ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ. Книга про путешествие… по жизни

Katerina Universal

Прочитав «Дыхание жизни», вы сможете:– понять мотивы тех людей, кто оставляет работу, привычную жизнь и отправляется путешествовать,– узнать об осознанности и саморефлексии,– приблизиться к пониманию себя и других, принятию жизни и людей такими, как они есть,– выйти за рамки стандартов хотя бы на время прочтения книги (а, возможно, и после нее),– пробудить признательность и любопытство к жизни.Книга написана по просьбам людей, восхищенных опытом автора и ее философскими взглядами на жизнь.

ГЛАВА 11. Тюрьма свободного человека

Тот, кто несвободен внутренне, не дышит вольно, он даже и в самой демократичной демократии будет заложником — своего состояния.

Лишь свободный человек может понять, что он — в тюрьме. Лишь освободившийся человек может увидеть в себе заложника. И я не ошиблась в формулировке этих, возможно, кажущихся противоречивыми фраз. Надеюсь, в данной главе я смогу полноценно передать смысл пронзивших меня осознаний. Я не осмелюсь рассуждать тут о том, кто Освободился, с большой буквы О, имея в виду просветление… у меня просто нет соответствующего опыта. Я лишь делюсь своим ощущением свободы, которому научилась за последние годы.

Любопытно, что один мой друг давно уже говорил, что я очень свободолюбивый человек. Стоит оговориться, что эта бирка «друг» очень мала для описания Авишая, возникшего на моем жизненном пути во времена начала моего Израиля. Нас познакомила работа бывшего мужа, тогда я была еще несмышленой малышкой в плане понимания сути вещей. Будучи нестандартной личностью, изучая некогда каббалу и другие нетривиальные науки, а главное, умея неординарно мыслить, наблюдать и воспринимать, а потому получать собственные озарения, Авишай рассмотрел во мне потенциал. Люди свободного нрава, отличающиеся в обществе, пересекаясь друг с другом, распознают «своего». Я могу даже назвать Авишая первым повстречавшимся мне гуру*. С ним я стала обретать какие-то познания в увлекательных философских беседах.

Как*им-то чудным образом Авишай всегда умел прочесть меня, говоря обо мне те вещи, что не подвластны обычному обозревателю, видя мою истинную суть и отмечая детали, иногда неведомые даже мне самой. Однако предсказания оставались актуальны до тех пор, пока я не стала тем, кем он мне когда-то пророчил стать, эдак к возрасту Иисуса Христа. Далее посредством роста в познании себя и мира, выхода за рамки общественных стандартов, я утратила любую предсказуемость. Я перестала быть столь прозрачной для Авишая, к своему сожалению, так как то его прежнее озвучивание моего потенциального образа в будущем откликалось внутри меня и где-то даже направляло в Пути. Теперь же, слыша его экстраполяции на свой счет, я лишь улыбаюсь, словно это пересказ уже пройденных мною уроков и давно усвоенных истин. Вместе с тем я не спешу указать ему на устарелость взглядов о себе, а позволяю высказаться — ведь говорит Авишай красиво, витиевато, непременно жонглируя метафорами и аллегориями. И хоть нет уже в его словах для меня былой мистики, беседовать с некогда моим первым гуру* — одно удовольствие, так как задействуются и интеллект, и смекалка, и чувство юмора, и весь внутренний мир.

Без постоянного контакта мы утратили ранее присущую нам взаимосвязь, но он все еще прекрасно понимает меня, ту самую, истинную меня. Кармическая связь никуда не делась, и, несмотря на то, что, живя в разных странах, мы можем не общаться годами, встретившись снова, когда я приезжаю в Израиль, мы сливаемся в едином проявлении высшего замысла. Дух свободолюбивых людей, ценящих жизнь, делает свое дело.

