Другая сторона озера

Stepart, 2016

Состоятельный московский бизнесмен Александр мечтает о переезде на тропические острова. Чтобы обеспечить себе безбедное существование, он вкладывает свой капитал в землю рядом со строящейся автотрассой в Тверской области и отправляется туда, чтобы лично присматривать за своим вложением. Александр рассчитывает, что отдохнет в старом санатории на тверских болотах, но вместо этого оказывается вовлеченным в пугающие и мистические события. Он встречает людей, обладающих неординарными способностями, которые раскрывают ему тайну путешествий в другие миры. Очень скоро Александр понимает, что эксперименты его новых знакомых таят в себе большую опасность. Путешествия в другие миры могут лишить человека рассудка и даже жизни. Но хуже того, Александр оказывается на пути ужасающих существ, пытающихся прорваться в наш мир… Содержит нецензурную брань.

«Искра»

Утром я встал вполне бодро. Умылся, сходил в туалет, даже выкурил сигарету, после чего стало несколько хуже. Димыч работал лопатой на улице. Увидев меня на крыльце с сигаретой, он направился ко мне, посмотрел на моё печальное лицо и сказал:

— Так, давай в дом, приведём тебя в чувство. Дорогу я прочистил достаточно, чтобы машину твою у меня в гараже запарковать.

Возле дороги виднелась кирпичная постройка, которая, видимо, и была гаражом. Я кивнул, и мы зашли в дом.

Димыч сварганил яичницу и нарезал бутербродов. Я выпил чай и поковырял яичницу, хотя голода особо не ощущал, так часто бывает у меня по утрам. Но зная, что поесть нужно, яичницу я всё-таки прикончил и навернул пару бутербродов.

— Машину разгрузим и поставим в гараж. Для снегохода есть прицеп, но бери только самое нужное, поскольку на месте всё есть. А прицеп заполним едой.

— Хорошо.

Захотелось прилечь, но заметив мою расслабленность, Димыч погнал меня на улицу умыться снежком. Я собрал волю в кулак и раздевшись по пояс, пошёл растираться.

Снегоход хоть и был достаточно утилитарным и мощным, но с двумя седоками и прицепом груза шёл натужно, поскольку снег был рыхлым. Мы периодически начинали увязать, но управлял Димыч здорово — вовремя поддавал газу, и мы выскакивали из снега при первых же попытках завязнуть. Въехав в лес, мы начали петлять через какие-то просеки, потом пошла чуть заметная дорожка, и уже скоро мы выехали на берег замёрзшего озера. Озеро оказалось большим, хотя на карте оно было похоже на пруд. Перед тем, как сползти на лёд, Димыч остановился:

— Специально поехал этим маршрутом, чтобы ты осмотрелся.

Посмотреть было на что: панораму замёрзшего озера опоясывал лес, местами берег вздымался на несколько метров, хотя по большей части был достаточно пологим и ровным. После тесноты болотистого леса этот простор впечатлял больше всего.

На ровном покрывале озера снегоход пошёл намного резвее, редкие снежинки заструились по лицу, и уже через считанные минуты мы свернули за изгиб озера, откуда показались корпусы «Искры» — заброшенного санатория, построенного при советской власти на месте древнего языческого капища. Поговаривали, что санаторий построили здесь, потому что кто-то из партийных лидеров был язычником — других оснований возводить тут санаторий и тянуть через болота дорогу и коммуникации было мало, учитывая, что вокруг было полно похожих мест с хорошим подъездом к ним.

Димыч опять остановился и предложил спешиться. Я с удовольствием сполз и размял ноги. В голове гудел ветер, а тело успело замёрзнуть. Димыч пошёл к прицепу и будто читая мои мысли, вернулся с бутылочкой самогона и завёрнутым в фольгу сальцем поверх бородинского хлеба. Из кармана он достал пару раскладных стопок и поставил их на сиденье:

— Ну, что. Вот тут и обоснуемся, — разливая, сказал он и указал на приличного размера дом правее пустующих корпусов. Из-за начинающейся метели я не сразу его заметил. Из трубы дома шёл тёмный дым. Приглядевшись, я увидел в отдалении ещё несколько домов.

— А там что, кто-то есть? Дым, смотрю, идёт.

— Это дым от камина, отапливается от бойлерной за корпусом, я попросил зажечь к нашему приезду. А люди в селе есть, да, несколько человек живут там. Дома остались от деревни староверов, в них живут старухи, а в другом, подальше, поселился один дачник, он писатель. Пишет статьи для журналов о природе. Натуралист какой-то. Необщительный. Бывает здесь только летом.

— А я думал, тут никто не живёт. Я же видел земельные планы, на них кроме санатория ничего нет.

— Так это потому, что они не оформлены. Но люди никому не мешают. Им предлагали переехать, но никто не согласился. Думают, что ничего тут не поменяется, — Димыч подмигнул мне.

— Жалко их будет, когда тут поблизости стройка начнётся, они же прикипели к этой тишине.

— Не волнуйся за них, их предупредили, что если передумают, то их на Селигер в глушь переселят в хорошие условия или в районном центре квартиры дадут. Очень щедрое предложение, сам понимаешь.

— Всё равно неприятно как-то.

— Говорю же, не волнуйся, люди тут крепкие, и не такое видели, — Димыч загадочно улыбнулся и поднял стопку: — давай за эти места.

Я кивнул и выпил ледяную самогонку. Она провалилась внутрь, и я закусил её салом.

— А ты много взял? — кивнул я на бутылку. Димыч рассмеялся:

— Не волнуйся, там у меня на конец света запас настоек и самогонный аппарат, если что.

Я удовлетворённо кивнул, но потом меня догнала пугающая мысль:

— Тут, наверное, осторожно надо бы. А то ведь, если что, до врачей не добраться.

— Не бойся, есть связь с Олегом Алексеевичем по спутниковому и с МЧС. Если что, МЧС вертушку быстро пришлёт. Кроме того, тут есть Нюша, она медсестрой работала какое-то время, хорошо разбирается в этом деле. А теперь с мамой сидит старенькой. Та из староверов. Отказалась уезжать, вот и пришлось Нюше всё бросить и приехать сюда сидеть со старухой, а та уже третий год держится, — Димыч засмеялся. Я облегчённо улыбнулся и предложил выпить ещё по одной за Олега Алексеевича.

— Так сколько всего тут человек?

— Ну смотри. Витя-электрик с женой Наташей живут в доме рядом с корпусом, сантехник Вадим — в самóм корпусе. Он следит за бойлерной, и чтобы трубы не потекли. За корпусом в кирпичной постройке живёт сторож Николай. Там же у него мастерская. Он сторожем тут был ещё в то время, когда санаторий только запускали. В трёх домах по другую сторону от охотничьего дома, через дорогу, живут бабки. Мы им даже дома подновили, когда работяги приезжали корпусы восстанавливать. Хорошо раньше строили, работы было минимум. Нюша с матерью живут в крайнем доме у озера. Там дальше натуралист этот ещё. Он с нами, можно сказать, не общается, его больше увлекает патрулировать болота, ищет там всякую флору и фауну. Но его можно не считать, он тут редко и только в тёплое время года бывает. Так что ты его вообще может и не встретишь. Итого, с нами, десять. Ой, чуть не забыл, у перешейка между озёрами, отсюда сейчас не видно, есть часовня и домик, мы мимо проезжали. Там уже пару лет живёт полоумный батюшка. А может даже и не батюшка он. Восстанавливает старую церковь. Он к нам не ходит, а мы не ходим к нему. Старух старухами называем только за глаза. Даже не знаю, сколько им лет, если честно.

— Да тут оживлённо, можно сказать.

— Да какое там. Иногда за весь день никого не увидишь. Хотя Наташа, жена сантехника, помогает мне за домом присматривать. Ну и ночует в доме часто, когда муж крепко поддаёт. Он и сам, правда, почти всегда в корпусе ночует. Пора ехать, темнеет, и метель начинается.

