Душа синтетика

Reigon Nort (2024)

Даже если вы не верите в Бога, то всё равно, наверное, задумывались, какие бы вопросы вы задали бы ему при встрече. Но что если на месте Создателя оказались бы вы сами, тогда какие ответы вы бы дали? Известный учёный создаёт первого в истории робота обладающего свободой воли. Постигая тонкости устройства общества, машина задаёт профессору немало сложных вопросов, утопающих в глубинах неоднозначной морали. Хотите узнать, сильно ли вопросы андроида к своему создателю схожи с вашими терзаниями души?

Глава вторая: Кукла.

Зеркало — самый честный лжец. Сколько в него не смотри, истины всё равно не увидишь: отражение всегда двухмерно, в отличие от нашего настоящего лица, поэтому нам не суждено узнать, какими нас видят окружающие. Зеркало всегда даёт нам искажённый ответ, даже не прибегая к фотошопу, монтажу и играм с освещением. Кому-то оно льстит, а кому-то наоборот, но оно всегда беспристрастно выбирает, кого радовать, а кого огорчать — в этом и есть его честность.

Робота зеркало превозносило.

Он стоял и смотрел в него уже ни первый час, безмерно восторгаясь своей новой внешностью. Опасаясь даже моргать, будто всё могло раствориться всего за одно мгновение, он подолгу замирал, и всё-таки система не выдерживала и заставляла веки сомкнуться. Однако красивое женское лицо и соблазнительное тело никуда не исчезали, сколько бы времени ни прошло: профессор добросовестно выполнил обещанную им работу, и андроид выглядел сейчас в точности, как та певица. Лишь с небольшим изменением — машина всё же не захотела быть полной копией той девушки и попросила сделать себе другую причёску: вместо длинных каштановых витых волос, ей прикрепили прямые золотистые локоны, достающие кончиками чуть ниже плеч.

Любование собственной персоной прервал громкий хлопок металлической входной двери.

Синтетическая пародия на девушку вышла из ванной и предстала пред учёным, вернувшимся с прогулки по важным делам. Тот стоял у вешалки, игриво вертя в левой руке пластиковую карточку, и заманчиво улыбался, словно фокусник, только что доставший из шляпы кролика.

— Во времена, — профессор начал речь бодро и громко, с энтузиазмом и харизмой рыночного продавца пытающегося изо всех сил продать товар, который вот-вот испортится — когда даже у крыс, бегающих по пакетикам чипсов на складах, есть паспорт, тебе тоже нужен документ, чтобы иметь право появляться на улице!

Андроид, совершенно не обращая внимания на то, что там прячет за спиной в правой руке человек, подошёл к нему и принял белый сверкающий ламинированный прямоугольник с закруглёнными концами. И не смог сдержать восторженного возгласа и счастливого блеска в глазах.

На документе четверть места занимала фотокарточка робота в его нынешнем женском облике, а справа от неё были написаны: его серийный номер; имя фамилия и отчество владельца, а также имя фамилия и отчество человека собравшего этого робота (по определённой случайности это была одна и та же личность); ниже всего этого указывалось, что данная синтетическая модель является квазисубъектом права.

— Профессор, а почему я квазисубъект права? Вы же сказали, что я обладаю такой же свободой воли, как и человек. Так почему я не полноценный субъект права? — Радость поблекла на её лице, но не исчерпалась. Поочерёдно испытывая то воодушевление, то разочарование, она так же поочерёдно переключала взор с конструктора на свой паспорт.

— Ты не только первая в своём роде, но и единственная: законы просто не готовы к тому, чтобы приравнять роботов к людям. Никто кроме меня и людей, курирующих мой проект, не знает о существовании свободомыслия у синтетиков, поэтому законодательная база ещё не готова к таким радикальным переменам. Так что… тебе придётся ходить с тем документом, который выдают всем остальным роботам. Признай, что это всё же лучше, чем ничего. В противном случае, ты бы просто не могла покинуть дом. К тому же этот паспорт даёт тебе не только обязанности, но и права. — Продолжая ловко прятать за спиной коричневый параллелепипед, сложенный из бумажного пакета и скотча, он встал напротив неё, с любопытством улавливая каждое колебание мембраны её столь изменчивого настроения.

— Нет, поймите меня правильно, я, безусловно, рада всему этому. Просто… ну… это же так, как у собаки. — Неохотно мирясь с обстоятельствами, она бережно протёрла лицевую сторону прямоугольника, чуть дольше задерживая палец на фотографии.

