Метатеория

Метатеория — теория, анализирующая методы и свойства другой теории, так называемой предметной или объектной теории.

Термин «метатеория» имеет смысл и употребляется только применительно к данной, конкретной теории: логика — металогика; математики — метаматематика, теория математических доказательств; разделов физики; метахимия; метабиология и т. д.

Задача метатеории — установить границы области применения исследуемой в ней теории, ответить (если это возможно на данном этапе развития науки) на вопрос о ее непротиворечивости и полноте, изучить (или установить) способы введения ее новых понятий и доказательства ее утверждений. Понятие предметной теории становится, таким образом, экспликатом понятия научной теории.

Необходимость создания метатеории возникла прежде всего в применении к математике. Она была обусловлена потребностью выяснения смысла понятий доказательство, аксиома, теорема, исследования структуры математических теорий (синтаксис) и вопрос об их истинности в категорийно-логических интерпретациях (семантика) и, наконец, проблемой установления непротиворечивости математики.

Давид Гильберт назвал такую метатеорию метаматематика. Программа Гильберта допускала лишь так называемые финитные методы, то есть методы, в которых используются лишь конечные конструкции и выводы: наглядно представленные предметы и эффективно осуществлении процессы (отсюда термин «финитизм», которым характеризуют концепцию Гильберта). Не допускается абстракция актуальной бесконечности, и нужно, чтобы доказательства существования любых объектов носили конструктивный характер, то есть должен быть указан, хотя бы неявно, метод построения рассматриваемого объекта. Финитизм требует, чтобы математические предметы были указаны в явной форме, — или же должен быть данный способ их конструирования. Эти предметы должны быть «налицо» -то есть состоять из экспонированных элементов, которые можно различить и отождествить. Строя свою теорию доказательств, Гильберт исходил из того ее правила должны выражать «технику нашего мышления». «Основная идея моей теории доказательств сводится к описанию деятельности нашего ума, иначе говоря, это протокол о правилах, согласно которым фактически действует наше мышление».

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Вернемся к философским основаниям науки как ко второму составному элементу метатеории. «…философские основания науки – это особый промежуточный между философией и наукой род знания, который не является ни чисто философским, ни чисто научным. Философские основания науки суть гетерогенные по структуре высказывания, включающие в свой состав понятия и термины как философские, так и научные… Приведем примеры философских оснований науки: «Пространство и время классической механики субстанциональны»; «Числа – сущность вещей»; «Числа существуют объективно»; «Однозначные законы детерминистичны»; «Вероятностные законы индетермистичны»; «Пространство и время теории относительности атрибутивно и относительно»; «Аксиомы евклидовой геометрии интуитивно очевидны»; «Распределение энергии квантами – свидетельство дискретной структуры мира» и т. д. и т. п.» [1, 158-159]. Рассуждать о философских основах науки, не указав различия между философией и наукой, между философскими и научными знаниями бессмысленно. Если же считать главным содержанием философии теорию познания (гносеологию), то высказывания «Числа – сущность вещей» и «Числа существуют объективно» относятся к идеалистической теории познания, никакого отношения к научному знанию они не имеют и поэтому быть основаниями научного знания не могут. Высказывания «Пространство и время классической механики субстанциональны» и «Пространство и время теории относительности атрибутивно и относительно» относятся к физике, а не к теории познания и быть основаниями самих себя не могут. Утверждения «Однозначные законы детерминистичны», «Вероятностные законы индетермистичны» относятся к логике и являются логическими, а не философским обоснованиями. По поводу утверждения «Аксиомы евклидовой геометрии интуитивно очевидны» можно сказать только то, что аксиомы всех теорий принимаются без доказательства, то есть без какого-либо обоснования. Неопределенность понятий «научное знание» и «философия» привела авторов [1], мягко говоря, к смешению понятий.

Л. С. Якунин, Философские вопросы науковедения, 2017

Следует отметить, что познание «обязанности» как объективного явления социальной действительности лежит в плоскости эмпирического восприятия данного явления, что позволяет перейти от эмпирического уровня познания (на уровне описания и классификации) к теоретическому обобщению изучаемого явления и формированию категориальной составляющей знания об «обязанности». Данный подход известен в классической науке как диалектическая (линейная) методология познания процессов и явлений действительности. На чем он основан? Философская наука отмечает, что указанный путь познания действительности формируется на основе принципов, методов и уровней познания исследуемого явления. Подобный подход к исследованию социальных явлений совершенно недостаточен и опасен своей линейностью и однозначностью. В связи с этим могут показаться обоснованными высказывания современных ученых, утверждающих, что диалектический метод познания действительности изжил себя и нужна новая методологическая база для дальнейшего исследования социально-правовых явлений.[9] Представляется, что хоронить теорию познания, основанную на диалектических методах исследования, рано. Наоборот, диалектический метод в системе методов познания и в настоящее время является синтезирующим методологическим началом, лежащим в основе иных методов, которые используются при исследовании государственно-правовых явлений. Существующее многообразие мировоззренческих подходов к познанию права позволяет углубить имеющиеся знания о данном социальном явлении, но исчерпать диалектическую методологию познания действительности невозможно. «Методологические проблемы юридической науки в современный период являются делом самой юриспруденции и не могут решаться путем простого переноса исследовательских средств из философии, метатеорий и других наук».[10] Современное развитие философской науки дает новые знания, позволяющие развивать сформированные ранее методологические установки. «Любое новое научное знание может быть получено только в том случае, если исследователь изучил все, что было сделано его предшественниками».[11]