Я хотел поинтересоваться, как электрик относится к тому, что его жена ночует в одном доме с Димычем, но он уже натянул на уши шапку и завёл снегоход.

***

К охотничьему домику мы добрались в сумерках, когда на улице вовсю задувала начавшаяся метель. Так называемый охотничий домик оказался вполне себе хорошим домом даже по меркам какого-нибудь Подмосковного посёлка, по крайней мере, по уровню наружной отделки и размеру. Когда мы вошли в дом, навстречу нам вышла достаточно молодая женщина в сарафане и с косынкой на голове. Черты её лица были благородными. Она старалась вести себя непринуждённо, но её глаза не могли скрыть сосредоточенность и внимательность, с которой она изучала меня. Димыч радушно её поприветствовал:

— Наташенька, вот и мы добрались, до метели успели. А это Александр, друг Олега Алексеевича, он приехал сюда роман писать. Так что старайтесь его не беспокоить по пустякам, — Димыч повернулся ко мне и подмигнул. Я растерянно поздоровался и уставился на Димыча. Тот задорно улыбнулся и сказал, что пойдёт загонит снегоход в гараж, а Наташа тем временем покажет мне дом.

Наташа тоже заулыбалась и предложила помочь стянуть мои сапоги. Предложение показалось мне несуразным и ввело в полное замешательство. Ощутив, как к щекам от смущения прилила кровь, я пробормотал, что это глупости и начал стаскивать зимние сапоги сам. Наташа тем временем уже исчезла где-то в гостиной. Я слышал только её голос. Она рассказывала о том, что по радио в ближайшие дни обещали ещё больше снега и усиление ветра. Значит, будет жуткая метель, которая опять занесёт всё на свете, и бедному Димычу снова придётся раскатывать дорогу снегоходом. Хотя оно, может, и хорошо, потому что не будет залётных пьяных охотников из Твери, а то в прошлые новогодние праздники двое неподалёку утонули на снегоходе, и тут была шумиха.

Мне вспомнилось, что Новый год и вправду наступит уже очень скоро. Я не любил этот праздник и обычно проводил его там, где ему не придавали такого значения, как на родине. Вот и сейчас мысли о Новом годе потянули вереницу неприятных воспоминаний.

Появилась Наташа с подносиком, на котором стояла серебряная рюмочка с какой-то розовой настойкой и плошечка с миниатюрными огурчиками. «Эка их Олег Алексеевич воспитал», — пронеслось в моей голове. Отказываться я не стал и махом опрокинул увесистую рюмку, закусил и поблагодарив за радушный приём, прошёл в зал. В камине горел огонь, рядом стоял большой накрытый дубовый стол. За спиной послышался голос Наташи:

— Может, вам плед дать? Отогреетесь с дороги у камина.

— Эх, разбалуете вы меня. Да и стол ещё какой накрыли.

Наташа засмеялась, прикрыв лицо:

— Да что вы. Это скромно. Что успела. Вот завтра будет хороший стол, отметим ваш приезд как полагается. Но будет сюрприз и сегодня, муж наловил рыбки. Как не пьёт, так польза хоть какая-то появляется от него. Он не пьёт до Нового года, чтобы со всеми встретить по-человечески, а то они с Вадиком, электриком, как дел нет, так нагонят канистру и по неделе сидят безвылазно в корпусе. И так каждый месяц, как в командировку. Вахтовики чёртовы, — Наташа негромко, но раскатисто засмеялась и пошла в сторону кухонной зоны, а я стал неспешно осматривать дом, прихватив со стола мандарин, и думать о том, как некоторым забулдыгам-электрикам иногда везёт с жёнами. Пьют по неделе, а жена-красавица хохочет. И так легко и даже с теплотой говорит о его пьянстве.

Отделка дома была сплошь из дерева и камня. Множество книжных полок украшали старые книги. К моему облегчению, на стенах не было ненавистных мне охотничьих трофеев, которые я часто встречал в подобных домах. Зато было много замысловатых старых вещичек. Тут были и поделки из редких сортов дерева, и игральные кости, и какие-то старинные железные приборы наподобие барометров и весов необычной конструкции, расставленные на дубовых полках, комодах и тумбах.

Дойдя до конца каминного зала, я упёрся в резные распашные двери, в щель между ними тянуло холодом. Приоткрыв створку двери, я увидел что-то наподобие оранжереи с окнами в пол и множеством малознакомых мне растений в огромных горшках. У окна стояли две продолговатые деревянные кадки с метр или чуть больше высотой. На них имелись слив и краны для подачи воды. Я бесцеремонно вошёл в оранжерею и обнаружил за буйно заросшей каким-то кустом клумбой барную стойку и мягкие кресла, из которых, скорее всего, открывался вид на озеро. Недолго раздумывая, я плюхнулся в одно из кресел и уставился в темноту за окнами. В свете, падающем через окна, кружились снежинки и подвывала метель. Закрыв глаза, я вытянул ноги и запрокинул голову, но порелаксировать удалось недолго — скрипнули створки распашной двери и послышался бодрый голос Димыча:

— Ну что, тут бы и Тютчев спился. Скажи, какое место, а?

— Да тут и Хемингуэй бы не отказался, — пробормотал я, разлепляя глаза. Димыч успел переодеться в спортивный костюм, а в руках у него была корзинка с фруктами и бутылка.

— Если хочешь, и виски, и водка, и вино, и коньяк есть. Затарил всё, как надо.

Я отрицательно покачал головой:

— На переправе коней не меняю. Давай уж сегодня самогон твой попьём.

Димыч принялся накрывать на металлический столик между двумя бархатными креслами, в которых мы расположились:

— Это вообще-то настойка. Просто травы такие, что сразу и не поймёшь.

— Да даже лучше, если травы. Димыч, а ничего, что мы тут так по-свойски всем пользуемся?

— Да вы же друг Олега Алексеевича. К тому же партнёр. Вы же знаете, какой он человек, он бы с меня три шкуры спустил, если бы вам тут было неуютно. Он так и сказал, если честно.

— Что-то мы опять на «вы».

Димыч засмеялся:

— Наверное, потому что мы про Олега Алексеевича вспомнили. Да что там говорить, он вот в этих самых купелях, — Димыч указал на деревянные кадки у окна, — Витькá с Вадиком заставлял париться. Олег Алексеевич тогда сильно напился ночью, а когда я ушёл спать, под утро один поехал на лося. Свалился на снегоходе с крутого берега и подвернул ногу. Не заметил засыпанный край обрыва, даром что тут столько времени провёл. Так и просидел до вечера, пока Вадик с Витькой его не нашли. Упал он не сильно, но снегоход поломал и ногу подвернул, идти не мог. Ребята на лыжах весь день бегали, его искали, след снегохода замело же. Я с больной спиной тогда был, дома ждал. Как вернули его, он целый час сидел у камина и коньяк пил. Как напился, стал говорить, что мы спасли его от леших, и он этого не забудет. В общем, поил нас пару дней, и сказал, что дом в нашем распоряжении, когда его нет. Я думал, утром протрезвеет и забудет — а нет. Сказал мне, чтобы если кому что в нашей «Искре» понадобится, то всем помогать. И еду, и выпивку, и всё, что понадобится, велел всем возить. Никто расположением таким не злоупотребляет, но, если праздник какой-то, в доме собираемся. Олег Алексеевич особенно на этот счёт распорядился. Сказал, что все мы, кто в этом забытом богом селе живёт, должны держаться друг друга. Даже подчеркнул мне в календаре дни, по которым мы должны собираться и совместно отмечать праздники. Вот так-то.

— А он эксцентричней, чем я думал. И что же это за дни? Первомай и день Конституции? — съехидничал я.

— Наша Конституция и Первомай никак не вяжутся вместе. Нет, там другие даты. Вот одна из них завтра.

