Манекенщики

2312 (2024)

После очередного самоубийства двое главных героев перемещаются в высокотехнологичное постапокалиптическое будущее, в котором искореняющие паразитов общества власти обеспечивают лицензией на убийства специалистов, называющих себя Манекенщиками. В то время пока, по мнению первого героя парня по имени 908-ой, вторая героиня девушка по имени Лейла наслаждается беззаботной и обеспеченной жизнью в семье гениального изобретателя, ему приходится познавать темные стороны эпохи.

Глава четвертая

«Философия чувака по имени Кенг»

Как долго ехал Кенг, он уже не понимал. Понимал он только то, что лицо его перекосило от опротивевшего шуршащего «29-90» в ушах и в носу. Омерзительная поездка, каковой она была еще в планах, превратилась в нестерпимо омерзительную на Калиской трассе. Гадкий «29-90», хлесткий песок и не щадящая глаза пыль. Всюду! Везде! Как будто бы сам бог решил развеять по этой земле свои потроха. А почему потроха? Потому, что от этого хлипкого, мерзкого, зазнавшегося старика уже ничего в этих краях не осталось. Абсолютно ничего. Ненавидел Кенг бога, так же как и ненавидел людей. Как-то приходит в бар и стреляет в кого попало. А потом напивается и т***ается с барышнями «заработкового» характера. Вот такой вот он был этот Кенг. Однако, не будем о грустном…

Он остановил свой мотолоджий и спрыгнул с него как подготовленный к съемкам в вестернах двадцатого века ковбой-каскадер. И так эффектно, словно сам только что снялся в паре таких кинолент.

— Эй, Михай, ты еще жив? Давненько не виделись. Поменяй-ка мне ресивер! Еле нашел волну досюда! — спрыснул он черноватому в дурацком скафандре малому, и бросил ему связку ключей.

— Твоя «рожа» как знамение, Кенг. Ожидается штиль, ведь ты сегодня будешь пытаться шутить, — Михай ловко поймал ключи. — Когда ты уже привезешь мне бионическую куклу? В этой очерствевшей поганой дыре х**новато без бабы.

— После того как я позволю выбрить тебе мой зад! А-ха-ха-ха!.. — отшутился он и залился грубым басистым хохотом на весь Калиский пустырь. А потом вытащил из-под сиденья огромный чемодан, размером, наверное, с футляр для гитары, замаскированный под гроб для карлика.

— Ну, серьезно, Кенг…

— Ладно, ладно. Поговорим позже, Михай. Я устал…

Байкер зашел в бар с вывеской «2564 км», где за столом его уже поджидали.

— Милан! Сукин сын! — искусственно улыбнулся ему высокий парень в потертой леопардовой рубашке, и с прокисшим рылом, как у человека, которому прищемили достоинство.

— Черт возьми! Зачем ты орешь, Цуке–придурок?! — огрызнулся лихач, когда подошел ближе, — хочешь, чтобы все узнали, что фальцет у тебя как у нетронутой по губам **еном барышни?! Я же просил называть меня Кенгом!

Мужчина, сердито вздохнув, без сил грохнулся на стул, и опрокинул под него свой «гроб для карлика».

— Ладно, ладно! Извини… Кенг. Но к чему тебе столько имен? Почему бы просто не быть самим собой? — не теряя спокойствия в голосе и не меняя довольного выражения на лице, проговорил мистер Леопардовая-рубашка.

— Ну, ты же сейчас не в платье сидишь, Цуке. Что остановило тебя сегодня побыть самим собой? — в этот раз слова байкера прозвучали немного мягче и с оттенком ехидности.

Парня с прокисшим рылом, видимо это не очень задело. Он лишь задумчиво усмехнулся. А его кривая неухоженная прическа с торчащими во все стороны волосами удивительно хорошо сочеталась с его неровно «наклеенным» лицом.

— Настроение у меня отвратительное. Я потерял свой шумоизоляционный шлем для езды на мотолоджии, ресивер постоянно сбивался с частоты — дорога была адом. Еще этот чемодан, как будто андромеда та была сделана не из плоти и крови, а из свинца, — и Кенг пнул по своему багажу, — че пьешь? — спросил он, — что за синяя блевотина плавает у тебя в стакане?

— Чей это труп ты таскаешь? — проигнорировал вопрос тот, у которого была «блевотина» в стакане.