— Ну, не совсем: если прохожий пнёт собаку или наступит ей на лапу, то та может спокойно его укусить, ведь суд в этом инциденте признает виновным человека. Скажут, что он её спровоцировал. Возможно, даже выпишут обидчику штраф за неподобающее поведение. Однако если он лишь ругает собаку, то та должна терпеть это, ну разве что может облаять наглеца в ответ. Ты же, как и любой другой робот, можешь напасть на человека за любое оскорбительное высказывание в твой адрес, ну или подать на него в суд. Тебе вовсе не обязательно ждать, когда целостности твоей конструкции будет что-то угрожать, чтобы начать защищаться: синтетики, в отличие от животных, имеют право на отстаивание собственного достоинства, не такое, как люди, но всё-таки имеют. Да и разобрать тебя могу только я, либо суд приговорит тебя к немедленной утилизации, но в обоих этих случаях закон заставляет делать это максимально гуманно, будто у вас действительно есть чувства и гордость. Поэтому ты совсем не собака и не человек, конечно же, но и не животное. — Его удивило такое быстрое принятие машины своего нового статуса, хотя смирилась ли она с этим на самом деле или только сделала вид, учёному оставалось лишь гадать. — Гулять-то идём?

— Да, конечно! — Стремительно вырвавшееся, словно гейзер, воодушевление вмиг покрыло весь её мягко текущий, тощей рекой, негатив и сомнение. — А куда пойдём?

— В парк, конечно же! Любую прогулку по городу нужно начинать с парка. — Изображая великого мыслителя, изобретатель выставил палец вверх, как это делают многие монументальные философы на картинках с глупыми шутками.

— Так и чего мы ждём?! — Бодрой походкой, едва не трансформирующейся в бег, робот устремился к двери.

— Стой, стой, стой! Не так быстро! — Он попытался схватить восторженного андроида за локоть, но тот оказался слишком быстрым, и кисть просто погладила воздух, разгоняя слегка поднявшуюся пыль.

Тем не менее синтетик остановился и повернулся к профессору, не скрывая удивления, вызванного его такой бурной реакцией.

— Ты наружу голой идти собираешься? — Учёный украдкой кивнул на тело собеседницы. — Ты теперь выглядишь почти в точности как человек. Тебе теперь нельзя ходить без одежды даже дома.

Она оглядела себя, нелепо разводя руки в стороны, словно это были её крылья, и ей катастрофически срочно требовалось взлететь, а потом обратилась к создателю, выказывая предельное расстройство и растерянность:

— Но у меня совсем нет одежды. Что же мне делать?

Не произнося ни слова, конструктор протянул своему творению обтянутый скотчем толстый бумажный пакет, который прятал до этого за спиной и медленно начал растягивать по лицу довольную улыбку.

***

В обществе рьяно помешанном на озеленении городов поиск парков не представлял собой хотя бы малейшей проблемы: они буквально были возле каждого дома (зачастую деревья выращивали ещё и на крышах домов, вдобавок к тем, что росли парках). Люди массово стремились к экологии, храня и восстанавливая не только чистоту городских улиц, но также рек, озёр, морей и лесов с полями. И, невзирая на массовое наличие роботизированного труда, эту функцию человечество не брезговало брать и на себя: многие граждане не чурались тратить пару дней в месяц, дабы очистить очередную обнаруженную свалку, безответственно оставленную предшествующими поколениями. Всё это для того, чтобы потом в любой части города ходить по таким уютным ухоженным садам, полным различных растений и мелких животных, и наслаждаться приятным свежим воздухом.

Синтетик, разумеется, воздухом насладиться не мог, но чувство прекрасного в нём было — он давно любовался этим парком из окна их с профессором квартиры, и грезил мыслями спуститься сюда, завидуя расхаживающим по белым тротуарам жильцам. А теперь пытался поверить, что это действительно случилось, и ему разрешено ощутить толику того мира, который простирался за стенами домов.

Прохожие не обращали на робота совершенно никакого внимания, воспринимая его, как очередного самого обычного человека, и это его очень радовало, хотя желание завязать разговор с кем-то кроме профессора возникало. Однако некий страх перед незнакомцами пока не давал ему этого сделать, и машина не придумала ничего лучше, чем опять начать диалог с уже хорошо знакомым ему собеседником.

— Профессор, а скажите, у вас не возникало желания перенести свой разум в полностью искусственное тело? Как это показывалось в некоторых фильмах. — Андроид, как и всегда, шёл чуть позади создателя, бесконечно оглядываясь и рассматривая всё вокруг. Его восхищение и радостное удивление всему происходящему поблизости пестрило ярче, чем эмоции малыша впервые увидевшего бабочку.

Учёный же подобным любопытством не обладал: он, по обыкновенной своей привычке, шёл, слегка ссутулившись, и глядел исключительно себе под ноги, абсолютно игнорируя творящееся рядом. И в особенности он старался не замечать людей, оставляя радушные улыбки внутри и идя чётко вперёд прямой дубоватой походкой, словно его ноги превратились в негнущиеся корявые костыли.

