель — тип мифологического героя, великий созидатель и исследователь, часто божественного происхождения или обожествлённый впоследствии. Культурными героями являются многие персонажи мифа и эпоса.

Важнейшая миссия культурного героя в мифологии — творческое преобразование мира, его упорядочение из состояния первобытного хаоса и дальнейшее благоустройство для жизни людей. Результатом этой деятельности становятся как глобальные события (например, в карело-финском эпосе кузнец Ильмаринен куёт небесный свод и светила, в мифологии гереро первочеловек Мукуру вызывает к жизни животный мир и людей), так и частные изобретения, приписываемые разными народами своим культурным героям.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

В эпосах «Рамаяна», «Гэсэре», «Беовульф» и других также можно встретить персонажей, которые напоминают культурных героев мифов. На протяжении последних ста лет исследователи много спорили о том, кем же в действительности следует считать культурных героев. Некоторые называли их воплощением божества и полагали, что, как и боги, они не имели человеческого тела и обитали на небе. Другие считали, что культурными героями постепенно становились демиурги. Кто-то настаивал на том, что героя следует считать первопредком или просто идеализированным предком. Существовали и версии, согласно которым героя нельзя отнести ни к богам, ни к людям, поэтому они занимают промежуточное положение между ними. Были и такие предположения: культурные герои – это идеализированные предки, люди, реально существовавшие на земле.

Кристина Ляхова, Герои мифов, 2002

Таким образом, представляется достаточно обоснованным вывод, что во всех версиях легенды сын Зевса и змееногой богини понимается как герой-первопредок, первый человек, родоначальник того народа, среди которого эта легенда обращается. Такая фигура весьма типична для мифологических циклов древности начиная с первобытной эпохи. Однако сущность образа подобного героя в мифе обычно двоякая: он не только предок, но и культурный герой. «Первым героем в фольклоре доклассового общества был так называемый культурный герой-первопредок, генетически связанный с этиологическим мифом. Этот персонаж рано стал центром широкой эпической циклизации… Сказания о культурных героях в мифологических и сказочных образах обобщали опыт племени и его исторические воспоминания, спроецированные в доисторическую мифологическую эпоху первотворения» [Мелетинский 1963: 93]. Черты культурного героя долго сохраняются в образе мифического первочеловека и после завершения этапа первобытности, в рамках развитой мифологии классового общества.

Д. С. Раевский, Мир скифской культуры

Через античные мотивы передавались светские события, ибо при жизни боги могли быть людьми. Такая мотивация определяет очевидный механизм перенесения, столь типичный для барокко. Авторов привлекали культурные герои античности, потому что они оказывались способными замещать героев современности. Поэтому, например, во второй части пьесы «Образ страстей мира сего» выступает Россия, которую окружают Палляс, Аристотель, Туллий (Цицерон) и Аполлин, произносящий хвалу мудрости. Великие ученые древности и бог, покровитель искусств, оказываются здесь однородными фигурами.

Людмила Софронова, Культура сквозь призму поэтики

Поистине, не-мыслимая (не)встреча небесного и человеческого составляет подлинную сердцевину евразийского миросознания и обуславливает преемственность всех исторических форм и уровней евразийского культурного комплекса от первобытных культов до утонченных построений буддийской логики и метафизики. Ей соответствует и общеевразийский миф культурного героя, рожденного от Неба, открывающего в себе полноту жизненной мощи благодаря своей способности соединять, собирать духовным взором земной и потусторонний миры, причем последним словом этого мифа является именно возвращение героя из потустороннего – небесного или подземного – мира в гущу земной жизни. Утверждение духовного и религиозного смысла повседневности (фактически имманентности жизни), праздничности быта как такового или, говоря отвлеченнее, онтологического значения обыденности составляет центральный сюжет евразийской мифологии с самых древних времен.

Владимир Малявин, Евразия и всемирность, 2022

Первоначально к этой духовной деятельности были приобщены жрецы – «дважды рожденные», непосредственно занятые организацией ритуальных действий. Положение изменилось, когда ритуалы стали связывать с земледельческими культами. В отправлении культов стали участвовать все члены земледельческой общины, и проблема второго – духовного – рождения оказалась связанной со всем сообществом людей, занимающихся земледелием. В сценариях ритуалов все отчетливее обозначаются параллели между процессами организации мироздания и обработки земли. В космологических мифах все большую роль играют божества, связанные с землей, ростом растений, а в качестве первопредков и культурных героев появляются персонажи, дарующие людям орудия земледельческого труда и обучающих их «культуре земледелия». Земледелие становится приоритетной формой деятельности не только потому, что оно дает людям жизненные блага, но и потому что духовно обогащает человека.

