Рассуждение

Рассуждение — ряд мыслей, суждений, умозаключений на какую-нибудь тему, изложенных в логически последовательной форме.

• Рассуждение в логике
• Вывод (рассуждение)
• Рассуждение — философский трактат Рене Декарта.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

При построении речи важно соблюдать логику рассуждения. Логичность рассуждения – это ясность основных понятий и утверждений, отсутствие противоречий и несогласованностей, последовательность переходов от одной мысли к другой, аргументированное изложение материала. Именно эти качества логичного рассуждения регулируются известными в логике законами тождества, противоречия, исключенного третьего и достаточного основания.

Елена Костромина, Риторика

3) Рассуждение – особый вид высказывания, отражающий причинно-следственную связь каких-либо фактов (явлений). В структуру монолога-рассуждения входят: исходный тезис (информация, истинность или ложность которой требуется доказать), аргументирующая часть (аргументы в пользу или против исходного тезиса) и выводы. Рассуждение складывается, таким образом, из цепи суждений, образующих умозаключения. Каждый из видов монологической речи имеет свои особенности построения в соответствии с характером коммуникативной функции.

Вадим Петрович Глухов, Методика формирования связной речи детей дошкольного возраста с системным речевым недоразвитием, 2017

В опровержении могут использоваться те же разновидности аргументов, но с обратным знаком. Наилучшим считается опровержение, когда несостоятельность тезиса выводится формально-логически. Наряду с логическим доказательством и перечисленными выше стандартными методами риторической аргументации существует обширный набор приемов, используемых преимущественно для опровержения антитезиса («аргумент к личности», «аргумент к невежеству», «аргумент к силе», введение в заблуждение многословными пустопорожними рассуждениями, манипулирование многозначностью слов и т. д.). Использовать их риторика не рекомендует по этическим соображениям, однако их следует знать, чтобы распознать у оппонента. Подобными приемами пользовались еще софисты в Древней Греции. Для их изучения сложилась специальная прикладная риторическая дисциплина – эристика. Материал, накопленный эристикой, стал объектом интереса современной теории аргументации (Ивин А. А. Теория аргументации: Учебное пособие. М., 2000).

Марина Александровна Невская, Риторика

с исходных посылок и правил рассуждения. Таким образом, о применимости в доказательстве тех или иных законов логики в конечном счете также должна судить интуиция. Однако при этом интуиционизм не противопоставляет интуицию логике, а развивает понимание логики исключительно как части математики.

С. А. Давыдов, Логика. Шпаргалка

3) доказуемость, получение истины при помощи логических рассуждений, имеющих силу мысли, аналитической истины, или теории;

Сергей Лобанов, О природе философии

После всего сказанного об «умозрительном обосновании» лиц Св. Троицы мне нет надобности доказывать, что тезис тут опять-таки является результатом творческой переработки моей мысли у Л. М. Лопатина, а антитезис (если откинуть некоторую неточность формулировки его у Л. М. Лопатина) принадлежит действительно мне. Раз я восстаю не против «умозрительного обоснования как такового», а единственно против априорной дедукции из чистой мысли, между моим осуждением априоризма рассуждений «Russie» и моим сочувствием мнению Соловьева, что уже до христианства «монотеизм определился как вера в триединство в александрийской философии» – нет никакого противоречия. Что истина триединства была окончательно раскрыта в александрийской философии, притом до явления Христа, этого, разумеется, ни я, ни Соловьев не утверждаем. Но что в умозрении александрийцев мы имеем некоторое предварительное, а потому неполное, несовершенное откровение этой истины, – это с моей точки зрения вполне допустимо, допустимо потому, что умозрение александрийцев вовсе не было априорной дедукцией из чистой мысли, а опиралось на богатые данные религиозного опыта.