А. Н. Жеребцов, Общая теория публично-правовой обязанности, 2013

У философии нет других средств, кроме высокопорядковых рефлексивных концептов, задаваемых не дефинициями, а каскадами разверток и сериями сборок, выписыванием проектов, ценностей и целей, принципов и предпосылок, технологий и приемов, инструментов и операций, последовательностями дискурсивных шагов и процедур, которые выполняются в определенном социокультурном контексте, включающем условия возможности собственного производства. Конечно, было бы весьма соблазнительно попытаться построить наконец-то «общую теорию всего» как универсальную метатеорию на универсальном метаязыке, однако «“метаязыка не существует”» [188, с. 155][27] – не в смысле эмпирической констатации наличного положения дел («метаязыка нет, но он может/должен быть создан») и не в смысле отсутствия языковых средств для самоописания (даже обычные естественные языки обладают такой способностью), но в смысле невозможности всёобъясняющего и самопрозрачного совершенного языка [см. 534][28], порождающего абсолютно прозрачные тексты, которые интерпретируют всё остальное, но исключают необходимость и возможность собственной интерпретации. Тем не менее вполне возможно проследить, каким образом имеющиеся конкретные языки и концептуальные сетки способны выполнять на различных уровнях рефлексии некоторые метафункции по отношению к себе и друг к другу. И если не рассматривать практику исключительно как теоретический концепт и отрефлексировать, насколько это возможно, само практическое разворачивание концептуализации, отслеживая проявление и действие возникающих тут перформативных эффектов, можно заметить и зафиксировать симптомы той связности, которая обеспечивает соответствующую возможность.

В. Ю. Кузнецов, Взаимосвязь единства мира и единства культуры, 2013

Основателем общей теории систем является Л. Берталанфи (1901–1972 гг.). Данная теория возникла в 1940-х гг. Он обосновал концепцию организма как открытой системы. Также им были сформулирована программа построения общей теории систем. В данной теории он объединил принципы целостности организации, эквифинальности (достижения системой одного и того же своего конечного состояния при различных начальных условиях) и изоморфизма. Большинство специалистов рассматривают общую теорию систем как своеобразную метатеорию, в которой обобщаются выработанные представителями различных научных направлений знания о системах.

Сергей Викторович Загородников, Теория организации. Ответы на экзаменационные билеты, 2009

В последние годы, несмотря на признание динамического системного подхода как метатеории психологии развития, в нем ясно выделились два различных направления, для которых принцип самоорганизации остается фундаментальным, но понимание его природы и причин различается. Эти направления обозначаются как «контекстуализм», или Блумингтонский подход (Bloomington approach), и «организменный», или Гронингенский, подход (Groningen approach) (Witherington, 2007). В направлении контекстуализма (Thelen, Smith, 1994, 2003; Spencer, 2003) исследования концентрируются на анализе «здесь-и-сейчас», редуцируя высокопорядковые формы из объяснения развития по типу формальной и целевой причинности. Время развития ограничено реальным временем, в котором возникновение паттернов развития рассматривается как эпифеномен, а процесс самоорганизации раскрывается в логике от низшего к высшему (bottom-up). Для «контекстуализма» развитие не реализуется по главной траектории, а совершается только в текущем времени от настоящего события определенного действия в определенном контексте, что приводит к другому событию – от немедленного прошлого к немедленному будущему. Поток развития выглядит как формально целостный, но он фактически отождествлен с непрерывными изменениями, происходящими в локальных контекстах.

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016

Задачей социального знания на уровне координации концептуальных рамок является разработка принципов «примирения» разных парадигм, методов и приемов, свойственных каждой из вовлеченных в круг социального знания общественных наук (гуманитарных). Поэтому Гурвич придавал своей диалектике не столько научно-познавательную, сколько критическую направленность и видел ее задачу в «разрушении застывших концепций во имя постоянно обновляющегося опыта»[545], дедогматизации науки, ее очищении, освобождающем познание от «мумифицированных» концепций, застывших схем и неподвижного опыта[546]. В то же время эта диалектика не имела целью создание некоей «метатеории»[547], способной вобрать в себя и обобщить отдельные гуманитарные науки и их методы – соответствующие диалектические принципы подразумевали лишь «примирение», согласование, координацию разных отраслей социального знания без их смешения.

Михаил Антонов, Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича, 2013

Современное теоретико-правовое знание теснейшим образом связано со всем комплексом наук, как социально-гуманитарных, так и естественных. Важнейшее значение для общей теории права имеют социальные и гуманитарные науки. Никакое дисциплинарное научное знание, и в том числе общая теория права, не может развиваться исключительно из самого себя. Как уже было показано выше, научное знание определяется господствующей в научном сообществе научной парадигмой и формируется в контексте парадигмально обусловленной общей научной картины мира. Следовательно, любая дисциплинарная научная теория может быть обоснована только через метатеорию (греч. meta – после, за; греч. theoria – рассмотрение, исследование), т. е. через междисциплинарную теорию, определяющую принципы построения дисциплинарной теории.

Е. В. Тимошина, Общая теория права. Учебник, 2017

К московской группе Московско-тартуской школы относился и Александр Моисеевич Пятигорский (1929–2009). В 60-х гг. принял участие в симпозиумах по знаковым системам в Киярику. Впоследствии дал оценку деятельности тартуского кружка и московских семиотиков в работе «Взгляд из 90-х на семиотику 60-х». Участвовал в диалоге с М. Мамардашвили. В середине 70-х гг. уехал за границу. Наиболее значительные работы собраны в кн. «Избранные труды» (М., 1996). К их числу принадлежат исследования о тексте как разновидности сигнала, о семиотической ситуации и ее наблюдателе, о метатеории сознания и др. проблемах семиотики.

С. Т. Махлина, Лекции по семиотике культуры и лингвистике, 2010