With skylarks

Lerysol

Рекомендовано читать исключительно перед взлетом за чашечкой эспрессо. То, о чем пойдет речь, собрано из цветочных миниатюр эмоций, возможно покажется банальным, но, переживая каждую секунду вместе с автором, внутри станет чуть теплее, особенно перед важным для себя путешествием. Прикоснитесь перед взлетом, в минуты ожидания перед новым, улыбнитесь…

Вечер, ночь, утро, дурочка

Так и стояла раздавленная, примятая, скрючившись от унижения. Не то чтобы слабая, такое утро неожиданностей. Зачем надо было самой выходить к воротам? А тем более открывать калитку, разгадывая хитросплетения механики установленных засовов. Сама виновата, распустила на выходные, позволила себе снисходительность. Вернее, соскучилась, соскучилась по тишине настоящей, без шарканий и шорохов, ненужных встреч с лишними.

Все просто, утро такое какое-то волнительное, неспокойное. А ведь начиналось то, вечер, как по ноткам разложенным, все как запланировала в головушке. Связь отключила, отбросила, проконтролировала, коробки с интернетом последний выдох выплеснули. Вечер последних прощающихся плавно перетек в густую ночь непроходимых волнений. Окунулась в объятия ночи, вальсируя. Тишина томная. Злая, ласковая тишина… Отключила собранность, бокал игристой вдовы, икры отборной черной с маслицем на белом хлебушке для вкуса, просто не голодна, всего достаточно. Забавлялась сама с собой, раскинувшись в плетеном, жонглируя электричек мыслями. Книга Камю со страницами-бабочками, слова, от дуновения порхающие: «Дочь горшечника Дибутада увидела на стене тень своего возлюбленного и обвела его профиль кинжалом. Благодаря этому рисунку ее отец изобрел стиль росписи, украшающей греческие вазы. В основе всех вещей лежит любовь». Сама себе улыбаюсь, забавно. Любовь томная. Помню, понравилась мысль: «Найму железнодорожного начальника вокзала для моих мыслей стремительных, доверить ему упорядочить движение, составить расписание, может, уменьшит разрушительные крушения и буйство разочарований. Смешно, ни один из кремниевых не выдержал, да и нечего фантазировать, через пару месяцев досконального погружения заболеет, в лучшем случае психушкой отделается. Только сама, только. Привыкла с детства». Вспоминая за неделю события с глупыми комплиментами, забавлялась подливая, по чуть-чуть надкусывая, нравится. Незаметно уснула, свернувшись калачиком, обернувшись теплым пледом, по теплу с его руками схожим. Что делать? Гордая, прошлое. Раннее утро, на удивление выспалась. Как добралась, одеяние сбросила, напрочь отсутствует.

Лишь утром сквозь ресницы вдохнула утра очарования изящности, нежности величия природы с подарками невидимыми. Заманчивыми ароматами просыпалось утро, расцветало, балуя любимую, не предвещая грозовых туч с молниями в настроении. Тишиной одинокою пробралась в необъятную кровать, без всех, только сама с собой. Раскинулась звездочкой, замерла в уютных пуховых няшностях. Подъем, подъем, подъем, милая… В душ, а затем завтракать, завтракать и на прогулку по территории, хоть взгляну на созданное. Круассаны, с душой вылепленные, домашний вишневый джем, сливочное масло деревенско-местное, чашечка кофе, все тончайшим фарфором с серебром украшено. Пригласила тишину со мной оттрапезничать. Сперва, показалось, услышала и присоединилась, послушавшись. Чудная, дикая, или испугалась, отпрянула.

Прислушалась. Вот оно, звук еле уловимого плача трогательно. Фоном, тихим голодным комариком, пискляво еле различимо, настойчиво. Мало ли, не моя история, разберутся. Тикали. Не давали покоя скребущиеся сквозь окна террасы, плачущие. Прерывающиеся на всхлипывания, и снова пенопластом о жестянку. Нет, не громко, больше походило на навязчивость, нудно раздирая внутренности, вонзались грустью. Невообразимо.

Распахнула массивную дубовую дверь. Внезапный удар. Хлесткими словами гневными, тирадой грязи, ураганом мата с пошлостью, дребезгом хрусталя осколков ярости, претензий, варевом серого, с обглоданными костями перемешанного, ядовитым шипением с кривыми гримасами, кипятком желчи испорченной.

Пощечина, резкая, жесткая, инстинкт, годами выработанный.

Очнулась, зрачки расширились: «Ой, а я к… извините, ошиблась, а где он?»

Дурочка.