Я раскрыл успевшие слипнуться глаза:

— А что завтра за праздник такой? Я не припомню.

Димыч раздосадовано развёл руками:

— А я думал, ты такие вещи знаешь. Зимнее солнцестояние. Мы его празднуем, — сказал он и ехидно улыбнулся. Вздохнув, я потянулся и положил на стол мандариновые корки, начавшие преть в кулаке, и чуть не опрокинул стопки:

— Да почему же я должен это знать?

— Ну как же. Ты же сам вчера за всё учёное вещал.

Усевшись на край кресла, я взял стопку и устало посмотрел на Димыча:

— Ну я же совсем не о том говорил. Да и причём тут праздники, это социальная обязаловка.

Димыч тоже взял стопку и нарочито простецким тоном сказал:

— Нет, вы уж, батенька, давайте-ка гните свою линию. Вы учёный, я простак. И солнцестояние как раз имеет смысл, в отличие от Нового года.

Выпив и закусив несколькими виноградинами, я ответил:

— Димыч, не грузи, а? Ну какой я учёный и какой ты простак?

Я хотел завалиться в кресло, но вдруг вспомнил эту неуместную шутку Димыча:

— Постой, а ты зачем сказал Наташе, что я писатель?

Димыч улыбнулся и опрокинул свою стопку:

— Ну ты же сам вчера говорил, что ничем толком, кроме романа, год не занимался.

— Да какой там роман. Несколько десятков страниц, описывающих события давно минувших дней. Подкорректировал и набросал пару идей, чем дело может кончиться. Это так, баловство.

Димыч недоверчиво посмотрел на меня, отчего меня даже слегка передёрнуло:

— Ну и ладно. Будет лучше, если все будут так думать. Меньше вопросов.

Я пожал плечами:

— Хорошо. Это даже забавно.

Я встал с кресла, и прохаживаясь между кадок с какими-то плодовыми деревцами, ощутил, что даже как будто слегка захмелел, однако голова работала неплохо. С момента того сна на заправке во мне присутствовало странное ощущение свободы. Это состояние казалось чем-то очень неестественным, и я отметил про себя, что пока есть настойка, лучше пить её. Димыч хорошо гонит и настаивает на чём-то правильном.

— Димыч, а не холодно тут для этой растительности?

— Тут можно потеплее сделать, — он начал вставать, видимо, чтобы прибавить температуру в батареях, но потом сел обратно:

— Давай попозже, а то мне сейчас и так жарко.

— Не вопрос. Давай тогда усугубим другой градус.

Димыч стал разливать, а в дверях появилась Наташа с подносом в руках. Я тут же устремился ей навстречу, чтобы помочь. На её голове уже не было косынки, и русые волосы струились по щекам и шее.

— Мужчины, чувствую, вы тут напьётесь без серьёзной закуски. Давайте я вам тогда тут и накрою.

Димыч тоже встал и захлопотал. Откуда-то из-за барной стойки выкатил журнальный столик на колёсиках и придвинул его к креслам. Там же нашёлся и стул для Наташи.

Наташа ещё дважды сходила на кухню, и стол наполнился ароматными яствами. Тут были и холодец, и оливье, и отварной картофель. Также стояло блюдо с селёдкой под репчатым лучком и квашеная капустка в высокой миске, а на маленький металлический столик был водружён противень с запечённой в сметане щукой. Когда все сели у стола, Димыч встал и торжественно произнёс:

— Господа и дамы, я рад, что мы собрались в этом прекрасном и загадочном месте, для того чтобы стать свидетелями удивительной красоты здешних мест и встретить вместе предстоящий Новый год и не только, — Димыч изобразил гусарский кивок и цокнул тапками по дощатому полу. Мы молча выпили и закусили. Димыч одобрительно осмотрел стол и сказал:

— Наташенька, кулинария — это ваше призвание, — сказал он, и, спохватившись, добавил: — не подумайте, что я не ценю вашу живопись, она мне нравится не меньше, чем ваши кулинарные шедевры, — он опять изобразил гусарский кивок. Наташины щёки порозовели. Она заулыбалась, наклонив голову:

— Димыч, ты как поддашь, сразу начинаешь гусарить.

Она захихикала и допила то, что осталось в стопке. Если наливают мужчины, женщинам обычно сложно выпить содержимое за раз.

— Наташа, душа моя, только скажите, и я перестану.

Кривляния захмелевшего Димыча были настолько естественны, насколько и несуразны. Это явное противоречие легко сочеталось в его образе. Я ничуть не хотел, чтобы он прекращал, этот бородатый мужик в спортивном костюме на удивление хорошо изображал дворянина. По крайней мере, мне так казалось.

— Да что вы, что вы, Дмитрий… — Наташа умолкла и смущённо посмотрела на Димыча. — Димыч, я забыла твоё отчество, — её лицо стало сосредоточенным, но уже через мгновение расплылось в улыбке, и она сказала: — это всё твоя настойка!

Димыч засмеялся в голос и сквозь смех проговорил:

— Да не надо отчества. Это моё амплуа, а вы ведите себя как обычно.

В этот момент, сидя здесь, на болотах, в чужом, можно сказать, доме, с почти незнакомыми мне людьми, лица которых я будто помнил с детства, я почувствовал себя пронзительно хорошо. Чёрт его знает, почему. Всё это походило на приятный сон и просыпаться решительно не хотелось. Хотелось наслаждаться и этим уютом, и этой компанией, и окружающей природой.

— Димыч, наливай! Есть тост! — сказал я.

— Слушаюсь, Ваше Благородие!

Димыч неестественно быстро вскочил и принялся разливать. Наташа налегала на закуску как опытная женщина, которой нужно было оставаться в кондиции и при этом не расстраивать мужчин, пропуская тосты. Я решил говорить стоя:

— Друзья! Вернее, я надеюсь, что скоро мы ими станем. Я очень тронут, что вы меня так тепло приняли. И я испытываю настоящую радость от того, что тут, на болотах, я встретил такую приятную компанию, коей давно не встречал ни на фьордах Норвегии, ни на перевалах Анд, ни в джунглях Юкатана, ни на непальских тропах, да бог его знает, где ещё, — я запнулся, путаясь в накативших мыслях. Я чувствовал, что разошёлся, как со мной бывает после нескольких стаканов в присутствии дам. А Наташа, с самого начала показавшаяся мне милой женщиной, сейчас выглядела и вовсе обворожительно. В ней неуместно притягательно сочетались та самая русская баба, всё понимающая и готовая терпеть без ожидания наград, и какая-то утончённая натура, благородная дама из романов Толстого. Может быть, даже та самая Наташа. Хотя нет, Наташа — ребёнок и дура. Хотя и в этой Наташе было что-то непосредственное, детское. Ах да, Димыч же сказал, что она ещё и рисует. Надо узнать про неё побольше. Мысли явно путались, и я всё-таки решил закончить тост, пока пауза не стала смущающе длинной:

— Мои новые друзья! Ещё раз говорю вам спасибо за ваше тепло и хочу предложить такую вещь — каждый, кто скажет тост, должен добавить в него что-то про себя. Это будет забавно и пойдёт на пользу нашему общению.

Я выпил и уселся на своё место. Наташа поставила пустую стопочку:

— Я только за. Давайте с вас и начнём, Саша. Вы много путешествовали, как я понимаю, да ещё и пишете роман. Думаю, вам есть, о чём рассказать.

Я прожевал ложку холодца и откашлялся:

— Давайте с меня. Ну, в подробности вдаваться я смысла не вижу. Это как-нибудь уже по ходу нашего общения. А вкратце так — я родился и вырос в Москве. Отучился на менеджера в одном московском вузе, параллельно работая. Очень быстро дослужился до управляющего крупным автосалоном и также владел магазином по поставке дополнительного оборудования и запчастей для автомобилей. Семьёй не обзавёлся по причине постоянной занятости, и вот уже год как ушёл с работы и занялся писательством. В моих планах перебраться в район Тихого океана и жить там неопределённо долго.