— Это труп «девахи».

— Ты уже сказал, что андромеды. Я имею в виду кто она? И что эта бедняжка теперь делает в твоем «хиппи-чемоданчике»?

Такой нездоровый интерес раздражал байкера.

— Что ты пристал? Остывает. К тому же жутко воняет. По крайней мере, с того момента, когда я настиг ее, — эй, приятель, принеси мне пива и вашего фирменного картофельного пирога — окликнул он бармена, — хочется съесть чего-нибудь и расслабиться за разговором с этим приплющенным лемом.

Потом он обратился к «приплющенному» лему.

— Вроде, это Я глотал калискую дорожную пыль, что у меня лицо сморщилось, как целлюлитная задница тридцатилетней старухи. Что ж ты так уродливо выглядишь, Цуке? Что с твоей физиономией? — байкер скосил улыбку и похлопал ладонью по столешнице, в знак того, что всего лишь подтрунивает над товарищем, — труп мне нужен потому, что за него мне заплатят деньги. Ведь, дела нынче так и делаются: убиваешь тунеядца, и тебя вознаграждают монетами, как в игровом автомате. И мертвяка, главное, не разделывать — такой несмышленый момент. — На этом месте он сделал паузу, чтобы осмотреться, а потом как будто бросил на размышление, — забавно, правда, у андромеды, наверное, были мечты, планы на эту раскуроченную и отбитую, как дорога досюда, жизнь? А сейчас она просто кусок туши.

Цуке сплюнул на пол и с любопытством оглядел чемодан, а вслед за этим, как будто это был тост, изрек:

— Давным-давно существовал мир, когда никто никого не убивал.

— В альтернативной реальности? — усмехнулся Кенг, — и принялся вылезать из-за стола. Сняв свою кожаную куртку и повесив ее на спинку стула поблизости, он добавил, — послушай, я пойду умоюсь, калиская пыль у меня аж в порах.

Когда мужчина отошел, кто-то начал настраивать рояль, что заставило Цуке отвлечься. Брошенный на горящий камин взгляд разбудил в нем какие-то неизвестные миру воспоминания.

Спустя несколько минут, Кенг вернулся в хорошем настроении — свежий и взбодрившийся. Его русые короткие волосы были сырыми от воды, а свернутой в трубочку салфеткой он протирал в ушах.

— Ты сам не свой, мой дорогой друг, — заметил он, присаживаясь за стол, — наверное, так на тебя воздействует эта синяя «блевотина» в твоем стакане. Что это? Черт возьми!

— Это кисель из голубой агавы. Хорошо освежился?

— Да. Тебе бы тоже не мешало. Кажись, еще немного и тебя тоже можно будет в чемодан пихать.

— Шутка — первый класс.

— А вот и мой «эликсир жизни»! — торжественным басом провозгласил Кенг и тут же вытащил из-за пазухи «Бэньг-43», который приставил к бармену, несущему ему пиво, — ну, значит, как-то я бывал в одном баре, так там один «перец» заплатил за выпивку, убив бармена. Как ты на это смотришь, приятель?

— Да пошел ты, Кенг! За такие шутки в следующий раз ты заплатишь по двойному тарифу.

— Давай уже мой пирог и пиво, — разочарованным голосом произнес обладатель чемодана с трупом и, схватив бутылку из рук непонимающего юмора бармена, превратил револьвер в приспособление для открывания бутылочного пива, коим и воспользовался по назначению.

Бармен же оскалился и деловито исчез, как делают все проигравшие злодеи.

— Так ты, значит, устроился манекенщиком? Но ты ведь, черт возьми, Кенг, не киллер, а всего лишь «долбанный» байкер. А иногда и «шестёрка» Операциониста…

Стремительным рывком, как на охоте за гепардами-киборгами, жесткая и еще сырая от воды рука «долбанного байкера» выловила воротник рубашки приплющенного и застигнутого врасплох Цуке. Не обращая внимания на разлитый кисель и привлеченных зрителей, Кенг пристальным взглядом уставился на то, что у его приятеля называлось лицом. Лицо насторожилось, в горле застрял комок. Подержав его так секунд десять, байкер отпустил парня.

— Цуке, ты — мой друг, но, клянусь робокойотом, еще раз меня так назовешь, и я т***ну твою приплюснутую задницу вот этим вот пистолетом.