Е. Н. Трубецкой, В. С. Соловьев и Л. М. Лопатин, 1915

Бэкон и Декарт всю действительность расчленили на субъект (носитель познавательного действия) и объект (то, на что направлено это действие). Их методология была антисхоластической. Так, Бэкон схоластику считал бесплодной, как монахиню, посвятившую себя Богу. Не отказываясь от применения силлогизма (умозаключений) как способа рассуждения, средства сообщения уже открытых истин, Бэкон и Декарт полагали, что силлогизм не может дать нового знания. Если аристотелевско-схоластическая логика была логикой доказательности того, что уже было открыто, то Бэкон расширил функции логики. По его мнению, логика должна делиться на четыре раздела: искусство исследования, или открытия; искусство оценки, или суждения; искусство «сохранения», или памяти; искусство высказывания, или сообщения.

В. Н. Калмыков, Философия, 2017

Рассуждение – смысловой тип текста, в котором утверждается и отрицается какое-то явление, факт, понятие. Рассуждение строится по определенному плану:

А. С. Зубкова, Русский язык и культура речи, -1

6. Обоснованность и доказательность научных знаний, достоверность выводов. В науке нельзя быть голословным, декларативным. Специальные способы обоснования и доказательства научной истины отличают науку от обыденного познания и религии, где многое принимается на веру или базируется на житейском опыте. Научное знание суть доказательное знание, оно должно быть подтверждено аргументами, фактами: выдвигаемые идеи и тезисы доказаны, рассуждения аргументированы, полученные выводы обоснованы, результаты подтверждены.1

Я. С. Полякова, Общие проблемы философии науки, 2011

Логические задачи для начинающих фактически являются задачами на здравый смысл, при их решении законы формальной логики и бытовая логика работают одинаково. На следующем уровне становится интересно решать задачи, само условие которых абсурдно, и рассуждения об истинности составных высказываний не могут опираться на истинность или ложность составляющих их простых высказываний. Богатая коллекция таких задач, развивающих умение работать с общими и частными высказываниями, содержится в книге Льюиса Кэрролла «Логическая игра». Как пишет Ю. Данилов в предисловии к этой книге, «не велика хитрость идти по видимым ориентирам – выводить правильное заключение из суждений, не противоречащих здравому смыслу. В этом случае правильный ответ можно получить, даже если рассуждать неверно: выручит интуиция, опыт…Если рассуждение противоречит здравому смыслу… мы уподобляемся мореходу, ведущему свое судно вдали от берега по счислению».

И. В. Раскина, Логика для всех. От пиратов до мудрецов, 2016

Впервые логика этого рассуждения была высказана древнегреческими философами Платоном и Аристотелем, Авиценна сформулировал ее математически, а Фома Аквинский впервые привел как доказательство бытия Божия. В философии Лейбница также приводится это рассуждение, где Бог называется «достаточным основанием» для существования Вселенной.

Т. А. Копяткевич, Доказательства бытия Божия, 2017

Неопределенность понятия «знание» приводит авторов пособия к преувеличению роли формальной логики в процессе познания. Формальная логика абсолютизирует понятия истины и лжи. Но в реальности нет ничего абсолютного. В частности, не абсолютно истинны аксиомы любой теории, поэтому непротиворечивые в смысле логики рассуждения могут привести к недостаточно достоверным (и даже вовсе недостоверным) результатам. В то же время придается недостаточное значение образному мышлению, не подчеркивается решающая роль практики и преувеличивается роль формализованной логики в определении состоятельности научного знания.

Л. С. Якунин, Философские вопросы науковедения, 2017

Логические аргументы – это аргументы, обращенные к разуму аудитории, слушателя. Состоятельность и логика рассуждения зависят от того, насколько тщательно подобран и проанализирован исходный материал, насколько четко представлены аргументы. Каждый тезис выступления должен быть тщательно аргументирован, недостаточно сильные, сомнительные аргументы исключаются как разрушающие доказательства.

