Общага, или Трактат становления феминизма

Ten Zen, 2021

Юмористический гротеск, повествующий нам об удивительной жизни инфантильной девушки, попавшей в круговорот случайных закономерностей. Действия книги разворачиваются в каком-то городе, видимо, меньше, чем Москва, но однозначно больше, чем Нюра. Город ничем не примечателен: всё те же названия улиц, всё тот же архитектурный ансамбль, состоящий преимущественно из сталинского ампиризма в центре, облаченного в хрущевский минимализм на окраинах и с вкраплёнными замшелыми деревянными развалинами по пути следования достопримечательностей города. Венера – скромная девушка из простой семьи, где папа – инженер, мама – работник культуры. Она была пропорционального телосложения с неказистой внешностью. Национальность и возраст героини не указаны, как не указан и цвет её глаз, дабы не ввести в общепринятые заблуждения. Жизнь героини вертится вокруг общежития, комнату в котором выделили Венере для прожигания студенческих скоротечных лет.

Шел первый год, шла первая неделя,

в тот первый день, дождливый и пустой,

Пришла весна, за нею две метели,

что вьюгою смели меня со дна.

Подняв на холм, хребтом всадив

вершину сбоку и над оврагом водрузив,

Покрыв травой, что ядовито-зеленея,

в лугах и впадинах извилистых моих.

Стряхнув волной, грозой воткнувшись в темя,

Я обнаружу, Я живу!

Ознакомительная

Август, конец месяца, душный и натянутый воздух пропитался ароматом арбузов и дынь. К накаленному асфальту прилипает подошва, испарения мешают ровно дышать, сожжённая трава на обочине, а в голове — бардак.

Она сошла с перрона и направилась к центру площади. Где-то там должна быть автобусная остановка, и уже скоро она доедет до общежития. Город показался ей небольшим, растянутым и не очень уютным, возможно, по причине странной архитектуры. Среди новых зданий, как плешь, стояли старые развалины. А может, из-за того, что улицы были узкими, дороги разбитыми, и везде валялся мусор.

Сердце немного кольнуло, она подходила к общежитию, и ничего хорошего это не предвещало. Старое пятиэтажное здание, с разбитыми стеклами, бутылки из-под спиртного валялись здесь же под окнами, и много окурков.

С собой у нее был небольшой чемодан, она была скромной, непритязательной и не требовала к себе особого внимания. Даже больше, ей хотелось, чтобы ее не замечали, проходили мимо. Оставаться тенью, а лучше невидимкой, наслаждаться одиночеством и свободой.

Ей выделили комнату на третьем этаже, она перестала удивляться и надеяться, готовая ко всему. Сломанная деревянная дверь, которая не закрывалась, обшарпанные стены, черный обкуренный потолок, протертые полы, железная кровать, с желтыми пятнами матрас — всё как она и ожидала. Немного скорчившись от брезгливости, она присела на край кровати, оглядываясь по сторонам. Ее взгляд уставился в окно, грязное и серое, но каким-то чудом одинокий луч солнца смог пробиться сквозь него. Она ухмыльнулась, веря в луч, но не в себя.

Просидев некоторое время, она решила осмотреться, но переполненный мочевой пузырь умолял её найти выход жидкости. Оставив чемодан на кровати, она вышла из комнаты, ее взору предстала коридорная система расположения комнат. Она сделала шаг, немного заторможено, как ей тут же напомнили о том, что пора найти туалет. Она стала изучать коридор. Как оказалось, на этом этаже, а может, и на каждом, располагалась кухня, с одной плитой и с рабочей конфоркой, а поперек кухни висело несколько веревок, на которых сушилась грязная и рваная одежда, а может просто кто-то забыл её. Пройдя коридор, она поняла, что туалета на этом этаже нет. А значит, нужно спускаться по лестнице вниз или подниматься вверх. Простояв неуверенно пару секунд, она сделала шаг вниз, видимо, по причине наименьшего сопротивления её мочевому пузырю. Оказавшись на втором этаже, она сразу же почувствовала резкий аромат туалетной комнаты, а значит, она на верном пути. Как мальчика-с-пальчика вели крошки к дому, так усиленный и уже нестерпимый аромат вел ее к цели. Двери не оказалось, и она прошла внутрь, увидев три кабинки, на которых почему-то тоже не было дверей. Она опять встала в замешательстве. Не в силах больше терпеть, она прошла в крайнюю кабинку, задрала платье, сняла белье и присела. Она испытала большое облегчение, как внезапно вошел молодой человек. Он взглянул на нее, прошёл в соседнюю кабинку и присоединился к ней. И теперь журчание двух мочевых струй наполнило пространство. Она закрыла глаза и, как Чапаев, была уверена, что её как минимум никто не узнает, а если хорошо зажмурится, то никто и не увидит. Она старалась как можно быстрее закончить свой процесс, но, как назло, жидкости накопилось много, а пузырь отказывался выпускать больше положенного.

Молодой человек управился быстрее, она опять потерпела поражение в очередной битве. Поправляя ширинку и подергиваясь, видимо для того, чтобы все уложилось ровно, он еще раз взглянул на неё и вышел. Ей хотелось выдохнуть, но она почувствовала, что стала задыхаться от нестерпимой вони. Её начало пошатывать, стала кружиться голова. Ни бумаги, ни тряпки, и уже приняв за образец поведение парня в этой ситуации, она, встряхнувшись, молниеносно по пути стала натягивать белье, выскакивая из туалета. Пробежав метров десять, она смогла наконец-то вдохнуть, все еще не полной грудью, но уже почти свежим воздухом. Поднявшись на свой этаж, она услышала чей-то разговор, ей было неловко, страшно. Но вдруг там окажется девушка, или кто-то мужского пола, кто поможет ей починить дверь или хотя бы соорудить что-то вроде самодельной щеколды. Она была бы рада любому устройству, которое поможет ей чувствовать себя защищенной и не быть растерзанной ночью.

