Остров затонувшего солнца. Павильон желанных чудовищ

Tатьяна Александровна Kоролёва

1939 год, на Халхин-Голе идут бои, их тень парит над Азией предвестием большой войны, а в Шанхае под видом экстравагантной театральной труппы действует группа советских разведчиков. Им удается получить сведения о новейшем бактериологическом оружии, разработанном японскими военными — но документы попадают к ним загадочным, почти мистическим образом… Эхо той странной и романтической истории долетает до наших дней.

Часть 1

14 год эпохи сева,

месяц написания поэзии

префектура Токио, столица

1. Шелест ивовых веток

Внезапный порыв ветра сорвал с ветки сухой лист и растворился в полуденном зное. Хрупкий, похожий на бабочку, листок плавно опустился на пятно засохшей крови. Лейтенант Такэда проследил за ним взглядом, поправил круглые очки и только после этого отважился задать вопрос полковнику Китаока, который уже сорок минут изучал место происшествия.

— Обнаружили что-нибудь, господин полковник?

— Да, лейтенант, обнаружил. — Полковник с безразличным видом поворошил жухлую траву наконечником трости и вздохнул:

Кленовый листок

Иссох — близится осень,

Тепла не вернуть.

Полковник Китаока, в распоряжение которого лейтенант поступил двое суток назад, против его ожиданий, оказался человеком образованным и утонченным.

— Иными словами, лейтенант, даже незначительный, случайный штрих, вроде сухой травинки, позволяет переоценить имеющиеся факты.

Лейтенант заметил, как полицейский надзиратель³ и сержант из местного отделения полиции обменялись взглядами за спиной армейского чина. Люди, скроенные из такой же грубой, практичной материи, как их гражданское платье, они искренне недоумевали, зачем военной жандармерии вообще потребовалось дополнительное расследование очевидного самоубийства. Полицейский надзиратель Иппонги, предпочитавший представляться «детектив», работал в полиции уже лет двадцать и мало нуждался в наставлениях. Он достаточно владел методом логических умозаключений, чтобы из неброских деталей вроде свежего шрама на щеке полковника и хромоты, вынуждавшей офицера использовать трость, обоснованно заключить, что вояка совсем недавно вернулся из действующей армии, застрял в столице из-за последствий ранения и тяготится нынешней чиновничьей должностью. Правду сказать, китайские диверсанты, маньчжурские бандиты, даже иностранные шпионы — редкие гости в Токио, вот полковник и продолжает гоняться за призраками былых заговоров с усердием, достойным лучшего применения, торчит здесь битый час в такую духоту! Но открыто торопить офицера Кэмпэйтай⁴ детектив не решался, напротив, виновато кланялся после каждого замечания.

Лейтенанту Такэда подобные умозаключения не требовались. Он знал, что его командир всего лишь следует рутинной практике, как и надлежит государственному служащему. После прескорбных событий, известых как «Инцидент 26 февраля⁵», за которыми волна офицерских самоубийств прокатилась по стране подобно цунами, каждый такой случай становился объектом пристального внимания военных жандармов. Особенно, если речь шла о лице, уволившемся из армии аккурат весной 1937 года и пренебрегшим составлением предсмертной записки.

— Подскажите, детектив Иппонги, зачем в садовом грунте делают подобные углубления? — полковник указал на небольшую, но глубокую выемку в земле.

— Не могу знать. Не по моей части вопрос, — потупился детектив. — Здесь надо привлекать профильного специалиста. Эксперта.

— Ясно, — полковник повернулся и принялся ворошить траву на противоположной стороне мощеной дорожки. — У покойного майора имелся садовник?

Садик, в котором отставной майор Сога вспорол себе живот, отличался завидной ухоженностью. Здесь умещались и ступени искусственного мха, и песчаная площадка с садом камней и даже искусственный прудик, обрамленный карликовыми деревцами. Весь садовый инвентарь был аккуратно сложен в специальной деревянной подставке. Естественными границами этого идеально организованного пространства служили стена дома и заросли ив.

— Нет. Прислуга у них была приходящая, в садике покойный майор любил самолично возиться. Он даже жилье ради такого удовольствия сменил, как вышел в отставку, — детектива опередил с ответом юркий, седой как лунь, старичок, невесть как просочившийся мимо стражей порядка. — Прощения прошу, что обеспокоил. Я здешний квартальный староста, в протчее время держу антикварную лавочку и торгую всякой всячиной, а фамилия моя — Накамура.

— Значит, покойный майор не испытывал стеснения в средствах?

— Нет. Майор Сога был человек зажиточный, другие здесь не поселяются. Квартал у нас тихий, спокойный, недвижимость в цене.

— Опросные листы господина Накамуры имеются в материалах дела, — заметил детектив, а старичок расплылся в доброжелательной улыбке:

— Не грех повторить, если сам господин полковник спрашивает.

— Вы были коротко знакомы с покойным, господин Накамура?

— Не сказать, что коротко, единственно, иногда играли в маджонг.

— Возможно, господин Сога упоминал при вас, что серьезно болен или страдает от любовных затруднений?

— Ничего такого не было. Выглядел он вполне здоровым и крепким. С чего ему болеть? Жил он не по годам умеренно.

