Рецидивист. Век воли не видать

Deadnoser (2024)

Ему триста лет. Он проклят, но бессмертен. Он идёт по жизни, нарушая божественные и человеческие законы. Иначе его ждет непереносимая боль и страдания. Он — «одинокий волк», вечный преступник-рецидивист. Но он ничего не может с этим поделать. Ей тридцать. Она — ревностный служитель закона. Честная, принципиальная, непримиримая к преступникам. Но в душе она глубоко несчастна и одинока. Их пути сходятся, а судьбы переплетаются, закручиваясь сложным узлом. И случается так, что неисправимый преступник помогает честному следователю раскрывать самые запутанные преступления… Это захватывающая история о борьбе за справедливость, о тайнах и загадках, которые скрываются за повседневной рутиной и кажутся неразрешимыми.

Глава 4

На территории следственного изолятора царила нездоровая суета: по окруженному стенами и колючей проволокой двору бегали, как заполошные надзиратели, свободные от своих вахт гавкали собаки, срочно угонялись в гараж «воронки» и автозаки. Между ними сновал, перекрикивая галдеж сотрудников и лай собак, матеря всех «на чем свет стоит», низкорослый коренастый мужчина с громовым голосом, кривыми ногами и выдающимся пузом, на которое запросто можно было поставить пивную кружку — хозяин тюрьмы, полковник Угодин.

— А ну, в шеренгу становись! — рявкнул он громовым голосом. Его и без того красное лицо, побагровело еще больше. — Комиссия на подходе, мля!

Надзиратели кое-как выстроились в кривую шеренгу и замерли, «преданно» поедая взглядом» начальство.

— Подравнялись! — скомандовал полковник, оценив кривизну строя. — И смотрите у меня! — погрозил он подчиненным пудовым кулаком.

Откатные ворота отъехали в сторону, пропуская на охраняемую территорию представительский кортеж из нескольких дорогущих заграничных автомобилей.

— Смирно! — гавкнул полковник, бросаясь встречать высоких гостей.

Автомобили остановились и низ них вылезли члены комиссии: «суровый» ФСИНовский генерал с насупленными бровями, полпред президента «по правам человека» — крепкий мужчина в возрасте и члены международного совета «по тем же правам»: толстый, под стать хозяину тюрьмы финн, сухощавый англичанин и их переводчица — высокая длинноногая деваха. За спиной полпереда «выросло» двое рослых охранников, с топорщившимися под мышками пиджаками.

Угодин, не добежав до гостей пары метров, перешел на строевой шаг, но такая «ходьба» удалась ему «так себе» — мешал солидный мамон.

Остановившись, он «отдал честь», приложив к фуражке грубую пятерню, и протрубил во всю мощь:

— Тащ генерал, личный состав следственного изолятора — построен!

Генерал, скосив глаза, взглянул иностранцев — те от грубого голоса Угодина недовольно поморщились.

— Тихо, ты, не ори! — прошептал генерал, наклонившись к самому уху Угодина. Вишь, высоким заграничным гостям твой рев не пондраву…

— Так точно! Еп… — рявкнул, было, полковник, но опомнился и прошептал:

— Понял, тащ генерал.

— Давай, показывай свое хозяйство! — вальяжно произнес генерал, тихо, но жестко добавив на ухо Угодину, чтобы не расслышали гости:

— И смотри у меня, не облажайся!

***

Комиссия в сопровождении тюремных надзирателей, вооруженных дубинками, шла по длинному тюремному коридору: первым, суетливо оборачиваясь и улыбаясь гостям — Угодин, следом — бравый генерал, за ним скучающий полпред. Переводчица о чем-то мило щебетала с иностранцами, идущими позади. Замыкая процессию, шлепали охранники с каменными лицами.

— Ну вот, господа, — остановившись, произнес полковник, — вы все сами видите: никаких ущемлений прав и свобод человеков в нашем СИЗО нет!

— Согласен: условия содержания, конечно, далеки от европейских, — подключился к нему генерал, — но мы работаем и в этом направлении… Правда, Семен Михайлович?