Она зашла и увидела трех парней. Те стояли над кастрюлей, внимательно смотрели туда и курили. Ей показалось, в ней плавало что-то серое, большое, что выглядело очень несъедобно, даже отвратительно. Природное любопытство взяло верх, и она подошла к ним и посмотрела в кастрюлю. Она пыталась сдержаться, но рвотный рефлекс оказался сильнее. Зажав рот, она пыталась остановить вакханалию в своем желудке, но у нее не получалось. Ее глаза забегали в поисках любой емкости, и она увидела ведро. Тело само предложило выход, и уже, наклоняясь над ним, она избавилась от ненужного. Облегченно вздохнув, она выпрямилась, пытаясь сохранить хоть какое-то итого малое достоинство, и поздоровалась.

Парни молча смотрели на нее, один из них шмыгнул и плюнул в пол.

— Ты кто?

— Я сегодня приехала, — смущенно ответила она.

— Ясно, и что, мы теперь должны есть по-твоему?

— Не знаю, а были варианты?

Он еще раз взглянул на ведро, потом на неё, развернулся и вышел, а за ним и все остальные. Как гора с плеч! Уже менее бодрыми, а вернее, совсем слабыми шагами, она вернулась в свою комнату. Решив присесть на кровать, она, поправляя платье, поняла, что впопыхах заправила его в свое белье! Краснея и мысленно заикаясь от неловкого момента, она стояла посередине помещения. Что же она сделала в прошлой жизни, отчего у нее такая карма, за что ей это все?! Опустив плечи, обреченная, она села на кровать, и теперь ей было все равно. Она легла на грязный матрас и закрыла глаза.

Шум в коридоре разбудил её, он резко вывел её тело из дремы, но сознание всё ещё отказывалось просыпаться и ориентироваться на местности. Охватывая глазами комнату, постепенно она стала осознавать свою реальность, тяжесть от этого легла на её плечи. Вдруг в комнату ворвался тот самый парень, который имел счастье наблюдать за её процессом в туалете, схватил её руку и быстрыми шагами вывел из комнаты, и они направились к концу коридора. Затолкнув её внутрь помещения, он закрыл за ней дверь с другой стороны. Ошарашенная и плохо соображавшая, она стояла по середине какого-то номера.

«Камера», в которую внезапно её запихнули, оказалась чуть меньше её комнаты, что-то наподобие уюта царило вокруг: незаправленная кровать, стол, на котором лежали книги и тетради, пепельница, телевизор, холодильник в углу, разбросанная одежда. И тут её внимание привлекла дверь. Она была железная, и она не удивится, если дверь окажется бронированной. Оглядевшись, она прилегла на кровать. Похоже, что теперь от неё мало что зависит, она стала заложницей. Её будут удерживать, возможно, надругаются над ней, а может и не раз. Вот только страха она не чувствовала. Опять присев на кровать, она стала прислушиваться. За дверью раздавались чьи-то голоса, кто-то бегал, нецензурно ругался. Дверь приглушала звуки, но она отчётлива стала понимать, что там, в ином мире, раздавался глухой звук, видимо, в ход пошли все предметы, тела. Вздохнув (и уже искорка радости от её заточения появилась в её сознании), мысленно поблагодарив парня, она прилегла и заснула.

Её разбудил стук в дверь, кто-то настойчиво ломился в комнату. Звуки прекратились. Всё ещё сонная, она пыталась собраться с мыслями, всё же надо было соорудить оплот сопротивления. Оглядывая помещение, она искала что-нибудь: палку, сковородку, бутылку. Она будет защищаться. Ага, да… Она, как Жанна Д’Арк! Она мысленно представляла сцену, как к ней врывается оголтелая толпа парней, все её хотят, а она такая стоит перед ними с голой грудью, а в руках сковородка: «Не желаете яишенки?» Лучше лечь и идти по пути наименьшего сопротивления. Как там говорят? Если не можешь изменить ситуацию — получай удовольствие, расслабься и жди. Она легла на кровать, машинально раздвинула ноги и, готовая, ждала своей участи.

Кто-то вставил ключ и открыл дверь. Она слегка приподнялась. Всё же лучше рассмотреть его… Хотя нет, лучше закрыть глаза, а то вдруг за свидетеля пойдёт, а тут ничего не видела, ничего не чувствовала. Раздумывая, она всё же одним глазом присматривала за дверью.

Её уже почти родной парень вошёл и пристально на неё посмотрел, развернулся к столу и включил чайник.

— Спишь?

— Нет.

— Чай будешь?

— Нет.

— Можешь выходить.

Она недоверчиво привстала, он стоял спиной к ней. Вставая с кровати, она проверила своё платье, поправила прическу и направилась в свою комнату. Выйдя в коридор, она замерла на месте, повсюду валялись сломанные стулья, железные прутья от заборов, разбитые бутылки, разлитая жидкость на полу преобразилась в психоделические рисунки, по которым можно определять устойчивость или отказ системы мышления. Стараясь не испортить сюжет, она медленно двигалась в свою опочивальню. Всё как и положено: распахнутая дверь, разбросанные вещи, матрас на полу. Нерешительная, она стояла на проходе комнаты, как сзади раздался голос:

— Мужской туалет на втором этаже, женский туалет на четвертом, там же особи женского пола принимают водные процедуры.

Она, не поворачиваясь, лишь кивнула головой, давая знак, что информации доведена до адресата. Затем подошла к чемодану, но зубной щётки не оказалось на месте, развернулась и направилась на покорение четвертого этажа.

Она поднялась на него и прошла на кухню, где увидела необычную картину: по разным сторонам кухни стояли три девушки. Вдруг в голову ей вонзился Пушкин:

-Кабы я была царицей, — молча мылилась девица, наклоняясь меж тазов, моя голову вперед.

-Кабы я была царицей, — молвила еще одна девица, — то блеск зубов моих прекрасных озарял б весь город ясный.

