Черная Принцесса: История Розы. Часть 2

AnaVi, 2023

Продолжение книги "Черная Принцесса: История Розы. Часть 1":Дорогой дневник!Ты как-то мне сказал: «Ты – не бог, чтобы дать кому-то жизнь. Не дьявол и чтобы у кого-то ее отнять». И был прав. Но лишь – отчасти. Ведь я – ангел-демон, провожающий одних к чистилищу, других к небытию. Пока кто-то же, «похожий» на меня, молчаливой тенью творит что-то за моею же спиной, а получаю за это – я. Опять же, если верить Е… му, что сначала ненавидел, а после, будто взглянув иначе – в самое нутро – за что-то и полюбил. Ну, а кто же эта «тень»? И что ее связывает с… ним? А главное – какова вероятность, что из-за нашей же с ней «похожести», «ненавидел», как и «полюбил», он не меня? Это нам с тобой только лишь предстоит выяснить. Ты же со мной(!)

Глава 24

**

…Мы так часто не замечаем приевшихся вещей!.. Вроде бы, да подумаешь! Этот дедушка… или «эта бабушка»: приходит сюда — каждый день. И… Просто так!.. «Низачем». В отличие, вот, например: от того же мужчины или… «той же женщины». Тех ребят и… «девчонок»!.. Вот уж кто и «завсегдатай подобных питейных заведений»: так это — они. Да!.. Ну чего здесь: примечательного?.. На что и следует — обратить внимание? Только же еще и отпугивать их, заглядывая в глаза… А им — и нас, заглядывая: в наши. Но ведь и почему-то именно в «такие» моменты — я обычно и думаю о том, что завтра, возможно, он… «она»… и не придет. Завтра — для него (нее): и не настанет!.. Не «наступит» — просто. И… Вовсе. Все… И после-завтра!.. Не «придет» — и через месяц. Через «год»… Вообще: больше — не придет. Ни-ког-да!.. А жизнь — продолжит свой ход, избавившись от… какого-то (какой-то)… всего лишь… еще одного (одной)… колесика: в «серой» же системе. В ржавой… серой системе!.. Оно же само — было ржавым. Слишком: ярким!.. Ярче, чем… все. И чем… она же сама: сис-те-ма. Слишком: заметным!.. Оттого и: выбивалось; и таки выбилось — из «общей массы». Из нее!.. Системы. Резало ведь — глаз-а… И вот — его (ее) нет. Ко-ле-си-ка!.. Теперь — его: нет. И… Что?.. Ни-че-го!.. А на глазах — слезы… Они ведь — ничего не требовали. Ничего!.. Не требовали ничего — и взамен! Не задавались и целью: сделать — что-то плохое; или такое же «ужасное». И да!.. Как и «хорошее», собственно. Да и как прекрасное… Ведь и просто: бы-ли. Без цели и… без смысла: для себя. Но, вот, для «других»… Они — хотели!.. Хотели же: добавить смысла. Хотели добавить: и красок… во тьму будней. И в «серость» же все… их. Темную… серость! На-шу: серость!.. Обычность и… однотипность. О-бы-ден-нос-ть!.. Хотели найти в нас — то, что и… засияло бы. Засияло и… развеяло бы все тучи!.. Найти в нас — ду-шу. Найти в нас — нас же!.. Но мы — лишь больше «закрывались»; и уходили — в себя. Уш-ли!.. Забеспокоившись — о и за свою же все: безопасность. Накрылись — капюшоном. «Спрятались» — и за солнцезащитные очки… А уж что говорить: за и про уши!.. Бывало же такое, м?.. Бывало! Будет!.. И есть.

Хоть раз же, но мы все — опускали глаза. «Прятали», уводя их — в пол, идя навстречу: все тому же… пожилому человеку. Почему?.. Почему мы — боимся их; и спокойно смотрим в глаза — тем же детям?! Хотя, и по факту, должно же быть все: до наоборот. Ведь и это же все: смотря — в девственно-чистые глаза!.. Глаза: незамаранные, «незагрязненные»… чем и кем бы то ни было. Смотря — в эти глаза: мы должны отводить свои!.. Разве: нет? Мы ведь боимся — именно этого, ни правда ли?.. «Подставить» человека — «под удар»: своей грязи и черноты, червоточины… «Накрыть» — и тенью… Как удгодно!.. Но и факт же — есть; и остается: факттом. Мы — не тем боимся: смотреть в глаза!..

Может, кстати, это и: «проявление должного уважения»!.. И, если позволишь, я сравниваю и таки сравню это: с явлениями… лика господня… во сны. Или: в жизн-и!.. Ну. Явление, того самого, Христа… народу! И нет!.. Эт сейчас и здесь, тут-ь, не: за веру. Как и не: за существование или не… «В принципе»!.. «Любая фигура», вызывающая, так или иначе, толику или не, но уважение; и уважени-я. Или содрогание и… такую же содрогания… «Трепет»!.. Наталкивает ведь: на подобные… и подобного же все рода… вещи. Если и не на преклонение колен, то… опускание головы, своего ли-ца и… глаз. Словно бы и так, уже: мы — грешны!.. А они же, в свою очередь, исповедуют нас. Видят же — нас… И могут не то что «раздеть до души»; но и разглядеть — эту гадость и… мерзость. Мер-зо-па-кос-ть!.. Возможно!.. Что ж. Все: возможно. Все же — может быть.

Но вот и только: в остальных-то и оставшихся случаях — что?.. Это же все — выглядит так… Гадко!.. «Неприятно». Как по мне! Будто и: омерзение. «Нежелание» и встречаться… с этим-и… глазами. И да!.. Я, вот, честно сейчас, как и всегда: не знаю, что творится в головах — окружающих. «Не знаю» и: что творится — в головах пожилых… людей. Да и чего уж там… греха-то таить: не знаю, что творится — в моей же собственной голове, собственно-то!.. Но… Когда «прячешься» — от них; и отводишь глаза… Это же!.. Ничем не лучше ситуации: когда все шепчутся и (или) смеются, но и лишь стоит только прийти в «их» компанию — молчание. Ти-ши-на… Да!.. Они — затихают. Представил?.. Себя. И… Не ими. Ну и как оно?.. О-щу-ще-ни-е!.. Бодрит, а?.. Нет? Странно… Или!.. Вот. Когда и нарочито: избегают. Прикрываясь же все и… липовыми; когда — и «нет», и это же — еще хуже, но не в этот раз и не об этом; отговорками: чтобы не видеться… Не общаться. Не «недоговаривают». Врут… И лгут!.. Напропалую. А и после: вдруг и появляются — с кем-то; но — не с тобой. Зато: и перед тобой!.. Идешь ты из колледжа или… моешь окна. Бабушка, блять, приехала!.. Та самая. Ага… «Из деревни». Со сметаной и… «Домик в деревни». Не говоря уж про: «Простоквашино»!.. Продакт-плейсмент. И пусть тогда — она действительно: приехала. И не из!.. Но и чуть ранее же все: я же ведь — прошла мимо площадки, вернулась… Заметив же все… вас. А ты!.. Только лишь — меня и приметила, да? При-коль-но!.. А тебе?.. Так же, небось, было — убегать от меня, когда я, и на ту же все площадку, пусть уже и другую, выходила. С ней!.. Опять же все: вам. Не… нам. Не мне!.. Так же: ведь!.. Одна — ситуация: но разными словами. А что же происходит: после?.. Мы — «скрываемся». Хоть и не: в-… И… И вот тогда: окончательно уже — сгущаются тучи. Слышны: и первые раскаты грома. Гроза!.. Появляются — и сами молнии. Не осталось — ничего. Мрак извне — проник вовнутрь!.. А…