Е. А. Щербаева, Русский язык и культура речи. Шпаргалка, -1

Однако тезис и аргумент – не единственные структурные элементы аргументации. К ним относится еще один, именуемый демонстрацией (рис. 2.1). Она позволяет определить, каким образом доказывается, насколько все было логично и связано. Иными словами, демонстрация – это последовательная логика рассуждений, ведущая от аргументов к тезису. Например, словосочетания типа «железная логика» или «абсолютно неубедительно» можно отнести именно к третьему элементу структуры аргументации. Таким образом, демонстрация – логическая форма построения аргументации, т. е. важнейшая часть доказательства с точки зрения его убедительности.

Никита Непряхин, Убеждай и побеждай. Секреты эффективной аргументации, 2010

Несомненно, проведенный Кантом анализ может вызвать много сомнений. Нигде не доказывается, что формы суждений, обнаруженные им, необходимы в любом познавательном акте. Позднейшие исследования в сфере формальной логики раскрывают такое разнообразие логических форм, что те, на которые ориентируется Кант, похоже, представляют лишь некую частность в человеческом познании. Однако путь, намеченный Кантом, выводит трансцендентальный анализ в сферу языка (хотя сам он ничего о языке и не говорит). Форма суждения, принятая им за исходный путь рассуждения, есть также и форма языкового высказывания. Учитывая современное развитие философии языка, поиск априорных условий знания на пути исследования языковых форм представляется весьма перспективным.

Г. Б. Гутнер, Риск и ответственность субъекта коммуникативного действия, 2008

Касаясь центральной интуиции, из которой берут начало великие философские учения, и «образа», опосредствующего абсолютную простоту этой интуиции и сложность ее концептуальных выражений, Бергсон пишет: «Образ этот характеризует, в первую очередь, заключенная в нем сила отрицания. О широко распространенных идеях, о тезисах, представляющихся очевидными, об утверждениях, доныне считавшихся научными, она нашептывает философу слова: это невозможно. Невозможно, даже если факты и доводы, казалось бы, убеждают тебя в том, что это возможно, реально и достоверно. Невозможно, потому что некий опыт, пускай неясный, но определяющий, говорит тебе моим голосом, что он несовместим с приводимыми в подтверждение фактами и выдвигаемыми доводами и, значит, эти факты наблюдались недостаточно внимательно, эти рассуждения ложны […] Впоследствии философ может пересмотреть свои утверждения; но в отрицании своем он будет непреклонен. И если его утверждения меняются, то причина этого опять-таки в силе отрицания, присущей интуиции или ее отображению»[4].

Жак Маритен, От Бергсона к Фоме Аквинскому, -1

В-пятых, Бергсон всегда стремился следовать опыту: «существование может быть дано только в опыте»[257]. Вспоминается ироничное замечание Бергсона: «Один современный философ, завзятый спорщик, которому указывали на то, что его безукоризненно построенные рассуждения противоречат опыту, закончил спор очень просто: „Опыт не прав“»[258]. Конечно, Бергсон понимал опыт не так, как приверженцы контовского позитивизма. Если последний вычеркивает из рубрики «опыт» все данные сознания и самоуглубленного созерцания, то Бергсон опирается на внутренний опыт человека, на «непосредственно данные сознания», вспоминая название раннего труда философа[259]. Однако Бергсон не исключает и эмпиризм в традиционном понимании[260]. Более того, Бергсон считал, что «наука и метафизика будут различаться по предмету и методу, но взаимодействовать в опыте»[261]. По его мнению, метафизика должна опираться на «опыт подвижный и полный»[262]. «…Философский метод в моем понимании строго соотносится с опытом (внутренним и внешним) и не позволяет высказывать заключение, в чем бы то ни было выходящее за рамки эмпирических соображений, на которых оно основывается»[263], – постулировал Бергсон в одном из писем. «Только опыт сможет дать ответ» на основополагающие вопросы[264] – полагал Бергсон.

Е. В. Ровенко, Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон, 2015

В 20-е гг. начало складываться новое направление – многозначная логика. Особенностью классической логики является принцип, согласно которому каждое высказывание либо истинно, либо ложно. Это так называемый принцип двузначности. Ему противопоставляют многозначные системы. В них, наряду с истинными и ложными суждениями, допускаются неопределенные суждения, учет которых меняет всю картину рассуждения.

