Хорей

Хоре́й (др.-греч. χορεῖος «плясовой» от χορεῖος πούς «хоровая стопа; размер»), арх. трохе́й — двухсложный стихотворный размер (метр), стопа которого содержит долгий и следующий за ним краткий (в квантитативном стихосложении) или ударный и следующий за ним безударный (в силлабо-тоническом, в том числе классическом русском, стихосложении) слоги.

Наиболее употребительные размеры русского силлабо-тонического хорея — четырёх- и шестистопный, с середины XIX века — пятистопный.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Чьи голоса звучат в этом хоре? Это сам Мандельштам, Овидий, Пушкин, Тютчев, Державин, Батюшков, Ахматова. Как мы их опознаем, если в стихотворении не названо ни одного имени? Их совокупное присутствие, напоминающее виноградную гроздь, выражено стилистическими оборотами, ритмическими ходами, ключевыми словами, параллельными развитию поэтической темы, реминисценциями и цитатами, грамматическими формами, опознавательными штрихами, наведением на свой и чужой контексты, классическим стихом с отсутствием переносов за исключением одного, просодией шестистопного ямба с перекрестными рифмами от мужской к женской, общим композиционным построением. Не пытаясь показать это во всех подробностях, обратимся здесь лишь к прямым и очевидным признакам.

Юрий Николаевич Чумаков, В сторону лирического сюжета, 2010

Текст частушки – обычно это четверостишие, написанное хореем, в котором рифмуются 2-я и 4-я строки (иногда перекрестно рифмуются все строки). Характерной чертой языка частушки является его выразительность и богатство языковых средств, часто выходящие за рамки литературного языка. Частушка обычно исполняется под аккомпанемент гармошки. Музыкальной основой частушки являются короткие одночастные, реже – двухчастные мелодии, исполняемые полуговорком или напевно.

Клавдий Корняков, Частушки северных деревень, 2015

Заключая рассмотрение дротткветта, заметим еще раз, что трехударность этого размера, в сочетании с силлабичностью и закрепленностью первой и третьей сильных позиций в строке, еще не приближает его к хорею. Несомненно, что дротткветт развивается в конечном счете в силу тех же движущих факторов, что и силлабо-тоника, – в силу потребности в «остранении» стихотворной формы, т. е. выделении ее в качестве приема с универсальной сферой языкового и предметного приложения. Но принципиальнейшая разница между обеими системами состоит в том, что, в то время как силлабо-тоническая мера складывается путем отвлечения стиха от языка, дротткветт – это результат абсолютизации конкретных просодических структур языка. В силлабо-тонических размерах стопы, задавая особый уровень членения по этического текста, не предполагают буквальной фонетической реализации: стих строится не на совпадении конституирующих элементов метрики и языка, а на их соотносительности (т. е. соотносительности словоразделов с границами стоп, языковых ударений – с метрическими). Дистанция между стиховым и языковым членением текста проявляется в таком вспомогательном приеме, как «скандовка», т. е. чтение текста в соответствии с метрической схемой и вопреки естественным свойствам языкового материала («постопно», а не «пословно»).

Ольга Александровна Смирницкая, Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования

Может быть, вы смутно помните о «пятистопном ямбе» из школьного курса, но не вполне представляете себе, что общего между подсчетом слогов и самовыражением. Для того чтобы писать хорошие стихи, не обязательно задумываться о хореях и спондеях, но важно найти свой собственный ритм, тогда ваше произведение будет нести отпечаток вашей личности и перестанет напоминать дедушку на дискотеке.

Александр Гордон Смит, 52 способа написать бестселлер. Как стать известным писателем, 2009

1) лексико-стилистической (соблюдение лексико-стилистических норм, в частности, а) для правильного употребления слов в речи недостаточно знать их точное значение, следует учитывать особенности их лексической сочетаемости, ср.: длинный путь, долгий путь; длительный период, продолжительный период, в противном случае это приводит к контаминации, ср.: Ребята заявились на заседание кружка; б) слова следует использовать в строгом соответствии с их семантикой, иначе допускается речевая ошибка «употребление слов без учёта их семантики, ср: Эта идея мне гармонирует, Учёные и рационализаторы двигают вперед научно-технических прогресс; в) необходимо учитывать лексические особенности многозначных слов, омонимов, синонимов, антонимов и паронимов, ср.: Уколы, которые делает мама, не бывают больными (=болезненными), Газеты сообщали об отъезде гостя из Германии, Особенно пикантным было выступление солистки хора; г) нельзя расширять или сужать состав фразеологизма, заменять в нём компоненты или изменять грамматические формы слов, нарушать границы лексической и стилистической сочетаемости, ср.: );