Так тяжело было — улыбнуться: «в ответ»?.. Сделать просто человеку — приятное? В последний, не «крайний» уже, возможно, миг… Миг… «их» жизни!.. Почему: все забились — в рамки? «Грани». И… Последнего же и… их же все: стакана!.. «Воды». М-хм… А может, все же: воздуха?.. У них, может быть, и не было больше, «не осталось»: никого. А даже: если и «было», осталось… Уйдя ненадолго; не «насовсем», как же все и мы; от «быта», всего и «материально-меркантильного» — они искали: что-то… в духовном. Что-то — в нас. Кого и… Чего-то же все: в нас. Чего мы сами же — так и не смогли дать. Где и чего уж: найти!.. Зато — потерять! Чего не смогла найти и дать — и я… Зато: потерять… Уважение… и уважения: к «чужой»… другой жизни. Вот же ведь: к чему стоило, и стоит, идти — по сей день и… по всей же жизни. Всему и… существованию!.. «Хотя бы»… Но и все же!.. Да. Как и лишь для того: чтобы следующее за нами поколение, и следующ-ие же за ними-ними… уже поколени-я, не вышвырнули «нас» и из наших же все домов; и мы уже сами — не искали приюта. Не искали и «тепла»: у незнакомых… людей. Которые даже «улыбнуться» — как считали, так и считают тяжбой и… тяжестью же все несусветной!..

Этот мир — может стать лучше: если лучше станем — сами же мы!.. Не зря же еще говорят: «Хочешь что-то поменять, изменить в нем… или них — начни с себя». И до меня — уже не дойдешь. Кхм… Нет. Это — про недостатки!.. Измени — с себя. И… Поменяй же — себя!.. Либо же: отношение… к этому. Без измен!.. Даже. А и тем более: себе же. И, быть может, тогда — эти самые же все «прекрасные люди», прожившие; не отжившие и не доживающие; достаточно долгую… достойную жизнь: не уйдут с остатком и осадком же все и на своем же сердце — (от) потерянного и… умершего; не погибшего и смертью же храбрых; поколения. Найдя всего лишь жизнь и душу — в ком-то из… нас. Кто-то — «должен»: продолжить путь. «Круг» не должен: замкнуться!.. Это — не должно «повториться»: ни-ког-да!.. В таком и не таком: виде. Как думаешь?.. Сможем? Сможем!..

****

— Ты точно уверена, что: хочешь применить «градус» — по назначению?.. — Поставил перед девушкой на барную стойку бутылку виски и такой же стеклянный бокал со льдом бармен, одетый в рубашку, с закатанными до локтя рукавами и расстегнутую же до середины его груди, в черно-красную крупную клетку и черные же потерто-рваные на коленях джинсы, заправленные в высокие красные кроссовки. И тут же приставил к нему — еще один, как говорится: «Я на работе — ни-ни». Нет. «За себя и… того парня». — По мне, так тебе лучше его — не вовнутрь заливать, а снаружи. «Вне». И… По внешности!

— Мне льстит твое желание; да и не знаю уже даже, «мечта»; сжечь меня!.. — Хохотнула брюнетка, вешая свой плащ на спинку высокого барного стула и откупоривая бутылку, тут же наполняя ее содержимым бокалы. — Но я — не ведьма. И ты — не инквизиция… Или я пропустила и, главным образом, упустила из виду, когда проходила через весь бар к тебе: «импровизированный» деревянный темно-коричневый ствол-столб и кучку такого же, и с него же все, хвороста, у него?.. — И, обведя помещение из такого же темного дерева взглядом, вновь вернулась им к парню.

Не потому, что там «неинтересно»; а здесь — наоборот. Она все же это — уже видела. И не раз. Да и не «два»!.. Как и то, что и весь же этот самый «бар» был выполнен сугубо — в темных тонах. Что по стенам и потолку; освещенным встроенным желтым, не «теплым», а и скорее даже кислым, а там и тем более «кислотным», выедающим просто-напросто глаза, светом светильников: и торшерами — по углам; что и полу, на который уже и куда более нормальный свет падал, попадая лишь из окон: от потолка же он, банально, не долетал, создавая «полумрак». Но и это же, что разве: вечером и ночью. Сейчас же все и он — был светлым, тихим и… спокойным. Практически даже — и незаполненным: что людьми, что и не!.. Разместившимися: кто где. Кто и с ней, хоть и тут же — чуть поодаль, у бара. Кто — у столиков и близ импровизированной же сцены, с черным микрофоном на такой же металлической ножке, для караоке или… «профессиональных» выступлений: но и тут же тоже — как импровизированных, так и приглашенных для этого… «специально» и заранее. И рядом же — с серой металлической стойкой ди-джея, с его уже черным пультом, темно-серым ноутбуком с мышью и, «в цвет» них же, колонками. Не говоря уже за серый проектор, показывающий, время от времени, какие-то вырезки выступлений и… вечеринок: на стене и их «заднем» же плане. Кто — на диванах и креслах, пуфах… или вообще темно-коричневом же ворсистом ковре у электрического черного камина: в самом дальнем углу бара. Мебель, как и общая же обстановка, «атмосфера», была целиком и полностью — из темной кожи и… темного же дерева. Темные пластиковые окна до пола, с большими и широкими подоконникам, позволяли размещаться как у, так и на них же самих, и смотреть на проходящих мимо или заходящих уже вовнутрь даже людей и не: со звонка черного же металлического колокольчика над дверью из… темного же дерева. Чем-то ярким и выделяющимся, как и свет с потолка, почти и прямо-таки «кислотным», был сам же бар: а именно — его барная стойка; с кучей вывесок, собравших просто все цвета радуги сразу. Но — и не только!.. Жужжащих же еще — между делом: и мигающих — с небольших перебоев; и почти перегорающих. За ними, как и за спиной самого же бармена, стоял огромный шкаф с выпивкой: на всякий «вкус и цвет»; с учетом же еще и того, что они периодически и смешивались, являя все новый и новый вкус и такой же цвет, а значит — и такой же напиток. Сама же барная стойка, из темного же все и дерева, освещалась дополнительно: из встроенного света в ней же; но и уже — белого и… «холодного». Будто и в цвет холодных и прозрачных… нет, не кубиков льда, хотя и им — вполне же: стеклянных бокалов и фужеров, стопок… висящих за ним и за лампами же: вниз головой.

