Восставшие из пепла

Anne Dar, 2019

В этот раз для Таши всё либо начинается с нуля, либо всё к нулю стремится, однако она не в состоянии разобраться в том, какой из этих двух вариантов её настигает, и даже поверить в реальность происходящего не может. Всегда аккуратная в своём доверии, она вдруг делает ставку не на проверенные знания, а на желаемый результат. В итоге она терпит настолько сокрушительное поражение, что ей ничего не остаётся, кроме как расчистить место для нового фундамента, который ей не суждено создать самой, как и возвести на нём нерушимую крепость. С этих пор Таша больше не сможет справляться одна, как это было на протяжении всей её жизни… Это её венец. Содержит нецензурную брань.

Глава 7.

Каждому человеку, которому ты даришь своё доверие, ты даёшь в руки собственноручно заточенный нож. Им он может тебя защитить или уничтожить. Я это отлично усвоила, когда связалась с Дарианом в первый раз. Имея этот нож в своих руках, он так ревностно защищал всё, что хоть как-то было связано со мной, что, в невозможности меня защитить, готов был меня прирезать.

Я не собиралась повторно давать Дариану нож в руки. Даже не смотря на то, что я, похоже, имела траблы с рассудком.

В понедельник у меня вновь возникли проблемы с перемещающимися по квартире необъяснимым образом предметами, которые я в очередной раз сопоставила с прежде уже случавшимися со мной во время стрессовых ситуаций провалами памяти. Нынешняя же проблема заключалась не просто в том, что я не могла вспомнить, куда именно дела записную книжку, неизменно лежащую в столовой на телефонном столике, но и отказывалась верить в то, что с моей памятью может быть “что-то не так”. Более того, я была уверена на сто процентов, что с моим мозгом всё в полном порядке.

И всё же во вторник я сделала общее медицинское обследование, которое, к моему облегчению, не выявило у меня ни болезни Альцгеймера, ни чего бы то ни было страшного, за исключением стандартного букета неврозов, о котором я и так всё прекрасно знала. Более того, как утверждал доктор, едва ли иногда наведывающие меня панические атаки и апатия способны были вызывать столь глубинные повреждения памяти, чтобы впоследствии я не могла вспомнить собственных действий.

Я не знала, что думать на этот счёт, но стала запоминать буквально каждую пылинку в каждом углу своей квартиры. Может быть в итоге мне это и помогло, но в течении следующей недели у меня не “переместилось” ни одной вещи — все лежали на тех местах, на которых я их оставила, за исключением вазы, которую, как позже выяснилось, переставила Мона, спасая её от набега Тена. Всё, вроде как, вновь стало “нормальным”.

…В среду, проверяя свою почту, я заговорилась с миссис Адамс, срочно желающей посплетничать со мной о новом жильце, заселившемся в наш дом в начале июня, и с которым я, что не было удивительно с учётом моего образа жизни, до сих пор ни разу не успела пересечься. Впрочем, миссис Адамс сама жаловалась на то, что “видный красавец” мелькал перед её глазами слишком редко и слишком быстро, отчего у неё практически не оставалось возможности познакомиться с ним поближе. А так как миссис Адамс слишком ответственно относилась к тому, чтобы знать каждого жильца своего дома едва ли не по паспорту, ей не нравился тот факт, что она уже второй месяц к ряду не могла растопить сердце (точнее развязать язык), мелькающего перед ней, словно фотовспышка, “высокого прелестника”. Однако во всей этой ситуации было и то, что её определенно радовало, за исключением, конечно, привлекательной внешности нового жильца, о которой она, за пять минут нашего общения, упомянула по меньшей мере трижды. Её радовало то, что теперь квартира на втором этаже, которая прежде сдавалась посуточно, стала тихой и спокойной, словно в ней прежде и не бывало пьяных студентов или чрезмерно страстных любовников. Что же касается “спасителя покоя в этом доме”, миссис Адамс поставила перед собой чёткую цель “разболтать” его в самое ближайшее время, что показалось мне даже интересным, с учётом того, что она рассказала мне о немногословности нашего нового соседа.

Для приличия улыбаясь своей собеседнице, я всё-таки сумела отказаться от предложения разделить с ней чаепитие, после чего поднялась на свой этаж, где и не смогла пройти квест под названием “путь к кровати”, завалив его на пункте встречи с Сильвией. Хлюпая носом, с красными от слёз глазами, она сидела на тех же лестничных ступеньках, на которых сидела я, когда Дариан решил наведаться ко мне собственной персоной. Обернувшись на шорох, я ещё не успела никак отреагировать на присутствие соседки, когда она сама со мной заговорила:

— Я тебя ждала… Можно войти?

То, каким подавленным голосом она это произнесла, не оставило мне шанса на отказ, даже вопреки тому, что я не смогла оценить данную идею по достоинству. Даже не смотря на то, что после пережитого за всю свою жизнь я превратилась в ту ещё стерву, я почему-то не смогла отказать зарёванной соседке в чашке кофе.