Так вот, когда-то давно, когда я еще считала это утопией относительно себя, Авишай отметил, что я независима и свободолюбива, как никто другой. И сказал он это с чувством уважения. Ооо, обладать таким качеством — это мечта, и она даже не теплилась во мне! Я знала, что это круто быть независимой и свободной личностью, и по наитию, возможно, стремилась бы к этому, если бы знала методы. А тут он констатировал этот факт обо мне, той, что капризничала, будучи подвластной настроениям в зависимости от происходящего в моей личной жизни. Я сильно зависела от отношений с мужем, переживала, достаточно ли мы проводим времени вместе, не поссорились ли мы, где он, и почему я не там с ним, весь этот рой мыслей перетекал во всем известное самобичевание «а почему все так, а не иначе?», и я неуклонно чувствовала, осознавала свою зависимость и несвободу. Я не умела быть сама по себе. Однако то, что заприметил Авишай, относилось, видимо, к более глубокому слою моей натуры, которой, даже не отдавая себе отчета, я всегда была верна. Я стремилась следовать своей правде, в результате чего неосознанно подвергала себя страданиям от непринятия другими. Я готова была понести наказание внешнее, но не потерпела бы внутреннего заключения в оковы, когда не давала бы хода своим ощущениям, эмоциям и чувствам.

Я не умела еще смотреть внутрь и оценивала себя, как и все, по внешним факторам, считая, что я несвободна. Однако я думаю, что человек, являющийся несвободным, а значит, не знающим, что такое свобода, вряд ли может действительно осознавать степень своей несвободы, принимая текущее положение дел за стандарт.

Только, пожалуйста, не путайте понятие несвободы с заключением физического лица под стражу. В этом случае речь идет о теле, когда человек, ассоциирующий себя с ним, понимает, что находится в неволе, сетуя об утраченной свободе перемещения и ублажения этого тела. А моя книга — о внетелесном, о дыхании жизни. И свобода тут — это состояние внутренней открытости, независимости, честности и верности, прежде всего, самому себе. Так вот, тот, кто несвободен внутренне, не дышит вольно, он даже и в самой демократичной демократии будет заложником — своего состояния. Не зная силы самовыражения, не испытав независимости от любых факторов, он ни за что не ощутит своей несвободы, так как просто не ведает иного. Полагаясь на внешние дозволения его физического тела, как показателя свободы, он и не задумается о своей неволе. И в этом разница. Ведь руководить можно чьим-то проявлением на материальном плане, но никто не в силе запретить или навязать что-то нашему истинному существованию.

Моя любовь к свободе тогда мне была еще неизвестна, даже несмотря на то, что она активно манифестировала себя в моменты угрозы установления передо мной неких рамок и контроля.

Я даже не подозревала о своем свободолюбии, напротив, начав пытаться разбираться в жизни, я знала лишь о своей сильной зависимости. Я видела, что мой внутренний мир реагировал на внешние события, и, естественно, чем больше привязанность, тем сильнее я переживала, пребывала не в духе.

Такое характерно всем — быть подвластными влиянию эмоций от неудовлетворения потребностей. Как говорят психологи, людям свойственно переносить отрицательные эмоции с одной нерешенной и неосознанной ситуации на другую, создавая тем самым конфликты. И раз уж психологи этому учат, значит, умение осознавать происходящее не само собой разумеется. Но, как говорит Сая*, я всегда умела определить первопричину, потому что, видимо, осознание у меня было даже до того, как я поняла, что оно появилось.