— Не пропустила!.. Пока ты тут сидишь — все как раз досоорудят и установят. Для тебя. И… При тебе же! — Чокнулся с ней бокалом парень и отставил его, отходя, пока она делала глоток, к другим посетителям; но и спустя мгновение, выполнив уже и их заказы, вернулся к ней. — Я — серьезно, Соф!.. Не стоит тебе… еще и это… начинать.

— Тем!.. — Простонала девушка, тут же отставляя фужер в сторону, но и не отказываясь вмиг, а лишь укладывая голову на это место: поверх своих же сцепленных перед собой-ней же в «замок» рук. — Я знаю… Знаю!.. И что: не стоит. «Тоже»… Но и ты тоже меня пойми!.. Кстати. Ты же то же самое — и про кальян говорил. Помнишь? Но — и пошло же… как-то.

— Как вижу: нет. Иначе бы — ты его и заказала, а не… это!.. — Скривился Артем, кивнув головой на весьма дорогой алкоголь, хоть и при этом же всем — еще с тем пренебрежением: как к обыкновенному, а и в ее же еще случае — и разбавленному пойлу. — Только не говори, что пар и… «дым»: уже не удовлетворяют и, главное, перестали удовлетворять твои-м потребностям; и «реальность» все чаще — начала вмешиваться в твои фантазии и мечты. Ты просто загоняться стала — больше, вот и все!.. — Фыркнул он, смеясь; а затем и вовсе — расхохотался, только лишь завидев ее недоуменное и, вместе с тем, недовольное лицо. — А это, как не действовало, так и не действует. Разум — победил; и «сознательное» — восторжествовало! Только, вот, и ты, до сих пор же — продолжаешь цепляться… своими ноготк-коготками… за «бессознательное»: будто и в последнем исступлении… Вот тебя — и двоит!.. Рвет — на части, в буквальном смысле. Что и ты даже заново внушить себе спокойствие — не можешь!.. Ни натурально… Ни «искусственно».

— В тебе — умер: психолог!.. — Отсалютовала она ему вновь и янтарной же жидкостью: со своей левой руки. — Или «психотерапевт»?.. Один фиг! Умер — и умер. Промахался ты — с психологическим, как пить дать. А пить, как раз, дать. Ты же: бармен!

— А ты — с «экономическим»!.. Вот и «встало» же оно — тебе… куда-то! — И, сам же себе усмехнувшись, шатен поправил бокалы над собой и скинул коричневую тряпку, которой до этого их же протирал, под стол, водружая руки уже и на деревянную поверхность. — Я хоть — и без образования. Без специальности. И!.. Профессии. Тем более: бакалавриата и магистратуры. Но владею — этим: и неплохо применяю — в повседневной жизни. А ты — куда с этим пойдешь?.. Бухгалтер. Или «кассир»? Банковский работник? И-ли… Банкир! Серьезно?!.. Расскажи же мне, и желательно поподробнее, о перспективе и перспектив-ности же: сих профессий — на… туманном же Альбионе; под покрывалом и, не побоюсь же даже этого самого слова, крылом, в буквальном же все и смысле, своего отца!

— Заткнись!.. — Засмеялась София, вновь «прикладываясь» к бутылке: обновляя напиток. — Ты прекрасно знаешь — мое отношение: к этому… всему. Как к нему же самому. Так и… Его же статусу!.. Ну и «моему» же — на фоне всего же этого: как в частности, так и… в общем! — И только после его же все и утвердительного кивка — продолжила. — Вот!.. Оно — и не отличается от «твоего», если что. Да и я… Я не хотела же напиваться. Не хотела!.. Да. «Изначально»… Но, и если же мы все же продолжим эту тему, я за себя — не отвечаю и… не ручаюсь! А ты!.. Ты-то, вот, как раз: и отвечаешь! И будешь — отвечать, когда я так же возьму… и опустошу: вон всю ту стойку — за тобой.

— Намек — понял!.. — Обернулся парень и будто бы впервые соизмерил «будущий масштаб трагедии», «припомнив» же и заодно: сколько сил уже есть, а сколько и еще же может быть, и появится, в этом «дышащем», не по годам, организме, напротив.

— Никуда я с этим — не пойду!.. — Грузно выдохнула девушка, водя указательным пальцем правой руки по краю стекла; левым же — придерживая его. — Точнее: не уйду. И… Меня же все, саму, не «уйдут». Вечный же — ученик. И… Такой же: студент. Останусь — здесь!.. Да. Кому я — там; и сдалась… вообще?.. С этим. И не… «В принципе»!.. Ребенок. Да-к еще — и девчонка же… ко всему. А чему?.. Ни-че-му. И ни-кому…

— Можешь — вернуться в школу… — поспешил тут же развернуть «поезд угнетения и самоедства» в другое русло он, подметив сразу же: смену стадий… и настроения… в ее же все и уже «состоянии не стояния»: опьянении. — Или: попробовать колледж. «Техникум»!.. В детский сад — тебя, конечно, уже не возьмут. Как и в начальные классы… Но!.. В «серединку» ты — еще встроиться сможешь. И с программой: синхронизироваться. И пусть, так же все, «внутреннюю же взрослую» — придется, разумеется, поподавлять; до выпускного же все, хотя бы; зато «внешней детскостью» — ты возьмешь и проймешь всех!