Наташа улыбнулась:

— Это как-то очень уж вкратце. Тогда я, позвольте, на ваш манер. Димыч, давай-ка, не спи.

Димыч и вправду как-то отстранился от происходящего и задумчиво смотрел в окно, похоже, что-то вспоминая. Прерванный Наташей, он, будто силясь, вернулся к нам и тут же задорно заулыбался:

— Извиняюсь, был не прав.

Он взял графин и разлил. Когда стопки были наполнены, Наташа встала и, видимо, тоже немного захмелев, не так застенчиво, как прежде, сказала:

— Я тоже очень рада, что два таких галантных мужчины сочли за радость моё общество. И я думаю, что у меня наконец появятся собеседники для разговоров о высших материях, — она укоризненно посмотрела на Димыча, — а то вот некоторые тоже стали порой менять моё общество на посиделки в корпусе с двумя аборигенами.

Я невольно прервал Наташу:

— А кстати, где ваш муж и Вадим, если не ошибаюсь? Почему мы их не позвали? Как-то неудобно получается.

Наташа поморщилась и посмотрела на Димыча, будто было что-то, чего я не знаю.

— Я что-то не то спросил? — поинтересовался я. На выручку Наташе пришёл Димыч:

— Ну, они не то, чтобы весёлая и приятная компания в последнее время. Они нас избегают.

Я вконец смутился:

— Я извиняюсь, но чтобы понимать ситуацию в дальнейшем… Между вами что-то есть, ребята? И поэтому какие-то проблемы с мужем и Вадимом?

Мои собеседники рассмеялись так, будто я спросил какую-то несусветную чушь.

— А что смешного? Вы, как я понял, проводите много времени вместе и даже ночуете. Это может навести на всякие мысли. Тем более мужа, — пробормотал я. Мне было ужасно неловко, и я хотел поскорее разобраться в сложившейся ситуации. Димыч встал и обойдя кресло Наташи, обнял её со спины, да так ласково и нежно, что я смутился ещё больше.

— Дружище, хватит забивать себе голову ерундой. Мы часто ломаем комедию, иначе на этих болотах сойдёшь с ума. Наташа — моя двоюродная сестра. Мы с самого детства вместе.

Я облегчённо вздохнул и откинулся в кресле. Наташа негромко засмеялась:

— Да, и потом. Мой муж совершенно не ревнив. И это мне, скорее, стоит ревновать его к Вадиму. Это же они не выходят из чёртова корпуса по неделе. Кстати, Димыч, как бы они там опять не засели уже, не дождавшись праздника.

Наташа с сомнением посмотрела на Димыча. Тот вздохнул и посмотрел в темноту за окном:

— Попозже сходим, проверим.

Я решил отвлечь компанию от ненужных мыслей:

— Наташа, извините за эти неуместные вопросы. Я вас перебил с вашим тостом.

Она тут же собралась и продолжила:

— Ну так вот, мужчины. Спасибо вам, вы настоящие джентльмены. И про себя. Родилась я в городе Кашине. Училась там же. После окончила художественную школу в Твери, где и познакомилась со своим мужем, который на тот момент был энергетиком на одном предприятии. На этом моя карьера прервалась, поскольку я была вынуждена заниматься хозяйством. Мой муж был против того, чтобы я работала. Детей у нас не было. Позже предприятие, где он работал, продали, и на его месте построили торговый центр. С работой стало туго, и муж согласился на несколько месяцев приехать в «Искру», чтобы восстанавливать энергоснабжение пансионата. Так мы тут и задержались. Нас сосватал сюда мой братишка, — она кивнула на Димыча. Тот улыбнулся в ответ:

— Позвал на всё готовое и за неплохую зарплату, надо сказать.

Наташа опять кивнула и улыбнулась, но что-то в её глазах заставило меня усомниться в том, что она и правда рада. Мы выпили. Наташа встала и сказала, что нужно проверить кое-что на плите. Мы остались с Димычем вдвоём.

— Интересная она женщина, — сказал я. Димыч кивнул и посмотрел мне в глаза:

— Она не так проста, как кажется! — сказал он каким-то заговорщицким тоном и громко засмеялся. Отвернувшись, я пробормотал, что ничего такого и не подумал. Димыч опять заговорщицки произнёс:

— Я знаю, о чём ты подумал.

И опять засмеялся. Я недоверчиво посмотрел на него:

— Я правда не очень понимаю, о чём ты.

Неожиданно Димыч встал и подошёл к окну. Потом подозвал и меня, указывая куда-то в темноту:

— Вон, смотри, свет возле корпуса загорелся. Эти чудики опять там засели, похоже.

— Ну так может пойдём, позовём их к нам, пока они не успели напиться?

Димыч замер, будто о чём-то раздумывая. Потом пристально уставился мне в глаза, отчего меня прошиб холод:

— А чёрт с ним, пойдём.

Мы направились в гостиную. В кухонной зоне был слышен звон посуды, Наташа опять что-то готовила. Димыч показал, чтобы я шёл на цыпочках, и мы тихонько проскользнули в прихожую. Бесшумно одевшись, мы уже почти вышли за порог, как раздался голос Наташи:

— Ну уж дудки. Вы куда это?

Димыч виновато повесил голову:

— Ну, мы до ребят пройдёмся.

Наташа недовольно хмыкнула и сказала, чтобы мы дождались её. Потом добавила:

— Димыч, там есть всё необходимое?

Димыч тут же оживился и звонко отрапортовал:

— Да, госпожа, всё на месте! Что нам делать?

— Я переоденусь, а вы посмотрите, чтобы наши голубчики не усвистали без нас.

Я недоумённо поинтересовался, куда ночью в метель можно усвистать в этих краях. Наташа с Димычем переглянулись, потом Димыч потянул меня за рукав к дверям:

— По дороге расскажу, пойдём.

На улице уже намело приличные сугробы, но дорога ещё различалась. Мы медленно двинулись через темноту в сторону двух светящихся окон корпуса. Я разглядел пару столбов с негоревшими фонарями. Говорить было невозможно, дыхание сбивалось, а в лицо задувал снег.

Несмотря на физическую нагрузку, мгновенно начал пробирать холод, благо что идти было недалеко, и очень скоро мы уже отряхивались от снега в тёплом предбаннике корпуса и вошли внутрь. Фойе оказалось коробкой внушительных размеров, выполненным в стиле какого-то советского модерна с металлом, гранитом и стеклом в два этажа в высоту и несколько десятков метров как в длину, так и в ширину. Свет горел только в настенных светильниках, огромная металлическая люстра с кучей лампочек была выключена. Напротив входа на второй этаж была монументальная гранитная лестница. Сбоку от неё находился ресепшн или, как это называют у нас, стойка регистратуры. За ним-то и виднелись две головы.

Димыч кашлянул, чтобы нас заметили. Эхо звонко разнеслось по холлу. Головы вынырнули из-за ресепшна. Видимо, сидевшие привстали.

— Кто это с тобой, Димыч? — аккуратно поинтересовалась одна из голов.

— Свои. Это Александр, его придётся взять в тему, если ещё год хотите пожить спокойно.

Я толкнул Димыча в бок, ощущая, что меня во что-то втягивают и зло прошептал:

— Димыч, вы что тут творите? И меня ещё решили подставить? Я же тут вроде как начальник.

Димыч отодвинул мой локоть и прошептал в ответ:

— Саша, придётся тебе рискнуть и поверить мне. Эта тема тебя с ума сведёт, ты же писатель. Такое сможешь потом написать, что хер кто поверит.

— Это что, наркота какая-то у вас тут? Я только по молодости баловался и больше не собираюсь. И перестань называть меня писателем. Какой я, к чертям, писатель. Ты же сам это придумал.

Димыч уже будто ничего не слышал, потянул меня за руку, и мы двинули к стойке.