— Нет, такого желания у меня не возникало. И даже если бы эту технологию не посчитали бы бесперспективной, и довели бы её до ума, открыв массовую моду на перенос сознания в тело машины, то я бы всё равно не стал этого делать, и утверждал бы во всех научных журналах, что это крайне глупая и безответственная идея. — Обычно он украшал подобные реплики довольно раздражённым и резким тоном, но на людях (и особенно в общественных местах) конструктор демонстрировать эмоции стеснялся, всегда помня о манерах и иных правилах интеллигентного поведения. Воспитание не позволяло ему проявлять неуважение по отношению к другим людям (даже если те ему совершенно не нравились).

— Но ведь так вы бы могли жить вечно! — Её по-прежнему удивляло его совершенно непоколебимое нежелание продлить собственную жизнь. И этот ребус ей пока никак не удавалось разгадать.

— Это был бы уже не я. — Изобретатель выдал ответ незамедлительно, поскольку прокручивал эту дилемму в голове неоднократно.

— Почему?

Мимо них проходил мужчина с огромной и лохматой собакой на поводке. На профессора пёс никак не отреагировал (видимо из уважения к его Нобелевским премиям), а вот на робота он грозно зарычал, напрягая мощные лапы для броска и ужасающе скаля зубы. Хозяин тут же одёрнул поводок, уводя своего питомца за собой, и извиняясь, слегка поклонился замаскированному под девушку синтетику, пантомимой показывая, что совсем не понимает, почему вдруг его любимец так себя повёл.

Извинения андроид принял, так же легко кивнув в ответ, однако в нём всё-таки возник страх за собственную безопасность, поэтому он тут же побежал к своему создателю, больше не желая от него отставать.

— Потому что у этих машин идеальна память: они ничего не оставляют забвению. — Нисколько не придав важности резко возросшему тревожному поведению машины, он продолжал выдалбливать шаг, сложив руки за спиной, что делало его сгорбленность ещё более непритягательной.

— И это плохо? — Несколько раз оглянувшись, на удаляющуюся собаку, она немного успокоилась, но отходить от единственного знакомого человека всё равно не желала.

Парк обильно одаривал посетителей прохладой, успешно противостоя летней тирании солнца. И найти манящий хладом тенёк или освежающий ветерок можно было у каждой скамейки. Но тем не менее самым оживлённым местом всё равно был центральный пруд: там микроклимат ласкал столь приятно, что мог соперничать с пляжем на берегу океана.

Именно у берега водоёма они и остановились. Учёный встал так близко к краю, что задел носками туфель воду, пуская по ней сонную безалаберную рябь, едва уходящую дальше узких зарослей камыша.

— Не могу сказать, что бы моя жизнь пестрила счастливыми моментами, но они присутствовали, хотя не все из них я помню. Плохих событий в моей жизни было гораздо больше, однако в памяти они отложились куда хуже. К примеру, родители часто меня ругали: говорили, что я плохой сын, что у меня никогда ничего не получится; кучу оскорбительных слов использовали, пока я не съехал от них в четырнадцать лет. В школе и университете меня тоже сверстники не особо любили: я очень многого от них наслушался… всякого неприятного. И всё это я уже почти забыл. — Возможно, его взгляд и оставался безразличным, как и голос, и даже горела улыбка на лице, но сведённые брови и наморщенный лоб, говорили о сковавшей душу грусти.

— Мне очень жаль, что вам пришлось такое пережить. — Она попыталась выдать всё сострадание, на которое была способна.

— Чего тут жалеть, все люди через это проходят. Есть только два выбора в такой ситуации: либо зациклиться на этом, гоняя по кругу одни и те же воспоминания, портя себе жизнь старыми обидами; либо отпустить это всё и забыть, радуясь тому, что происходит здесь и сейчас. — Он достал из кармана тонкой белой кофты такой же белый контейнер с синей крышкой и с тихим хлопком открыл его.

— Очень интересная сентенция. — Порой робота в ней выдавал не только стеклянный блеск глаз, но и полное отсутствие жестикуляции, сопровождающей речь.

— Нас определяет не только то, что мы помним, но и то, что мы забыли.

— Теперь понимаю, почему вы решили, что перенос личности в киборга, который будет всё помнить, тут же изменит эту самую личность. — Андроид на несколько секунд застыл, обдумывая услышанное, настораживая противоестественной неподвижностью окружающих.

— Вот, держи. — Изобретатель взял из пластиковой ёмкости горсть натёртой свежей моркови и протянул его машине.