Н. А. Лучков, Логика в вопросах и ответах, 2009

Огромное достижение «Науки логики» Гегеля – глубоко разработанная им диалектика понятий. Если попытаться найти какой-то узловой пункт, вокруг которого строятся все рассуждения Гегеля о диалектике понятий, то им будет, безусловно, положение о конкретности понятий. Само всеобщее – а философия, в частности логика, имеет своим предметом именно всеобщее – Гегель понимает как конкретно-всеобщее, рассматривая его как единство многообразия, содержащее в себе богатство особенного и единичного. Гегель высказал парадоксальный на первый взгляд тезис, что «абстракциями или формальными мыслями философия… вообще нимало не занимается; она занимается лишь конкретными мыслями»[20]. Это говорится о науке, которая всегда считалась самой абстрактной из всех наук! А между тем это так, и в этом гегелевском положении заключается очень глубокое содержание.

Г. В. Гегель, Наука логики, -1

Поскольку мы ставим перед собой цель рассмотреть и, в частности, с помощью предложенного Франком метода «интуитивного углубления и вчувствования» дать описание русского миросознания и мировоззрения русского земледельца, мы будем стремиться к тому, чтобы наши рассуждения о взглядах русских философов, литературных критиков и писателей не только были текстуально-доказательными, но и несли в себе известную долю логически обоснованного «домысливания», интуитивно проясненного интенционального «вчувствования» и предположительности. Таким путем мы надеемся решить поставленную Булгаковым задачу постижения русского мировоззрения посредством «суммирования мыслей и впечатлений», вызываемых анализируемыми текстами.

С. А. Никольский, Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII – середины XIX столетия, -1

Но главное в другом: почему «концептуальные»? Неконцептуальных принципов в принципе быть не может! Однако этот эпитет нужен автору для того, чтобы противопоставить им некие «рефлективные» принципы. По автору, концептуальные принципы «выводятся из теоретических рассуждений» (т. е. умозрительно? Не на основе закономерностей?), а рефлективные – «после практической апробации и на основе анализа реального опыта учителя». Они, якобы, вносят «долю методической реальности, жизненной правды и эклектики». Следовательно, концептуальные вообще даже доли методической реальности не имеют? И жизненной правды в них тоже нет? Зачем тогда эти мертворождённые, умозрительные (основанные на рассуждениях) «концептуальные» принципы? А эклектики и без них хватает. Короче говоря, нет надобности (да и времени) анализировать далее эти «как бы принципы».

Е. И. Пассов, Терминосистема методики, или Как мы говорим и пишем, 2009

Что такое метафизика? Можно подумать, что далее последуют рассуждения о метафизике. Вовсе нет. Вместо этого мы рассмотрим конкретный метафизический вопрос, благодаря чему окажемся непосредственно в метафизике. Метафизика получит возможность представлять самое себя.

Мартин Хайдеггер, Лекции о метафизике, 2014

Паралогическое мышление – рассуждения с «кривой логикой», основывается на сопоставлении случайных фактов и событий. Характерно для параноидного синдрома.