-Ну а третья девица, что была скромнее всех, меж тазов промежность мыля, излучала скромность мех.

Стихи у нее никогда не задавались, и, уже развернувшись, она стала рифмовать свои мысли:

«Стол — стул, вода — трава, стерва — сперма, мужчина — корзина… А почему корзина? Странно, женщина — … женщина — … Последняя рифма никак не шла к ней.

Отводя мысли от реальности, она решила прогуляться. Внешний вид, после пережитых интимных моментов, ее уже не волновал. Ощущая себя бесстрашной, она вышла из здания.

Все же удивить её получилось: в квартале от общежития она увидела небольшой скверик, в котором мирно, несмотря на раннее утро, прогуливались мамы, изредка папы, с колясками. Она вдыхала ароматы последних дней лета, в надежде надышаться или отдышаться от вони в общежитии. Присев на скамейку, она прикрыла глаза. Завтра ей предстоит найти институт, познакомиться с новыми людьми или, наоборот, прикинуться глухонемой. Хотя нет… лучше слегка заторможенной, таких людей, как правило, сторонятся, вдруг заразные. Ухмыльнувшись, она продолжила нежиться в лучах утреннего солнца.

— Привет.

Она вздрогнула и открыла глаза, перед ней стоял её парень.

— Гуляешь?

— Нет.

— Ждёшь?

— Нет.

Он присел рядом, закинув ногу на ногу, и прикрыл глаза. Ей становилось неловко, надо было что-то сказать или сделать, ну в крайнем случае, поддержать беседу и что-то спросить. Но вот что? Решив, что лучше молчать, чем выглядеть дурой, она расслабилась и тоже закрыла глаза.

— Душевая не работает, надо идти или в соседнее общежитие, или в баню, через два квартала отсюда, но сегодня она закрыта.

— А другое общежитие где?

— Сзади нашего стоит, параллельно.

— Спасибо.

Зачем он сказал про душевую? Видимо, от неё изрядно попахивало. Она стала принюхиваться, чуть приподняв руку. Из подмышек вроде не сильно пахло. Ага, может, внизу? Но тут риск быть непонятой был сильнее, чем обнаружение источника запахов. Она начала нервно постукивать ногой об асфальт.

«Женщина — трещина» — ну конечно, чтобы это еще могло быть, внезапно ее осенило. Воодушевлённая своим открытием, она встала, искоса взглянула на него и решила вернуться в свою комнату.

Быстро пройдя сквер, она буквально ворвалась в комнату, резко остановилась, как лошадь, одёрнутая своим наездником, но без наездника. В комнате суетилась девушка и что-то, видимо очень важное, искала, затем взглянула на неё.

— Привет! Я твоя соседка, ты случайно презерватив не брала?

— Что не брала?

Ей, конечно, послышалось. Во-первых, какая соседка, ведь в комнате была только одна кровать?! Она стала озираться вокруг, может, она что-то упустила? Но нет, всё тот же бардак и одна кровать. Во-вторых, возможно, повлияли последствия ночи и готовность отдаться первому встречному, и поэтому ей послышалось это слово. А в-третьих, не могла же соседка вот сразу показать себя озабоченной. Она ещё раз переспросила:

— Здесь немного не убрано, так что ты ищешь?

Соседка прекратила поиски и уже с более проникновенным взглядом ответила:

— Презерватив, мне надо, срочно, пока он готов, а то убежит опять! У тебя есть?

Нетерпеливость отражалась в её вопросе.

— Нет, у меня нет.

— Ладно, так как-нибудь.

И соседка быстрым шагом направилась из комнаты, обернулась в проёме и перед тем, как срочно покинуть помещение, произнесла:

— Люба.

Ну что, неплохо, парочка новых связей у неё есть: невидимая соседка, которая, по-видимому, должна жить с ней, и парень, у которого нет имени, но который уже был знаком с ней и с её приватными зонами. Просто студенческий рай для интроверта, не желающего общаться, являясь негласным лидером мизантропов.

Присев на кровать, она стала строить наполеоновские планы. Вот только планов не было! Вернее, они были: убраться из комнаты или убраться в комнате, а может сразу убраться из города! В голове появилась странно-сложная рифма:

Все на уборку выходим мы дружно,

Кто за метлу, кто за вёдра вприпрыжку.

Мы, водружая знамя уборки,

Смело глядим на окурки в сторонке.

Ищем мы дружно кто совесть, кто душу,

Но главное в нашей затее, конечно,

Чтоб Люба нашла тот самый надёжный

Резиново-прочный предмет непременно,

Чтоб всем он позволил вздохнуть с облегченьем,

И тело при деле, и Люба довольна.

Ого! Какой порыв, неожиданно много. Всё, пора искать душевую, смыть с себя эти рифмы и запах, не зря же ей указали путь, ведущий к очищению.

Найдя свой чемодан под грудой ею же сваленной на него одежды, она достала полотенце и банные принадлежности: мыло! Только мыло, всё остальное (а это, между прочим, шампунь и гель для душа) вытекло на пол. Собирать ложечкой не было возможности. Нет, она конечно бы сделала это, была бы у нее ложечка и были бы полы чистые. Хорошо, пусть не чистые, но хотя бы без трещин, в которые просочились её банные средства. Какая же она всё-таки удачливая девушка! Восторгаясь собой и своей удачей, она направилась в душевую, чувствуя себя обитателем Кайнозойской эры антропогенного периода.

Как лань, шагая по тропинке навстречу охотнику,она двигалась к своей цели. Никого не встречая по пути, она, воодушевлённая, прошла в соседнее здание, ни вахтерши, ни студентов, ни одной живой души.

Соседнее общежитие было двойняшкой ее общежития: та же коридорная система, те же запахи. Сомнения закрадывались в её мозг. Может, не стоит, может, дождаться понедельника и сразу в баню?! Оборвав поток сомнений, она повернула налево, ведь не зря именно это направление означало сомнительно-неправильный путь. Если куда и сворачивать, то только налево! Она у цели!