— Спасибо, господин Накамура, что нашли время заглянуть, — полковник вежливо поклонился старосте. — Ваши пояснения очень ценны для следствия. Пожалуйста, задокументируйте эти сведения, лейтенант Такэда.

Старичок смерил лейтенанта неожиданно живым и проницательным взглядом, а затем словоохотливо объяснил:

— Мне не в тягость заглянуть, я живу по соседству, — и добавил: — Значит, дозволяете впустить сюда девчушку? Оне очень просятся!

— Какую девчушку? — не понял полковник.

— Ту самую юную госпожу, которая нашла покойника. Закричала — ужас как! Я прямо вскинулся. Думаю, с чего бы? Господин майор не имел привычки водить девиц к себе домой. Прибежал, а здесь такие дела творятся, полицию вызывать пришлось…

— Это вы пригласили свидетельницу, детектив?

— Боюсь, что нет.

— Так она сама пришла. Хочет оставить подношения для поминальной службы по господину Сога, — объяснил староста, совершенно проигнорировав гримасу раздражения, перекосившую лицо полицейского. — Ведь такое не возбраняется?

К удивлению лейтенанта, наслышанного о строгом нраве полковника Китаока, последовало разрешение.

Мужчинам пришлось потесниться, чтобы освободить достаточно места для девушки, действительно очень миловидной. Ее волосы были собраны в сложную дамскую прическу, для которой девушка выглядела слишком молоденькой. Она, наверное, только-только школу окончила и очень смутилась, столкнувшись с таким количеством официальных лиц. Ее пальчики подрагивали, когда она протягивала полковнику лаковую коробочку с рисом и конверт, перетянутый траурной тесемкой.

— Примите, пожалуйста, это на благовония…

— Господин Сога был вашим добрым знакомым?

— Он был армейским сослуживцем моего папы, а после его смерти помогал нашей семье хлопотать о пенсии.

— Вам часто приходилось бывать в доме майора Сога?

— Всего два раза. Я привозила документы, но затребовали еще некоторые, я не стала отправлять их почтой, а решила привезти сама. Я учусь здесь, в Токио.

— Вы предупреждали майора о своем визите загодя, верно?

— Нет… То есть… Господин Сога сказал приезжать в любой день до обеда.

— Похвальная забота о покойном, госпожа… — полковник Китаока заглянул в опросные листы, которые ему услужливо протянул лейтенант, уточнил фамилию девушки. — Госпожа Сугимото. Оставьте подношения старосте.

— Госпожа переживает, что дух покойника никак не угомонится. Боится с того самого дня, как увидала, — староста спрятал коробочку и конверт в рукав. Полицейские снова молча переглянулись, а фарфоровое личико девушки залилось краской.

— Вот как? Вы наблюдали в саду что-то странное? — осведомился полковник.

— Не знаю, — девушка виновато опустила глаза, ее тонкие брови изящно изогнулись.

— Хорошо. Расскажите, что вы видели, еще раз, во всех подробностях.

Госпожа Сугимото обвела садик настороженным взглядом, вытерла ладони листочком рисовой бумаги и скомкала его в пальцах:

— Сначала я постучалась, но никто не открыл, а из сада доносился какой-то шум, я решила, что господин Сога там. Окликнула его, но никто не отозвался, я заглянула сюда и увидела, что кто-то лежал прямо на дорожке. Знаете, как бывает — человек споткнулся, упал и покалечился. Господин Сога завалился вниз лицом, в очень неестественной позе, рука была отведена далеко в сторону, пальцы торчали в разные стороны, мне показалось, они шевелятся… — ожившие воспоминания заставили девушку попятиться от искусственного водоема. Несколько малюсеньких шажков — и она оказалась рядом с лейтенантом Такэда. Он физически ощущал нежный шелест и прохладу, исходившую от ее кимоно, когда девушка указала на пруд и вздохнула. — Ветер прогнал рябь по воде, и отражение размылось, рука оставалась неподвижной. Я поняла, что господин Сога мертв. Мне хотелось убежать прочь, но я угодила в огромную вязкую лужу, поскользнулась, никак не могла подняться. Кругом меня была кровь! Сандалии свалились, одежда вся перепачкалась, я закричала… — Девушка прикусила губу, чтобы не расплакаться. — Душа господина Сога как раз отлетала, сребристое облачко скользило к ивовым кустам, и ветки зашуршали, прямо как сейчас. Траурной церемонии еще не проводили, боюсь, его дух до сих пор бродит здесь…

— Где именно?

— Вон там, — юная госпожа указала на плотную ивовую поросль, примыкавшую к стене дома. Ветер все сильнее раскачивал ивовые ветки, их шелест напоминал лейтенанту Такэде шепот злобных духов. Но лишенный всякого воображения детектив кашлянул, чтобы скрыть смешок:

— Должно быть, барсук-тануки пробежал или безнадзорный пес забрел.

— Нет в нашем квартале никаких барсуков, потому как кругом чистота. Собаки здесь все на цепях сидят, — сразу же вознегодовал староста. — Другого такого опрятного и уютного квартала в Асакуси еще поискать. И не найдешь, господин полковник!

— Вы бы еще открыли господину полковнику секрет, откуда в вашем районе взялись такой покой и благолепие, — не выдержал детектив.