Заслушавшись его словами, тоном и тембром, София вдруг, даже и для себя же самой, ненадолго выпала из пространства и… себя: утонув в голосовых вибрациях и… оливковых же глазах напротив. Сколько же всего в них было — до; и есть же все — сейчас. А сколько и еще — за ними будет уже; но и после!.. Не говоря уж и за сам же их цвет: с вкраплениями холодного темно-зеленого и такого же темно-коричневого, образующие, в общей сумме — зелено-коричневый цвет. Сколько — глубины!.. Теплоты. И уюта… Заботы. И… Любви. Другой!.. И… «Других». Не такой, да и не таких уже, как раньше!.. И пусть же — все еще; и к ней. Но и не как: к девушке. А как… «К сестре»!.. А что уж говорить и за: короткостриженые, с выбритыми висками и удлиненной «челкой» в хвосте, без пробора, на затылке, его волосы и круглое лицо, с не слишком высоким, но и не слишком же все, при этом, узким лбом, широкими скулами, округлыми щеками, «слабым» подбородком; где высота и ширина — практически совпадают; с широкими и длинными темными бровями; левая, из которых, сбрита по диагонали от верхнего такого же угла и к кончику носа; короткими такими же ресницами, курносым носом и достаточно пухлыми губы. А про шрам над левой бровью и на той же щеке, будто бы и «от ножа», и мощную шею с не менее мощным кадыком — и вообще можно было промолчать. Но ведь — и никак!.. Сколько всего — это все помнит: внутри и снаружи. Сколько всего — было на этой же все и темной, в сравнении же, «конечно», и с Софией, коже. А сколько — было: и под. Сколько хранило в себе — все его двадцатипятилетнее спортивное крепкое телосложение; накаченный торс, широкие плечи и такая же грудная клетка, сильные, хоть и короткие и полные, но и все же подтянутые ноги, как и руки, кстати, пусть и с короткими и слегка полноватыми, но и при этом же всем барменскими и диджейскими пальцами; в грязной помеси — демон/человек, с «оставлением» первого: при условии «затертости» все и его же такого же отца, Станислава, и неизвестной матери, ушедшей, со слов его же, выгнанно-выставленной же им же, по факту и на деле. И сколько — оно же: и забыло… вмиг! «Потеряло»… Да и не стало даже — искать. Оставило!.. Разменяв: на меньшее. Хотя, и опять же все, кому как!.. Кому-то и стальные наручники-подвеска на такой же толстой цепочке — куда предпочтительней: бело-черной же все и шерстяной фенечки, в сплетении двух нитей вокруг красной, на левом же его предплечье у кисти; повязанной когда-то давно, и уже неправда, самой же Софией… на семь узелков на… запястье. Не «на счастье»!.. Ведь… Пусть до сих пор он и носит и то, и другое, но и в сердце, как и у него же все, лишь — одна… и одни: другая и… другие. «Не дотянули… до весны». Точнее: вены. И… От руки же все — до!.. «Надо было: по правой»? А и лучше же все вообще: через желудок! Надо было — удавкой… и на цепь. Жаль и уже «сидящий» на ней, пусть и не посаженный им же лично, такой воли: как не имел, так и не имеет же все… до сих пор!..

— Что за несправедливость?!.. — Сморгнула, наконец, наваждение она и нервно зачесала обеими руками выбившиеся и упавшие на лицо свои темные пряди назад. После чего, и так же все неспокойно, опустошив бокал до дна, отодвинула его к бутылке: чтобы не мешал и не разбился, если вдруг она начнет, а она и начнет, широко «жестить», а и именно — распаляться в той же самой все «широте» и своих же «жестов»; и не только. — Женька, кстати, приехал… недавно.

— Оу!.. — Удивился-задумался парень, тут же и нахмурившись, явно не понимая, чем, а и главное как, между собой — были связаны: эти самые ее две фразы. Да еще и высказанные в одной и той же… недовольной эмоции. Пусть она и не была самой большой, а там и главной любительницей, прямо-таки и фанаткой сюрпризов; к тому же еще — и неожиданных! Будь то: подарки или… нет. Тот же все и приезд: кого бы то ни было. Но и «брату-то» — она не могла быть: не рада. Даже, а там уж и тем более учитывая: все факторы и факты, в которые уже и сам он был посвящен, буквально и… из «первоисточника»; подкрепляя свои же знания, таким образом, ее же словами. — И?..

— И?.. — Вернулась София, наконец, в вертикальное положение, но и сразу же облокотилась на свою же правую руку, согнутую, предварительно и ей же, в локте. — Узнал — про все!.. Ну. Почти. Вновь — не смогла же: сказать и рас-сказать все-не-все… вслух. Отдала ему — свои записи. Ему и… Его же «друзьям»!.. — Тут с ее губ сорвался нервный смешок. — Помнишь — их, м? Под Александром… что… ходили. Да и «ходят»… Егор, Влад и… Никита. Полина!.. Ну а Каринку — ты уж; да и точно же: помнишь!

— Помню, конечно!.. Ну да… — сделал шаг назад Артем и оперся о шкаф с бутылками, скрещивая руки на накаченной… и «забитой», черными же все и татуировками, груди: «проглядываемой» в вороте и меж краев полурастегнутой же рубашки. А брюнетка же вновь поймала себя на мысли, что невольно (или все-таки же до сих пор вольно) начинает их рассматривать и… сравнивать. Но уже и не тату, как и себя же с его… ней или… самим же ним; а его и… («своего» ли?) его. Ну а простор для фантазии и воображения, тем более — ее, как ни посмотри, был!.. Как и для «параллелей». И пусть, по виду же все, шатен и уступал… блондину, приходясь: человеком; оставив это, его, по матери, но и не забыв про демона — по отцу; это был — его выбор. И такие же терки — с последним!.. Да еще и не абы кем, а непосредственно… членом же Совета. Да. Казалось бы!.. Но и временами, когда она, да даже и сейчас же все, вновь утыкалась мыслями в вопрос «Что могло побудить выбрать — его?.. А не кого-то другого?», встречалась… с этим же — и принимала все: как данность; и тут же — на свой же счет. Они ведь похожи были — в этом!.. Оба — не хотели, и не хотят же все, такой судьбы. И «ухода»: туда же. Оба, вроде как, и «враждуют»: с отцом. Это — их и объединяло же, кстати, все, поначалу. И махало же, тем же самым все и «платочком», из прошлого; как и машет же все… до сих пор. Но и уже — не так явно, как тогда. И не так: нужно!.. Не так и важно. «Должно»… Разошлись же!.. Партия. «Пара». И… По парам же. Как в море корабли. Половинчатый ангел и… такой же человек. Несогласные!.. Но — и не отрицающие же все, при этом, свою же «темную»… породу. Когда же, и блондин, был: чистокровным!.. И пусть — и отрицал это, но и был полноправным ее же владельцем. Без вкраплений и… «смешений»: кого бы то ни было и с чем бы то… чем-то. Да и без «кого-то» же все… сверху!.. Что, между прочим, разъединяло: но и этим же, в этом же все и моменте, в то же время, объединяло. Противоположности… И «разности». Вновь: притянулись!.. Да и не во всем же — на одни и те же грабли! Не «во всем»… И, прикусив таки свою нижнюю губу, на миг, лишь на миг, попыталась восстановить в памяти то, что она помнила: что уже было — на тот момент и… что «подбилось» же в процессе. У правой же его кисти — была «набита» черная «прямоугольная строка»… состояния плеера с: «плей», «пауза», «стоп», «перемотка вперед/назад», «громкость», «повтор»… и самой дорожкой, слева от которой высвечивается «0:25», будто и его же возраст, где ползунок и прямая, «вектор дорожки» — уходит в «знак бесконечности»… и от которой уже вверх по предплечью и к самому же плечу ползли черные внутриканальные наушники, оплетая проводами до локтя… вместе с нотами, «льющимися» из них. Софии бы она тоже подошла, да и в той же манере, не говоря уж про «тату» Никиты и… Анны, фразы… и капли чернил, которые потом могли уйти и в ноты, ведь она тоже любит слушать музыку, пусть и не играть ее же иногда, как сам Артем; но и это же были — не ее «тату»: ранее названных же, во-первых, а во-вторых, она же еще не определилась со стороной, да и делают ей, что хотят… те, а не она. Под ключицами же его — две черные руки: но и только не так, как на «картине», а слева живая и мужская рука, крупная, жилистая и… не полая, а справа — костлявая и «контурная», полая; «будто» и руки жизни и смерти соединились — и получился… он, человек: ну или еще как ангел и… демон же. Да!.. Их она — еще помнила. Фактически: даже — на ощупь!.. Если уж и не на вкус… Помнила — и шею. С крыльями!.. Сзади. А дальше… Дальше — было: все новое. И… Не ее!.. Левая нога его — была «в стиле Влада»: только и не под кору, да и само же дерево, а доспехи; тату — в виде набедренника, наголенника и… наколенника из «сплава черного металла и… белой стали». Было дело: «поймала» его как-то — в шортах!.. И почти исчезнувшая черная контурная ветка сирени, в форме же еще одной бесконечности, на левом предплечье и с внутренней же стороны, на запястье… у кисти. «В стиле же» вновь и Влада. Вот только!.. Не переводная. В знаке. Еще и Розы… Анны!.. Или нет? И это очередное же совпадение-не-совпадение; и такая же случайность? Зачем им: живой человек?.. Не знала бы, подумала, что он его оставил, а не!.. Хотя, и с заменой, всяко — было проще. Не изменой. Как тогда… Да и в принципе. И пусть уже не так, на контрасте с тем, что было ранее, уже иное и другое, чужое, но и все же еще с привкусом горечи и обиды; со вкусом предательства… себя и как — его же. Не говоря уже: про ненависть. Уже почти поостывшую и вышедшую, выветренную сейчас, оставив лишь дружеское и братское неприятие-принятие; и все же. Дым без огня; да еще и на дотлевающе-тлеющих углях. Такое!.. — Но!.. Про все-не-все. Прямо: про все-все… не-все?

