Лошадиная река

Kristen Soul, 2020

В каждом лагере есть своя мифическая история, которую дети рассказывают друг другу по ночам. Вот и в том, куда раньше ездила Соня, бытуют байки про местную реку, поглотившую не одну лошадиную душу. Этим летом девочка приезжает в гости к своей бабушке в полузаброшенную деревню, расположенную неподалёку от лагеря. Соне предстоит узнать правду о загадочной реке. Содержит нецензурную брань.

Связались крепко мы судьбой

Сон не отпускал меня долго. Навязчиво и нудно цеплялся за моё подсознание, не позволяя вынырнуть для того, чтобы сделать вдох. Казалось, что ещё немного — и я задохнусь под толщей мутной, вязкой, как смола, воды. Она обнимала меня со всех сторон, руки и ноги уставали пытаться делать малейшие движения. Будто я больше не вернусь в явь никогда, так и останусь на дне, и вместе со мной — лошади. Дряхлые, с чёрными слезами, скопившимися в одно единое целое — реку, но только не бурлящую, а спокойную. Мёртвую.

Я открыла глаза.

Голова гудела, а они неприятно покалывали. Я с трудом перевела тяжёлый взгляд на дверь, проверить, заперта ли, потому что в памяти начали всплывать отрывки из вчерашнего вечера, когда на меня напала кошка. Я резко села, гул постепенно пропал, а глазные яблоки вновь стали с лёгкостью меня слушаться. Меня заинтересовали мои рисунки: правда ли то, что вчера было на них изображено, или же это всё галлюцинации? Листы лежали на полу, перевёрнутые картинками вниз. Проморгавшись, я потянулась за ними и дрожащей: то ли от страха, то ли от предвкушения — рукой поднесла к себе, перевернув.

Всё выглядело именно так, как было нарисовано изначально. После чертыханий я скомкала бумагу, и та полетела в сторону. Может, мне всё приснилось? Ведь на руках не осталось ни ран, ни царапин от когтей кошки, а она драла кожу нещадно. Поднявшись с кровати, я подошла к шифоньеру, открыла дверцу и собралась посмотреть в зеркало, обычно висящее на ней с обратной стороны: не осталось ли на лице отметин, потому что голова побаливала от мест, куда блохастая впивалась. Но зеркала не было на месте. Наверное, разбилось и бабушка его выкинула; хранить дома осколки зеркала — плохая примета.

Вздохнув, я вновь собрала рюкзак и вышла из комнаты. Бабушки нигде не было, как и кошки; второй факт очень обрадовал. На столе стоял стакан с молоком, а рядом, на салфеточке, лежал ломоть вчерашнего вкуснейшего хлеба. Я схомячила по-быстрому завтрак и вышла во двор. Бабушку обнаружила там, в саду. Она усердно, травинка за травинкой, пропалывала грядки с морковью. Сорвав с яблони несколько плодов — чуть больше, чем обычно, — я приблизилась к бабуле и спросила про зеркало, но она ответила, что ей сейчас не до этого, и сказала, чтобы я не мешалась. Вот так, сначала родители гонят, потом какой-то мальчишка, кошка ещё эта, а теперь и бабушка!

Пожав плечами, я прошлась по саду, украдкой глядя в сторону сарая. Проверять кроликов мне как-то не хотелось — до сих пор внутри колебалось чувство тревожности, хоть мозгами было ясно, что во всём виноваты все эти местные сказочки.

Выйдя за калитку, я снова направилась к Лошадиной реке. Желание купаться в ней испарялось с каждым шагом, приближающим меня к травянистому берегу. Вновь послышался шум перекатывающихся шариков. Глаза пытались отыскать того мальчишку, но, мысленно стукнув себя по голове, я поняла, что глупо было надеяться, что он тут. Да и зачем он мне? Ведь мы, вроде как, поругались. Однако так одиноко — а порой и жутко — бродить по деревне одной, когда даже бабуля от меня отмахнулась.

Я присела на траву, рядом кинула рюкзак и устремила взгляд на речку. Она бурлила, будто торопилась куда-то, подгоняя мелкие камушки на берегу. Хотя время в деревне обычно тянулось переменчиво: то резко набирало ход, стоило произойти чему-то из ряда вон выходящему, то резко останавливалось, стоило рутине захватить тебя и пригреть под тёплым крылышком. В городе же всё всегда происходило быстро, иногда не успевала понять, какой сейчас день недели именно из-за этого, а тут… Тут неважно было, какой день, важно только, какое время суток, и то не всегда. Сейчас утро согревало солнечными лучами, вокруг меня кружили бабочки, и речка уже не казалась такой пугающей, какой она представлялась мне совсем недавно.