— Какой здесь секрет? — Седовласый господин Накамура спрятал ладони в рукава кимоно, не нового, но сохранившего блеск и добротность. — Любой мальчишка скажет, здесь проживают главы клана Атомо. Что в этом постыдного? Якудза тоже надо где-то жить. Водопровод, между прочим, на ихние средства построен, на ремонт дороги и прочие каждодневные надобности боссы тоже не скупятся. Или взять пожар, который случился в прошлом году: вся Асакуса могла выгореть! Счастье, что ребята ихнего покойного босса Дивая набежали и успели растащить бревна с крыши театра…

— Позвольте мне поинтересоваться, господин Накамура, кто регулярно избивает бродяг по всей округе? — Саркастически кривил губы детектив. — Кто превратил баню в притон, куда простые горожане лишний раз не решаются заходить? Если хотите брать прошлый год, — пожалуйста. Скажите, кто помог воришке-домушнику свалиться с крыши и сломать шею? Наверняка отчаянные ребята из клана Атомо!

— Мне про воришку ничего неизвестно, — поджал губы старичок. — Если за ребятами имеется что худое, так арестуйте их и отдайте под суд. Иначе пустой разговор!

Пока почтенный староста припирался с полицейским о вреде и пользы якудзы для коммунального хозяйства, полковник положил руку на рукоять меча и двинулся к ивовым зарослям по толстой подстилке мха. Короткая полуденная тень следовала за ним вдоль веранды, пока не растворилась в шелесте зелени.

Наверное, лучик солнца угодил прямо в стекло очков лейтенанта Такэды, но ему тоже показалось, что среди ив мелькнуло легкое, прозрачное существо. Полковник сделал еще шаг и резко отпрянул назад, что-то со свистом пронеслось мимо лейтенанта и пробило перегородку-седзи⁶ в особняке господина Сога.

Внутри дома послышались треск и звон разбитого фарфора. Перепуганная госпожа Сугимото непроизвольно вцепилась в руку Такэды, за считанные секунды все вокруг пришло в движение и замелькало. Раздался топот десятка ног — на шум торопились полицейские и жандармы, стоявшие в оцеплении вокруг двора; детектив выхватил пистолет и выстрелил в сторону ивняка, но полковник сурово рявкнул:

— Всем на землю! Никому не двигаться!

Ветви затрепетали, свистящий звук снова рассек воздух, раздался короткий глухой всхлип, детектив Иппонги упал на спину, и уставился бессмысленными глазами прямо в синее небо. Кровь вязкой ниточкой подтекала из сомкнутых губ, а в горле торчала короткая толстая стрела.

Лейтенант тоже намеревался выхватить пистолет, но ему воспрепятствовали: господин Накамура с прытью, неожиданной для человека преклонных лет, ткнул его кулаком между лопаток, а ступней — под колено, в результате молодой офицер свалился на траву, увлекая за собой хрупкую госпожу Сугимото, все еще снимавшую его руку. Сам старичок тоже потерял равновесие и всем телом навалился на плечи Такэды сверху. Под двойным бременем лейтенант едва мог дышать, но это не имело никакого значения. Сегодня впервые за два года службы он ощутил себя настоящим боевым офицером, достойным славы своей семьи.

Он чувствовал, что живет!

Полковник Китаока извлек саблю из ножен, плавно опустился на одно колено, срезал слой мха, затем поддел спрятанную под ним нить. Соприкоснувшись с клинком, она лопнула, издав пронзительный звук. Рояльная струна — тонкая, прочная и совершенно неприметная, догадался лейтенант. Пока струна натягивалась, из-под крыши дома вылетела еще одна короткая стрела, но вяло свалилась на землю, не причинив никому вреда. Не поднимаясь, полковник повернул голову и скомандовал:

— Вооружитесь садовым инвентарем, господа жандармы, и снимите верхний слой грунта. Избегайте выпрямляться в полный рост! Пожалуйста, пошлите за криминалистами и саперами, сержант. Лейтенант Такэда, препроводите гражданских лиц за пределы опасной территории.

Лейтенант незамедлительно приступил к выполнению задачи: пригнувшись, протянул руку госпоже Сугимото. Благо, другому гражданскому лицу, господину Накамуре, помощь не требовалась. Старичок наконец-то высвободил плечо лейтенанта, согнулся в три погибели и, бормоча витиеватые ругательства, мало подобающее его сединам, устремился к выходу из садика.

Девушка оперлась на предплечье лейтенанта Такэды — ее ладошка была прохладной, как горный ручей. Под общим весом тел слой пышного мха заметно просел, и у самой воды из-под него выползли омерзительно-влажные сущности, похожие на жирных белых червей. Девушка испуганно отпрянула, вскрикнула и обмякла — лейтенант едва успел подхватить ее. Превозмогая отвращение, он вытянул шею, присмотрелся и понял, что перед ними — человеческие пальцы…

Дом покойного майора располагался между антикварной лавочкой господина Накамуры и зданием небольшого театра. Лейтенанту Такэде никогда не приходилось бывать именно в этом, но подобных театров на Асакусе великое множество. В отличие от традиционных японских театров, в них ставят большей частью переводные пьесы или сюжеты японских авторов из современной жизни, зачастую в весьма эксцентричной манере. Судя по новенькой крыше, это был тот самый театр, где в прошлом году случился пожар. Ивовые заросли отделяли дивный сад господина Сога от берега канала, полного мутной воды. На другом берегу канала маячили заборы угольных складов.