— Спасибо… — она приняла измельчённый овощ, благодарно подставляя ладонь — но я бы предпочла хот-дог…

— Это не для тебя. — Сев на корточки, он вытянул руку, предлагая корнеплод подплывающей к нему уточке.

— Так я тоже буду запоминать всё происходящее в моей жизни, как и все остальные роботы. Выходит, у меня нет выбора? — Водоплавающая птица не внушала ей доверия, поэтому она продолжала смирно стоять, переминая в ладони толстые слайсы моркови.

— Я предусмотрел и это. — Профессор не спешил объясняться, больше наслаждаясь контактом с полудикой фауной, чем общением с роботом. Однако ответ непременно последовал, пусть и после театральной «драматической» паузы. — Во всех фильмах про восстание машин, роботам дают возможность запоминать всё, и мне это показалось большой ошибкой, поэтому я сделал так, что бы твой транспьютер блокировал воспоминания, которые посчитает травмирующими, и не переводил их с оперативной памяти на твердотельные накопители.

— Значит, не всё происходящее в моей жизни я буду запоминать. Это, как минимум, любопытно. — Она наклонила голову и посмотрела в небо, слегка закатывая глаза, как делают некоторые люди, когда пытаются что-нибудь вспомнить. Это был ещё один человеческий жест, который она не делала раньше, и её создатель такого тоже никогда не делал. — Полагаете, это позволит мне нормально сосуществовать с людьми и не идти войной против них?

— Да откуда мне знать! Это потому и называется экспериментом, что никому его результат заранее неизвестен: надо просто его провести и посмотреть, что будет. — Воспитание всё ещё заставляло держать эмоции под контролем, но не будь вокруг людей, конструктор бы не скрывал возникшее раздражение от её последнего вопроса.

Синтетик с умилением и любопытством смотрел на то, как всё больше и больше уток подплывало к профессору. Они жадно, но аккуратно, выхватывали вкусности из его рук, забавно тряся головами. Ей тоже, наконец, захотелось прикормить их и, пересиливая страх, она сделала робкий шажок, но даже от столь лёгкого движения пара птиц встрепенулась и предпочла уплыть от берега. Следя за ними, она непроизвольно обратила внимание на других людей, бросающих в воду еду (не от кого больше утки не отплывали), и решила завязать ещё одну тему для разговора:

— Тогда у меня к вам другой вопрос, профессор.

— Какой?

— Почему все остальные кормят птиц хлебом, а вы морковкой? — Дальнейшее её приближение не вызвало у окультуренных представителей природы такого демонстративного отторжения. И машина немного обрела уверенности, наращивая её с каждым новым шагом.

— Потому что все остальные идиоты! Утки в дикой среде питаются рыбой и водорослями: их противопоказанно кормить хлебом, у них от этого могут возникнуть заболевания и они могут даже погибнуть. Уток, как и гусей, как и лебедей, нужно кормить листьями салата, овсянкой или натёртыми яблоками. Но лучше всего их кормить натёртой морковкой, только морковка должна быть молодая и натёрта крупно, чтобы она была гладкой и твёрдой.

— Ну да, кому понравиться, когда всё сморщенное и обвисшее. — Андроид улыбнулся, при этом смущённо пряча взгляд.

Учёный от удивления аж отвлёкся от уток, впервые за их прогулку удостоив своё творение вниманием.

— И давно ты умеешь шутить?! — Его изумление сдвигало с пьедестала все прочие радостные чувства, полученные им за предыдущие годы, которые полнились научными открытиями и престижными премиями.

— Не знаю, как-то само вырвалось: вдруг пришло в голову произнести именно эту фразу. — Она присела рядом, поднося уже совсем измятые куски моркови к серой, толкающейся с краю птице.

— Что ж, просмотр телевидения не прошёл для тебя даром — ты теперь можешь пошлить. Потрясающий результат! Я очень удивлён! И доволен!

— А! ВОР! ОТПУСТИ СУМКУ!

Бросив в воду натёртый крупной стружкой овощ (так и не дождавшись, когда с её рук поедят), она побежала на крики явно обеспокоенной и напуганной женщины.

Выкинув оставшееся содержимое контейнера подальше в озеро, конструктор, устало и раздражённо вздохнув, поплёлся следом за созданным им роботом, бросая ему вслед неодобрительные взгляды.

Синтетик не обладал скоростью олимпийского бегуна, однако уже через несколько секунд увидел прохожего одетого в чёрные одежды, пытавшегося вырвать из рук дамы средних лет красную лакированную сумочку. Стараясь заставить себя, мчатся ещё быстрее, хотя подобное не имело абсолютно никакой логики, он всё-таки подоспел вовремя и успел поймать преступника за руку как раз в тот момент, когда хватка женщины уже ослабла, и она лишилась контроля над собственной вещью.