Е. В. Гейслер, Психиатрия, -1

Согласно первому представлению, разум есть логическая строгость. В конечном счете, именно это дало повод к пониманию разума как рассуждения: рассуждение считалось высшей формой логической строгости. Логическая строгость заставляла усматривать в разуме нечто абсолютное. Эта идея в различных формах проводилась со времен Парменида, Платона и Аристотеля и достигла кульминации в философии Нового времени, у Лейбница. Строгость рассуждения опирается на строгие очевидности так называемых разумных начал, то есть на первичные концептуальные очевидности, которые у Лейбница сводятся к тождествам. Разум понимается как орган абсолютной концептуальной очевидности. Таким образом, над чувственностью парит абсолютная концептуальность разума. Разум представляется каноническим началом реального, потому что каноническое начало – это суждение, обладающее абсолютной концептуальной очевидностью. Если мы и выходим за пределы того, что схватывается в чувствовании, то именно в силу строгой логической необходимости. Так вот, это неприемлемо – не только в качестве идеи, но и в качестве фактического описания постижения. Потому что постигать означает не конципировать и судить, а чувствующе схватывать реальное как реальное: это не «логическое», а «чувствующее» постижение. И то, что ведет нас по ту сторону чувствующего постижения реального, есть не логическая необходимость, а чувствующая актуализация реального в обращенности «к»: реальное «к», а не логическая необходимость. Началом разума служат не первичные понятия и суждения, а реальность, физически схватываемая в обращенности «к». Разум – не орган абсолютных очевидностей, а орган хода постижения в глубину уже чувствующе постигнутого реального.

Хавьер Субири, Чувствующий интеллект. Часть III: Интеллект и разум, 2008

Всякий раз, когда Маркс говорит о скрытой логике истории, он фактически воспроизводит метафизику Гегеля20. Невольно он провоцирует своих последователей на поиск ноуменального, обнаруживающего себя в феноменологии истории. Не случайно, что тексты марксистов наполнены мистифицированными, схоластическими рассуждениями о логике, то есть диалектике истории и поисками эйдетических сущностей и чуть ли не универсалий.

Д. Е. Краснянский, Комментарии к материалистическому пониманию истории, 2009

Ленин раскрыл сложный, диалектический процесс познания, показал, что диалектика и есть теория познания марксизма. К этому важнейшему положению, сформулированному Лениным позднее, в 1914–1915 годах, в работе «Карл Маркс» и в «Философских тетрадях», подводит весь ход ленинских рассуждений о сущности марксистской теории познания в книге «Материализм и эмпириокритицизм». «В теории познания, как и во всех других областях науки, – писал он, – следует рассуждать диалектически, т. е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а разбирать, каким образом из незнания является знание, каким образом неполное, неточное знание становится более полным и более точным» (стр. 102). Замечательным примером применения диалектики к исследованию процесса человеческого познания является данный в работе «Материализм и эмпириокритицизм» анализ учения об истине. В. И. Ленин определяет истину как сложный, противоречивый процесс развития знания и рассматривает его с двух сторон: в противоположность различным формам субъективного идеализма, агностицизма он подчеркивает объективность, независимость от субъекта содержания наших знаний; в то же время Ленин указывает, что познание есть процесс развития относительной истины в абсолютную, противопоставляя тем самым диалектико-материалистическое учение об истине как релятивизму, так и метафизике. «… Человеческое мышление, – писал Ленин, – по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания» (стр. 137).

В. И. Ленин, Полное собрание сочинений. Том 18. Материализм и эмпириокритицизм, -1

Возникновение логики связывают с древнегреческим философом Аристотелем (384–322 гг. до н. э.), но зародилась она в Индии и Китае (VI в. до н. э.). На начальных этапах ее развития в Древней Индии большое внимание уделялось теории умозаключения, которое отождествлялось с доказательством. В Древнем Китае большинство логических теорий были разбросаны по различным трактатам, которые посвящались вопросам философии, этики, политики и естествознания. В них акцентируется внимание на таких логических проблемах, как теория имен, теория высказывания, теория рассуждения, законы мышления.

