Конвейер

Manus Скрипт, 2022

Книга представляет собой воспоминания о жизни милицейских курсантов на рубеже 90-х – 2000-х годов. Подъемы-отбои, строевая подготовка на плацу, конспекты, а еще увольнения, алкоголь и девушки, танцующие под «Руки Вверх»… Казалось бы, все как в старых добрых сериалах, однако реальность менее наивна. Автор откровенно рассказывает о великом и ужасном Конвейере, который пережевывает вчерашних школьников, ломает их волю и лишает способности думать вопреки приказам командиров. Как остаться человеком, несмотря на систематические издевательства? Ответ знает лишь тот, кто преодолел этот нелегкий путь.Книга основана на реальных событиях, однако, некоторые обстоятельства и персонажи в художественных целях вымышлены, любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно. Мнение автора является художественным замыслом.

Персики

Все тяготы и лишения, которые сопровождали КМБ, переносились нами стоически, на голом энтузиазме и вере в светлое будущее, однако были в этом курсе молодого бойца два обстоятельства, которые можно отнести скорее к плюсам, чем к минусам.

Во-первых, с окружающих людей, как и с тебя самого, практически сразу слетала пелена всего наносного, укрывающая истинную сущность. Уже не нужно было ничего объяснять: конкретные поступки и поведение в целом характеризовали твою личность, одновременно определяя положение в курсантском микромире. Наверное, так во время войны обостряется восприятие двух простых категорий — свой и чужой.

Во-вторых, большинство человеческих качеств и эмоций, таких как радость и злость, мелочная жадность и отзывчивость, ощущались как никогда остро. Ответная реакция на любое поведение в твой адрес была также доходчива и абсолютно ясна. Если мы смеялись, то до потери сознания, если сопереживали, то от всего сердца.

Подобных эпизодов в то время возникало много, но персики запомнились как-то особенно.

Бесконечные подъемы-отбои стали таким же обычным делом, как массовый просмотр программы «Время» в субботний вечер, сидя на табуретках, на взлетке, в составе курса. Но вот угадать время поступления команды «Подъем» было невозможно, так как зависело это напрямую от возникновения припадка тревоги у Пэйна или кого-то из других курсовых офицеров.

Для полноты картины нужно заметить, что растущим организмам курсантов в условиях тотального запрета на все, кроме дерьма из столовой в установленное для кормления время, катастрофически не хватало еды, и каждый решал этот вопрос по-своему: кто-то делил то, что ему удалось заныкать, между всеми, кто жил в кубрике, а кто-то поступал иначе.

В начале двенадцатого ночи мы не спали. Это было вполне нормально: масса впечатлений за день плюс голод заставляли нас болтать на бесконечные «актуальные» темы до тех пор, пока сон не заберет всех нас или кто-нибудь из участников беседы не произнесет сакральное — «Ладно, заебали! Жрать нечего, давайте спать!». Так произошло бы и в этот раз, но как всегда внезапно раздалось раскатистое — «Куууууурс, подъем! Форма одежды номер два! Становииись!». Дальше все как обычно, встали, построились, постояли пять минут. Получили команду «Отбой», отбились и, затаившись, лежим. А качество «отбоя» проверялось тщательно: несколько курсовых офицеров ходили по кубрикам и минут пятнадцать смотрели, как мы «отбиты», есть ли скрипы коек, насколько аккуратно стоят тапочки, уложена ли форма на табурет, куда смотрит козырек форменной кепки. Иногда с любого курсанта внезапно срывалось одеяло, чтобы проверить, не лежит ли там этот сраный умник, победивший систему, уже в форменных штанах, готовый к экстренному построению.

Так и в тот раз в нашем кубрике появился кто-то из курсовых, прошелся медленно, скрипя берцами, жадным взором охватывая все вокруг. Возле окна у противоположных стен стояли кровати старшего сержанта Володарского и курсанта Моргуненко. Отточенным, стремительным, резким движением одеяло было сорвано с кровати последнего. То, что увидел в следующее мгновение офицер, находилось очень далеко от здравого смысла и наверняка нанесло ему психологическую травму. На кровати смиренно, в линейку лежал курсант Моргуненко, трусы которого в районе причинного места округлялись двумя холмами размером с теннисный мяч. «Воспаление» гениталий никак не попадало в предустановленный ассоциативный ряд курсового офицера, и он пригласил для идентификации увиденного старшего сержанта Володарского. И вот уже вдвоем они созерцают эту аномалию. Через пару минут оцепенения офицер задал главный вопрос: «Товарищ курсант! Что с вами?» Моргуненко запустил руку в трусы, вытащил содержимое и произнес: «Персики, товарищ старший лейтенант…»

Не могу сказать, что Сережа Моргуненко был плохим, подлым или, напротив, хорошим и порядочным человеком — мы знали друг друга всего неделю, но я его не осуждаю, тем более, что через пару дней он перестал быть курсантом по собственному желанию.