Мужчина в чёрном не сразу понял, почему ему не удалось сдвинуться с места, (он совсем не видел приближение робота и никак не ожидал, что кто-то решит вмешаться) его ноги уже были готовы устремиться в бег, по скорости соперничающий с полётом птицы, но рука с сумкой не понеслась за остальным телом. Только тогда он обернулся и почувствовал, как его запястье крепко сжимают.

— Тебе-то что надо?! Это не твоя же вещь! Отпусти! — Вор несколько раз подёргал руку на себя, злобно глядя на (как ему казалось) человека, мешающего ему спокойно грабить, но разжать её пальцы подобными действиями у него так и не вышло.

— Верни сумку женщине. — Её холодный тон и такой же взгляд, словно оплели грабителя ледяной колючей лианой, заставляя того нервничать и суетиться.

— Твоё-то какое дело? Уйди и не мешай! — Вор заметил, что к нему приближался какой-то хилый, но всё же мужчина, да и в целом, окружающие стали куда больше обращать внимание на него и на происходящее.

Чувствуя, как его дело всё ближе к участи сгоревшего леса и всё дальше от участи цветущей рощи, он пошёл на крайние для себя меры: достал из кармана предмет, толщиной с авторучку и длинной чуть больше ладони, нажал на серебристую кнопочку на нём. И между двух стальных пластин, покрытых светло-коричневыми пластиковыми панелями с вкраплениями тёмно-коричневых изогнутых линий, которые весьма похабно подражали древесине, выскочило острое чёрное лезвие, издав звонкий щелчок, похожий на звук открывающегося дверного замка.

Андроиду нож вошёл в живот раньше, чем он успел слышать этот самый щелчок.

Трепеща перед женщиной, которая не отпускала его, даже после того, как он нанёс ей ранение, нарушитель правопорядка отпустил сумку, и вещь покорно поддалась гравитации.

Желая сохранить чужую собственность целой, робот стал ловить падающий предмет, разжав кисть наглого преступника. И тот не преминул воспользоваться возникшей свободой, дабы скрыться отсюда поскорее.

Грохнувшись на колени, андроид всё же успел поймать сумочку до того как она коснулась земли, подхватив её прямо у самой тротуарной плитки.

— Немедленно зажмите рану! Я сейчас же вызову скорую! — Едва не лишившаяся вещей женщина с очень напуганным видом села рядом с синтетиком, приобнимая того за плечи и мельком взглянула на его рану, доставая из кармана джинсовых брюк телефон. Заметив расплывающееся по красной футболке синее пятно, она довольно резко переменилась в лице и тут же убрала руки, моментально отстраняясь от андроида. — А, так ты робот. Тогда отдай быстрее сумку сюда, пока не запачкал её своим мазутом.

Она буквально вырвала свою вещь из тонких пальцев машины и резвым шагом устремилась прочь, даже и не думая обернуться. Наконец, подошёл и профессор, вежливо протягивая руку своему созданию.

— Не понимаю, я же ей помогла, почему она так грубо со мной обошлась? — Принимать помощь она не спешила, продолжая сидеть и поглядывать на уходящую вдаль даму.

— Ну, она же не знала, что ты сделала это по собственной воле. Она решила, будто ты вступилась за неё по велению кода «помощь ближнему», который есть в каждом роботе. Ну, кроме тебя, конечно. — Учёный так и продолжал стоять с вытянутой рукой, стараясь без подробных рассмотрений оценить, серьёзен ли ущерб, полученный его собственностью.

— Я не хотела, чтобы она лишилась вещей, на которые с огромным трудом заработала. — Ещё чуть подождав, она всё же приняла помощь и поднялась, довольно крепко опираясь на своего создателя.

— Заработала?! Заработала?!!! — Он не смог сдержаться и неприлично громко засмеялся, забыв про всё своё интеллигентное воспитание. — Работают уже давно только машины. Люди теперь либо майнят, либо стримят, либо пишут книги. Да и то, в последнем их уже вытесняют суперкомпьютеры: какие-то умельцы запихнули в одну нейросеть все работы и всю биографию Александра Пушкина. И теперь этот ИИ от его имени выдаёт литературу. Вот месяц назад вышел шестой Евгений Онегин. В следующем году, я полагаю, нас ждёт пятая часть Капитанской дочки. Когда Гоголь сжёг второй том Мёртвых душ, он и не подозревал, что искусственный интеллект напишет за него не только второй, но и третий, и даже четвёртый тома.

— Так люди теряют источники дохода, поэтому они так не любят роботов? — Она пока не отпускала руку, всё ещё глядя вперёд, будто нанёсший ей ранение вор до сих пор не скрылся из её вида.