Прямолинейность — это показатель свободолюбивой личности. Ведь беспокоиться о том, что ему говорить, как его поймут и что о нем подумают — это заключение собственной воли. Я на этом не заморачиваюсь. Я позволяю себе выражаться прямо, открыто, искренне. Позволяю ли? На самом деле, даже не позволяю, а оно само собой так и происходит. В этом и есть свобода. Именно за искренность и прямолинейность однажды хвалила меня моя школьная подруга Ира, поздравляя с днем рождения, что запомнилось на всю жизнь. Она говорила, что в том моя особенность, за то она меня ценит больше других, что я всегда скажу правду, не стану вилять в неуверенности и искать оправданий от боязни постоять за сказанным, выраженным мнением. Со мной всегда можно посоветоваться, так как я не скрою под красивыми, но лживыми словами то, как она на самом деле выглядит, идет ли ей платье, достаточно ли хорошо она что-то сделала. Я всегда скажу, как есть, раз меня спрашивают. Признаться, такое поведение немного выбрасывает меня из общества. Не всегда и не всем нужна правда. Вот и приходится балансировать между естественным потоком правдолюбия, текущем во мне, и тактичностью, дабы не крушить стандарты общества.

Да, такое поведение у меня всегда проявлялось само по себе. Видимо, это и есть одно из оснований, на которые Авишай и опирался, называя меня свободолюбивым и независимым человеком.

И я возвращаюсь к мысли, что только познавший свободу может говорить о себе как пленнике. Это пленение жизнью. Тюрьма, заточение. Это ощущение безвыходности. От своего воплощения никуда не деться. Когда приходишь к такому осознанию, тогда вдруг начинаешь интересоваться жизнью, стремиться понять ее. Вся суета сует кажется нескончаемым бессмысленным потоком, и ему уже особо не принадлежишь, так как осознал его и способен смотреть со стороны. Однако оказаться вне этого потока тоже не можешь, а потому чувствуешь себя пленником. Вот такой каламбур получается: познав свободу, осознаешь заключение. Освобождение, известное как результат просветления, не так очевидно. Куда проще было бы не понимать, что происходит, и продолжать жить иллюзиями. Но, увы, посещаемые осознания нельзя остановить или повернуть вспять. Остается только внимать открывшимся элементам истины и стараться познавать новые, так как остановиться на достигнутом — значит подписать себе не то что пожизненное, а вечное заключение.

Как бы я ни любила жизнь за ее невероятную насыщенность событиями, так четко подобранными в нужное время и в нужном месте для определенных людей, каждый из которых получает в одной и той же ситуации свой опыт, давит ощущение утомленности от неизбежного однообразия. Ведь, понимая, что происходящий момент, на языке очевидных проявлений форм значащий якобы что-то радостное, на самом деле не меняет ничего в жизни, и заряд положительных эмоций от него неизбежно временный. Возникающие переживания — пусты, они построены на иллюзии, что что-то хорошо. Однако, это «хорошее» вскоре уже не имеет больше значения и становится обыденным, если вовсе не позабытым, а на смену приходит «плохое». Негатив происходящего тоже вызывает эмоции и переживания, на них тратишься, выкладываешься, пытаясь разрешить проблематичный вопрос, повлиять как-то на события — а толку? Так или иначе и это пройдет, но ведь не навсегда: «плохое» снова придет уже в другом проявлении форм, после чего-нибудь очередного «хорошего». Зная о непостоянстве вещей и процессов, уже не полагаешься на них, как реально значащих что-то важное в жизни, а просто остаешься свидетелем. При таком раскладе я вижу неизбежное однообразие, и оно, признаться, утомляет, но выхода нет.

Ничего не остается, как продолжать жить и наблюдать происходящее, и пытаться понять, что оно значит, какую ответственность налагает, почему появляется в моей жизни, о чем говорит, что собою несет. Это именно то, о чем нормальные люди не заморачиваются и считают лишним копанием, когда попадают на таких, как я. Однако я и мне подобные иначе не могут, мы чувствуем бренность бытия, заточение в тюрьме и ищем понимания сути происходящего, словно чтобы вызволиться.