На обшарпанной стене висел уже давно не новый указатель «Душевая», почему-то снизу немного замазанный темно-коричневой краской. Пройдя метров десять, она увидела дверь и отворила её царским широким жестом. Душевая в ответ по-царски её встретила: квадратное помещение, видимо, раздевалка, с несколькими крючками на стене, проход без двери и далее другое более просторное помещение, с потолка которого свисали железные прутья, напоминающие лейки, вот только без распылителей. Ни тебе кабинок, ни тебе створок, все было по-нудистски открыто и доверительно.

Смело взглянув в свое чистое будущее, она разделась, на цыпочках прошла в душевую и включила кран. Из него потекла ржаво-красная жидкость. Отпрянув, она решила подождать, такое иногда бывает, этим её не испугать!

Кайнозойская эра антропогенного периода — современный этап истории Земли, третий (текущий) период кайнозойской эры. Начался 2,588 миллиона лет назад, продолжается по сей день.

Жидкость становилась бледно-розовой, и казалось, через мгновение всё наладится, как вдруг резкий звук открывающейся двери и шумный мужской диалог затормозил её жизнь на несколько секунд. Перед глазами стоял образ с картины «Рождение Венеры». Сложив изящно руки, она старалась прикрыть свои формы. Толпа затормозила и уставилась на неё.

— А сегодня какой день? — спросил самый беспокойный.

— Воскресенье вроде. Эй, Вован, сегодня что, воскресенье? — оглядывался назад самый сомневающийся.

— Да, вчера пили, сегодня душ. Мы вчера пили? Эй, Серый, ты когда пил? — спрашивал самый непомнящий.

— Не помню, кажется, вчера, а может позавчера, — придав больше интриги, ответил самый пьющий.

— А ты кто? — спросил ее самый любопытный.

— Венера, рождающаяся.

Сообразив, что перед ними какая-то Венера, они вышли из душевой.

Вода всё ещё была розовой, но теперь она сама была краснее воды. Так и не приняв душ, она по стенке бочком вышла, быстро оделась и вылетела из общежития.

Жизнь начала налаживаться, ее видели в туалете, ее лицезрели полным мужским составом в душевой. Надо бы подумать, где ещё можно засветиться так, ну так, чтоб точно на весь город!

Светись всегда, светись везде, на радость всем без исключения!

Пусть лицезреет шар земной красы-девицы прелесть.

Не долог день, не долог час, когда начнут слагать легенды,

Что здесь жила одна звезда дверей открытых, млея…

Как-то так, а не иначе, теперь у нее была только одна дорога — в свою общажную комнату.

Жизнь — бумеранг, она опять в комнате, вот только не одна! Горница, как скатерть-самобранка, накрыла в себе пять человек, столом посередине, дополнительной кроватью и двумя тумбами. Соседка Люба возглавляла стол напротив входа, все остальные были лица мужского пола. На столе гордо взгромоздились несколько бутылок водки, пара бутылок пива, какой-то лимонад ядовито-желтого цвета и хлеб. Непременный атрибут любого стола — пластиковые стаканчики. Народ пил, веселился и её никто не замечал. Она присела на свою кровать сбоку, так как уже двое сидели на ней. Главное для нее сейчас — это незаметно влиться в компанию, стать невидимой, но своей. Она держалась за стенку кровати, уставившись на свои пальцы.

— А ты чего не пьешь? Больная? — спросила Люба, видимо, имея в виду её.

— Нет, здоровая, — мысленно три раза плюнув через левое плечо, ответила она.

— Эй, Вован, налей ей водки!

Вован был очень воспитанным юношей, который не мог отказать воспитанной девушке, взял первый попавшийся стакан, взглянул в него, вылил оставшуюся жидкость на пол и налил водки.

— За знакомство! — провозгласила тост Люба.

— Да, за знакомство, — и она протянула свой стаканчик, чтобы чокнуться, все ещё сомневаясь в смысле тоста.

— А тебя как зовут? — спросила Люба.

— Венера, — ответил Вован.

Она сделала глоток прозрачной жидкости, которая отказывалась заливаться внутрь тела, или тело пыталось отвергнуть её. Но она героическими усилиями заставила себя её проглотить. Глазки загорелись, настроение улучшилось, голова затуманилась. Уже изрядно пьяная, не подавая виду окружающим, она веселилась от каждого слова. Рыцари заполнили её уже уютно-домашнюю комнату. Люба стала самой верной и надёжной подругой. Она встала, и её сильно покачнуло, очень сильно.

— Все на пол, землетрясение! — закричала она.

С грохотом роняя стулья, все упали на пол. Люба и пара парней залезли под стол. Теперь уже Венера стала хихикать и изрядно пошатываться, показывая знак тишины, издавая при этом очень странно-громкие звуки. Люба и ее компания озирались друг на друга, обрадованные столь удачливым спасением и найденным укрытием. Один из них, видимо, не выдержав качки, тут же под столом и заснул.

Люба и уже неполная компания продолжили свой путь на карачках по направлению выхода из комнаты. Венера, проводив их взглядом, решила все же выйти из укрытия в поисках нового, более стабильного. Медленно, ползком на коленках, она направилась к солнцу, ведь именно оно должно нести в себе свет и надежду. Осознав, что надежды ей вероятнее всего не найти сегодня, она решила следовать за лучом, но внезапно её взору предстал колодец, который манил её своими формами и содержанием. Она наклонилась полюбоваться тем, что внутри, как вдруг её желудок, потеряв равновесие, решил все же освободиться от балласта и восстановить баланс. Голова кружилась, желудок возмущался, ноги отказывали, сознание затуманивалось, и, мысленно распрощавшись с этим нетрезвым миром, она стала сникать, чтобы как можно быстрее погрузиться в темноту. Через мгновение она почувствовала легкость и взлетела, как орлица, устремив свой взгляд в высоту.