Сидя передо мной за кухонным столиком, Сильвия смотрела в свою дымящуюся чашку сосредоточенным взглядом.

— Знаю, ты думаешь, что ты здесь ни причём, — многообещающе начала она, — но ты должна кое-что знать… Гэвин ещё до брака постоянно хвалил передо мной других женщин, заглядывался на них, рассказывал мне о достоинствах наиболее его заинтересовавших… Я к этому относилась с лёгкостью, так как все эти женщины были прохожими, официантками, продавщицами… В общем теми, кого Гэвин видел в первый и в последний раз в своей жизни. Но потом появилась ты…

— Я? — я сдвинула брови, предвкушая нечто неприятное.

— Да, ты. С первого дня знакомства с тобой и вплоть до нашего официального разрыва Гэвин ежедневно упоминал в разговорах со мной твоё имя. Я слышала о тебе минимум один раз в день, а иногда и целые десятки раз. Он говорил о том, какая ты красивая, об уровне твоей эрудиции, о красоте твоей речи, о красоте твоих бёдер наконец… Как и всегда я думала, что он делает это для того, чтобы вызвать во мне ревность, что, как бы глупо это ни было, у него всегда получилось с полуслова… Откровенно говоря, я практически сразу начала тебя ненавидеть за то, какой идеальной ты была в его глазах… В общем, я решила отплатить ему той же монетой. Вот почему я тогда начала флиртовать с Робином. Не потому, что твой муж меня интересовал, и даже не потому, что я желала ревности Гэвина, хотя и это тоже, а потому, что я хотела тебе отомстить. Я хотела, чтобы Робин посмотрел на меня, и тогда ты бы тоже почувствовала себя “второстепенной женщиной”, какой я всё это время ощущала себя с Гэвином. Но у меня ничего не получилось… Твой муж оказался лучшим, чем мой… Вот почему я к тебе пришла. Я хотела извиниться.

— Что ж… — сдвинув брови, начала я, но не продолжила.

Глядя мимо Сильвии в столовую, я замерла, увидев перед собой яркий образ Робина. Это было воспоминание того вечера, когда он, улыбаясь мне, смотрел сюда, в кухню, на место, на котором я сейчас стояла, и подмигивал мне глазами, показывая, как сильно он устал от общества назойливого страхового агента, жаждущего застраховать его “спортивные ноги”. Я же смотрела на него не обращая никакого внимания на болтающую по пусту Сильвию, и улыбалась ему в ответ. Встретившись взглядом в тот вечер, мы так долго “зависли” на улыбке друг другу, что не заметили, как Гэвин и Сильвия начали ссориться. А мы всё продолжали улыбаться друг другу, как два идиота, мечтающих поскорее спровадить соседей, чтобы открыть чипсы и поскорее включить PlayStation. В тот вечер Робин выиграл меня в бою за гоночную трассу, но позже я выиграла его в бою подушками. “Так нечестно, — смеясь, отбивался от меня он. — Я и так тебе поддавался. Ты проиграла только потому, что ты слабее меня. Ну ничего, я прощаю тебе твою слабость”. Услышав эти слова, я стала бить его ещё сильнее… Как же я не понимала?! Я и вправду была и осталась слабее его. А он меня простил заранее… Мне стоило тогда сказать ему спасибо, но вместо этого я продолжала бить его подушкой по голове.

Осознание того, что Робина больше нет, в который раз накрыло меня с головой, словно нежданно накатившая из-за угла ударная волна, и я вдруг ощутила, что мне необходимо выпить.

Я перевела свой всё ещё сосредоточенный на образах прошлого взгляд на Сильвию, которая в эту секунду внимательно за мной наблюдала.

— Завтра я уеду к родителям, — вдруг начала она, так и не дождавшись от меня осуждающих или прощающих слов. — Они сейчас живут под Глазго. Квартира числится на моём отце, так что раздел имущества нам с Гэвином не грозит. Устроюсь в туристическую фирму своего одноклассника, постараюсь начать новую жизнь… — она тяжело выдохнула. — Ты тоже постарайся начать.

— Я не развелась с Робином. Он умер. — Сжав кулаки на столешнице, процедила я. — Это сложнее.

— Понимаю… — Сильвия опустила свои тонкие ресницы. Ничего она не понимала. — Я зайду к тебе завтра, перед отъездом.

Она явно уловила мой неблагоприятный настрой и явно хотела выбить из меня прощение. Но я не могла её простить, и даже не за то, что она только что обвинила меня в своём несчастном браке, признав при этом свою вину, а за то, что она решилась советовать мне продолжать жить дальше… У неё не было на это права.

Закрыв за докучливой женщиной дверь, я прислонилась затылком к дверному косяку и закрыла глаза.

Почему дети посылаются тем, кому они не нужны и кто этого не ценит, и не даются тем, кому они необходимы?.. Я бы не сделала аборт. Я бы не сделала… Я бы родила того ребёнка. Пусть он и был зачат от Дариана.