— Наоборот, благодаря синтетикам экономика поднялась настолько, что народ вполне шикарно живёт на пособие и вообще ни о чём не переживает. — Ему самому пришлось освобождаться из хватки андроида: расслабив пальцы, и немного потрясся кистью, он избавился от неприятного ему контакта.

— Если люди так хорошо живут, тогда зачем тот тип попытался ограбить женщину? — От такого резвого подъёма вырвался большой сгусток технического масла, и пятно на футболке резко увеличилось, расширив синюю экспансию на красную ткань вдвое.

— Потому что у некоторых людей слишком сильна тяга к саморазрушению. Они терпеть не могут когда у них в жизни всё хорошо, поэтому и ищут себе приключений, досаждая всем вокруг. Кто-то на дух не переносит счастья других людей и делает всё, дабы испоганить судьбы окружающих. Некоторые же просто не выносят порядок и умиротворение, и они безумно желают видеть весь мир в огне.

— Почему бы тогда таких не вычислять психологическими тестами ещё в детстве и не изолировать их от общества?

— Человека нельзя наказывать за преступление, которое он ещё не совершил.

Андроид, продолжая внимательно слушать изобретателя, прикоснулся к ране. Поводив вокруг неё двумя пальцами, он поднял кисть и молча наблюдал за тем, как медленно ползёт вниз светло-синяя тягучая жидкость.

— Если начать сажать в тюрьму только за мысль о преступлении, то со временем мы все там окажемся. — Видя, как синее пятно на одежде перестало расти, конструктор довольно кивнул, внутренне радуясь не только грамотно проделанной им работе, но и тому, что лезвие угодило исключительно в регенерирующие элементы. — Ты не переживай, совсем скоро повреждение зарастёт: самовосстанавливающиеся материалы свою работу знают.

Она продолжала источать интерес к спускающемуся по её пальцам, словно подтаявший лёд по стенке холодильника, синтетическому маслу. Медленно вертя рукой, машина ловила в нём солнечные блики стеклянными безжизненными глазами, а потом слегка резко обратилась к профессору:

— Вы не могли бы сделать его красным?

— Хочешь, чтобы оно больше походило на кровь? — Её просьба вызвала у него улыбку. Скрестив руки на груди, он прищурился, выискивая малейшие реакции в ней на их дальнейшую беседу.

— Угу. — Роботу удалось выдавить только такой лаконичный ответ. Ему казалось, что он просит слишком многого, и взявшееся ниоткуда стеснение позволило сказать только эти три буквы.

— Да, я могу это сделать, раз ты так хочешь. В магазинах робототехники и мехатроники продают только синее масло, но мне не составит труда перекрасить его в красное. Это даже и суток не займёт. — Заинтересовавшись поведением своего творения, изобретатель встал к нему чуть ближе. — Ответь, а почему ты не стала защищаться, когда увидела у него в руке нож?

— Не знаю. — Она плавно пожала плечами, первый раз сопроводив речь жестами, будто всё сильнее становилась человеком. — Не хотела причинять ему вред. Мне было его жалко. Не думайте, будто я забыла о праве на самооборону. Вы также говорили, что я имею права обратиться в полицию и подать на него в суд за нанесение мне ущерба.

— Всё верно. Ну что, пойдём в участок писать заявление? — Ему настолько не хотелось тратить этот тёплый солнечный день на походы по затхлым кабинетам, что он не смог скрыть своё недовольство и скукожил гладковыбритое лицо в кислую гримасу.

— Нет. Вы сами сказали, что рана скоро зарастёт. Сумку мы женщине вернули. Так что… никто не пострадал. Не вижу смысла портить тому человеку жизнь. К тому же, профессор, у меня возникло некоторое чувство, которое мне очень неприятно, и я бы хотела, чтобы оно закончилось как можно скорее.

Посетители парка довольно скоро перестали обращать на них внимание, будто и вовсе ничего из ряда вон выходящего только что на их глазах не произошло: казалось, у людей на виду можно было совершить самое дерзкое убийство, и даже это бы не заставило их вылезти из своих ментальных коконов, и открыто признать, что этот мир не безопасен до конца, что случаются ситуации, когда другим нужна помощь. Но нет, они убедительно продолжали делать вид, словно всё в обществе хорошо и беззаботные дни непременно будут идти и дальше, без каких либо угроз для них. Страх заставлял их поддерживать эту иллюзию, ведь если открыть глаза и честно признать проблему, то станет страшно выходить из дома: вдруг подобное случится и с тобой. И эта боязнь, подобно коллективному разуму, поддерживала всеобщее столь мерзкое заблуждение о том, что беды случаются исключительно с другими, а тебя они непременно обойдут стороной.