***

Очнулась Венера в горизонтальном положении, телу было приятно и уютно. Она приоткрыла глаза и стала разбирать образы, наполняющие ее разум: белый потолок, надо взять чуток вниз, ага, железная дверь, холодильник, стол с чайником, так, обратно, железная дверь, вниз, полы, чистые, стоп! Дверь, она уже где-то её видела! Точно, она опять в комнате с бронированной дверью, и опять никого. По-хорошему, надо вспомнить картину дня, вот только какого: это уже завтра или еще сегодня. Как бы ей хотелось, чтобы этого вообще не случалось.

Фривольная Венера присела на кровать, её мутило, голова раскалывалась. Она никогда не научиться пить. А может, не стоит говорить всем, что ты больная или буйная, когда пьешь?

Выпей скорее бутылку вина, легкость души и тела приняв,

Сразу пьянея и разум теряя, формы божественные обретая,

Гордо головку задрав во хмелю, станешь царицей ты в нашем раю.

Но не могу я ответить вам «да», тихо отвергнув, в глаза вам глядя,

Страшно мне станет за ваши виденья, ведь вас не спасет ни одно заведение.

Пошла рифма, а значит, все не так плохо, как казалось. Хотя нет, всё еще хуже, чем она надеялась. Вернув свое тело в горизонтальное положение, она почувствовала, что уже лучше, уже почти не мутит.

Дверь открылась, и вошел её парень. Она облегченно вздохнула, теперь он смело может брать её в жены, она предстала перед ним в любом, приличном и неприличном, виде, хотя нет! Вот как раз приличного вида он и не видел, замуж звать, пожалуй, ещё рановато.

Бесстыдная Венера села на кровать, упершись руками за край. Надо собраться, как там говорят — «Сhallenge». Ей надо сделать это, она сможет. Где эти надоедающие мотиваторы, где эта толпа оголтелых людей, зовущих за собой, обещающих процветание и рай? Как бы ей хотелось обрести эту уверенность, знания, так… какой-то странный поток в её голове. Соберись тряпка! Тряпка, тряпки на стуле, точно, а что это висит на стуле? Это же её юбка, блузка, лифчик, вопрос на миллион: чего не хватает на картинке? Трусов! Какая она сообразительная! Ухмыльнувшись от самой же себя умной, она вздрогнула. Так, это всё на стуле, а что тогда на ней?!

Она пристально посмотрела на бесцеремонного юношу, он стоял напротив и смотрел на неё. Гад, даже глаза не отводит. Надо обманным жестом его заставить повернуть голову налево или направо.

— Звезда упала! — указав пальцем на дверь, пробормотала Венера.

Он невозмутимо стоял. Не прокатило, значит, надо идти ва-банк. Венера опустила глаза вниз, фух… трусы на месте. Вздох облегчения раздался из её груди немного сильнее, чем планировалось, а ведь планировалось остаться благородной девушкой, у которой всё под контролем. Но, видимо, в следующий раз. Слегка покачиваясь, она встала и, гордо держа голову, подошла к стулу и взяла свою одежду. Хм, а это точно её?

— Я одолжу у тебя лифчик? — она надеялась одним вопросом убить двух зайцев.

Во-первых, нужно понять, чья это одежда, во-вторых, дать понять, что ей надо одеться. Он махнул головой, все еще не отворачиваясь. Да что с ним не так?!

— Как себя чувствуешь? — первая фраза из его уст.

— Отлично! — бодро ответила она, как ей казалось.

— Ты вчера обещала неповторимое утро после стриптиза, жду.

Все же надо пить в компании так, чтобы:

а) никто ничего не помнил, и тогда не будет стыдно;

b) помнить только тебе и издеваться над другими;

с) выпить немного, чтобы было весело;

d) не пить в компании, да лучше вообще не пить, смотри пункт «а».

— Стриптиз? Какой стриптиз? Перепутал с кем-то! — обаятельная Венера улыбнулась ему своей самой очаровательной улыбкой, которую только она могла себе позволить этому родному уже юноше. — Ничего с кем не бывает!

Она похлопала его по плечу, взала свою одежду и вышла из комнаты.

Быстро закрыв дверь за собой, она оказалась в коридоре, ей всего-то предстояло пройти метров десять. Все же бывают в жизни моменты, за которые действительно стыдно, нет, это никогда у тебя чулки порвались или каблук сломался, даже задранное платье не могло тебя так смутить, как очередь на кухню, тянувшаяся с той самой бронированной двери.

Лучше бы она показала ему стриптиз, хотя нет, по его словам, он все же состоялся, тогда надо было дать ему обещанное, что-то неповторимое. Так зачем себя ограничивать? Она даст этому миру, всему без исключения, всю себя! Не всё одному ему наслаждаться её минутой позора. Хотя почему минутой? Судя по толпе и её плотности, минуты так три-четыре, не меньше!

Прикрыв себя своей одеждой, Венера двинулась по направлению к своей конуре. Надо отвлечь себя глупостями, главное, не смотреть в глаза. А куда смотреть? Ага, вот парень с сигаретой в зубах, держит ведро, а зачем оно ему на кухне? Еще один стоит и читает, да тут кругом образованные люди, творческие, теперь ей можно расслабиться, она среди своих, таких же безумных, но почему-то одетых, какие закомплексованные люди!

Уже с улыбкой загадочной мадонны, она неуверенно пробиралась сквозь достаточно плотную толпу. Ага, девушка, ну конечно, какой может быть взгляд у девушки, которая особо не отличается стройностью и опрятностью? Злой и надменный, в глаза не смотреть:

Ещё шажок, ещё мгновение,

И радость глаз, и изумление,

И взор чудесно-проникновенный,

И все закончится мгновенно.