Эксперты тщательно производили замеры, вычерчивали подробный план дома и примыкающей территории. К моменту прибытия группы криминалистов в саду обнаружили в общей сложности пять арбалетов-ловушек, два из которых еще не успели выстрелить. Через раздвинутые перегородки лейтенант наблюдал, как старший из экспертов с безразличным видом уложил в пакет для вещественных доказательств пальцы. Их было два — большой и указательный, под воздействием жары и влаги они уже начали разлагаться. Другие криминалисты срезали куски грунта вместе с травой и следами запекшейся крови. Полковник желал узнать — принадлежит ли она почившему господину Сога. Кроме того, он потребовал изъять тело майора из городского морга и провести повторную экспертизу — его интересовало все: ссадины на коленях, состояние кожи в области головы и шеи, даже содержимое желудка.

После тщательной фотосъемки тело детектива Иппонги накрыли простыней и увезли. Полковник сразу же отправил освободившегося фотографа снимать подозрительные рытвины у дорожки. Старательный служака опустился на колени прежде, чем щелкнуть затвором.

К этому времени особняк успел пропитаться духотой, разогнать которую не под силу обычному вееру. Лейтенант обмахивал юную госпожу Сугимото со всем возможным старанием, но девушка выглядела бледной и обессиленной. Пришлось отослать полицейского за водой для юной госпожи. Использовать жидкости, съестные припасы и даже посуду из дома майора Соги кроме как в целях криминалистической экспертизы полковник Китаока категорически запретил — все это могло быть отравлено.

Поэтому лейтенант почти обрадовался возвращению пронырливого господина Накамуры с чайничком и чайной чашкой в руках. Несколько глотков чая улучшили состояние девушки настолько, чтобы возможно стало отправить ее домой, а лейтенанту — вернуться к служебным обязанностям.

— Простите, господин Накамура, вы присутствовали при осмотре сада полицией, когда обнаружили тело майора Сога? — окликнул почтенного полковник.

— В обязательном порядке, — ответил старичок, и вздохнул, указывая на стрелу, застрявшую в ширме, — но ничего подозрительного здесь не обнаружилось. Единственное, нашли собачье дерьмо — там, ближе к ивняку. Ведь где это видано, чтобы животная, я извиняюсь, нагадила и не зарыла? Однако такой ленивый народ теперь стали принимать в полицию, что это дело они отказались занесть в протокол.

Сегодняшней ночью или предшествующим днем староста не слышал ничего странного, потому как не ночевал дома. Обычно он обретается по соседству — в верхнем этаже свой антикварной лавочки, но один состоятельный насельник квартала отбыл лечить суставы на горячие источники и упросил господина Накамуру пожить в его доме, чтобы денно и нощно присматривать за жилищем. В лавке за старшего остался приказчик, в театре имеется сторож и еще пара человек обслуги — основная труппа укатила гастролировать. Но после приключившегося инцидента⁷ — господин Накамура произнес последнее слово со значением, сделал паузу и добавил:

— Я сам солдат, господин полковник, награжден медалью за сражение при Ляояне⁸. Так вот, после такого инцидента считать означенную обслугу людьми толковыми нет никаких оснований…

Полковник прервал словоохотливого старосту:

— Уверен, вы были достойным солдатом, господин Накамура. Сейчас сержант препроводит вас в полицейский участок, и тщательно зафиксирует все, что вы сочтете необходимым сообщить о происшествиях в квартале, предшествующих кончине майора Сога. Спасибо за ваше время и неоценимую помощь императорской армии!

Старичок приосанился и проследовал за сержантом совершенно довольный. Полицейские больше не переглядывались. Конечно, они могли добавить, что особняк, за которым так усердно «присматривает» господин Накамура, принадлежит клану Атомо, а проживет в нем не кто иной, как нынешний босс означенного клана. В столице царит летнее затишье, поэтому босс подался на курорт — обирать состоятельных отдыхающих и провинциалов, охочих до игры в кости. Но лишившись руководства детектива Иппонги, младшие полицейские чины вообще не представляли, как следует вести себя с офицерами из военной жандармерии. Полковник избегал прямых вопросов, вынуждая опрашиваемых много раз повторять показания, сбиваться и путаться. При таком подходе запросто можно сболтнуть лишнего, заработать взыскание или вообще лишиться службы…

Так рассуждали полицейские, пока полковник Китаока изучал план дома и придомовой территории, с коротким поклоном предоставленный криминалистом.

— Полагаю, центром перекрестного огня арбалетов служил берег пруда? Примерно здесь? — полковник остановился у самой воды.

— Именно так.