К. А. Азимов, Логика. Шпаргалка, 2009

Однако, во-первых, в этих рассуждениях происходит явная подмена понятий. Релятивизм отождествляется с критицизмом, который, действительно, есть необходимое условие научной позиции. Критицизм предполагает возможность поставить под вопрос любые устоявшиеся научные концепции или сложившиеся представления обыденного сознания, допустимость и даже необходимость их аргументированной критики и опровержения. Релятивизм же утверждает равноценность всякого знания, любой позиции, отмену иерархии и в конечном счете как следствие – снятие вопроса об истинности или ложности той или иной концепции, того или иного знания, их уравнивание в «субъективности», а значит «неподлинности». Критицизм имеет своей задачей и следствием уточнение прежних представлений о действительности, постепенное продвижение к более адекватному пониманию реальности. Релятивизм отказывается от оппозиций «истинное – ложное», «хорошее – плохое», «высокое – низкое», уравнивая разные идеи, рядополагая их как равноценные, тем самым подрывая саму возможность постановки вопроса о том, какая из научных концепций на данном этапе развития научного знания дает наиболее адекватное описание действительности, исходя из достигнутого наукой на этом этапе уровня.

Коллектив авторов, Россия в литературе Запада, 2017

Существует три фундаментальных свойства логической мысли – определенность, последовательность и обоснованность. Они являются обязательными для мышления, когда оно занимается рассуждением. Основные законы логики отражают эти специфические черты мыслительной деятельности и в этом смысле производны от них. Определенность означает, что любая вещь, ставшая предметом логического анализа, обязательно должна мыслиться в совокупности одних и тех же однажды выделенных признаков; они задаются при определении понятий, и не могут бесконтрольно изменяться в рамках одного и того же рассуждения. Под последовательностью имеют в виду, что, приняв какое-либо положение за истинное, необходимо принимать и все вытекающие из него следствия, придерживаться их неукоснительно. Обоснованность отражает факт взаимозависимости любых мыслей от многих других; в логике можно рассматривать только такие высказывания, которые могут быть обоснованы, выведены из других положений. Содержание обоснованности раскрывается законом достаточного основания, в то время как другие фундаментальные свойства логической мысли выражаются через комбинацию остальных законов логики.

С. Ю. Махов, Аналитика безопасности, 2013

Как философская проблема, понятие «цель» возникает в греческой философии по крайней мере с эпохи Сократа. Досократовская философия практически не оперирует понятием «цель», подчеркнуто противопоставляя мифологическим построениям свой метод объяснения бытия через понятие причины (aitia), принимая лишь мифологему безличной судьбы. Слово «цель» (telos) чаще всего в философских текстах означает «конец», «завершение». Принципиальная, не требующая дальнейших разъяснений первичность космических причин и вторичность внутрикосмических целеполаганий и мотивов (которые могли приписываться и живым субъектам, и физическим стихиям) составляют одну из самых характерных черт досократовской картины мира. В период появления софистов – оппонентов до-сократовской «физики» – возникает критическое отношение к безличному детерминизму. Видимо, Сократ уже делает классификацию целей людей и богов одной из своих тем (хотя Платон и Аристотель указывают на Анаксагора как автора принципа целесообразности). Во всяком случае, Платон вкладывает в уста Сократа рассуждение о различии «причинного» и «целевого подходов» (phaed. 96а–100а), в котором «бессмыслицей» называется физический детерминизм и утверждается, что «в действительности все связуется и удерживается благом и должным».

А. Л. Доброхотов, Телеология культуры, 2015

Трактат – научное сочинение в форме рассуждения, где излагается принципиальный подход к изучению какого-либо предмета

Андрей Алпатов, Резонанс, 2012

К XIV в. схоластика доходила до самоотрицания. Схоластические споры в университетах часто превращались в бесплодные умозрительные рассуждения (например, на многочасовых диспутах преподаватели и студенты могли спорить о том, может ли Бог убить самого себя или создать камень, который сам не сможет поднять). Очевидно, что подобные споры не только не приближали человека к познанию Бога, но часто дискредитировали само содержание веры. Отдаляли они человека и от познания чувственно воспринимаемого мира. Критикуя бессодержательность и оторванность от опыта многих схоластических понятий, мыслитель XIV в. Уильям Оккам сформулировал знаменитый принцип, получивший название «бритвы Оккама» – «сущности не следует умножать без необходимости».