Сколько-то минут понадобилось Венере пройти путь позора, пробираясь через толпу неожиданно и не вовремя появившихся людей. Отворив дверь, она замерла на пороге. Это уже не рифма — это уже слезы!

Она развернулась и пошла обратно в бронированную комнату. Она отдастся ему, она покажет ему стриптиз, она исполнит все его похоти и желания, пусть в самом извращенном, неподобающем виде, пусть в самом неподходящем месте, в любом, что и где угодно! Но никогда, больше никогда она не переступит порог своей комнаты. Её больше никто и ничего не заботили, она прошла через врата ада и пыталась вернуться обратно. Опустив руки, сжав одежду в кулаке, она уверенным и быстрым шагом вернулась в комнату, открыла дверь и громко захлопнула её.

— Я девушка серьезная, раз обещала — значит буду показывать!

Венера легла на кровать и закрыла глаза, опять встала, парень молча смотрел.

— Минутку, а что я должна сделать? Ты мог бы по пунктам рассказать, чтобы я записала и ничего не упустила?

Память у неё была хорошая, не зря же она стихи учила в школе по три-четыре за раз и потом щеголяла перед всем классом, нахваливаемая учителем, но недолюбливаемая двоечниками, за что они её иногда пытались поймать и побить, но бегать она умела хорошо! Так что ручка ей не понадобится — так запомнит!

Венера присела и как школьница внимала каждому слову своего парня.

— А ты сегодня одеваться не собираешься? — полюбопытствовал он.

Сегодня, а что значит сегодня? Она всё ещё сомневалась, вот если сегодня — это уже завтра, то ей надо бежать в университет, а если сегодня — это ещё вчера, то она готова ему отдасться. Вроде всё складывается.

— А ты мог бы уточнить, сегодня — это что?

— Понедельник, — невозмутимо он ответил ей.

— Угу… Значит планы меняются, мне надо в университет…

Наглая Венера стала расхаживать по-диагонали, всё еще в девственно-обнаженном виде, размышляя, как ей поступить. С одной стороны, обещание надо выполнять, с другой — ей надо в душ, ей надо в комнату, ей надо в университет. И похоже, пока она не выполнит обещание, всё остальное будет временно заморожено.

— Хорошо, тогда начинай, у меня мало времени.

Венера легла на кровать, закрыла глаза и стала ждать, немного поерзав, чтобы тело приняло комфортное положение.

— Извини, ты мог бы побыстрее, мне бы еще душ принять и потом в университет! А… и мог бы ты сходить в мою комнату и принести мои вещи сюда!? — нагло обратилась она к нему.

Решив, что раз она отдается первому встречному (а это была правда), то должна получить свои дивиденды, а это значит комнату с парнем, чистоту и обратно все её вещи, которые, между прочим, по его вине и были разбросаны вандалами.

Внутренне собрав себя в кулак, Венера была решительно настроена, наверное, впервые в жизни, и это вам уже не шутки, это вам уже секс! И тут, детки, всё по-взрослому!

В творческом порыве из нее потекли волнообразные рифмы:

Смело, товарищи, мы ринемся в бой,

Двигаясь телом на теле вдвоем.

Слюни и сперму пуская без края,

Потных и грязных утех получая,

Всех мы обучим азам Камасутры,

Позам различным, устройств неприличных,

Секса побольше, нам страх нипочем!

Motion, kustiba, tairiscint и hreyfing!

На её лице отразилась то ли улыбка, то ли оскал, то ли ухмылка. Качаясь на кровати, она была воодушевлена.

— Ты чего распрыгалась? Никуда я не пойду и трахать тебя не буду!

А вот это уже обидно! Не каждому она предлагает свое юное, нетронутое тело, замка девственности только не хватает. А, может, он гей?

— Ты что голубой?

— Нормальный я.

Похоже, он стал нервничать, и что тогда с ним не так?! Может, он маньяк? Вряд ли, тогда бы он уже давно воспользовался ею, и не раз. Венера прилегла на локти.

— Слушай, мне уже надо идти в душ, потом в университет, а я, между прочим, даже не знаю, где он находится! Так что прекращай ломаться и начинай, если тебе так удобно, то я закрою глаза!

— Всё-ё-ё, мне уже надоело это! Ты чего тут разлеглась?! Иди в свою комнату!

— Не пойду я туда, там грязно, и мужик какой-то валяется!

— Какой-то!? Ты что, не помнишь, как скакала на своем жеребце!?

— Что!? Каком жеребце? Шутник ты, однако.

Теперь ей стало страшно, кажется, её план проваливается, все же придется возвращаться в буйственный чертог.

— Послушай, видимо, ты всё не так понял. Я что-то не то съела и отравилась. Мне стало плохо, и похоже, не только мне, а всем. Такое бывает, жаль, чек не взяла с собой, а то бы пошла сейчас разбираться с конторой!

Он подошел, взял её за руку и, дернув, поднял с кровати.

— Я не собираюсь с тобой нянчиться, уходи!

— Я голая! У меня нет одежды!

— В прошлый раз тебя это не остановило!

— Я голодная!

— Поешь в своей комнате!

— Я болею!

— Пить меньше надо!

— Я не местная, могу заблудиться!

— Ничего, жеребца позовешь — быстро тебя до места доставит!

— Я слабая!

— Ты слабая?! А кто, по-твоему, мне фингал под глазом поставил?!

Упс… а фингал-то она не заметила. Венера подошла к нему поближе и стала рассматривать с чувством, с толком, как врач, нет, как медсестра. Если он захочет, то как медбрат, лишь бы не выгонял!

— Не могла, — заключила она, — это не я! Сам виноват, подрался с кем-то, а меня обвиняешь! Слабую и беззащитную, между прочим, девушку!

— Слабую? Беззащитную?! Серьезно?! А кто вчера стихи кричал и глаза пытался выклевать? Как там…

Сижу за решеткой в темнице сырой

Вскормленный в неволе орел молодой.