— Да. — Полпред кивнул. — В следующем финансовом году нашим ведомством подготовлен законопроект: из Федерального бюджета будут выделены дополнительные средства на улучшение содержания осужденных.

Финн наклонился к переводчице и что-то шепчет ей на ухо. Переводчица кивнула.

— Семен Михайлович, мистер Олаф просит разрешения посетить еще одну камеру…

— А в чем дело? — удивился полпред. — Что-то не так?

— Мы уже и так достаточно посмотрели… — произнес генерал.

— Мистер Олаф говорит, — пояснила переводчица, — что до этого мы смотрели камеры по выбору тюремной администрации. И чтобы исключить подтасовку результатов проверки, он предлагает осмотреть камеру по его выбору.

Генерал встретился глазами с Угодиным и едва заметно кивнул — «мол, как?»

— Да «за ради бога», — расплылся в подхалимской улыбочке полковник, — пусть выбирает! Еп… У нас в СИЗО все ровно!

— Пусть выбирает, — произнес полпред. — Нам от мировой общественности скрывать нечего! — веско добавил он.

Переводчица наклонилась к Финну и негромко перевела ответ полпреда. Финн так же тихо что-то шепнул ей на ушко.

— Мистер Олаф говорит, чтобы выбрала я, — перевела дамочка.

— Мы только «за»! — согласился полпред. — Предоставим выбор прекрасной даме, господа?

— Выбирайте, красавица! — прогудел полковник.

Переводчица остановилась напротив камеры Хобота:

— Ну… А давайте, проверим вот эту.

Угодин движением подбородка указал надзирателям на двери камеры, указанной девушкой. Один из них быстро отомкнул замок, распахнул дверь и проскочил внутрь.

Остановившись перед столом, за которым сидели Хобот, Фунт, Гвоздь и Зяма, он резко скомандовал:

— Всем встать! К стене!

Хобот и Фунт поднялись и встали вдоль одной стены, Зяма и Гвоздь — вдоль другой.

Надзиратель, наклонившись к Хоботу, прошипел злым полушепотом:

— Хобот, смотри у меня!

— О чем речь, начальник? — спокойно ответил авторитетный вор. — Все будет чин-чинарем!

Камера Хобота маленькая, поэтому, чтобы не толкаться задницами вместе с зэками и высокими гостями, надзирателям пришлось выйти в коридор. Первыми в камеру зашли охранники и настороженно осмотрелись. Затем в камеру вошел финн, англичанин и переводчица. Генерал и полпред — следом. Больше маленькая камера вместить народа не смогла — Угодин остался на пороге у распахнутой двери.

— Ну, вот, господа проверяющие, видите — у нас все по-честному. Чисто, опрятно, аккуратно! — начал нахваливать себя полковник, глядишь, и премию какую дадут. — Одним словом — жить можно!

Когда гости и охранники отвлеклись на Угодина, Хобот подал глазами знак сокамерникам — «пора».

Гвоздь и Фунт вскинули руки и прострелили головы Охранникам с помощью миниатюрных пистолетиков, переданных в камеру с «конем». Хобот подскочил к опешившему полпреду, зацепил его шею в локтевой захват и поднес к его горлу нож. Зяма сорвал чеку с гранаты и поднял её над головой, намереваясь кинуть:

— Лежать, суки легавые! Я дурак — всех подорву!

Угодин первым сообразил, что дело пахнет керосином и выскочил из проема камеры. Генерал бросился на Зяму в попытке отобрать гранату. Граната вывалилась из рук Зямы и зайчиком поскакала по полу. Генерал попытался её схватить, но у него ничего не вышло, тогда он просто выпнул её в коридор, где она и взорвалась.

***

От неожиданно раздавшегося взрыва, стены в комнате для допросов «дрогнули» так, что посыпалась пыль с потолка и упало несколько небольших кусков штукатурки.

— Что это? — испуганно дернулась Ольшанская, пряча в сумочку вскрытый Ключником пенал и манускрипт.

— Похоже, что-то взорвалось… — выдал свое предположение Зинчук.