Но рисковать я не стала. Отдельные старые листочки кончились, поэтому, нашарив блокнот, достала его, перелистнула на чистую страничку и решила изобразить там бор, который своими пушистыми пиками ласкал вдалеке небо.

Стоило мне начать рисовать кучевые облака, как сзади послышался шорох. Я обернулась и увидела вчерашнего мальчишку. Почему-то мне захотелось улыбнуться, но, подавив желание, я только сильнее нахмурила брови и отвернулась обратно.

— Снова ты тут? Чего не купаешься? Всё тянет тебя к этой речке и тянет, будто она медовая, — сказал он язвительно, но, не дождавшись от меня никакой реакции, постоял ещё немного, укрывая меня от солнца своей тенью, затем вздохнул и плюхнулся рядом со мной, падая в итоге на спину. Я мельком глянула на него и снова принялась рисовать. Сейчас он выглядел лучше и, по крайней мере, на нём присутствовала одежда, пусть его заношенную футболку и старые спортивные штаны и сложно было назвать нормальной одеждой, но для местных детей это наверняка было обычным явлением, хотя я других детей тут больше и не видела никогда.

— Ну чего ты? — спросил как-то с волнением в голосе будто бы. — Обиделась, что ли? Вот, блин, — хмыкнул, — вам, девчонкам, лишь бы пообижаться.

Нашёлся знаток, смотрите-ка! Лежал тут весь такой из себя мачо.

— Ой, можно сказать, ты так часто с девчонками общаешься, — улыбнулась я. — В школу-то хоть ходишь? — со скептическим взглядом повернулась к нему, а мальчишка с прищуром смотрел на меня, словно оценивал, какое у меня настроение, затем дёрнул бровями и посмотрел на небо, как только солнце скрылось за облаками.

— Хожу иногда, — повёл плечом, — ну так, когда уроки сделаю. А если не сделаю, то не хожу, чтобы двойки не получать, — усмехнулся. — Потом у кого-нибудь переписываю.

Ну хоть учился с горем пополам. Наверняка в в школу в посёлок ходил, вот и лень ему было на уроки каждый раз выбираться, путь-то не близкий, примерно как до лагеря, только в другую сторону, но там хотя бы по дороге, не то что мне приходилось преодолевать почти весь путь по еле заметной протоптанной тропинке, а порой и вовсе без неё.

— А не проще ли сразу всё дома сделать, чтобы ничего не переписывать? — пробубнила я и вернулась к рисованию, выводя изгибы скул и заострённого носа того, кто лежал рядом.

— Ой, какая умная, — он сел и попытался подглядеть, что я там черкаю, но я отпрянула и спрятала блокнот, злобно глянув в любопытные чёрные глаза. — Отличница, поди? — он покачал головой, потом подогнул к себе колени и, положив на них локти, начал разглядывать свои чумазые пальцы.

— А если и да?

— Сразу видно, — слишком довольно ответил он, немного проглотив слова. — Да не получается иногда, — уже громче сказал, словно нехотя оправдываясь или же сам себя успокаивая, — то одно, то второе… А что ты там рисуешь? — неумело перевёл тему, снова немного подглядывая, но я уже не двигалась. — Покажи?

— Тебя рисую, хотя хотела вон те деревья, — указала пальцем на бор.

— Меня? — удивился мальчик. — О, давай! — воскликнул, да так радостно, что я слегка подпрыгнула на месте. — А может, мне надо что-то сделать?

Он начал мяться на месте, меняя позы, а я почувствовала себя учителем, которого ученик спрашивает, как делать правильно. Забавное ощущение, и эта перемена в поведении мальчишки мне показалась довольно милой, а ещё… Ну ведь не зря он такой? Наверное, это было его обычным состоянием — нормальным, а вчера просто что-то и правда произошло. Например, драка выбила его из колеи, а сейчас он снова находился на своём месте.

— Да нет. Просто будь собой, — пожала плечами.

— А шевелиться можно? — задумался он.

— Нет, — прыснула я и добавила: — И губами тоже, желательно, а то нарисую их кривыми. И отсутствие клыка еще запечатлею, — ткнула карандашом рядом с его улыбкой, в которой явно не хватало одного зуба. Самое забавное, что его это ничуть не портило, а даже добавляло какой-то особой изюминки во внешности

Конец ознакомительного фрагмента.