— Хорошо. Прошу вас, одолжите мне вот это… — полковник, не чинясь, позаимствовал из арсенала криминалистической службы толстые резиновые перчатки, склонился к воде и принялся шарить по днищу пруда. — Странно… Здесь ничего нет…

Парочка карпов кои, взбудораженная следственными действиями, метнулась к ступени искусственного водопада, затем к решетке, преграждавшей им путь в водосток. Снова возвратясь к берегу, рыбы закружились вокруг опущенной в воду руки полковника. Лейтенант Такэда залюбовался их плавными движениями, контрастом алых пятен и белоснежной чешуи, и невольно вспомнил, как мальчишкой любил возиться с рыбками в своем домашнем озерке. Водоем был не в пример больше этого, но карпы исправно собирались стайкой и устремлялись к его руке в ожидании кормежки. Лейтенант быстро нырнул в жилую часть дома и возвратился к пруду с громоздкой лаковой коробкой, поднял крышку и продемонстрировал полковнику. Полковник погрузил пальцы в содержимое коробки, отсыпал некоторое количество на ладонь и принялся внимательно разглядывать:

— Вам известно, что это, лейтенант?

— Так точно. Зерна, гомарус⁹, кусочки высушенных фруктов, корней лотоса и прочее — еда для рыбок. Карпы кои неприхотливы в пище и не требуют живого корма, такая смесь может храниться длительное время даже в жаркую погоду. Хозяевам очень удобно и просто кормить этим составом рыбок…

— Ясно. Очень дельная мысль обратить внимание на емкость с кормом! — в словах полковника не прозвучало даже тени иронии. Он стряхнул крошки с ладони прямиком в воду, а остальной корм аккуратно пересыпал в мешок для вещественных доказательств. Затем простучал пальцами лаковые боковины и стыки, перевернул коробку, ловко отодвинул дощечку, служившую дном, и вытащил из тайника связку бумаг, перетянутых куском шелка.

2. Заметки о необычных методах преступления и дознания

Ровно за пятнадцать минут до начала рабочего дня лейтенант Такэда вошел в тренировочный зал. Он оставил обувь на специальной полочке, отодвинул оконную раму и с наслаждением потянул носом свежий воздух, — в зале витал устойчивый запах пота. Его коллеги, капитан Наката, инструктор по боевым искусствам, и капитан Момоси из криминалистического отдела, уже битый час метелели друг друга, лелея надежды, что полковник Китаока пожелает размяться, оценит изящество их боевых стилей и наконец-то откомандирует как перспективных офицеров на передовые рубежи воюющей империи. Капитан Момоси ежемесячно подавал прошения о переводе в действующую армию, но все они оставались без удовлетворения. Поговаривали, что начальство не желает отпускать капитана из-за побед в соревнованиях по айкидо и стрельбе из лука, которые он регулярно одерживал, умножая славу всего управления. Капитан Наката, принадлежавший к роду, почти такому же старинному и славному, как семья самого лейтенанта, избрал другой путь — подрался с парнем из оперативного отдела прямо в столовой и рассчитывал отправиться на фронт в порядке взыскания, но вместо этого угодил на гауптвахту.

Тягаться с ними лейтенант Такэда не собирался, его навыки были куда скромнее. Разумеется, он умел худо-бедно управляться с мечом — дед самолично вложил бамбуковый меч в его неокрепшую детскую ладошку и обучал, пока был жив. Позже уже его отец, известный сторонник вестернизации и прогресса, скрепя сердце оплачивал для сына уроки у именитых мастеров «пути меча», считалось, что занятия укрепляют телесное здоровье Эмото. Будущий лейтенант рос мальчиком хилым, врачи обещали, что он перерастет болезни, но с возрастом его здоровье не становилось лучше. Слабые легкие едва не преградили юноше путь к фамильной воинской славе, пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы надеть армейскую форму с белой нарукавной повязкой Кэмпэйтай. Поэтому на рожон лейтенант Такэда не лез: знал, что перевод в действующие части чреват медицинским осмотром, после которого его запросто могут комиссовать. Он устроился у стены, разложил подставку с письменными принадлежностями, проверил, как смешаны чернила, старательно вывел сегодняшнюю дату, — усердие и терпение были его оружием.

Два капитана основательно просчитались. Полковник Китаока вошел в зал минута в минуту с началом рабочего дня, и хотя был одет в кэйкоги¹⁰ вместо воинской формы, но разминаться не стал, а поклонился в знак приветствия и позволил начать. Полковник еще не оправился после ранения, даже самые простые движения даются ему с усилием, глупо думать, что человек, привычный к победам, захочет демонстрировать свою временную слабость младшим по званию, — рассудил лейтенант, пока капитан Наката демонстрировал принципы работы ловушки, изъятой в саду покойного майора.

–… в процессе установки конструкции образовались характерные углубления на грунте, действует все это достаточно примитивно, — капитан надавил ногой на рычаг ловушки, струна натянулась, привела в действие крюк арбалета, черная стрела рассекла воздух и вонзилась в соломенное чучело, год за годом сносившее удары будущих мастеров боевых искусств. — Конструкция не вполне аутентичная. Полагается использовать нити, сплетенные из женского волоса, но отыскать даму с косами до самой земли в наши дни практически невозможно, поэтому злоумышленник воспользовался рояльной струной…

— Вам уже приходилось наблюдать подобные конструкции? — спросил полковник.

— Нет, но описания таких устройств содержатся в исторических источниках.

— В литературе, которая не является строго научной, — ехидно уточнил криминалист. — Если вообще допустимо считать литературой предания о синоби¹¹!

Лейтенант оторвался от протокола и спросил с самым серьезным видом:

— Мне так и записать, что полицейского детектива атаковали синоби?