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

И вот теперь, сегодня, когда художнику захотелось иметь дело с живой формой и с живым, а не мертвым словом, он, желая дать ему лицо, разломал и исковеркал его. Родились «произвольные» и «производные» слова футуристов. Они или творят новое слово из старого корня (Хлебников, Гуро, Каменский, Гнедов), или раскалывают его рифмой, как Маяковский, или придают ему ритмом стиха неправильное ударение (Крученых). Созидаются новые, живые слова. Древним бриллиантам слов возвращается их былое сверкание. Этот новый язык непонятен, труден, его нельзя читать, как «Биржевку». Он не похож даже на русский, но мы слишком привыкли ставить понятность непременным требованием поэтическому языку. История искусства показывает нам, что (по крайней мере, часто) язык поэзии – это не язык понятный, а язык полупонятный. Так, дикари часто поют или на архаическом языке, или на чужом, иногда настолько непонятном, что певцу (точнее – запевале) приходится переводить и объяснять хору и слушателям значение им тут же сложенной песни (А. Веселовский, «Три главы из исторической поэтики»; Э. Гроссе, «Происхождение искусства»).

В. Б. Шкловский, Самое шкловское (сборник), -1

Отрывочность, таким образом, осознается как один из способов достижения художественной общности. Тип построения, предельно редкий (у Карамзина, да и в поэзии в целом), оказывается показательным не только в процессе постижения миниатюры; он позволяет ощутить одно из коренных свойств лирики как рода – характерную для нее пунктирность, «хор голосов», присутствующий в личности любого крупного поэта. «Кладбище», стихотворение, построенное как мозаика миниатюр, делает это скрытое свойство лирики очевидным.

И. Л. Альми, Внутренний строй литературного произведения, 2008

Согласные делятся на твердые и мягкие: [н] – [н`], [т] – [т`] (значок ` указывает на мягкость согласного, твердость согласного звука значком не выделяется). Большинство твердых и мягких согласных составляют пары, являются парными: хор – хорь ([р] – [р`]), воз – вез ([в] – [в`]).

А. С. Зубкова, Русский язык и культура речи, -1

Ниже будут прослежены неслучайные параллели между древнеегипетской и древнеславянской мифологиями: Солнцебоги Хор (Гор) и Хорс, смертоносный гроб Осириса (Осиянного) и Святогора (Светогора), птица Феникс и Финист – Ясный сокол. Но есть еще один общий – более психологический, чем смысловой – аспект сходства мироощущений древних египтян и русских. На него обращал особое внимание Василий Васильевич Розанов (1856–1919). Он считал русский «трепет к звездам» чертой, ничего не имеющей общего с христианским миропредставлением («О звездном небе ничего нет в Евангелии»). Истоки русского народного космизма следует искать в Египте и Вавилонии: именно отсюда проистекают звезды на темно-синих куполах некоторых русских храмов, а также подвешенные лампады, имитирующие «висящие» звезды древневосточных святилищ[10].

В. Н. Демин, Северная прародина Руси, 2017

Ниже будут прослежены неслучайные параллели между древнеегипетской и древнеславянской мифологиями: Солнцебоги Хор (Гор) и Хорс, смертоносный гроб Осириса (Осиянного) и Святогора (Светогора), птица Феникс и Финист – Ясный сокол. Но есть еще один общий – более психологический, чем смысловой – аспект сходства мироощущений древних египтян и русских. На него обращал особое внимание Василий Васильевич Розанов (1856–1919). Он считал русский «трепет к звездам» чертой, ничего не имеющей общего с христианским миропредставлением («О звездном небе ничего нет в Евангелии»). Истоки русского народного космизма следует искать в Египте и Вавилонии: именно отсюда проистекают звезды на темно-синих куполах некоторых русских храмов, а также подвешенные лампады, имитирующие «висящие» звезды древневосточных святилищ.

В. Н. Демин, Загадки Гипербореи, -1

«Чужим» и потому отрицательно оцениваемым и отвергаемым оказывается во многих случаях не сам «чужой» мир, а его, противоречащее стандартному о нем представлению, внутреннее разнообразие. Именно этим, по-видимому, объясняется констатируемая словарями и свидетельствуемая многочисленными фактами, но остающаяся загадочной позиция там в сочинительном ряду однородных членов (и не только с разделительными союзами): «-…В книжках пишут: весна, птицы поют, солнце заходит, а что тут приятного? Птица и есть птица и больше ничего. Я люблю хорошее общество, чтоб людей послушать, об религии поговорить или хором спеть что-нибудь приятное, а эти там соловьи или цветочки – бог с ними…» (А.Чехов. Убийство); «Топоры, ломики, малые саперные лопаты… И никаких литературных институтов или там семинаров по эстетике…» (Н. Атаров. Пути-дороги Сергея Антонова); «Перед поездкой в Швейцарию… домашние забросали заказами. Кофточки там, пиджачки, брючки, туфельки…» (В. Солоухин. Камешки на ладони); «…начала перелистывать историю болезни, в которой… болезни пока не значились. Ну там насморк, вазомоторный ринит. Ну там ангина, грипп…» (В. Солоухин. Приговор) и т. п.

А. Б. Пеньковский, Очерки по русской семантике, -1