— Ребята, это Александр. Как я и сказал, свой парень. Я его сто лет знаю. Друг Олега Алексеевича, писатель.

Вадим и Витя были молодыми мужиками. Вите было лет сорок, а его другу немного за тридцать, а может, и меньше. Они были примерно одинакового роста, и даже их лица были чем-то похожи. Возможно, потому что у обоих были бороды, а волосы были одинаковой длины и взлохмачены, однако комплекцией они отличались заметно. Витя был худой и сутулый, с кривыми зубами, а вот Вадим наоборот был спортивного телосложения, с ровными и будто отбеленными зубами.

Витя долго сверлил меня взглядом, пока Вадим скучающе листал книгу жалоб и предложений, вытащенную из-под стойки. Наконец Витя выдавил:

— Вроде, свой. Может, тоже проскочит.

Димыч энергично кивнул:

— Я думаю, был бы не свой, тут бы и не оказался.

Я решил, что это какой-то спектакль по случаю моего приезда. По-другому объяснить происходящее было сложно. Я присел на мраморные перила за ресепшном возле скучающего Вадима и спросил, нет ли у кого-нибудь сигарет. Витя вытащил пачку Winston и запустил её по стойке в мою сторону.

— Спасибо. Не знаю, что вы задумали. Но я с вами, что мне остаётся, — я решил подыгрывать. Витя толкнул Вадима. Из тумбочки у себя в ногах тот вытащил графин, а за ним и гранёные стаканы.

— Смотрю, везде у вас эти графины.

Витя кивнул:

— В подвале столовой куча ящиков с посудой тех времён — графины, гранёные стаканы, тарелки и всякая такая мура.

Вадим встал, вытащил из кармана горсть шоколадных конфет и раздал всем по одной. Димыч машинально взял конфету, но сразу кинул её на стойку:

— Тьфу ты! Опять вы как бомжи. Сходи, Вадик, и принеси что-нибудь из холодильной комнаты. Я же забил её почти под завязку.

Ничего не говоря, Вадим послушно двинул куда-то по тёмному холлу. Мы с Витей закурили, и дым заструился в темноту потолка. Димыч нарушил тишину:

— Значит, так. Слушай внимательно и постарайся не относиться скептически, — он пристально посмотрел на меня. Я кивнул и Димыч продолжил: — мы тут пару лет назад, когда меняли трубы в подвале, наткнулись на одну странную штуку. Пол подвала не забетонирован, и на дне, в земле, откапывая трубы, мы обнаружили верхушки камней и ради любопытства решили их раскопать. Оказалось, что камней там несколько штук и стоят они крýгом. На них было нарисовано что-то наподобие рун, мы подумали, что это что-то из наследия язычников осталось. Не строителям же это ставить. Скорее всего, получив задание строить корпус, они нашли эти камни, но убрать их по какой-то причине не решились и просто засыпали, а сверху построили здание. Мы их оставили, но решили никому не говорить, к чему лишние слухи и сплетни? Я про эти камни и забыл уже, пока однажды мы не потеряли на сутки этих двоих. Обыскали с Наташей все окрестности, а их нигде нет. Но в какой-то момент мы догадались спуститься в подвал, и что же мы там увидели, как думаешь? — Димыч вопросительно посмотрел на меня. Я выпустил кольцо дыма и недоверчиво покосился на него:

— Ну и что же?

— А то, что камни эти полностью отрыты и стоят на каком-то постаменте, а в центре — круглая плита. А возле плиты сидят эти двое, перепуганные насмерть. В общем, мы поняли, что наши красавцы тут не просто бухали, а этот Стоунхендж отрывали. Как бы то ни было, мы отвели их домой, а когда они проспались, начали нам что-то объяснять про проход, который они нашли, и про то, что побывали в каком-то нереальном месте, и что там как-то до жути удивительно. Говорили они путанно и чётко на вопросы ответить не могли. Короче, повели они нас в этот подвал, и уже на месте разъяснили, что якобы пока они наводили окончательный лоск на этих валунах, изрядно набрались и заснули на плите, что по центру, а проснулись неизвестно где. И провели они в этом новом месте двое суток, пока опять не открылся проход, и они не ускользнули обратно.

Димыч толкнул Витю в плечо:

— Правильно я говорю?

— Ну, только если в очень общих чертах. Так-то всё было намного сложней. Но суть вот в чём: да, это портал, и через него можно куда-то попасть, но куда именно, понять сложно. И совершенно не обязательно, что попадёшь в то же место, куда попадал прежде.

Я подпёр голову руками, чуть не уронив бычок, и нехотя пробормотал:

— И что, я должен поверить в этот бред? Дайте лучше пепельницу.

Витя достал из-под стола увесистую стеклянную пепельницу и шумно опустив её на стойку возле меня, выпалил:

— А хер ли нам распинаться? Всё равно показывать надо. И сегодня тот самый день, когда можно.

Димыч хлопнул в ладоши:

— Я так и подумал! У меня уже чутьё на это дело. Да, забыл сказать, портал открывается в никому неизвестные дни.

Я сокрушённо вздохнул и затушил бычок:

— Вы, по ходу, всё-таки под чем-то. Хрен с вами, давайте и я сожру.

Не дождавшись Вадима, Витя наполовину наполнил стакан и залпом выпил:

— Херовый ты писатель, Саша, если не допускаешь возможности того, что мир не такой, каким он тебе кажется.

Я недоумённо поднял на него глаза. Мне почему-то стало жутко обидно. Я тоже налил себе из графина и не отрывая взгляд от Вити, выпил. Налил, правда, раза в три меньше, чем выпил он. Травяной вкус ударил в нос.

— Знаешь, Витя, это обидно. Может, я и херовый писатель, но не позволяю себе такие вот детские шуточки. Да и вообще, вы все тут ведёте себя как дети. Мы не в пионерском лагере. Ты вроде был энергетиком. Ответственная работа, но и ты туда же. Устраиваете какой-то балаган. Разыгрываете взрослого человека, как ребёнка.

Витя уставился на меня, потом на Димыча и неожиданно расхохотался до слёз. Димыч тоже засмеялся, но более сдержанно. Сквозь смех Витя процедил:

— Ладно тебе, Пушкин. Ты чего такой злой? В портал таким нельзя идти.

Я хотел сделать ещё какой-нибудь едкий выпад, но тут дверь в холл распахнулась и вошла Наташа. Все тут же замолчали. Я поймал себя на том, что улыбнулся её появлению. Вот так, в одно мгновение, раздражение сменилось умилением. Наташа подошла к стойке. Она была собрана, глаза блестели:

— Ну что, мужики, ввели его в курс?

Витя кивнул:

— Пытаемся. Не верит.

Наташа скинула овечий полушубок на стойку:

— Ну, оно и понятно. Показать сможем?

Витя снова кивнул:

— Открываются потихоньку.

— Ну и отлично. Что сидим, разливайте, — в голосе Наташи слышались командные нотки, а движения стали точные и уверенные. Преображение было налицо. Всё окончательно стало походить на постановку. Я с недоверием смотрел на Наташу. Заметив мой взгляд, она улыбнулась и сказала:

— Просто там нужно быть в образе, иначе ничего не клеится. Я вот у них, — она кивнула на мужчин, — там главная. У меня там всё несколько проще, чем у них, выходит. Главное — не напиваться, как они любят это делать, но ты, вроде, не из трусливых. Так что прорвёмся, контора.

Я молча взял графин и всем разлил. Тут же нарисовался Вадим с пакетом съестного. Наташа обратилась к нему:

— Апельсин взял?

Тот кивнул в ответ:

— Как обычно.

— Саша, это у нас такая традиция. Каждый раз повторяем тот первый раз, когда мы прошли все вместе. Садимся, немножко выпиваем то, что выпивали тогда, и закусываем тем, чем закусывали. Первый раз-то как в последний шли, — Наташа улыбнулась и подмигнула мне.