Ольга вскочила на ноги и подбежала к двери.

— Откройте! — Стукнула она кулачком по металлическому полотну.

В ответ — тишина. Ольшанская развернулась к двери спиной и пустила в ход каблуки. Вышло немного громче, но ответа все-равно не последовало.

— Меня кто-нибудь слышит?! — закричала Ольга, продолжая долбиться в дверь.

Но ей никто не удосужился ответить. Сквозь двери слышен вой сирены.

— Да что же там такое? — недоумевала Ольшанская, заслышав тревожный вой сирены, огласивший территорию следственного изолятора.

— Походу, ничего хорошего, — невозмутимо произнес Зинчук, продолжая сидеть на своем месте.

Ольшанская возвратилась к столу и достала из сумочки сотовый телефон. Набрала номер, поднесла трубку к уху… Нет ответа. Набрала следующий номер — нет ответа. После третьего набора она в недоумении положила телефон на стол.

— Не отвечают, — ошарашено произнесла Ольшанская, — ни начальник тюрьмы, ни охрана… — Ольга уселась на стул и бросила на часы — 14:15.

***

На часах 15:36.

— Это просто невыносимо! — возмутилась Ольшанская. — О нас что, все забыли?

Неожиданно телефон Ольшанской зазвонил. Она взяла трубку.

— Ольшанская? Где тебя носит? — грозно спросил Дрот. — Мы уже извелись все…

— В смысле «где»? — Ольгу прорвало. — В СИЗО…

— В СИЗО? — голос Дрота неожиданно дрогнул.

— Представьте себе, товарищ полковник! — Ольшанская уже не сдерживалась. — Это что такое здесь происходит? Пятый час сижу с Зинчуком в допросной! Я не ела, не пила, да я в туалет, в конце концов, хочу! Что они там себе позволяют…

— Ты что, не в курсе? — кашлянула трубка.

— Не в курсе чего, товарищ полковник? — До Ольги начало доходить, что Дрот ведет себя как-то «не так».

— В тюрьме бунт! — выдохнул Дрот.

— Какой еще бунт? — не поняла Ольшанская.

— Ольшанская, не тупи! — пришел черед «взрываться» полковнику. — Зэки взбунтовались, взяли заложников! Есть жертвы!

— А мне-то, что прикажете делать?

— Ольшанская, тебе нужно срочно выбираться! — «распорядился» Дрот.

— Вы смеетесь, товарищ полковник? — офигела от такого предложения Ольга. — Как вы себе это представляете?

— Затаись! — посоветовал Дрот. — И сиди тихо… А я постараюсь тебя вытащить. Не дрейфь, товарищ майор, прорвемся! — И полковник «положил трубку».

— Интересное кино! — задумчиво произнес Ключник.

— Вы все слышали, Зинчук? — Ольшанская ошарашено хлопала ресницами, не зная, что предпринять.

— Я же не глухой, Ольга Васильевна! Я только одного не догоняю: на кой этот кипишь Хоботу? Режим послабить? Не-е-е, тут, конечно, не санаторий, но вполне… Что-то здесь не срастается!

Неожиданно раздалось лязганье отпираемого замка. Дверь распахнулась и в допросную ввалились двое уголовников, похожих друг на друга, как братья близнецы — Ряха и Кирпич с резиновыми дубинками охранников в руках.

— Че тут у нас? — прогундосил Кирпич, почесав дубинкой сутулую спину. — О! Да тут у нас интим со следачкой?

— Внатуре зачетная лакшовка[1]! — поддержал Ряха приятеля. — Чур, я первый!

— Перетопчешься, Ряха! — Кирпич свернул из пальцев фигу и сунул её под нос корешу. — Такую кралю нужно иметь со всем обхождением!

Ряха, шаркая подошвами по бетону, подошел к сидящему на стуле Зинчуку, демонстративно поигрывая дубинкой. На лице Поликарпа не дрогнул ни единый мускул. Кирпич, тем временем, медленно приближался к Ольшанской.