Полковник улыбнулся.

— Разумеется, преступление обставлено с избытком театральности. У вас, капитан Момоси, как я понял, есть особое мнение на этот счет?

— Да, с вашего позволения. Я полагаю, подобную инсценировку затеял человек, весьма поверхностно знакомый с бытовыми реалиями современной Японии, имеющей искаженное представление о великой истории нашей страны. Человек, который почерпнул сведения в англоязычном бульварном чтиве и детективных фильмах. Иностранец! — За неимением демонстрационной доски криминалист пришпилил к соломенным чучелам демонстрационные материалы, которые не поленился принести с собой: сравнительную цветовую таблицу, увеличенные до гигантского размера изображения отпечатков пальцев, а так же схематичное изображение человеческого тела, размеченное с указанием размеров. Он выдернул стрелу и принялся размахивать ею как указкой. — На месте преступления были обнаружены фрагменты кисти, а именно, большой и указательный пальцы правой руки, ампутированные острым стальным предметом. Обратите внимание, что тип пигментации кожи и характер папиллярного рисунка пальцев типичны для европеоидной расы. Удалось выяснить, что группа крови пострадавшего — вторая. Она широко распространена среди европейцев, в то время как у коренных жителей Азии преобладает третья группа. Используя типовые пропорции тела представителей так называемой «арийской расы», рассчитанные германскими антропологами, можно уверенно предположить, что пальцы принадлежали мужчине европеоидного типа, ростом от 165 до 175 сантиметров по метрической системе, весом от 70 до 80 килограммов. Возраст мы оценили как 30—35 лет, но с учетом хорошей физической формы преступник может быть и старше — до сорока пяти…

— Просите, господин полковник, разрешите задать вопрос капитану Момоси?

— Безусловно.

— Как давно отсекли эти пальцы?

— Около трех суток назад. Полагаю в тот же день, когда скончался майор Сога.

— В таком случае нет оснований считать этого европейца преступником. Если этот человек пытался убить майора, а тот защищался посредством меча, они разворотили бы весь сад, а шум привлек внимание соседей. Убить полицейского калека тем более не мог. Очень сложно стрелять из арбалета с подобным увечьем.

— Вы считаете, что помимо ловушек, был и еще стрелок?

— Да. Эти потаенные устройства выглядят хитроумно, однако для того, чтобы они нанесли смертельную травму, должно совпасть слишком много случайных факторов. Зато смятение и суета, которую они вызвали, облегчили задачу убийцы. Все, что от него требовалось — держаться на определенной линии огня и воспользоваться такой же стрелой, как в ловушках.

Лейтенант склонился над своими записями, аккуратно разгладил бумагу. Если младший чин рассчитывает «сделать карьеру» — как это называют в англоязычных странах — абсолютно недопустимо излагать свои соображения начальству с подобным выражением лица! Никогда, никогда капитан, позволивший себе безмятежную улыбку Будды Амиды, не станет майором.

— Очень хорошо, капитан Наката. Возьмите несколько полицейских в помощь, проведите следственный эксперимент, определите место дислокации стрелка и осмотрите; подготовите отчет и передадите лейтенанту. Прошу вас поторопиться, — полковник дождался, пока капитан раскланяется и отойдет достаточно далеко, прежде чем снова окликнуть его. Капитану пришлось неловко повернуться. — Да, капитан, постарайтесь не обеспокоить жителей квартала. Если от них поступят жалобы, боюсь, вам придется вернуться на гауптвахту… Продолжайте, капитан Момоси. Вы проделали большую работу. После совещание отправьте описание мужчины-европейца, дополнив характером травм, в медицинские учреждения, полицейские участки и таможню. Пусть предпримут меры к розыску похожих мужчин. Теперь перейдем к телу господина Сога.

Криминалист зашуршал бумагами и вынул листок с плотными столбцами записей:

— Вот, это результаты анализа крови, собранной с травы. Как вы и предполагали, полковник, кровь господину Сога не принадлежит. Вернее, там была кровь самого майора, и другая кровь, которая ему не принадлежит. Не человеческая.

— Кровь собаки?

— Да… — озадаченно протянул криминалист. — Хотя, возможно, шакала или лисы. Прошло продолжительное время, я не могу ручаться за абсолютную точность результата.

— Спасибо, капитан, не стоит тратить время на то, что мне заведомо известно. Староста Накамура упоминал экскременты животного. Несчастное существо убили, чтобы лужа крови вокруг господина Сога выглядела более теплой и реалистичной. Это потребовалось потому, что самого майора разделали далеко за пределами садика и доставили к дому уже мертвым. Лучше расскажите, что лично вас удивило или озадачило при вскрытии майора?

— Понимаете… — Капитан Момоси сдвинул брови, словно подобная гримаса способна была оживить его память. — Майор Сога был жив, когда его брюшную полость вскрыли мечом, имитируя самоубийство, это бесспорный, установленный факт. Но выражение его лица… глаза… все было такое… такое странное. Умиротворенное лицо, почти блаженное.

— Хотите сказать, он не испытал боли?