И на столешнице рядом с бутылкой оказался потускневший от времени «смит-энд-вессон».

— Как скажешь! — отчеканил Цуке, поправляя воротник и размазывая по виноватой физиономии подобие улыбки. — Бармен, один кисель, пожалуйста!

Придя в норму, мужчина глотнул хмельной жидкости и посмотрел на бутылку. Пойло заслуживало похвалы. Как будто бы напиток с прошлого его посещения стал другим — более вкусным и более насыщенным. Тут же отведал пирога, а потом призадумался пуще, словно старался припомнить какую-то важную вещь, попутно осмотрел посетителей в баре и, поспешил вернуться к диалогу:

— Да я просто ЛЮБЛЮ убивать людей и, мне кажется, ничего в этом плохого нет. Знаешь, почему жизнь человека никогда не ценилась? Потому, что сама по себе она ничего не значит. Все, что делает человек за отпущенное ему время — так это потребляет ресурсы матушки планеты, ничего не отдавая взамен. Люди всю историю занимались только войнами и разрушениями. Везде и во все времена сеяли смерть, мать их, черт возьми, за ногу! — тут он прервался и крикнул в сторону, — эй, Брассар, поставь что-нибудь заводное, сидим как в могиле, ей богу! — сказав это, рассказчик вернулся к прежнему слушателю, — мы сами себе придумали, что человеческая жизнь есть что-то стоящее. Скорей всего, она, возможно, имеет относительную ценность. Вот, Цуке, попробуй кто-нибудь покуситься на твою жизнь, и я, бесспорно, заступлюсь за тебя. Ты для меня что-то значишь. Потому, что я знаю тебя. Но вот этим паршивцам до тебя дела нет. Порешат за кусок любой х**ни, которую можно затолкать в желудок, даже глазом не моргнут — он обвел пальцем сидящих в баре, — хоть та андромеда, обхаживающая толстяка; хоть тот парень в смокинге, который сидит за роялем… сыграл бы хоть что-нибудь, а? В то же время, пристрели я кого-нибудь из них: ту барышню «заработкового» характера, или того лема, что чистит ногти, и мы не почувствуем абсолютно ничего. Я их не знаю — ты их не знаешь. Что они такого нам сделали, чтобы вызвать внутри нас какие бы то ни было эмоции? Ты скажешь: «возлюби ближнего своего» — чаще всего за этими словами прячется тот, кого обезоружили, а я скажу: «держи мозги на чеку», — запомни это, Цуке. Великая Катастрофа ничего в этом мире не поменяла: ублюдки как были, так и остались. Завуалировали грехопадение человека библейскими россказнями о Еве и Сатане в образе Змея и довольные успокоились: «наши сущности уже от рождения порочны», «не мы такие, а жизнь такая», «Асус придет и спасет нас, если мы покаемся». Что за х**нь?!

— Честно, мне плевать, куда катится этот мир… — оповестил приятель.

С немаловажным видом к парочке подошел всеми печально известный бармен и начал прибирать стол. Потом поставил перед Цуке стаканчик свеженького киселя, а перед байкером новую бутылку пива, и поспешил удалиться.