— Э, терпила, — повелительно произнес Ряха, — канай отсель — кончились твои мытарства! Ща мы с Кирпичом с нее все показания сымем… и кружевные трусики тоже… — Он гадко ухмыльнулся и облизнул толстые губы, представив Ольгу нагишом. — Ты даже не представляешь, как давно у меня бабы не было!

— Слышь, чушки отмороженные, — неожиданно резко заявил Зинчук, — а обзываться, входя в хату к аристократу[2] вас не учили?

— Чё сказал? — Ряха для пущего понту подставил к уху ладошку, типа плохо слышит. — Это кто тут аристократ-законник? Других коронованных на кичмане, кроме Хобота нету! Сам для начала обзовись! — Ряха угрожающе навис над сидящим Зинчуком.

Поликарп неспешно расстегнул ворот спортивной мастерки, демонстрируя Ряхе подключичные звезды[3] «вора в законе»:

— Я — Ключник. Слыхал за такого?

При такой заяве даже Кирпич забыл об Ольшанской и повернулся к Зинчуку:

— Ключник? Как же, слышал-слышал! Прогон был, что ты еще тот сладкий фрукт — апельсин! Окажи-ка ему уважение, Ряха!

Ряха размахнулся дубинкой, намереваясь ударить Зинчука по голове. Ключник, соскользнув со стула, резко подсёк стопой ноги агрессивного зэка. Ряха, не удержавшись, с размаху плюхнулся на задницу. Зинчуку даже показалось, что он расслышал стук, с которым копчик ублюдка соприкоснулся с бетонным полом. Но жалеть врага, не входило в планы Ключника: обхватив его голову рукой, он резко ударил Ряху о край металлического стола. Зэк дернулся, разбрызгивая по столу алые капли, сполз на пол и отрубился.

Ольшанская, подскочив сзади к отвернувшемуся Кирпичу, резко ударила его ногой по коленному сгибу. Нога уголовника подвернулась, и он рухнул на колени. Недолго мешкая, Ольга выключила зэка мощным ударом локтя по затылку.

— Браво, Ольга Васильевна! — Зинчук с удовольствием хлопнул в ладоши. — Не ожидал от вас такой прыти!

— Не поясничайте, Зинчук! — Ольшанская поправила растрепавшиеся волосы. — И… спасибо… С двоими я бы не управилась.

— Пустое! — отмахнулся Поликарп. — Мне бы тоже не поздоровилось. А вообще, вам нужно выбираться отсюда. Вместо этих вот фуфлометов другие придут. И счет может быть совсем не в нашу пользу.

— Выбираться нужно. Но как? — озадачилась Ольшанская.

— Есть у меня одна идейка… — слегка сомневаясь, произнес Поликарп, оценивающе разглядывая фигуру Ольшанской. — Ты вроде маленькая, компактная… Должна просочиться.

— Вы о чем? — не поняла Ольга.

— Сама увидишь. — Обшмонав вырубленных зэков, Зинчук нашел связку ключей и заточку, которую запихнул в карман. После этого он забрал со стола свой саквояж и выглянул в коридор. — Давай за мной! — Махнул он рукой.

Ольшанская взяла телефон и забрала со стола сумку с пеналом.

На их счастье в коридоре никого не было: двери распахнуты, а камеры пусты. Ольшанская бежала за Зинчуком по коридору, стараясь поспеть за его стремительным шагом, а он для чего-то вслух считал свои шаги:

— Семь, восемь…

У одной из камер Ключник резко затормозил:

— Вроде бы здесь. Заходим!

Ольшанская вслед за ним вошла в казанную камеру. Едва она переступила порог, Поликарп стремительно закрыл за ней дверь. Они оказались в маленькой четырехместной камере: в углу — отгороженная невысоким бортиком параша, посередине — стол. На столе тарелки с недоеденной кашей, из которых торчали ложки. Зинчук, собрав из тарелок ложки, ловко вбил их в щели между дверью и косяком, расклинив полотно. Подергав дверь, он довольно кивнул и улыбнулся:

— Ну вот, Ольга Васильевна, пусть попробуют нас теперь отсюда выковырять! Посиди маненько, пока я соображу…

Ключник зашел за отгородку параши, и присел над узкой удлиненной ванночкой, прикрученной к бетонному полу ржавыми болтами и заменяющей в камере обычный унитаз. Ольшанская подошла поближе и молча наблюдала за действиями Зинчука.