Но, и лишь смерив его внимательным взглядом с прищуром, девушка усмехнулась, пока промолчав. Боится!.. Конечно, боится. И надо: бояться. И не только: как и ей. Как и… она. Чувствуя, и прямо-таки уже и «ощущая», взгляд кого-то; и так же все — откуда-то справа… от себя. Но так ни разу и не рискнув — повернуться: за все время пребывания и сидения здесь. Ведь, и казалось бы, паранойя!.. Как набирала, так и набирает же все — новые и новые обороты. К чему ей и поддаваться?.. Итак уже: вычислила. На остальное же: нет ни хотения, ни желания… Не собиралась, в общем!.. Но и интуиция, ворвавшаяся и сорвавшаяся же все дверь и с петель буквально; бешенная же, как никогда и нигде, ни с кем; трубила во все каналы, что: и та же все черная машина, что «шла» за ней — от самого университета, а после еще и мужские тяжелые шаги за спиной, шедшие за ней до бара, как ни странно, а затем еще и вошедшие же вслед за ней и, вдруг, остановившиеся, оставшись в той же самой все и стороне, были неспроста. Но она же — умная!.. Залила в себя алкоголь — и выключилась… ментально: от всего, всех и вся; вот только — и не от тех же все чувств и ощущений. Не от эмоций!.. Которые же все, как неожиданно вспыхнули, так и погасли. Оставалось же только надеяться: чтобы не потухли — совсем. А они ведь — могут!.. Ребята. Да. Все те же… И с теми же. Да и иже с ними. Могут!.. Потушат же и враз — стоит им и только же лишь прочитать: об этом… всем. О нем. Об Артеме!.. А коль уж и не прочитать, так узнать. Егору-то — она почти же рассказала. А он, как уже известно, на половине и полпути — ничего не оставляет; никого. Как на своем пути. Так: и на ее. Никого и никогда.

— Нет!.. Ты остался — в прошлом… или даже уже и позапрошлом… ежедневнике. А он, как и все же еще до него и после, сгорели — вместе с тем шкафом: где и хранились. Уборка, в лице… моей матери, страшная штука!.. А и особенно, когда касалась и касается же все до сих пор, моих вещей. А и тем более: личных записей. Тут главное — самой под руку не попасться. А то ведь все мысли — рождаются в голове!.. Смысл жечь производные и производимые?.. Произведенные! Если можно сжечь: источник? — Указала она на себя большими пальцами обеих рук и хитро осклабилась. — Как думаешь, дойдет она — до этого?.. Или нет? И ты сожжешь меня — раньше, как и ранее обещал? А может, я — тебя?..

— А есть предпосылки: к тому?.. — Изогнул свою правую бровь Артем, поджав в легком прищуре левую, и так же параллельно еще скрипнул зубами. Удивив, тем самым, брюнетку — донельзя, что она даже не пытаясь и не попыталась же это скрыть; как и в шоке же своих раскрытых до невероятных просто размеров глаз. Только — рот же еще не открыла: так же. А то бы еще — и слюной все залила, иссушив рот; как и вслед же все за глазами — переставшими «смачиваться» веками, которые, соответственно, перестали и перед этим же все «статично» моргать.

— Ты — первый, кто не вменил мне это: в вину. Мол: «Ты меня пугаешь». Или что-то… в этом же все роде. «Зачем напугала?.. И пугаешь!». Ты?.. — И София прокашлялась, на секунду подавившись своим предположением и воздухом… вместе с ним. — Поверил мне. В смысле!.. Что я не паранойю и так, действительно, могло быть? Так: может быть!

— Ну… — Усмехнулся парень, сняв «крест» из рук и засунув их же и кистями теперь в передние же карманы своих джинсов. — Не мне тебе рассказывать — на что она способна, правда? Проще было бы сказать: на что и не. Ни на что!..