Коллектив авторов, Философия, -1

Что касается методов, характерных для теоретического исследования, выделим следующие. Формализация – это построение абстрактно – математических моделей, когда рассуждения о предмете переносятся в плоскость оперирования со знаками (формами), тогда производится вывод новых форм по правилам логики и математики. При аксиоматическом методе производится логический вывод на основе каких-либо заранее принятых без доказательства аксиом. Так была построена вся геометрия Евклида и даже «Этика» Спинозы. В развитой науке аксиомы предлагаются как некоторая предполагаемая к исследованию система отношений, отвлеченных от их носителя и исследуемых аппаратом математической логики. Возможности этих методов также не безграничны (как это казалось до середины 30-х годов, когда была открыта знаменитая теорема Геделя). В науках, так или иначе имеющих эмпирическую основу, более эффективным является гипотетико-дедуктивный метод. Сущность его – в создании системы связанных между собой гипотез, из которой дедуктивным образом выводятся эмпирически проверяемые (и тем самым свидетельствующие об истинности общей теории) следствия. Этим путем шло развитие и подтверждение теории относительности, а анализ определенных следствий из нее задал целые направления современной науки.

В. Г. Торосян, Концепции современного естествознания, -1

Обоснованию материалистического монизма служат и современные попытки естествоиспытателей (прежде всего нейрофизиологов) доказать энергетическую природу сознания. При этом авторы однозначно выступают против вульгаризаторских представлений Бюхнера, Фохта и Мелешотта, которые утверждали, что мозг продуцирует сознание также, как печень выделяет желчь. Философ А. И. Яковлев пишет: «Длительный процесс рассуждений о материальности сознания можно уложить в короткий силлогизм: материей называется все то, что поддается измерению. Сознание измеряется. Значит, сознание материально»[126]. Нам представляется, что такой квалиметрический критерий вряд ли более доказателен, чем прямо противоположные ему представления гилозоистов о всеобщей одушевленности материи. Пока и то, и другое только гипотезы.

С. А. Шавель, Общественная миссия социологии, 2010

Не представляя собой последовательной дискурсивной реконструкции когнитивного акта, декартова эпистемология тем не менее содержит каркас, базисные элементы такой реконструкции. Большая часть из них уже присутствует в выводе «Первой истины» Картезия, положения Cogito ergo sum. Из элементов, привходящих в дальнейшем, важен, пожалуй, всего один, который следует назвать сразу: вслед за конституцией субъекта (в главном, достигаемой с выводом Первой и Второй истин), Декарт намечает и отвечающую субъекту эпистемологическую перспективу: перспективу, в которой может осуществляться уже не только самопознание, но познание любых вещей. Закономерным образом, это – субъективистская перспектива, в которой дескрипция реальности, после установления собственного существования, начинается с вопроса о существовании внешних вещей. Таким путем следует мысль Декарта в заключительных Пятой и Шестой Медитациях, которые открываются характерным исходным тезисом субъективистской перспективы: «Прежде рассмотрения, существуют ли вещи вне меня, я должен рассмотреть их идеи, какими они присутствуют в моей мысли»[53]. Данная логика опять-таки не чужда феноменологической установке, и в развертываемом далее рассуждении Декарта можно даже увидеть некоторую аналогию перехода от чисто субъективистской перспективы к трансцендентальной субъективности.

С. С. Хоружий, Фонарь Диогена, 2010

Известно, насколько привлекателен эстетический мистицизм. Даже мыслители, которые считают себя убежденными рационалистами во всех других областях, как только заходит речь о прекрасном, считают необходимым открыто высказать убеждение или, точнее, веру, в корне отвергающую самую идею о методе, анализе и рассуждении.