Ключник раскрыл свой саквояж и принялся подбирать гаечный ключ, подходящий к головке болта, удерживающий чугунный толчок. С большим трудом, но ему удалось открутить болты и выдернуть ванночку из «гнезда». Встав на колени, Поликарп наклонился и заглянул в дыру

— Хоть глаз коли! — буркнул Ключник, вынимая из саквояжа фонарик. Вооружившись подсветкой, Каин вновь склонился над дырой, засунув в нее голову.

— Зажимай нос и ныряй! — вынырнув из дыры, произнес Поликарп. — Запашок там, конечно, не цымусный… Но дышать можно!

Схватив Ольшанскую за руки, он помог ей спуститься сквозь образовавшуюся дыру вниз, а после, с трудом, протиснулся в неё сам. Они оказались в небольшом квадратном помещении, со старыми стенами из дикого камня. На стенах — мерзкая слизь, на полу — жидкая грязевая кашица. На одной из стен на высоте около полутора метров виднелас в свете фонарика круглая ржавая металлическая решетка, запертая на висячий замок.

— Где мы? — Ольшанская с интересом вращала головой, слегка морщась от неприятного запаха нечистот.

— В яме для дерьма, — ответил, как есть, Ключник. Это старая кича… Ну-ка, посвети на замочек, — попросил он, передавая фонарик Ольшанской.

Пока Ольга освещала замок, Зинчук, вооружившись отмычкой, пытался его вскрыть, не продолжая отвечать на вопросы следователя:

— Центральной канализации в те времена не было. Все дерьмо сбрасывалось в такие вот ямы. А за решеткой у нас находится труба. Если яма переполнялась, то через эту трубу все сливалось в близлежащую речушку… Уже в наше время смонтировали центральную канализацию, а ямы залили бетоном. А в этой камере она осталась…

Замок щелкнул и открылся. Ключник распахнул решетку — за ней действительно обнаружилась длинная и узкая труба, ведущая куда-то в темноту.

— А, что я говорил? — довольно вскликнул Зинчук, указывая на трубу.

— Откуда вы это знаете, Зинчук? — удивленно спросила Ольшанская.

— Очень уж я старину люблю. — Ключник весело ухмыльнулся.

— Врете вы все, Зинчук! — не поверила Ольшанская.

— А какая разница, откуда? Давай, лучше, Ольга Васильевна — полезай в трубу!

Ольшанская, заглянув внутрь темной кишки, испуганно затрясла головой:

— Я туда не пролезу…

— Вот я — точно не пролезу, — произнес Кючник. — Давай, не кипишуй зазря — время дорого!

— А вдруг там нет выхода? Закрытая решетка? Я вскрывать замки не умею!

— Все будет нормально! Полезай! Как до выхода доберешься — крикни, чтобы я знал, что с тобой все в порядке. Хорошо?

Ольшанская судорожно кивнула:

— А как же вы? Вас же убъют?

— Не-а, я бессмертный! — рассмеялся Зинчук.

— Не смешно! — фыркнула Ольшанская, когда Ключник подхватил её на руки, с силой заталкивая в трубу. Миниатюрная Ольшанская с трудом втиснулась в узкое склизкое отверстие.

— Вот видишь, даже смазка присутствует! Ну, с Богом!

[1] Лакшовка — «успешная проститутка» (воровской жаргон).

[2] Аристократ — вор, пользующийся авторитетом в воровской среде(воровской жаргон).

[3] Подключичные звезды набивают так называемые отрицалы — те, кто не признает никаких тюремных порядков. А вот звезды на коленях означают, что их обладатель никогда не унизится ни перед кем: ни перед сокамерниками, ни перед тюремным начальством или другим представителем закона.