Мы достали из пакета апельсин и банку маринованных огурцов с помидорами, выпили и закусили. Я не выдержал:

— Наташ, я не пойму. Что у вас тут за игры? Даже если всё так, как они говорят, как вы им поверили?

Наташа кивнула:

— Мужики, пошли в Стоунхендж! Чего человека нервировать. И мы, Саша, не поверили, а несколькими днями позже проверили — всё оказалось правдой.

Витя засмеялся:

— Нервы у него впереди.

Лестница в подвал находилась прямо под главной лестницей фойе, за металлической дверью. С виду ничего особенного, дверь как дверь. За порогом начиналась крутая, слабо освещённая лестница. Три пролёта, и мы оказались в подвале, потом недолгое блуждание в свете тусклых светильников, и очередной коридор упёрся в стену. Все встали напротив. Наташа кивнула Вите, и тот двинулся к стене. Остановившись у самой стены, он упёрся в неё руками и с силой надавил возле угла, образованного перпендикулярной стеной. Зрелище было крайне нелепым — тщедушный Витя пытался сдвинуть бетонную стену. Каково же было моё удивление, когда стена поддалась и сдвинулась. Он надавил ещё раз, и появился проход полуметровой ширины. Витя посмотрел на моё удивлённое лицо:

— Гипсокартон заштукатурили под бетонную стену. И на шарнир поставили.

Группа аккуратно прошла в щель. Я остался, не решаясь войти и силясь понять, что за шутка может ждать меня на той стороне за стеной. Или это не шутка, и сейчас я сделаю шаг в неизвестное. Что-то во мне будто сопротивлялось, но Наташин голос с той стороны привёл меня в чувство:

— Давай, проходи уже. Потом размышлять будешь.

Я послушно двинулся на голос. Потолок в зале за стеной оказался намного выше остальных подвальных помещений. Вернее сказать, пол был на несколько метров ниже, чем везде. За дверью находилось что-то вроде деревянного помоста с лестницей в два пролёта. Сам зал был просторный, а земля внизу, как ни странно, оказалась сухой. В самом центре зала возвышались двенадцать огромных валунов вытянутой формы, метра три в высоту. Камни были искусно обработаны и врыты в землю, образовывая круг. По центру между валунами лежала идеально ровная, круглая каменная плита, разделённая на какие-то секторы и усыпанная символами. Я начал ходить вокруг неё как зачарованный, пока Наташа своим звонким командным голосом опять не привела меня в чувство:

— Эй, писатель, только не впадай в ступор, иначе ни черта не выйдет! Эта штука странно работает, нужно поймать её настрой.

Я подошёл к Наташе и непроизвольно взял её за руку. В центре плиты что-то поблёскивало, напоминая статическое напряжение. Всполохи искр появлялись в центре и разбегались по краям.

— Что это? — процедил я.

— То, о чём мы и говорили, портал. Он разогревается, скоро выдвигаемся, — ответила Наташа. Вадим притащил пластиковый садовый стол и стопку вложенных один в другой садовых стульев. Стульев оказалось четыре. Тогда Вадим сходил к лестнице и достал из-под неё деревянный ящик, сам уселся на него, а мне придвинул стул. На столе мы разложили закуску и водрузили на него графин. Слово взяла Наташа:

— Саша, тогда мы с Димычем испытывали что-то очень похожее на то, что сейчас ощущаешь ты. Мы тоже не верили, но что-то в нас хотело верить, и чудо случилось, мы тоже прошли через портал. Мы все улеглись на эту плиту и переместились в какой-то другой мир, — Наташа замолчала, что-то обдумывая. — Хотя мы до сих пор не разобрались, другой ли это мир или это другое время.

Я не выдержал:

— Допустим, что всё это правда, и тут есть какой-то портал. Но как понять, в реальном вы мире или в каком-то другом? Законы физики те же? А местность, а люди? Ну и всё остальное.

Меня заметно потряхивало, и я плохо понимал, что происходит. Наташа хотела что-то ответить, но Димыч оказался быстрее:

— Саша, тут не всё так просто. Первое время мы вообще превращались в других персонажей, и даже не понимали, что мы — это не они. Как бы тебе сказать понятнее… Вот тебе часто снятся сны?

— Часто.

— А бывали сны, где ты был не самим собой, а кем-то ещё, и тебя это не смущало?

Я призадумался, но, к своему удивлению, быстро вспомнил подходящий пример:

— Снилось, да. Я был капитаном корабля на китобойной шхуне.

— Ну вот, хороший пример. Тебя же не удивляло во сне, что ты человек, который посвятил жизнь морю. И ты не спрашивал себя, почему так, и откуда ты знаешь эту жизнь. Вот так же и наши переходы. Мы перемещаемся в других людей, которые жили до нас и, видимо, останутся жить и после нас. Мы скорее наблюдаем за их жизнью. Это как кино с полным погружением, всё идёт по какому-то сценарию, который уже был написан. Оказавшись в том мире и в телах тех персонажей, мы забываем про свою настоящую жизнь и вспоминаем её, только вернувшись сюда. Вернее, вспоминали, до недавнего времени, когда произошло очень странное событие — мы научились осознавать себя в том мире.

Димыч остановился и с любопытством посмотрел на меня. Я пребывал в какой-то прострации и не знал, что думать. Мой взгляд скользил по каменной плите, по которой бегали электрические всполохи. Дождавшись, когда я всё-таки обращу на него внимание, Димыч спросил:

— Ну так как тебе такой поворот?

— Сложно всё это понять. Получается, что вы куда-то попадаете и оказываетесь в чьих-то телах в роли наблюдателей. Но что-то изменилось, и теперь вы можете вспомнить себя, будучи в телах тех людей?

— Э, нет. Это ты далеко забежал. Я сказал, что мы научились осознавать себя. То есть мы как бы научились просыпаться во сне и управлять собой. А вспоминать себя — это мы только начали осваивать. Как думаешь, что мы попробовали сделать первым делом?

— Ну, если это другой мир, то сложно представить, что вам даст память о себе, — я развёл руками. — Или это всё-таки другое время?

— Ты на этом не зацикливайся. По мне, так это другой мир, не имеющий отношения к нашему. Про время — это теория Наташи, но тебе она сейчас ни к чему.

— Чего вы могли попробовать сделать, ума не приложу. Возможно, вы захотели узнать побольше об этом мире, но что конкретно, я не знаю.

— Мне кажется, очевидно, что мы договорились найти друг друга в том мире. Постепенно мы выяснили, что находимся в одном и том же городе, — казалось, что собственный рассказ приводит Димыча в возбуждение — его лицо стало напряжённым, а жесты резкими.

— А я что-то сразу и не понял, что вы не вместе там оказываетесь.

Димыч кивнул:

— Моя вина, не пояснил. В общем, на то, чтобы дойти до момента, пока мы смогли вспомнить себя, у нас ушло почти два года и несколько десятков погружений в тот мир. И только недавно мы научились находить там друг друга.

Я нервно усмехнулся:

— Как-то долго вы соображали.

— Ну извините. Это только кажется, что всё так просто. Я же говорю, мы даже не могли понять, что мы — это не мы. Да и в любой момент, как ослабевает фиксация внимания, сразу же перестаёшь себя осознавать. И опять становишься статистом. Да и часто вспоминаешь не всё, а только части, только то, что вознамерился вспомнить.

— А как же я тогда это всё освою? Я же не был там. У меня тоже два года уйдёт?

— Не бойся. Если ты не деревянный, то всё будет намного быстрей. У нас есть козырь.

Он посмотрел на сестру:

— Наташа вот как никто освоилась в том мире и научилась приводить нас в сознание, так сказать. Она и сама не очень понимает, как у неё это выходит. Она просто говорит нам, что делать, и обычно это срабатывает. Так что у тебя дело за малым. Осознай, что ты — не ты, и тогда сценарий как бы замрёт. Ты сможешь писать его под себя, точнее, всё вокруг будет идти по сценарию, а вот свою роль ты станешь писать сам.