— Хотя нет, это по классике, твой вариант был, ага, точно:

Сидит у тазов горделиво орлица,

А с нею товарищ лежит у корытца.

Взгрустнулось ему, психанулось орлице,

Свободу зверинцу, долой коммунистов!

— Вот только не пойму, причем тут коммунисты?

— Что тут непонятного, в рифму же, — смущенно объясняла она ему.

— А зачем скачки устроила на товарище своем? — скрестив руки, стал он допрашивать её.

Кто же его знает, зачем? Значит, требовалось. Все же немного странно, нетипичное поведение для интроверта. А может, ей подсыпали порошок, засняли на видео и теперь будут шантажировать?

— Некогда мне с тобой демагогию разводить! Идти мне пора! Жить я буду здесь с тобой, не могу я туда, понимаешь, могу платить натурой, могу стипендией, но через месяц.

— Натурой? Хорошо, давай!

— Что давай?! Сейчас, без прелюдий?

— Каких прелюдий? Не модно это, на коленки — и вперед!

— А на коленки зачем? Извращенец что ли?

— Почему извращенец? Так все делают.

Он стал как-то подозрительно на неё коситься.

— Кто все? Не видела такого. В фильме показывали, что лечь надо, а там мужчины всё сами делают.

— Ты что, девственница?

— Почему сразу девственница? — интересно, она сейчас покраснела или румянец подкрался к ней сам незаметно в начале их странно-откровенного диалога. Надо держать марку! Так… что бы ей такого сделать, чтоб он сразу понял, что перед ним очень даже опытная девица. Ага, ну держись!

Венера, забыв о своем откровенном одеянии, подошла вплотную к нему. В глаза надо смотреть или нет? Сомнения закрались в её девственно-молодую душу. В глаза конечно, прямо, не моргая, не выдавая своего страха.

— Ты чего уставилась?

— Готовлюсь, сейчас целовать буду, — грозно заметила она.

Он отпрянул немного, еще шаг назад, зачем-то руки вперед протянул, странный он всё же, голубой, не иначе!

— Так, всё! Стой! Не двигайся! Понял я всё, оставайся!

Обогнув её по странно-кривой траектории, он рванул к двери и исчез за ней.

Ура! Товарищи! Ура!

Победы вкус в уста вложив

И водрузив знамена в руки,

Мы — триумфаторы судьбы,

Мы есть, мы будем, мы ликуем!

Высоко подняв голову, она ощутила невероятный вкус победы! Впервые в жизни она кого-то испугала, кто-то убежал от неё, хотя здесь она лукавит. Помнится, в пятом классе от нее все шарахались в школе, когда она пришла вся в грязи. А всё из-за противного водителя автобуса, который зачем-то решил обрызгать её, видите ли, не в том месте дорогу переходила, а потом ещё и кулачком грозила. Да ведь не грозила, а ногти грызла, вот и не заметила!

Плюхнувшись на кровать, Венера выдохнула. Осталось принять душ и найти дорогу в светлое будущее, а теперь оно точно будет светлое. Вглядываясь в чистые окна, находясь в прекрасном настроении, Венера поймала лирические нотки.

Волшебный край, волшебная страна,

Пленишь меня своею красотой,

Изменчивой порой. Порой, стремительно

Приобретая формы, меняя образы, что

Глазу не понять, душе смятенья обретая,

Ты — край далекий и близкий сердцу,

Ты трепетно стучишь и ритмы отбиваешь

В моей уже истерзанной душе, что жаждет

Ветра, любви и солнца малость.

— А ты ещё кто?! — ярко-накрашенная блондинка с угрожающим видом двигалась в ее сторону, открыв тихо дверь. Вот только голос не соответствовал ее манере открывания дверей и приобретал всё больше сопрановых оттенков.

— Венера, заблудилась я.

— Что? Ты чего несешь?

— Вы какое значение этого слова имеете в виду? Курица несет яйца, всеядна, относится к семейству фазановых; нести — перемещать какой-либо объект, держа его на весу; еще есть омоним к слову «несёшь» — это говорить несвязанную чепуху, но это разговорный жанр.

Девица застыла, замерла, обомлела. Хватит синонимов и уроков русского языка! Надо бежать, вот только, как и куда? Судя по выражению лица блондинки, у неё в запасе минута, не больше! Её плотное тело было на вид очень упругим и точно большим, в проём оно помещалось, а вот место для маневров не оставляло. Думай, надо сразить её наповал!

— Сегодня прекрасная погода, теплая, солнечная. Выхожу я, значит, на прогулку после долгих дождливых вечеров, наполненных очарованием последних дней лета. А тут ветерок подул, ласковый такой, нежный, и в порыве снимает с меня кофточку, цепляясь за мое юное тело и срывая с меня бюстгальтер, сорванец!

Блондинка, не отрываясь от её голого юного тела, с открытым ртом внимала каждому её слову.

— Кстати, как вас зовут? У вас очень интересный разрез глаз, крайне редкий.

— Нюра. Разрез — это я в папу.

— Да, сразу видно, счастливая значит!

— Ну да… — Нюра, похоже, пыталась в голове сложить «два плюс два», но у неё не сразу всё получалось, надо дать время.

— Нюра, кажется, это вас я вчера видела на четвертом этаже. Вы, если не ошибаюсь, в тазике мылились, такой чудный голосок у вас, вы поёте?

— Нет, так, иногда за компанию.

— Нюра, вам обязательно надо прослушаться, вы талант!

Внезапно дверь с грохотом открывается и врывается уже не её молодой парень, а жаль, подавал неплохие надежды.

— Нюра, ты всё не так поняла, Нюра, спокойно, прошу тебя! — зачем-то утешал он Нюру, которая была спокойна как танк, или бульдозер. Что там с размерами побольше? Это не её конёк.