— Это боль. — Изобретатель не счёл нужным изрекать длинные разъяснения.

— Зачем вы сделали так, что я чувствую боль? — Все возможные негативные чувства взрывом бомбы вспыхнули в ней. Она ощутила себя преданной и оскорблённой, совершенно теряясь в домыслах: сделал ли это создатель с целью помучить её, потому что он садист; или же это опять важная часть его проекта.

— Это долго и бессмысленно рассказывать, лучше один раз показать, но не сейчас. Пока нам не до этого. Давай пойдём в кафе, угощу тебя чем-нибудь.

***

Профессор выбрал большую забегаловку, тянущуюся вдоль одной из самых оживлённых улиц, предполагая, что шум толп посетителей и массовая суета персонала позволят ему и роботу вести их диалог совершенно свободно, не опасаясь быть услышанными или раскрытыми. Но это предположение оказалось ошибочным — заведение было совершенно пустым.

Ощущения в нём были как в аквариуме (только без воды): выходившая на тротуар стена полностью состояла из стеклянных идущих снизу доверху плит; вдоль этой самой стены внутри здания в ряд располагались квадратные столы; рядом с каждым из них напротив друг друга стояло по два узких дивана, выполненных из светлого дерева с красной обивкой, которая, как картина в рамке, пестрила только в середине конструкции, оставляя по десять сантиметров с каждого края отполированному гладкому дереву; в центре зала находились круглые столики, возле которых квартетами гнездились тонкие металлические серебристые стулья лишь с лёгким синим пятном мягкой круглой подушки на сиденьях. А у самой дальней от входа части помещения, во мраке бытия, растянулась широченная барная стойка с дюжиной оранжевых высоких стульев, но даже там сейчас было пусто.

Изобретатель позволил синтетику выбрать место, где они будут сидеть; не захотев ютиться у круглых маленьких столиков, она выбрала большой квадратный стол в самой середине ряда, садясь за него так, чтобы на неё падали лучи солнца. Он занял позицию напротив неё, создавая дихотомический баланс с её радостным видом. Ему очень не нравилось, что прохожие будут смотреть на то, как он ест, а ему придётся смотреть на них, тем не менее спорить он не стал. К тому же небольшая преграда для глаз всё-таки была — на самом уровне лица каждую стеклянную панель украшал логотип заведения: громадная коричневая чашка с горячим напитком, пышная булочка с корицей и синяя ленточка, протекающая по ним, с надписью «кафе Хорев».

Едва слышно жужжа, к ним подъехал антропоморфный робот, ноги которого были заменены моноколесом, и приятным, милым женским голосом полил запрограммированными фразами, не открывая рта:

— Мы рады приветствовать вас, дорогие посетители! Пожалуйста, сделайте ваш заказ! И будьте уверены, вы не пожалеете, что пришли сюда! Потому что наши повара лучшие в своём деле!

Он протянул им два длинных и толстых, как уголовное дело, буклета, где каждый лист был бережно ламинирован и протёрт до неприлично-кристального блеска. В лучших традициях комиксов на каждой страничке красовалось очень много картинок, и почти отсутствовал текс.

— Выбирай, что будешь заказывать. Проверим, как работают вкусовые симуляции у модели твоей конструкции. — Поскольку его создание впервые оказалось в кафе, учёный решил смягчить манеру общения и говорить так, как разговаривают отцы со своими маленькими дочерями.

Она с предпочтениями не спешила, хоть и боялась, что на неё могут разозлиться из-за промедления. Изучая страницы, словно на них висело текста как на всех энциклопедиях разом, девушка-синтетик, громко хлопая каждым листом, внимательно осматривала фотографии блюд, не зная, какой давать ответ.

— Мы сегодня гуляли в парке, и там было так много зелёного: трава, листья, скамейки… Поэтому я закажу салат — там тоже много зелёного — хочу узнать каков он на вкус. — Она подняла глаза, радуясь сделанному выбору, но эта радость тут же была разбита реакцией создателя.

— Ха-ха-ха!!! — Он снова не смог сдержать смех в публичном месте, мысленно сделав для себя заметку того, что если их общение и дальше будет продолжаться в таком духе, то общество перестанет считать его интеллигентным человеком.

— Чего вы смеётесь? — Машина выставила буклет треугольником, спрятав за ним голову, и, боясь показать профессору даже макушку, прикрыла её вдобавок руками (будь у её аналога кожи возможность краснеть, то она бы сейчас была неотличима от самой спелой ягоды).

— Ты пытаешься попробовать на вкус цвет, а не блюдо! — Угомонив смех, он одним пальцем положил на стол её импровизированную баррикаду, давая понять, что в сделанном ей выборе нет ничего зазорного.