Плита начала издавать какой-то потрескивающий звук, а искры забегали чаще. Все уставились на каменную глыбу. Наташа встала и скомандовала:

— Всё, контора, нет времени на болтовню. Одеваемся и в путь.

Все, кроме меня, встали и на ходу снимая верхнюю одежду, направились к вешалкам возле лестницы, которые я сначала не заметил. Наташа сказала, чтобы я присоединялся, и что для меня тоже найдётся комплект.

Через несколько минут мы уже были переодеты в одежду одинакового покроя — простые рубашки и штаны из хлопка чёрного цвета. Наташа пояснила, что эта одежда помогает настроиться на совместный переход.

Одежда оказалась мне маловата, но это было не критично. Из одного отделения шкафа возле вешалок Вадим достал что-то наподобие походных ковриков, только сделаны они были не из резины, а из более плотной ткани, и были толще обычных сантиметров на пять. Он вытащил их одной охапкой, оттащил к круглой плите и ловко разложил по поверхности. Потом вернулся и достал из того же ящика надувные подушки под шею, наподобие тех, что выдают в самолётах. Все нацепили их на шеи и подошли к плите. Наташа первая улеглась на один из ковриков головой к центру плиты и велела мне лечь на соседний. Уже не пытаясь что-либо понять, я просто делал то, что говорили. Когда я улёгся на коврик, моя голова оказалась в паре десятков сантиметров от головы Наташи. Я слышал, как она дышит как будто успокаивая сбившееся дыхание. Я взглянул на неё и увидел, что она смотрит на меня:

— Ищи руки, когда окажешься там. Как найдёшь, считай, что осознался. Дальше я всё сделаю сама. Только помни: надо найти руки и вспомнить себя.

Мужчины заняли свои места вокруг нас и тоже стали шумно дышать. Наташа вновь обратилась ко мне:

— Дыши, как мы. Слушай, как я дышу, и повторяй. Делай всё более и более глубокие вдохи, пока не ощутишь толчок в спину. Как скажу «начали», ничто не должно тебя отвлекать, закрой глаза и все силы сосредоточь на дыхании. Это важно.

Я кивнул в ответ, и Наташа придвинулась ко мне и своими холодными алыми губами чмокнула меня в губы. От неожиданности во мне всё передёрнулось, в ушах зазвенело, а в лицо ударила кровь. Я замер и смотрел на Наташу. По её губам я разобрал слово «начали».

Она улеглась на прежнее место и стала шумно дышать. Моё смущение привело меня в такое замешательство, что я тут же позабыл обо всём. Всё, что я мог делать, чтобы унять своё смущение, это дышать, как и все остальные. И я начал повторять вдохи и выдохи в такт остальным, да с такой силой, что уже через несколько вдохов начала кружиться голова. С каждым вдохом головокружение усиливалось, но моё смущение не позволяло мне останавливаться. Я боялся привлечь внимание остальных и дышал, что было сил, пока в какой-то момент не ощутил сильнейший удар в спину, от которого перехватило дыхание. Я даже не успел испугаться, поскольку меня отвлекло другое — плита под нами начала поворачиваться по кругу с ужасным грохотом. Хотя это был не совсем грохот, больше было похоже на сильнейшие вибрации от того, что каменная глыба двигалась по другой каменной плите. Или это и правда был шум, но такой силы, что тряслось всё вокруг. В сознании всё поплыло, открыть глаза не получалось. Появилось жуткое ощущение рывка в сторону. Я подумал, что упал с плиты. Я снова попробовал открыть глаза, и на этот раз получилось.

Вокруг были сумерки. Меня окружал старинный город — невысокие каменные домики, прилипшие один к другому. Место напоминало средневековый европейский город-крепость. Неподалёку высились башни то ли церкви, то ли какого-то замка. Внизу по улице виднелась крепостная стена. Я встал и пошёл по направлению к узкой улочке, которая начиналась сбоку от здания, возле которого я стоял. Повернув за угол, я увидел, что в конце улицы мелькают чьи-то тени. Я решил направиться к ним. Проходя мимо одного из домов, я заметил, что из окон на меня кто-то смотрит. Силуэт человека за окном расплывался в мягком зеленоватом свечении, исходившем откуда-то из-за его спины. Остановившись, я попытался его разглядеть, но почему-то взгляд фокусировался плохо. Проскользнула мысль о том, что я, возможно, пьян. Я прислушался к себе. Да, видимо, это было так, поскольку меня даже покачивало и штормило. Я попробовал вспомнить, где и по какому поводу мне наливали, но ничего не выходило. Слегка покачиваясь, я побрёл дальше по улице. Промелькнула мысль, что нужно попить воды — возможно, станет лучше. Я начал ощупывать одежду, но костюм лёгкого покроя не подразумевал карманов, в которых могла бы заваляться бутылочка воды. Тут моё внимание привлекла странная вещь — руки, которыми я водил по пиджаку, отсвечивали зелёным светом. Я вытянул руки и уставился на них. Неожиданно на меня будто что-то снизошло. Не знаю, как сказать точнее, но я понял, что я — это я. До этого я не управлял своими поступками, хотя мне так казалось. Все мои открытия напоминали быстрые вспышки. Продолжая идти по улочке, я попытался вспомнить, что ещё я должен был сделать, кроме того, что найти руки, однако в голову ничего не приходило. Упёршись в перекрёсток с ещё одной маленькой улочкой, я понял, что могу элементарно заблудиться. Потом сообразил, что заблудиться можно только в том случае, если знаешь, куда и откуда ты шёл. А тут не было никаких отправных точек. Я повернул направо и решил дойти до высокой стены, которую видел с того места, откуда начал маршрут. Теперь тени мелькали в том направлении. Людей я так и не мог увидеть, возможно, из-за этих непонятных сумерек, в которых можно было ориентироваться, но было крайне сложно что-либо отчётливо разглядеть. Дорога запетляла между домиков и устремилась вниз. Похоже, городок был построен на высоком холме. Стена оказалась дальше, чем я думал, и я решил срезать расстояние через маленькие дворики. Это явно было ошибкой, поскольку я мог не найти то место, с которого начал свой путь. Соображал я всё ещё не на все сто, а какими-то вспышками: то полностью отдавал себе отчёт в происходящем, то продолжал делать что-то машинально, на автопилоте.