— Да уж!.. — Положительно кивнула она, «поравнявшись» с Артемом и уткнувшись взглядом в белую бумажную салфетку перед собой, взяв ее перед этим из металлической стойки-салфетницы в виде «раковины»: и которую сначала просто держала в руках, а после помяла и начала рвать на маленькие кусочки, складируя их «горкой» рядом с бокалом. Видела бы ее сейчас преподаватель по психологии общения!.. Да ей и ее же все контрольной в таком же виде — хватило. — Даже, ты: знаешь. Даже!.. — Сделала акцент голосом она, усмехнувшись. — Никто не знает… Никто: не знал!.. За пару дней — узнали. Но и… Да!.. Знал — ты. Да и… Карина!.. Брат — не знает! То есть… Опять же все: не знал. За те же все и дни — узнал. Как и все!.. Который раз же все, вот, пытается — «достучаться»: до меня. Как и… Егор!.. — И, стукнув руками по столу, оглушив тем самым даже и себя на какое-то мгновение, подняла, наконец, свои уже и злые карие, но и хоть какие-то уже глаза на шатена. — Бывшие всегда знают — больше нынешних!.. Это, что, правило — такое?

— Я же — участвовал!.. — Дернул плечами спокойно он, будто это ничего и не значило. Но и лишь стоило ему взглянуть на нее затем, что и тут же изменилась в лице и даже оторвалась от своего «занятного» занятия; буквально — оторвалась, приподнявшись еще даже уже и со стула, и готовясь, если и не напасть, то дотянуться до него и «приложить» головой о стол; сглотнул и постарался исправиться-извиниться. — Прости…

— Ни-че-го!.. — Процедила она и вернулась к отрыванию кусочков, стараясь теперь не представлять его самого в этом, но и как-то же все труднее и труднее — это давалось; а и к концу — совсем с трудом и тяжестью несусветной. — Ведь и как я уже и сказала… Пусть и чуть иначе сформулировав!.. Это — все: прошлое. Да и не твоя лишь, в том, вина. Я не скажу, что: ее там — нет. Но и целиком: она — не твоя. Ноги, как и руки, росли: от нее!.. От Розы. И к тебе! А уже после — и ко мне; как и до сих пор. Если ты в чем-то и виноват, то… в разочаровании. А я — в очаровании. Я очаровалась — сама; а тебе это: и нужно было!

— Ей!.. — Шикнул Артем, опустив голову и сжав кисти рук в кулаки в карманах.

— Конечно!.. — Закатила глаза София. — Ей… Ты бы мог — просто меня поиметь, не примешивая: чувств и эмоций. Не добавляя и не посыпая: ощущениями!.. Не портя и не… грязня их: этим. Не скрываясь и… Не прячась!.. Не притворяясь: какой-то там… любовью.

— Я — любил!.. — Рявкнул он, да так, что и заставив же почти всех остальных в помещении в секунду обернуться на него; и затем даже — полноценно повернуться же, но и уже к ним… обоим. — Простите… — После чего подошел к девушке и оперся на барную стойку руками, приблизившись практически вплотную к ее лицу: еще сосредоточенному на мозаике из кусочков все той же салфетки, что и она же вновь сама разорвала, а и теперь же, как пазлы, собирала обратно; как все и было. Гений!.. Властвующий — над хаосом. Над своим же, вот только лишь, и внутренним же все «хаосом». Но и стараясь же все, при этом, тем же макаром: сдержать — и внешний. Но кусочки — не держались на месте, вздрагивая и разлетаясь: и от ее же дыхания. Она — их собирала!.. И снова — укладывала на свои, их, как ей, опять же все, но и уже казалось, места. — Любил. И люб…

— Да прекращай!.. — Перебила его брюнетка и подняла-таки свой взгляд от более-менее собранной картинки, салфетки; но и как-то же все — и не мира: ни его и… ни ее. Ни их. К сожалению!.. Или все же: радости? И если второе, то кого?.. Или их? — Любил. Да. Верю!.. Но: не любишь. Не надо этого — сейчас. Остановимся: на брате и… сестре, ладно?

— Так!.. К этому была — твоя та фраза? — Догадался парень, но и скорее же все пока решил так и что именно: «догадался». А вот, правильно или нет, еще предстояло — узнать; и у самой же девушки. — Ты — увидела: что-то?.. Подумала. И!.. Сравнила. А Женя? — И его глаза расширились; а рот раскрылся — в немом шоке. — Ты в него — влюбилась? В брата?!..

— Ты алкоголем — передышал?.. — Рыкнула София и хотела было еще что-то добавить, «в тему», но остановилась и усмехнулась, отрицательно покачав головой. — Где — алкоголь; а где — и «мука». Ну да!.. Ну да. Дурной пример — всегда: заразителен. Я увидела — в тебе: это!.. В твоих глазах. Увидела: любовь. Но!.. Братскую. И… К сестре. Когда, и опять же все, не буду уж отрицать, возможно, только лишь возможно, хотела увидеть: иное и… другое. Хотела увидеть: друг-ую!.. Но и, как назло, все в этом мире: до наоборот. И тот же, кто любит, как девушку, воспринимается мной: как брат-ом. А тот, кто любит, как сестру, воспринимается: парнем. Не являясь же — им!.. Причем: как ни в том, так и ни в другом… конкретном же все… и случае! — Всплеснула руками она и спрятала лицо в ладонях, закопавшись еще следом и их же пальцами в своих же волосах: оттягивая пряди, друг за другом, за концы. — Со мной — что-то не так?.. Или, все же, с ним? С миром! С вами-то, двоими, все окей!.. Это я — не такая. Определенно!.. И… Даже: без вопросов.

— А Егор?.. Он?..

— Молодой человек?.. — Донеслось откуда-то со стороны — уже и захмелевшим женским голосом, прерывая вдруг и не «идиллию же двоих», но и тут же ведь отвечая на его вопрос: правда, не для него — ведь он так и продолжил, продолжал «втыкать» в девушку напротив; почти уже и вынудив ее схохмить на тему «…пригласите танцевать».

— Работа — зовет!.. — Сдержалась-таки она и «подтолкнула». — Иди уж. Неважно!..

— Нет, важно!.. — Настоял Артем, но и все же удалился к «развеселой» компании, напоследок: попросив — по себе, и потребовав — от нее. — Мы — не договорили!.. Не уходи.