— Люди без угрызения совести смели ставить памятники убийцам — вот до чего все доходит. Френсис Дрейк, Роббер Сюркуф, и еще какой-то х**н из двадцать первого века, не помню его имени, тому блестящие примеры. Знаешь, — рассказывал убийца, — из кожи и скелетов этих трупов делают потом манекены. То есть, идешь ты по Торговому Центру, смотришь на витрины, а оттуда, этот мертвец с заклеенной челюстью, в безвкусных шмотках, обвешанный блестящей бесполезной «х**нотенью», которую нужно продать, безжизненными глазами на тебя «пялится». Да при этом выглядит он так, — герой скривил лицо и высунул язык, — как будто он сейчас пойдет «отрываться» с «девахами». А-ха-ха-ха… — байкер постучал ладонью по столу, как это делали пьяные ирландцы в одном довоенном фильме, и опрокинул бутылку залпом, — никогда не забуду первые впечатления от этого места. Иду вдоль витрин с этими манекенами и собственными глазами вижу, как какие-то чудища с волосатыми щупальцами и лоснящимися кусками гнилья по всему телу стоят и фотоклонируются около этого чуда фэшн-индустрии. Черт побери! Думаю, как же эти существа оказались на Островах Большой Надежды? Стоят тут и губы в трубочку вытягивают в объектив фотоклонитора, убогие твари. А манекенщикам выдают специальные очки. Ну, вот я в них. Потом снимаю и вижу, что стоят это довольно симпатичные сексуальные «принцесски». Надеваю — опять монстры, снимаю — принцесски. Думаю, не был бы так занят, сейчас подзаработал бы на них деньжат. Они, ведь, знали, что это «трупешник». Вечно в этом Торговом Центре «ошиваются» тупые ублюдки с зашкаливающей деградацией личности, не зная чем себя занять. Думают, там манна небесная потому, что можно самоутверждаться за счет обслуживающего персонала. А в голове у них только одно — чем бы брюхо набить и чего поглазеть. Работники Корпорации бесплатно паркуют там свои «тачки» и чувствуют себя привилегированным сословием. Повсюду мамаши со своими «ушлёпками», всем своим видом демонстрирующие какой они совершили подвиг, когда рожали их. Еще там торгуют скользким полом, вычурной одеждой поддельных брендов, воздухом и неудобной обувью, — потребитель пива вытащил пачку «Канберры» и задымил, — нельзя прожить эту жизнь и совсем ничего не сделать! Ты же дышишь «36-8-5», ходишь по земле, «жрешь», мать его, пьешь!

— Поздравляю, Кенг. Ты выбрал работу с философской подоплекой. В вентиляционщики не думал вернуться?

— Эй, бармен, можно моему приятелю в синюю «блевотину» подлить текилы?

Бывший «вентиляционщик», или кем его там назвали, ухмыльнулся и медленно освободил еще некоторую часть хмельной жидкости из бутылки, с таким довольным выражением лица, словно жизнь удалась.

— Меня раздражают эти манекенщики. И как только местной власти пришло такое в голову?

— Все правильно, — рассказчик ловко откупорил вторую бутылочку и с не меньшим наслаждением отпил, — зачем человеку жить, если он не двигает цивилизацию? Для себя?

— Ну, знаешь ли, никто не обязан заниматься совершенствованием мира, — Цуке откинулся на стуле и опять cплюнул.

— Ну, тогда пусть эти «никто» и не пользуются его благами, — подытожил байкер, взмахнув рукой, в которой держал бутылку.

— Черт побери! Кенг, да неужели?

— Именно поэтому мы строили нашу цивилизацию такими медленными темпами. Все слишком были заняты всякой тупой е**тнёй.

Глаза паренька сузились, а уродливое лицо ехидно исказилось.

— Меня все подстегивает поинтересоваться у тебя, Кенг, кем ты себя, твою мать, возомнил?

— Ё**ным богом! — буркнул байкер, — вот, что я тебе скажу, — медленно начал он говорить, и вытянул указательный палец руки, в которой была бутылка в сторону своего обеспокоенного чем-то собеседника, а потом принялся ею дирижировать, — мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Ну, наконец-то, а то я начал думать, что ты позвал меня в «дыру» за две с половиной тысячи километров от цивилизации только для того, чтобы «побухать». Какое дело у тебя ко мне? — и любопытный Цуке глотнул синей «блевотины», предварительно зажав пальцами нос.

Он вспомнил, как во время телефонного разговора Кенг был взбудоражен.

— А чего ты такой странный весь вечер: лицо перекошено, голос охрипший. Сидишь как на Страшном Суде?

Цуке принял заправскую позу — выпрямил спину, не без самодовольства поднял подбородок. Только все равно оставался нелепым.

— Будь другом, скажи Операционисту, что я хочу личную встречу.

Цуке сначала хотел было засмеяться, но вместо этого поправил свой воротник с важным видом, и спросил, с какой целью это нужно байкеру потому, как для президента мафии нужен очень весомый повод.

— О чем ты говоришь, господи? — с язвительной усмешкой произнес мужчина, — никогда такого не было, Цуке!

— С того «никогда» прошло много времени.

У Кенга от удивления даже подобрело лицо. Он с удовольствием почесал свою щетину и тоже решил усесться удобнее. Смахнув песок с куртки, и наградив свои легкие порцией угарного газа, он промолвил:

— А повод самый, что ни на есть — так и передай. Скажи, что связи на новой работе дяди Кенга позволили ему узнать, где находится та, которую Операционист ищет уже последние четыре года.