Свернув в одну из арок посреди ряда домов, я оказался в небольшом дворике, окружённом двухэтажными каменными постройками. Я заметил, что во дворике нет никакой растительности, впрочем, как и в остальных местах города, которые я успел увидеть. Зато в одном из окон на втором этаже опять мелькнул и исчез силуэт в зелёном свечении. Это меня очень заинтересовало, и я решил подняться и посмотреть, кто это за мной наблюдает. На второй этаж вела деревянная наружная лестница. Я без труда взбежал по ней и оказался на балконе, с которого хорошо было видно, что происходит на улице. Прислонившись к стеклу, я увидел комнату, обставленную в старинном стиле. Я бы сказал, что обстановка напоминала дома высшего сословия в XIX веке. В центре комнаты стоял круглый стол, вокруг стола на резных стульях сидели четыре человека в одеждах примерно того же времени, к которому относился и интерьер. Женщины были одеты в платья до пола, а на головах у них красовались шляпки с кружевами. Двое мужчин были одеты в сюртуки пушкинского времени. Не став вдаваться в детали, я попытался найти того, кто мог стоять у окна, а ещё мне было интересно, что это за зелёный свет. Источник его я нашёл довольно быстро — на тумбе у окна стояла лампа с зелёным абажуром. Причём лампа, по всей видимости, была электрической, что меня очень удивило. Признаков того, что в городе было электричество, мне не попадалось. По мерцающим на стенах оранжевым теням я понял, что в дальнем углу горит камин, а вот человека у того окна, в котором я его видел, не было. Я подумал, что это мог быть один из джентльменов, сидевших за столом. Глянув на людей ещё раз, я заметил, что все они сидят с закрытыми глазами, а их ладони лежат на поверхности какой-то круглой доски. Я догадался, что они проводят спиритический сеанс. Я чуть было не засмеялся, но сумел сдержаться, чтобы не обнаружить своего присутствия. И тут мне в голову пришла ребяческая мысль. Наклонившись ниже стекла, я встал на корточки на первую ступеньку лестницы и размахнувшись, стукнул по раме у себя на головой, надеясь создать достаточно шума, чтобы напугать собравшихся за столом. Но всё получилось даже эффектней — не закрытая на задвижку створка рамы дёрнулась и с размаху ударилась об ограничитель, да ещё с такой силой, что одно из стёкол не выдержало и рассыпалось на мелкие куски. Перепугавшись собственной выходки, я слетел с лестницы и скрылся под тенью арки. Да, тень была, но от чего — непонятно. Луны и других источников света не было видно. На прощание я глянул в испорченное мной окно и во включившемся ярком свете увидел мелькающие за ним тени, перемещающиеся по комнате. Тревожные голоса становились всё громче. Я хотел понаблюдать ещё, но тут послышались удары колокола. Я опять будто пришёл в себя и понял, что снова потерял контроль над ситуацией и действую по чужой программе. Вспомнил, что мне нужно искать ребят. Было непонятно, где искать, но нужно было что-то делать, и я решил идти на звук колокола, звонящего откуда-то неподалёку, других идей не было. Достаточно быстро я добрался до сооружения, похожего на католический костёл. К моменту, когда я оказался на крыльце, колокола уже не били, а дверь в костёл была приоткрыта и из неё исходило приятное свечение. Недолго думая, я вошёл внутрь и хотел усесться на одну из скамей, но тут услышал знакомый голос. Это была Наташа.

— Вот ты где! А я думала, уже не найду тебя до возвращения.

Я хотел начать задавать вопросы, но она остановила меня и сказала, что хочет мне что-то показать, а времени у нас осталось совсем немного. Наташа схватила меня за руку и потащила на улицу. Быстрым шагом мы пересекли площадь и оказались в каком-то переулке, потом сбежали по улочке вниз с холма и очутились у ворот в крепостной стене. С одного края ворот стояла исполинская тень высотой со стену. Тень походила на человека в доспехах. Наташа велела мне спокойно пройти мимо. В арке через стену оказалось абсолютно темно, и я шёл, полагаясь на держащую меня за руку Наташу. Пройдя несколько метров, она дёрнула меня, и мы будто бы вывались из темноты арки и оказались на залитой лунным светом песчаной дороге. Дорога с холма спускалась вниз и через поля уходила куда-то за горизонт.

— Вот с этой дороги можно начинать перемещаться, куда захочешь. А место встречи — это та площадь у храма. Ты так быстро с неё убежал, что я не успела тебя догнать, и хорошо, что ты смог вернуться на неё сам.

Я кивнул и поинтересовался, где остальные. Наташа пояснила, что скоро нам возвращаться, и мы уже не успеем их найти. Но, по её мнению, в этом не было ничего страшного, главное, что я запомнил площадь, на которой все встречаются. И самым замечательным и странным для неё было то, что я смог осознать себя в этом мире с первого же раза.

— А откуда происходит возвращение?

Наташа пожала плечами:

— В этом месте это неважно. Раньше проблем с этим не было. Давай не будем тратить силы на болтовню и пройдёмся до обрыва, — Наташа указала на соседний холм.

Мы уже поднялись на возвышенность и практически подошли к обрыву, чтобы посмотреть, что внизу, как я ощутил знакомое чувство падения. Потом опять что-то зашумело, и я ощутил себя лежащим на чём-то мягком. Я попробовал открыть глаза, и опять это было мучительно сложно. Потом попробовал ещё раз и смог слегка разлепить веки. В щель между ресницами пробивался какой-то источник белого света. Я не мог открыть глаза сильнее, понял, что не владею телом. Меня моментально охватила паника. Я ощутил себя заложником внутри собственного тела. Какое-то время я безрезультатно прикладывал усилия, чтобы сдвинуться с места или полностью открыть глаза, но ничего не выходило. Мне казалось, что это продолжается очень долго. В какой-то момент я ощутил, что нужно перестать бороться и надо расслабиться. Как ни странно, это сработало. Глаза раскрылись, и я увидел тот самый источник белого света — это была одна из лампочек на стене возле одного из валунов в подвале. Рывком я вскочил, сел на корточки и бешеными глазами осмотрелся вокруг себя. Ребята уже сидели на стульях возле стола и с интересом смотрели на меня. В голове звенело, а тело как будто пронизывали сотни иголок, так, как если бы я отлежал всё сразу. Я постепенно приходил в себя. Когда я наконец полностью понял, где нахожусь и что происходит, я не спеша сполз с плиты и направился к столу. Не дав мне плюхнуться на стул, Димыч взял меня под руку и сказал, что нам лучше идти в дом. Сил спорить не было. Быстро переодевшись, мы выдвинулись к дому, а Вадим и Витя остались, чтобы всё убрать и выключить свет.

Мороз пробирал до костей. Я ощущал подавленность и усталость, в то время как Наташа и Димыч были в отличном расположении духа. Они смеялись и даже играли в снежки, а на подходе к дому повалили меня в сугроб. В первое мгновение я хотел заорать на них и треснуть Димыча, завалившегося на меня, но вместо этого от снега у себя за шиворотом и в штанах ощутил бодрость и прилив радости, и тоже засмеялся. Я заметил, что метели нет, а на небе сияет половинка луны. Попытался сказать ребятам, что мы ведём себя как дети, но ничего не получалось — из меня вырывался хрюкающий смех. Я расслабился и развалился на пышном сугробе. Наташа и Димыч лежали возле меня и тоже смотрели на звёздное небо. Небывалая лёгкость внутри меня поражала, такой свободы я не ощущал, пожалуй, с самого детства. Было просто здорово так лежать и ни о чём не думать.

Тишину нарушил Димыч. Спокойным и тихим голосом он сказал:

— Ты извини нас за весь этот балаган. Но так было нужно, чтобы ты преодолел барьер и переместился вслед за нами. Мы тут никто, никому не родственники и не мужья с жёнами. Мы свободные люди, увлечённые неизвестным вокруг нас. Позже мы расскажем тебе больше, а пока знай, что мы собрались тут, чтобы пробиться на ту сторону. И тебе, как и нам, повезло быть свидетелем того, что это реально. Это только первые шаги, и я уверен, что это только начало. Не знаю, что будет дальше, но мы планируем отдаться этому полностью и надеемся, что ты пойдёшь с нами, — Димыч посмотрел мне в глаза, я посмотрел ему в ответ и улыбнулся.

— Я так и думал! — весело сказал Димыч и выбравшись из сугроба, мы пошли в дом пить чай, после которого меня опять очень быстро разморило, и я отправился на второй этаж в свою новую спальню. Когда я собирался завалиться в постель, в комнату поднялся Димыч:

— Саша, утром мы должны вернуться к своим ролям. Ты будешь приезжим другом хозяина, писателем. А мы будем теми, кого ты увидел в первый раз. Такие обстоятельства, что нам нужно играть свои роли для успеха дела. Я всё тебе объясню, но чуть позже. А пока просто подыгрывай нам. Так нужно, поверь.

Я хотел спросить, зачем весь этот цирк, но Димыч попросил немного подождать. Я понял, что лучше и правда пока оставить всё, как есть и не усложнять и без того непонятную ситуацию, в которой я оказался. Я был уверен, что новые ответы приведут к ещё большему количеству вопросов. А в данный момент меня, как ни странно, мало что заботило по-настоящему. Впервые за долгое время я ложился спать в предвкушении следующего дня.

22.12