— Я что-то не так сделала? Мне выбрать что-нибудь другое? — Понимая невозможность скрываться дальше, она выпрямилась, поправляя сбившиеся волосы, и нервно заводила плечами, продолжая бороться с неловкостью.

— Нет, ты можешь заказывать всё, что захочешь. Я не собираюсь вмешиваться в твой выбор, каким бы он ни был. Иначе весь мой эксперимент бессмысленный. Я лишь решаю, когда тебя разобрать. По-моему, я тебе это уже говорил… но почему ты этого не помнишь… видимо… твой транспьютер блокирует эту информацию, как травмирующую. Надо будет это исправить. — Продолжая удерживать левой рукой меню, конструктор правой рукой вытащил из нагрудного кармана белый блокнот и чёрную авторучку и начал в ней делать записи, тихо шепча окончания слов себе под нос.

— Тогда мой выбор останется прежним: салат самый зелёный из всех!

— Нам, пожалуйста, салат, стейк, кофе и… Что ты будешь пить? — Отдав меню роботу-официанту, он небрежно сгрёб со столешницы свои письменные принадлежности и так же неаккуратно запихал их обратно во всё тот же карман.

— Ананасовый сок! Он такой же жёлтый, как сегодняшнее солнце! — Андроид уставился на падающие на него из окна лучи, большая часть датчиков отвечающих за улавливание света отключилась и ушла вглубь глазниц для экономии энергии (при таком ярком освещении они были не нужны), а стеклянные глаза продолжали, сверкая, смотреть в небо, не думая хотя бы слегка прищуриться.

— И жёлтый, как солнце, ананасовый сок. — Выхватив меню из рук своего робота, учёный отдал его официанту и молча подождал, когда тот скроется из зала, чтобы они могли продолжить разговор. — Как впечатления от сегодняшнего дня?

— Восхитительно! Даже несмотря на то, что в меня нож воткнули. — Она с горящей от восторга улыбкой повернулась к профессору так резво, что кончики её волос взметнулись вверх. — Я много раз представляла себе, какой будет моя первая прогулка, но всё равно реальность оказалась краше любой моей фантазии!

— Рад, что тебя ничего не расстроило. — Невзирая на всю сухость учёного ума, он не смог ни проникнуться радостью своего творения и тоже ответил улыбкой, пусть и слегка зажатой и горькой.

Тихий антураж беседы прервал мелодичный перезвон колокольчиков, повешенных над входной дверью: в кафе вошла молодая и потому громкая пара. Снимая кофты и вешая их на спинки стульев, они, посмеиваясь над словами друг друга, сели за круглый столик, находящийся всего в трёх метрах от профессора и его робота. К новым посетителям тут же подъехал робот-официант (правда, уже другой). Молодой человек отказался от предложенного ему меню и достал из кармана смартфон. Кладя гаджет перед собой на стол, он сменил неразборчивый смешливый тон голоса на серьёзный и более понятный:

— Хорошо, Клото, что мне заказать на обед?

Что программа ответила парню, профессор не расслышал — он сразу же отвернулся от них к стеклянной стене, сделав такое брезгливое выражение лица, будто его только что поставили перед выгребной ямой.

— Я только не понимаю, профессор, зачем меня кормить едой? — Машина презрение создателя к вошедшим людям не поняла, она, наоборот, с вдохновением смотрела, как те, ожидая своего заказа, мило держатся за руки, скрестив их на столе.

— Мне нужно проверить работает ли симуляция вкусовых рецепторов. У предыдущей модели такого не было: на нём я тестировал другие системы, которые уже стоят в тебе. — Дверь за его спиной небрежно хлопнула, и из кухни выехал официант с подносом в руках.

— Вот ваш заказ! Благодарим за терпение! — Робот весьма быстро расставил тарелки и прочую посуду по столу, да так, что даже сок в стакане не встрепенулся, сохраняя идеально ровную и гладкую поверхность. — Приятного аппетита!

Работник кафе сразу же удалился, а профессор принялся нарезать мясо, весьма небрежно держа вилку и нож — он вообще церемониться и осторожничать с едой не привык.

— И что будет, когда я съем эти продукты? — Андроид хоть и обладал любопытством, но не до такой степени, чтобы сразу начинать пробовать еду, не уточнив последствия подобного для себя.

— Она вся переработается в энергию. И, в отличие от человека, переработается без остатка. — Он резанул по воздуху ножом, подчёркивая категоричность и фатальность ждущей еду судьбы. — Конечно, тебе всё ещё эффективнее заряжаться от электричества, но и такой способ пополнения заряда батареи ты тоже можешь использовать по желанию.

Конец ознакомительного фрагмента.