Бывшие

Crazyoptimistka (2021)

Всем наивным девочкам, которые мечтают покорить Зверя, посвящается. Запомните, что за всей этой красивой мишурой иногда скрывается уродливая правда. Где прекрасные принцы превращаются в одержимых безумцев. Где нежные прикосновения дарят боль. Где дорогой пентхаус становится золотой клеткой. И я знаю, о чем я говорю. Потому что вырвалась оттуда. И теперь, я — бывшая игрушка. А он — бывший хозяин моего мира. Мы бывшие… но надолго? Содержит нецензурную брань.

«Тогда»

Я реально выдохнула лишь тогда, когда черный внедорожник вырулил из нашего двора, увозя своего хозяина подальше отсюда. Опускаю штору обратно и разворачиваюсь к отцу, который входит в комнату. Я обожала это место, ведь только оно в этом доме всегда оставалось в своем первозданном виде. Мать могла сменить обстановку в каждой комнате хоть по пять раз на год да так, что я иногда приезжала и терялась в этом хаосе из модных тенденций. Но стоило мне переступить порог отцовского кабинета, как тут же оказывалась в родном месте. Здесь даже дышалось как-то иначе.

— Кто это? — вышло немного резковато, но отец сделал вид, будто не заметил этого.

— Мой партнер, я тебе уже о нем говорил.

— Он слишком молод для такого звания, не находишь?

— Он очень перспективный юноша и я бы даже сказал, что в нем есть деловая хватка, которой так не хватает многим специалистам. Он не скрывает того, что состояние досталось ему в наследство, но стоит отметить, что он не профукал его. А приумножил. Причем за очень короткий промежуток своего правления. Так не каждый сможет.

— Я смогу, — скрещиваю руки на груди и плотно сжимаю губы.

— Вот поэтому я и выбрал Кайла. Вы с ним очень похожи в плане подхода к работе. — Отец обходит стол и оказывается прямо передо мной. — Он поможет тебе вникнуть в нюансы всех дел и даст дельный совет. Мне кажется, ваше сотрудничество станет удачным.

— Пап, ну о чем ты сейчас говоришь? Он же… холеный весь такой, надменный. А еще смотрит на всех, как на грязь. Я таких людей стараюсь обходить стороной. Как говорится, не трогай говно оно и…

— А каким еще должен быть человек нашего круга? — Усмехается папа. — Иные не выживают. Слабых сожрут и не подавятся, а Кайл… он не допустит такого.

— Он здесь не нужен, — продолжаю бунтовать. — Я справлюсь сама.

— Нужен и это не обсуждается, — отцовский тон мигом остужается на пару градусов. — Это мое решение, которое тебе придется принять. Ты — моя главная награда в этой жизни. Но и бизнес я воспринимаю как свое детище, которое я люблю и в которое я вложил всю душу.

Папа на долю секунды мрачнеет, подбирая слова и я, начинаю понимать, что разговор принимает неожиданные обороты. Тревожно наблюдаю за его передвижениями по кабинету и, дождавшись, когда он сядет за стол, подаюсь вперед:

— Пап, что происходит? Почему у меня такое ощущение, будто ты не смотришь в будущее, а уже сейчас налаживаешь подстраховку?

— Потому что будущего у меня не так уж много, — печально отзывается он.

— Сколько? — ошеломленно выдыхаю и чувствую болезненный спазм в груди. — Сколько?!

— Пару-тройку лет, может, больше. Врачи делают все возможное в плане лечения, но все мы понимаем, что организм не молод и все зависит только от того, насколько хватит его выдержки.

Вскакиваю на ноги и отворачиваюсь к нему спиной. В глазах беспощадно жжет от слез, но хуже всего, что я не могу сделать вдох. Слишком остро, слишком больно внутри. А я не должна показывать этого, я ведь сильная… Вся выдержка рассыпается к чертям сразу же, как только папа обнимает меня. И я реву белугой в его объятиях, как ревела последний раз в детстве, когда сломала руку и не смогла из-за этого накостылять противному Майклу из соседнего дома.

— Тише, девочка моя, не плачь. Такова закономерность этой жизни, ты ведь и сама понимаешь. Одно поколение всегда будет сменяться другим. Поверь, моя жизнь уже насыщенна до предела, так что я ни о чем не жалею. И то, что я страхую тебя… просто прими это, как мою последнюю волю, хорошо? Мне будет спокойней уходить, если я буду знать, что самые дорогие вещи моему сердцу будут в надежных руках.