— Да. Однако мы не обнаружили следов наркотиков или анальгетиков… — лейтенанту показалось, что криминалист хочет добавить еще что-то, но боится прогневать начальника. — Вскрытие было повторным. Препараты тканей в городском морге готовили крайне небрежно, а самого покойника успели передать в ритуальное агентство, там обмыли и обработали, что сделало наши исследования малоинформативными. Возможно, преступник использовал вещества, которые быстро разлагаются, или специальные яды, о которых нет информации в открытых источниках. Поэтому я должен ходатайствовать о консультации опытного военного токсиколога…

— Вы хотели бы привлечь какого-то конкретного специалиста?

— Точно так. Будет большой помощью узнать мнение подполковника медицинской службы Исигуро, он работает над отравляющими и бактериологическими веществами для нужд армии, поэтому его имя мало известно в академических кругах.

— Хорошо, капитан Момоси, подготовьте запрос и сопроводительные материалы, я позабочусь, чтобы подполковник Исигуро уделил достаточно внимания этому делу. Больше не задерживаю, у вас много задач.

Тренировочный зал опустел, кислорода заметно прибавилось, лейтенант смог вдохнуть полной грудью, выпрямиться и тихонько наблюдать, как полковник Китаока отрабатывает удары меча на плетеном чурбане — тень полковника летала по ширмам как огромная черная птица, а безвинное чучело вздрагивало и натужно скрипело. Потешившись вволю, господин Китаока вспомнил о лейтенанте и принялся расспрашивать, огорчен ли тот переводом из отдела, где был на хорошем счету.

Лейтенант отчеканил, что готов служить Императору в любом качестве.

Он ничуть не жалел о должности, на которой приходилось целыми днями сидеть в пыльном помещении вместе с дюжиной других сотрудников, проверять судовые документы на предмет контрабанды или переводить изъятую у иностранных матросов полиграфическую продукцию, выискивая в ней антияпонскую пропаганду, и каждодневно писать объемистые отчеты. Заниматься такой рутиной его определили из-за гражданского образования, хоть не такая великая заслуга быть лучшим выпускником провинциального коммерческого училища.

Такэда Эмото вообще не любил вспоминать годы учебы и стыдился, что из-за постоянных болезней не посещал школу, как все нормальные дети; приглашенные отцом репетиторы обучали его на дому. Здоровье Эмото немного поправилось в том возрасте, когда возвращаться за школьную парту — глупо, а поступать в университет еще рано. Отец хотел было отправить мальчика в британский колледж, но доктора опасались, что путешествие и смена климата разрушат хрупкое равновесие, с трудом обретенное организмом пациента. В итоге его записали в ближайшее к дому учебное заведение — пресловутое коммерческое училище.

— Тогда прошу, господин лейтенант, расскажите мне о главном призе. Что за бумаги так бережно хранил майор Сога?

Лейтенант с поклоном вручил ему опись документов, обнаруженных в тайнике. Самым объемистым из них — тридцать четыре листа — была учетная книга, заполненная в старомодной манере. Веками так учитывали урожаи во владениях даймё¹². Двойная итальянская бухгалтерская запись скоро окончательно вытеснит этот пережиток прошлого, но даже в собственном поместье семейства Такэда, где вырос Эмото, ему приходилось знавать упертых учетчиков, которые продолжают пересчитывать каждую горстку риса по старым мерам, ведут записи именно так и потрясают кулаками в адрес армейских снабженцев, выдумавших накладные и всякие дебеты-кредиты. Учет вели аккуратно, на протяжении двух лет, пробелов нет. Судя по характеру записей, обладатель книги одалживал деньги под процент достаточно скромный, а потом ссужал их другим нуждающимся под куда более высокую ставку, и не торопился платить налоги.

— Малопочтенное занятие для отставного офицера, — вздохнул полковник, — зато серьезный мотив для убийства.

— Не уверен, что майор занимался кредитными операциями лично. Взгляните — вместе с учетной книгой обнаружено несколько накладных — с армейских магазинов¹³ в Китае, из портового склада Нагасаки, судовые коносаменты с международных линий. Все эти документы никак не отражены в учетной книге и никак не связаны между собой. Рискну предположить, что майор по какой-то неизвестной причине просто хранил документы у себя.

— Возможно. Потрудитесь разыскать образец почерка майора и выяснить его имущественное положение в налоговом ведомстве. Боюсь, офицерская пенсия — слишком скромный источник финансирования для кредитных операций. Чтобы одалживать крупные суммы, даже неофициально, ему требовался залог.

— Я сию минуту подготовлю запросы, — лейтенант вскочил на ноги и принялся шнуровать высокие ботинки, хотя никакой спешки не было. Еще вчера он связался с добрыми знакомыми из налогового ведомства и выяснил, что наследства господин Сога не получал, ценных бумаг или недвижимости не имел, жил в арендованном домостроении, то есть не имел ничегошеньки, что могло сойти за залог. Образец почерка покойного майора он тоже успел раздобыть, правда, пришлось раскошелиться на рикшу, чтобы поспеть в кадровое управление до конца рабочего дня. Майор писал твердо, размашисто и без всяких украшательств, как свойственно человеку решительному. В книге же записи делал некто дотошный до мелочности, стараясь уместить на страницу как можно больше знаков. Но лейтенант умолчал о своих изысканиях, поскольку считал невежливым опережать руководящую мысль.