— Да-да… Свежо предание, да верится с трудом!.. — Отрицательно покачала головой девушка и, оставив поверх своей «картины» — несколько купюр с чаевыми, да-к еще и не забыв браслетик-нить, фенечку, «на память», но уже свою и ему; она уж «свое» отзапоминала, теперь бы только лишь забыть не захотеть, чтобы уж и вечно-бесконечно помнить; встала со стула и поправила одежду. — Ушла тогда — уйду и сейчас. Сама… И!.. «Ногами». — Да вот и только далеко отойти так и не смогла; куда уж там — и уйти совсем: — Так, если уж, его компания Вас не устроила — может, все же останетесь; и составите ее — мне? — Материализовался, будто бы и из ниоткуда, рядом и справа же от нее мужчина: по голосу, росту, да и мощной же спине с довольно широкими плечами — явно старше ее самой; если уж и не в два, то в один раз — точно. По человеческим же все; и меркам! А уж если и не по ним — то и подавно!.. Как бы и ни в пять, а там и во все же десять. Не говоря уж — и за силу. Энергию!.. Смутно напоминающую, и припоминаемую даже, коньяк, болотистую местность со мхом, тиной и горящие торфяники. Встреча: ее, Александра и!.. То-то и оно. Вот только и!.. Кого? Не отца же, и уже, в самом-то деле. Не с ним… Рассмотреть же его ей — никак не удавалось: что по и из-за него же самого, так и уворачивающегося от нее, что по и из-за его же «пряток» в одежде и одежды, свои же, в виде плотной черной мантии; с капюшоном поверх его же головы, полностью закрывающим лицо, пока и рукава же, с небольшим «клином» и углом, покрывали всю поверхность его же рук, аж до кончиков пальцев; и такого же «низа» — из широких спортивных штанов и легких кроссовок. Как сам, так и его же «броня» — не давали ни малейшего шанса, «возможности» увидеть: хоть и участок его тела. Даже и одним глазком — приметить. Куда уж там: и цвет кожи!.. А и за какие-то «отличительные черты», знаки, вроде родинок, шрамов… или уж и «тату», на крайний случай, вообще можно было промолчать: он же и сам сейчас был — как один сплошной… blackwork. И, вот, казалось бы, сейчас бы и той самой же все ее интуиции, «пятой точке», как угодно, самое то — дозваться до и ее же: дать, хоть и как-то о себе же знать; но виски продолжал содержать и владеть… висками же, сознанием ее, не давая и шанса что-либо ответить — на ее же все зов и призыв, если таковой еще был и оставался. Но, и зато же, тем самым, давая шанс — ответить и отозваться: на это же все самое и его уже предложение «Продолжить банкет». И да!.. Решив, по крайней мере, больше не пить. Как и не есть — после шести же… пирожных. Что ей: хватит!.. Дабы еще и сохранить: хоть какую-то толику адекватности и… такой же рассудительности; «хладности», более или менее. Она не нашла ничего другого, лучше, чем и как кроме: «ответить». Да и не будет же он что-либо делать — при свете и… всех?.. Если что! И пусть народу было и не так много, а людей — и еще же меньше, но ведь: и было. А капюшон — можно и сбросить. Тогда — его увидят: все!.. И она. Если он и соберется — атаковать; или еще чего… хуже. Не на клей же — он посажен!.. «Запалится»: рано или поздно. Но, а пока же этого не произошло наяву, а произошло в ее мутном сознании, она «кивнула» и села обратно на свой стул, решив, что и: протрезвеет еще заодно, чтоб уж и самой добраться; или же — нет, но и тогда уже «огребет» не по тяжести и доброте душевной, а тихой грусти — чего и не хотелось бы. — А «прикрытие» — обязательно?.. — И, получив «в ответ» утвердительный же кивок, сама натянула на голову капюшон своей же белой кофты; да-к еще, и ко всему, водрузила на свое же лицо и глаза — черные солнцезащитные очки, изъятые из внутреннего же левого нагрудного кармана плаща. Вот уж и точно: если что — то «вовнутрь», напарываясь же: на встречные осколки и шипы, проволоку; под-ток и… поток. — Вдруг: реветь соберусь!.. А я и, походу пьесы, уже — начала. — Но и не успела она же задуматься о правом Женином же нагрудном кармане; и что слова — как раз таки «бьют»; и «вовне», как раздался сигнал мобильного телефона и гость, хозяин же его, как уже стало понятно после, изъял его из правого же кармана своего балахона, снимая с блокировки, чтобы прочесть сообщение; а Софию же, скосившую лишь на миг в их же все уже и сторону глаза, тут же бросило в дрожь — от созерцания «рабочего стола», обоев, гаджета: а именно — девушки… с лошадью. Как… На картине! — Какого?!.. — Поднялась же вновь, уже и в третий раз, она, и только хотела до конца выругаться, как поймала на себе внимательно-строгий карий взгляд: из «тьмы» все так же наброшенного, а после и на свету, из полуопущенного, хоть и не до конца же все с головы и лица, капюшона; и одному же все и богу-дьяволу было известно, что и из этого же все — лучше-хуже. Наверняка, где, и мужская же все, его, фигура — разворачивается-таки к ней боком, и спиной же к Артему; который, пусть и отошел, но следил за всем происходящим и был явно недоволен, но и кому не плевать, уж точно не ему; специально откинув ткань, демонстрируя, пусть и лишь самую малость, себя, свое лицо, чтобы и затем вновь «спрятать» — с ухмылкой же, сразу же обращенной в оскал. — Па?!..

— Как тебе будет удобно и… угодно. В конце концов, когда-то и я — им был! — Положительно кивнул гость, разливая виски по бокалам и покручивая, «мешая» затем его, в своем и… на свету; перенимая сию же инициативу, таким вот образом, от бармена же. — Села!.. — И толкнул ее стул в ее же сторону, на что уже и она же — еще и пуще прежнего же содрогнулась, но и, продолжая же все, при этом, находиться под парами алкоголя, послушалась. — Не для тебя, правда… В меньшей степени, чем для той!.. Но тебе уже и не привыкать — быть «второй», правда?.. — Поиграл своими темными бровями он и осклабился еще больше: как зверь, загнавший свою добычу в ловушку и вот-вот собирающийся ею полакомиться. — Но и чем, в конечном же счете, своим большинством — и заслужил: немилость. Как и «блок»: для тебя и… всех. Но и как, опять же, все… Всех-не-всех. Ну и от своего же «братишки», конечно, твоего: папеньки. Но!.. Я успел отхватить — пару моментов и себе: от тебя. Немного: Софии!.. Перед тем, как пропасть. С возвращением — меня, м?.. И со знакомством — тебя! Со старым-добрым… Новым. Как и хорошо забытым старым!.. — И, в отличие уже от самого Артема, полноценно чокнулся с ней стеклом и выпил, проследив еще и за-тем, чтобы то же самое исполнила следом и она. — Хорошая девочка!.. И кстати. Да… Буду рад поприсутствовать — при всех этапах: «изливания души». Сопровождать и сопроводить же — их!.. Как: и тебя. Но — и не здесь!..