Марианна Ростоцкая, Введение в науку о культуре (философия, антропология, история культуры), 2017

Интересные замечания о важнейшей роли образа неба в человеческой культуре мы находим у Элиаде в работе, цитировавшейся немного выше. «Мы должны всегда помнить о восприятии сакральности неба, небесных и атмосферических явлений, – пишет исследователь. – Само по себе созерцание неба принадлежит тому редкому опыту, который дает спонтанное откровение о трансцендентности и величии. Кроме того… символика полета, мысленное переживание высоты как освобождения от веса, способствуют созданию образа неба – богатейшего источника и обиталища сверхъестественных существ: богов, духов, культурных героев…»[80]. Если учесть, что тот же автор напоминает о том, что «птица – один из архетипических образов духа»[81], становится ясным, какова общая смысловая нагрузка PR-акций, подобных полету со стерхами или – из близкой сюжетной серии – управлению штурвалом истребителя, и какой скрытый подтекст закладывают в них их авторы. Тем более, что специалисты давно знают: «человек обычно склонен более охотно воспринимать живое, яркое, личностно окрашенное, чем абстрактное, безличное, серое… Повышение эмоционального накала влечет за собой обострение суждений, и спектр когнитивных категорий, предлагаемых для интерпретации события или явления, сужается»[82]. Ставка на то, что политик будет восприниматься массами «не разумом, но сердцем» – именно в этом состоит цель «реинкарнации» ярких и узнаваемых подсознанием сюжетов в политической коммуникации.

С. А. Шомова, От мистерии до стрит-арта. Очерки об архетипах культуры в политической коммуникации, 2016

Весьма интересно, что в древнеиранской мифологии существовал бог Йама. Он выступает как первопредок людей, культурный герой и создатель благ цивилизации. Йама являлся владыкой мира в эпоху тысячелетнего золотого века. При нем на земле царило бессмертие, не было старости, пороков, болезней, войн. Этимологически его имя толкуется как «близнец», «двойник». Согласно мифу Йама был распилен пополам рукой собственного брата Спитьюры, околдованного злым духом. Образ Йамы восходит к индоиранской и индоевропейской общности, а также к архаическим мифам о двоих братьях-близнецах, сыновьях Солнца. Йама, согласно мифологеме, первым возжег в Хорезме сакральный огонь жречества. В ведийской мифологии Йама тождествен Яме, который первым принес огонь людям и осуществил цивилизаторскую функцию. В скандинавской мифологии Йама тождествен первопредку Имиру, в балтийской мифологии – Юмису. У латышей полевое божество Юмис означает «сдвоенный плод», что также свидетельствует о близнецовой природе этого божества.

А. И. Белов, Арийское прошлое земли Русской. Таинственные корни русичей, 2011

4. Трикстер – господин многих искусств, мастер на все руки, иногда он – спутник культурного героя, его проводник или его Тень, а то и сам культурный герой; тот, кто проверяет претензии героя на Силу. Трикстер – добытчик знаний через нарушение социального или космогонического запрета, инициатор мифологического (архетипического) действия.

С. Э. Ермаков, Боги славянского и русского язычества. Общие представления, 2009

Особое внимание академик Рыбаков уделяет с его точки зрения «крайне интересному» гиляцкому мифу. Согласно этому мифу, в прежние времена «на небе существовали два солнца и две луны; ничто живое от жара не выживало». Чтобы спасти мироздание от гибели культурный герой решает навести во Вселенной порядок и с этой целью отправляется на небо. Там он отыскивает жилище матери Вселенной. Она в легенде описывается как рогатое существо, являющееся наполовину женщиной, а на половину оленем. На её рогах миф помещает все четыре светила. Герою мифа остаётся только уничтожить лишние светила и это приводит к воцарению в мире порядка. «Для нас важно отметить, – подводит итог своим размышлениям Рыбаков, – что хозяйками Вселенной в этом мифе являются рогатое женское божество и её дочь[23].