Отстраняюсь и впервые вижу слезы в его глазах. Тихие и едва заметные, какими и полагается быть слезам мужчины. И это поражает меня еще больше. Даже сейчас не я его утешаю или подбадриваю, а он меня. Мой герой, насколько же ты сильный.

— И еще, — он нежно заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо, — поддержи маму.

Эти слова действуют на меня лучше пощечины и отрезвляют в считанные секунды. Слезы мгновенно высыхают сами, а в голосе появляется неприкрытая злость:

— Она ведь знала с самого начала, ведь так?

— Кристи, она в первую очередь моя жена и она обязана о таком знать одной из первых.

— А я твоя дочь! Которая, уж поверь, переживает о тебе намного больше, чем она! Что она делает сейчас? — Мечусь по комнате. — Готовится к своей вечеринке? Но разве это сейчас уже важно? Стоять и лицемерно улыбаться, зная, что твой муж серьезно болен…

— Кристина, мы не можем позволить себе сдаться у всех на глазах, — осаждает меня отец. — Мы — элита этого города. И каждая дурная весть разлетится куда быстрее, чем хорошая. Поверь, слушок уже прошел и сегодня ты увидишь настоящих стервятников, которые начнут копать землю в поисках слабого места.

— А мне плевать на них!

— А мне нет и точка! — Обрывает мое восстание папа и в довесок еще и бьет кулаком по столу. — Берроу всегда были и будут сильными игроками на этой арене! Поверь, они никого не пожалеют в случае нашего поражения.

С каменным лицом проглатываю и это, хотя у самой ноги подкашиваются от нервов. Разворачиваюсь на пятках и устремляюсь вон из кабинета, не разбирая дороги. И к своему огромному сожалению оказываюсь в столовой, где вовсю идут приготовления. Нанятые рабочие снуют с вазочками, полотенцами и прочей праздничной утварью. Мать тоже здесь, перебирает столовое серебро и выравнивает края салфеток. Кто бы сомневался, что она позволит кому-то другому командовать парадом. В два шага оказываюсь рядом с ней и грубо вырываю белоснежную тряпку из рук. Она сначала хотела возмутиться, но увидев мои заплаканные глаза, сразу же переменилась в лице. Она все поняла, но, даже не смотря на это, продолжила заниматься своими делами дальше. Лишь бросила тихое:

— Сейчас не подходящее время для этого разговора.

— А когда оно будет подходящим? После похорон?

— Тише! — Шипит она в ответ. — Вокруг нас люди!

— А мне плевать! — Повышаю голос и озираюсь по сторонам. — Пошли все вон!

Когда вся перепуганная прислуга разбежалась с глаз долой, я снова поворачиваюсь к матери. Но та отводит глаза и делает вид, что ничего не происходит.

— Ты знала обо всем и даже не сказала мне, — горькая констатация срывается с моих губ. — Почему?

— Потому что твой отец запретил.

— Не правда, ты могла… могла просто позвонить и рассказать.

— Зачем? Чтобы доконать отца твоими истериками?

— Мое поведение еще в пределах нормы, если учитывать, какие новости свалились мне на голову.

— Нет, твое поведение не вписывается ни в какие рамки. Ты видишь, чтобы я рыдала и била посуду? Нет? Так будь добра и ты веди себя так же, как и я. А сейчас извини меня, но мне надо продолжить подготовку.

И это все? Все, что она могла сказать в такой момент? В момент, когда вместо слов нужны объятия, которые бы подарили хотя бы мизерную каплю поддержки… Но нет, она выбрала свой излюбленный маневр. Отгородилась от меня и от всех проблем своим любимым хрусталем и фарфором из Франции. Я поражаюсь, что эта бездушная женщина вообще считается моей матерью.

— Знаешь кто ты? Ты трусливая с*ка. — Резко хватаю край скатерти и под изумленный возглас матери сбрасываю все содержимое на пол. А затем с каким-то больным удовольствием прохожусь по битому стеклу, расщепляя его на еще более мелкие осколки. И тем самым даю ей понять, что это не просто фамильный сервиз под ногами. А все мои чувства, которые я еще питала к ней. С этого момента они растоптаны и разбиты.