Шарль Лало, Введение в эстетику, 1912

Описывая эти лакановские идеи, С. Шнейдерман лишь пытается более или менее точно воспроизвести ход рассуждений Лакана о субъект-объектных отношениях, не делая при этом никаких выводов. Суть же лакановского понимания этих отношений заключается в том, что, устраняя сознательность субъекта из процесса объективного познания, Лакан тем самым выступал против субъективизма, распространенного в западной философии и психологии. Однако объективизация мира посредством символического структурирования его привела Лакана к «лингвистическому анализу», в рамках которого практическую значимость имеет лишь речевая, языковая, коммуникативная сторона субъект-объектных отношений. С. Шнейдерман абстрагируется от рассмотрения содержательных аспектов данных лакановских идей. Создается впечатление, что в этом вопросе он целиком и полностью разделяет точку зрения Лакана.

В. М. Лейбин, Психоаналитические идеи и философские размышления, 2017

Но если на этом истолковании только и покоится правильность нашего рассуждения, то мы должны, в конце концов, пойти еще дальше и утверждать, что и наш конечный результат (что предмет познания есть долженствование) также с самого начала был уже заложен в наших предпосылках. Если же долженствующую существовать истину отнести к мышлению, то чем бы ни было мышление, она противостоит ему как некое требование. Поэтому то, с чем мышление должно сообразоваться, не может быть бытием, но только долженствованием. Следовательно, все наши выводы касательно акта познания и его предмета суть конструкции, которые мы могли построить, лишь имея в виду заранее предположенную истину. Когда дело касается психических процессов, то речь всегда идет собственно не о них самих, но о смысле, который они имеют, и этот их имманентный смысл мы можем истолковывать только на основании понятий, происходящих не из самого исследования, но привносимых нами с самого начала, когда мы приступаем к работе.

Коллектив авторов, Новые идеи в философии. Сборник номер 7, 2014

Однако, безусловно, глубокие и содержательные рассуждения названных мыслителей лишь подчеркивают метафоричность выражения «смерть субъекта». В контексте психологии человеческого бытия, не тождественного индивидуальному жизненному пути, такие рассуждения по-новому ставят старую проблему диалогичности бытия и сознания: нельзя ограничиваться анализом одного субъекта-автора, нужно учитывать и субъекта-читателя. Именно субъект, говорящий или слушающий, пишущий или читающий, интерпретирует те ситуации, о которых говорится или пишется. А интерпретация становится основой понимания событий и ситуаций человеческого бытия. Интерпретация – это всегда один из возможных способов понимания, порождения субъектом смысла понимаемого. Понимание включает в себя потенциальную возможность разных типов интерпретации содержания понимаемого, т. е. рассмотрения его с разных точек зрения. Неудивительно, что понимание одних и тех же высказываний в диалоге, текстов, социальных ситуаций оказывается неодинаковым при их интерпретировании преимущественно на основе знаний, установок автора или читателя, а также зависимой и независимой самоинтерпретации партнеров по общению (Grace, Cramer, 2003; Singelis, 1994).

В. В. Знаков, Психология понимания мира человека, 2016

Однако, безусловно, глубокие и содержательные рассуждения названных мыслителей лишь подчеркивают метафоричность выражения «смерть субъекта». В контексте психологии человеческого бытия, не тождественного индивидуальному жизненному пути, такие рассуждения по-новому ставят старую проблему диалогичности бытия и сознания: нельзя ограничиваться анализом одного субъекта-автора, нужно учитывать и субъекта-читателя. Именно субъект, говорящий или слушающий, пишущий или читающий, интерпретирует те ситуации, о которых говорится или пишется. А интерпретация становится основой понимания событий и ситуаций человеческого бытия. Интерпретация – это всегда один из возможных способов понимания, порождения субъектом смысла понимаемого. Понимание включает в себя потенциальную возможность разных типов интерпретации содержания понимаемого, т. е. рассмотрения его с разных точек зрения. Неудивительно, что понимание одних и тех же высказываний в диалоге, текстов, социальных ситуаций оказывается неодинаковым при их интерпретации, либо основанной на знаниях, установках автора или читателя, либо обусловленной зависимой и независимой самоинтерпретацией партнеров по общению (Grace, Cramer, 2003; Singelis, 1994).

Коллектив авторов, Принцип развития в современной психологии, 2016