Мгновение!.. И София — закатывает глаза, теряя сознание. На последних лишь секундах осознавая, что он — не просто так: наслаждался янтарным цветом, гипнотизируя стекло, не его; да и сами же «пары» — были далеко не «градусные». И бездыханно — падает на стойку! Но, и будучи же все «подстрахованной» мужчиной, тут же попадает в его руки. А после — пропадает и вовсе!.. Подтираясь; под силой же его и им же запущенного его же черного дыма, как снаружи, так и внутри: буквально же и задымившего не только и все же помещение, но и воспоминания о них же у всех и вся, всего; из памяти: с момента, как была похищена, и добавляя же от себя, немного же «отсебятины»; в виде ее спокойного же и самостоятельного ухода, как и оплаты перед этим. На деле же и… теле: пропадая незримо, вместе с ним, и для всех — уже несамостоятельно… и на его же плече. Ну а под конец — обнаруживаясь уже около его машины; черной глянцевой Audi последней модели, с повсеместной тонировкой и «в цвет» же кожаным салоном внутри, оставленной, предусмотрительно, за несколько кварталов от бара; и срываясь же на ней с места тут же, как он завел, растворяясь вместе с ней… в ней и уносясь на огромной скорости: за город!..

**

…Как-то раз, проходя мимо детской площадки, я поймала себя на мысли. Нет!.. Даже и не «на мысли», а… на квантовом скачке. Таком!.. Резком переходе — с одного уровня… на другой: в развитии. Да и по остальным параметрам — тоже; в принципе!.. В куче мале, что так и циркулировала по горке с ледянками; кусками светло-коричневого линолеума, белыми пакетами и всеми возможными и не… доступными же все и средствами… «передвижения», только чтобы прокатиться и не получить люлей-лещей от родителей — за прорванные-таки штаны на какой-то из кочек под слоем снега и льда; я просто и только лишь на миг увидела… себя. В девчонке!.. Обернутой не то в пять, не то и во все десять же слоев одежды — под своим фиолетовым зимним пуховиком: который, и сам же по себе, уже вполне и можно, а там и нужно было «выжимать». Как и такие же ее зимние штаны-комбинезон, шедшие в и комплект-ом же с ней. Но и будучи же еще и так, и без того буквально и «закупоренной» на все замки и кнопки, пуговицы: ко всему же еще — она была в шарфе, до носа, шапке, до самых бровей, с помпоном и перчатках-варежках же; в цвет. Ну а что же там, в ней, за и от меня, отсебятина, спросишь меня ты?.. Ее непослушные же все и темно-каштановые волосы: доселе — завязанные в хвост и спрятанные под ту же все и шапку, ворот пуховика; длиной до лопаток; ну а «ныне» же — уже растрепанные и вовсю мокнущие под снежинками и комками снега, льда, после бурного скатывания и потока их в ее же лицо. Само же, бледное личико, малышки — не «портил» еще ни грамм косметики; все, что украшало его, было — естественным и натуральным: от ярко-красных пухлых щек, с ямочками у губ от широкой улыбки во все, пока еще, хоть и тут же уже имеющиеся же зубы до блестящих светло-карих же глаз, то ли и от того же все снега-льда и света же снаружи, что, так или иначе, в них попадал, как и на черные, уже даже и длинные ресницы и еще маленькие, но и достаточно так же уже широкие темные брови, то ли и от света же внутреннего, а то ли и всего же и сразу. И все это же, как и многое другое, что было «от природы» и в, при ней, красило лучше — любой «химии»!.. Скажешь: мало? Справедливо!.. Но и я же — только: начала. Как и она!.. Хоть и в ее же фиолетовых зимних сапогах, наверняка, а там уж точно и давно уже — было, если и не по колено, то и по щиколотку воды: от тающего снега. А под шапкой — так же сопрел и покраснел, стал потным: ее высокий лоб. Собственно, как и она же сама, готовая и «выжимать-ся» — вместе с одеждой. Но и упорно же все — не шла домой. И все просила: «Еще пять минуточек!..». Вновь и вновь, при этом же, садясь на желтую пластмассовую доску — и скатываясь на ней вниз: к машинам и… прохожим. Последние, из которых, в который же раз, предупреждали ее: об опасности и непредсказуемом выезде машин — из-за угла. На что и она же — лишь положительно кивала головой… по пути: несясь во всю прыть вверх; за новой порцией адреналина и… эндорфинов, смеха и криков, снега в лицо!

Ей же — хорошо!.. Она — счастлива! На ней — еще не лежит печалть или «клеймо», как удобгодно: жизни и ответственности. Сохранить — одежду и конечности… Сохранить их — в целости же и… «сохранности», если уж и не до конца безопасности: вот ее «паспорт» и… такая же вся ответственность. И то: только — на словах!.. Ведь, и когда уже, не если, она летит с горки, попадая то на кочки, то на ветки… то и в кусты с деревьями, она не думает: об этом. Скатывается же с ледянки в белый сугроб и… смотрит в темно-синее небо: с которого тихо и не спеша — падают все те же снежинки; путаясь в ее же волосах, ресницах и… бровях. «Замусоливая» — глаза. Смачивая и восторженно открытый же рот, язык и горло: которые она и сама — так услужливо подставляет, поедая их; как и до этого же все — снег и сосульки. Вдыхая своим еще пока маленьким, но и уже курносым носом — морозный воздух и смеясь… смеясь: от щекотки попавших в ноздри и лишь затем на ее узкий же подбородок — белых «муф-звезд»; холодя и без того промокшую… себя!.. Она не знает еще — насущных проблем. Не знает: и суматохи. Страха!.. Только: темноты. Не знает — боли. Настоящей!.. Только: зубную. Не знает: и потерь… Только: игрушек. По мелочам!.. Не более. Но: и не менее. Еще не сталкивалась же и с тем, с чем: как сталкивались, так и сталкива-ются же — взрослые. Не раз… да и не два: в своей жизни!.. И не десять-двести… в своем же: существовании. Она еще пока — легка на подъем. И ее — не волнуют: политическая и экономическая… обстановки в стране. Она — просто: живет. Просто: радуется — ей. Жизни!.. И так же — просто: счастлива. Ее глаза — ярки; а сердце и душа — настолько девственны… Насколько: и чисты!.. Что она даже и родителям-то толком — не врала. А уж друзьям, а там и себе, и подавно!.. Ее эмоции — открыты. Что уж: до чувств и… ощущений. И, как книжку, ее читает — каждый: кому не лень. Она — открыта: для людей и… всех-всех предложений. Для чувств же, ощущений… других и «чужих»… и желаний. «Хотелок». И мечтаний!.. Для таких же: эмоций и ощущений. В ее приоритете — лишь семейное благополучие и здоровье родных!.. Материальное и меркантильное, вещи — ее не интересуют. Она — не брезгует: носить одно и то же… по нескольку раз; и никогда не просит не навязывается ничего нового — взамен… и старому же. А загадывая желание и подарок на Новый год, Деду же Морозу, беспокоится — не о себе, в первую очередь!.. А о его

Конец ознакомительного фрагмента.