Скорее всего, мое описание слишком абстрактно и неполно для пояснения, почему приходит ощущение заключенности, тому, кто сам его не ощущает, а всецело живет происходящим в виде воплощенных форм и событий. Просто попытайтесь представить, как смотрит старшеклассник на первоклашку с осознанием иллюзорности его первого восприятия и отношения к школе. Воздушные шарики, красивый рюкзак, цветные картинки в учебниках и контрастная ситуация драки с обзывающимся одноклассником — все это хорошее и плохое столь актуально для него, и кажется, что это и есть жизнь! Однако впечатления возникают от событий, и их будет еще много за предстоящее время обучения: одна иллюзия порадует, хоть окажется и ложной в восприятии понимания, какова на самом деле учеба в школе, а другая огорчит. И нет смысла вовлекаться в ту или иную ситуацию и упиваться ею, так как она лишь фрагмент общего течения жизни. И если, будучи старшеклассником, мы можем посмотреть на известные нам по своему опыту этапы жизни со стороны и не вовлекаться в них со всей серьезностью, то будучи осознанным, мы не ждем прохождения времени, прежде чем увидим бренность бытия в моменте происходящего.

В каждый момент я наблюдаю за игрой со своим участием, ощущаю ответственность за восприятие и реакцию, осознаю взаимосвязь с продвижением на Пути и нередко понимаю, как еще далек от меня выход со сцены, освобождение от неосознанной игры жизни. А значит, произойдет еще много всего, и раз за разом от меня будут требоваться присутствие, осознанность, такие качества, как несопротивление, принятие, доверие. И каникул не жди! Не будет и минуты, не требующей осознанности. Снова и снова необходимо смотреть на все происходящее, ощущать свои радости, надежды, тревоги, недовольства и помнить, что это — игра форм, и смысл ее не в самом происходящем: кто кому что сказал, дал или забрал и так далее, — а в том, какие реакции это вызвало у меня и как я себя проявила. Каждое мгновение приходится жить, словно двойной жизнью, играя свою партию на сцене, где настоящие эмоции не те, что показывают герои пьесы в рамках обыгрываемой ими роли в спектакле, а те, что передаются в зал.

Попробую привести пример, чтобы пояснить свои, наверное, столь непростые к восприятию высказывания, или чтобы еще больше запутать.

«На сцене» — ситуация на улице. Мама строит гневное выражение лица и грозно машет рукой своему ребенку, в азарте подбегающему к проезжей части: «Не смей выбегать на дорогу, не посмотрев по сторонам!». А в сердце у нее — любовь и забота. Она играет строгость, а в зал, то есть к ребенку, на самом деле передается посыл не столько злости, сколько внимания. Он — зритель, она — актер. В то же время испытываемые ею эмоции это: беспокойство, тревога, ответственность, любовь. Так вот не нужно верить в маму, дорогу, машину, ребенка, проблему. Все эти понятия не дадут нам ничего для освоения жизни. Если позволить себе не фокусироваться на понятии сути, а рассмотреть в данном примере жизнь, как сцену, то реальность — это не машина, а, скажем, опасность, которую она несет в данном случае. Ребенок — это не он реальность, а аккумулирование опыта в его воплощении. В случае дороги не она сама реальна, а возможность происходящего, как опасности (машины) и потенциала опыта (ребенка) в случае их пересечения. Ребенок может получить осознанный или неосознанный опыт, прислушаться к совету (матери) и воспринять любые другие факторы или нет, отторгнуть или принять.

Игрок не может не играть свою роль. Ситуация происходит, будет то или иное следствие происходящего на улице. Важно понять, распознать среди ролей и декораций суть происходящего, его смысл и потенциал. В этом кроется истинное проживание жизни.

И все бы хорошо, если бы речь шла о школьном опыте или о происходящем на сцене театра, но я ведь говорю о жизни. В случае чего ее не избежать, как любого из этих примеров, где я пытаюсь раскрыть цикличность и бренность происходящего, что и создает ощущение тюрьмы. Это тюрьма свободного человека, когда он уже не подвластен иллюзиям жизни, способен распознать суть в момент происходящего и видеть в этом проявление Истины. Этот человек понимает, но пока еще не умеет воспользоваться пониманием и освободиться, а оттого и чувствует свое заточение.