— Вы, молодой человек, не волнуйтесь, у нас здесь тематические диалоги, вы, собственно, по какому поводу? — Венера встала напротив него, кулачками упершись в свои оголенные бока.

Это сейчас что происходит?! Она еще под воздействием прозрачной жидкости, или ей уже нечего терять после прожитого всего за два дня?! С другой стороны, он уже привык к ее прелестям. Впрочем, как и Нюра, все же был в ее родне человек-невидимка, раз ее прелести остаются незамеченными. Не то, чтобы это ее волновало, но женская гордость немного пострадала — ей сегодня отказали в сексе, игнорируют её обнажённое тело, хотя, судя по Нюре, шансов у неё и так не было.

— Чаю? — предложил он дамам.

— Премного благодарна! Нюра, чайку?

Нюра кивнула знаком согласия.

Надо подумать! Всегда можно найти правильный вариант, если оно, конечно, предложено специально подготовленным человеком, а не в пьяном угаре, написан в министерстве образования после череды странно гендерных праздников.

Не прошло и суток, как она оказалась в любовном треугольнике: парень, Нюра и она. Слишком быстро, слишком много, надо как-то ломать его, и здесь у нее несколько вариантов. Первый — добавить еще уголок, но это было бы слишком даже для Мадонны. Второй — Сделать прямую, вот только какая последовательность… А, может, по-тихому уйти? Она подтвердила свои навыки невидимки и стала бесстрашной.

— Пожалуй, я без чая, с вами хорошо, но мне пора. Вечером вернусь, ночевать здесь буду. А вы, Нюра, могли бы своего молодого человека с собой взять? Скучает он без вас, сильно!

Как-то неуверенно сказала, надо быть настойчивее, упорнее. На кону, между прочим, твоя невинность! Не нравится мне его взгляд, неопределенный что ли или нервный. А чего он такой нервный? Надо мило улыбнуться — они это любят.

Развернувшись к двери, она опять оказалась в коридоре, уже по обыкновению с голым торсом, одеждой в руках и смотрящих в очереди, которых изрядно поубавилось.

День сурка продолжается: она опять на пороге своей комнаты, всё тот же жеребец на полу, стол, стулья, разбросанные повсюду, кровать, её одежда на чемодане и рядом с ним. Венера прошла и села на кровать. Вдруг жеребец начал издавать звуки:

— Брр… спокойно, брр… — успокаивала она его, узды только не хватало. А вот и нет, узда есть! Венера заметила рядом лежащий её же шарф. Полная картина!

Коней строптивых укротив, напиток сладостный вкусив,

Мужчину смело оседлав, луч солнца в небе отыскав,

Представ адамовой судьбой, явившись голой пред толпой,

Казалось, всё прошла она, везде показана сполна.

Но нет, её манил, её пленил тот чудный образ, что явил

Смятенье душ, сплетенье тел, дортуар — её удел!

Сегодня что ни стих — то шедевр! Интересно, а который час? Так, всё! Хватит с неё этой вакханалии над телом и комнатой! Что она, принцесса какая-то на горошине? Нет! Дочь инженера на заводе и работника культуры между прочим!

Стараясь быть тихой и не касаясь жеребца, Венера стала собирать свои вещи обратно в чемодан, хотя она и пригрозила её-не её парню (пока под вопросом) жить с ним, вернее оккупировать его комнату, но всегда должен быть запасной план или пункт В, С, на всякий случай, а случай может быть!

Ага! А вот и щетка! Какой прекрасный день!

Наступила вторая попытка очищения, и Венера, взяв полотенце и щетку, направилась в душевую. Она, конечно, человек современный, без предрассудков, где-то сочувствующий эксгибиционистам, но решила всё же накинуть на себя одежду. Народ у нас старомодный, как бы чего неправильно не понял.

По уже знакомой дороге, коридору и указателю, она быстро добралась до места.

Царская душевая ждала её! Как странно быстро она сроднилась с этим местом. Не смущаясь, горделивой походкой, уверенной в себе, нудистской, она прошла и включила кран, слегка отодвинув своё тело левее. Помнится, в прошлый раз, жидкость проявляла себя в цветном виде.

В душевой уже преображались пару красавиц, все незнакомые ей лица. Быстро управившись, не дожидаясь открытого диалога или допроса, она рванула обратно к себе. В комнате её ждал новый кадр кинематографической жизни: отсутствие жеребца, стола и стульев.

Отлично! Просто чудесно! Какая волшебная комната!

— Комната, уберись, комната, отворись, комната, затворись, так, а замок-то сломан!

Новый кадр — новый план. Венера взяла свой чемодан и направилась в бронированную комнату. В одной руке чемодан, другая предназначалась для открывания двери, которая почему-то не поддавалась. Она подперла дверь плечом и отворила её.

Неожиданно, вот сейчас совсем было неожиданно.

— Ничего, не переживай, бывают и меньше, — зачем-то начала она его утешать.

Собственно, зачем? Она что, видела их когда-то? Ну, может, пару раз: первый, когда на пляже была, у одного деда нечаянно вывалился; второй раз, когда зашла в мужской туалет по ошибке. Эти указатели всегда её смущали: треугольник вверх-вниз, и почему вверх — это женщина, они что, все без талии? Ей больше стройный вариант всегда нравился.

Молодой юноша был сражен её прямотой. Сконфуженный, он предстал перед Венерой Адамом во плоти, без трусов и майки, но почему-то в носках.

Уперевшись взглядом в его волосатую грудь (преувеличила, так.. пару волосинок, рдеющих на его далеко не атлантовском телосложении, вернее, она старалась туда упереться, хотя взгляд предательски норовил спуститься вниз), решительная Венера поставила чемодан около стола.

— Это всё! Переехала. Я в университет, приду не знаю когда, меня не жди, — с семейно-долго мучительной жизни интонацией обратилась к нему Венера.

Она развернулась и вышла из комнаты, анализируя полученную картинку. Око за око, торс за торс, дальше цензура не пропустит.