Д. О. Чураков, Загадки матриархата: Антропогенез, история, миф: монография, 2018

Мифы рассказывают о начале мира. Герои мифа – боги и первопредки племени, часто это полубоги, они же – «культур: герои». Они создают землю, на которой живет племя, с ее «теперешним» ландшафтом, узнаваемым слушателями мифа. Создаются солнце, луна, звезды – начинает длиться время. Первопредки и культурные герои побеждают фантастических чудовищ и делают землю пригодной для жизни. Они учат племя добывать и хранить огонь, охотиться, рыбачить, приручать животных, мастерить орудия труда, выращивать растения. Они изобретают письмо и счет, знают, как колдовать, лечить болезни, видеть будущее, как ладить с богами… Мифы задают должный, отныне неизменный порядок вещей: по логике мифа, так произошло впервые и так будет происходить всегда.

Д. В. Альжев, История и теория религий: конспект лекций, -1

Религиозные харизматики, сформулировавшие идеи Торы (Моисей, Аарон, Мариам, Иисус Навин и др.), реализовывали задачи этническо-государственной самоорганизации – что и определило особенности реальности в Торе. Ее создатели – культурные герои, военные вожди, организаторы еврейского государства нашли беспрецедентную метафизическую форму экстремализации общей идеи этнического превосходства, которую., как мы знаем, разделяли большинство тогдашних народностей – субъектов древних цивилизаций и империй. Они также, что не менее важно, нашли и новую интеллектуальную технологию фиксации религиозных полаганий – форму завета – многофункционального сакрального документа, сочетающего в себе метафизическую экспозицию мира ("Бытие"), племенное предание ("Исход"), нормативную кодификацию ("Левит", "Числа", "Второзаконие"), объединенного одной центральной идеей.

В. И. Красиков, Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира, -1

Гносеоцентрический подход оформился еще в XVII в. в творческой концепции Симеона Полоцкого, выходца из западных пределов Руси, монаха и поэта. Гносеоцентрический подход требовался «новым учителям», «латинствующим», как их называли на Руси, для объяснения своего нового типа творчества. Вместо бывшей в идеациональном творчестве Древней Руси теоцентрической модели художественного мира была предложена заимствованная западноевропейская гуманистическая модель. Отход от христоцентричной русской культуры объяснялся поиском новой духовности. Святостью стала считаться новая учёность, а наука, научные знания возводились в главное достоинство. Источником познания признавался только разум, поэтому шло накопление количества знаний, прежде всего, научных. Ценность личности определялась учёностью. Гносеоцентрический подход предполагал практическое использование накопленных в культуре знаний. Господствовал принцип рационализма и пользы как в государственных делах, так и в частных. Культура тенденциозно отражала государственные интересы, поэтому главным героем культурного мира должен был стать социально-исторический, этический человек.

Л. В. Камедина, Духовные смыслы русской словесной культуры, 2014

Остановимся кратко на дальнейших этапах развития теории ритуала. Важную роль сыграла британская школа социальной антропологиию. Ее признанный глава Альфред Реджинальд Радклифф-Браун (1881–1955) в отличие от Дюркгейма, считавшего основой традиционного общества толпу[11], рассматривает общество как социальную систему, отраженную в совокупном восприятия человеком внешнего мира, что означает переориентацию исследовательского поиска на выявление оснований сакрального в окружающей (общество) природе. Он выделяет ритуальную значимость особых отношений, возникающих между человеком и важными для жизнедеятельности племени определенными видами растений и животных. Подчиненность природного порядка социальной и культурной традиции проявляется, в частности в том, что некоторые виды животных и растений персонифицируются и представляются как предки/ или культурные герои, а также в том, что классификации животных и растений определяются социальными классификациями (каждый вид соотносится с определенной социальной группой)[12]. Сформулированная Радклифф-Брауном установка на поиск истоков ритуала в производственной деятельности человека, регулирующей его отношения с природой, и в социальной структуре, определяющей отношения людей внутри социума, является ныне общепринятой в этнографии и социальной антропологии.

А. И. Черных, Ритуалы и мифы медиа, 2014

В то же время приведённое замечание следует отнести в большей степени к повседневной обыденности, но не к праздничной поре, когда люди – участники обрядов уподоблялись божественным первопредкам, культурным героям, богам и, следовательно, могли себе позволить причаститься пищи или напитков, употребление которых в обычные дни было недопустимо. К их числу, как мы постараемся показать, едва ли не в первую очередь следует отнести и обрядовые хмельные напитки.

С. Э. Ермаков, Напиток жизни и смерти. Мистерия Мёда и Хмеля, 2009