— Не торопитесь, — полковник жестом фокусника извлек из складок одежды монокль, поднес его к глазу, прижал бровью и снова просмотрел опись. — Ответьте мне на один вопрос. Если бы вам лично случилось ссужать средства — предположим, чисто гипотетически, — вы могли бы принять подобные документы в качестве залога?

— Гипотетически? Нет, документы я не рассматриваю как залог даже гипотетически. Речь идет о противозаконной финансовой операции! — Лейтенант укоризненно качнул головой. — Значит, документы невозможно будет использовать в суде, сами по себе они — всего лишь бумага. Другое дело — товары, которые в них указаны. Такой залог легко продать на черном рынке с большой выгодой. Господин полковник, любой ростовщик предпочтет документам реальный, наличествующий на складе товар.

Полковник поймал монокль в ладонь, уголки его губ вздрогнули, из-за шрама улыбка вышла недоброй. Конечно, он знал. Знал с самого начала!

Знал, что искать. Ради именно этих документов полковник Китаока покинул Китай и готов был задыхаться в токийском зное. Теперь он возвратится на континент, имея все основания трясти армейские склады, интендантскую службу, а там — кто знает?

Конечно, для такой кропотливой работы полковнику потребуются ответственные и исполнительные сотрудники, которые не отвлекаются на ловушки из женского волоса, «клан синоби» и прочую ерунду.

Лейтенант зажмурился от открывшихся перспектив и узел самого себя — бодро пересчитывающего штабеля мешков и ящиков в окружении пристыженных интендантов; тщательно сверяющего часы налета истребителей с расходными ведомостями на горючее; и наконец, себя — отважно взвешивающего содержимое бачков с пищевыми отходами в офицерской столовой! На таком оперативном просторе он быстро дослужится до чинов, достойных вековой славы дома Такэда. Однажды убеленный сединами полковник Такэда повторит своим подчиненным то же самое, что слышит сейчас:

— Современная война, господин лейтенант — это война нового типа. Война техники, коммуникаций и ресурсов. Линия фронта проходит не только в окопах; хищения, недостачи и злоупотребления наносят императорской армии гораздо больший ущерб, чем вражеские диверсанты. Только военная жандармерия способна покончить с круговой порукой чиновников и интендантов. Подготовьте запросы, а завтра не торопитесь на службу, — от такого неожиданного приказания лейтенант едва не заступил на татами прямо в ботинках, и пробормотал:

— Как?

— Оденьтесь в гражданское платье и отправляйтесь в управление полиции Асакусы. Формально вы должны получить опросные листы болтливого старикашки и справку о делах, которые закрыл или отказался возбудить детектив Иппонги за последний год. Но главное — подружитесь с коллегами из полиции, выпейте с кем-нибудь чаю и расспросите. Меня интересует то, что остается за строками документов: слухи, сплетни, частные мнения… Важно понять, что на самом деле происходит в чертовом «тихом» квартале, из которого жильцы вдруг разлетелись как журавли под осень. Судите сами: театральная труппа упорхнула гастролировать, состоятельный горожанин срочно укатил на курорт, люди из якудзы взялись избивать любого чужака, забредшего в квартал, хотя обычно не втягивают в клановые конфликты окрестное население. Что-то их здорово перепугало, настолько, что неизвестный ростовщик отдал свои бумаги на хранение бывшему военному, господину Сога. Допустим, некий преступник разыскивал документы и вынужден был в процессе поисков пойти на убийство. Почему он не захотел просто пырнуть майора ножом или расшибить нашему детективу череп камнем в темном проулке? Быстро, эффективно, без затрат! Чем типичнее преступление, тем сложнее его раскрыть — это аксиома. Убийство с целью ограбления остается самым массовым из тяжких провонарушений, каких совершаются сотни, а раскрываются только десятки. Зачем было превращать простое дело в масштабный спектакль? Должна быть причина!

Господин полковник отвернулся и продолжил с удвоенным усердием осыпать ударами чучело. Лейтенант Такэда остановился у входа и еще некоторое время наблюдал за его абсолютно просчитанными движениями — такой человек не остановится, пока не докопается до самой потаенной, единственной и истинной причины.

3. Повесть о доме Такэда

Покончив со служебными обязанностями, лейтенант Такэда не торопился домой. Он вернулся на Асакусу и вошел в храм Сэнсодзи, смешался с толпой прочих паломников и туристов, бросил деньги в ящичек для пожертвований, не поднимая головы прошагал под огромным нарядным фонарем, даже против обыкновения купил какой-то талисман для домашней божницы. Зажег ароматные палочки и долго-долго стоял у курильницы с благовониями, дожидаясь, когда ветер окутает его облаком сизого дыма, от которого щиплет в носу и тянет закашляться. Он умолял милосердную богиню Каннон освободить его из хрустального кокона одиночества, опутавшего его как родовое проклятье. Матушка Эмото рано покинула бренный мир, так и не успев подарить мальчику родных братьев и сестер. Его отец предпочитал наслаждаться свободой, которую дает положение вдовца, и не торопился вступать в новый брак. Ни тетушек, ни дядюшек у него не было. Он вырос в окружении чужих, взрослых людей и не испытывал никакой — совершенно никакой — душевной потребности обзаводиться приятелями среди сверстников, как это принято. Конечно, ему приходилось ходить на занятия, в столовую, на всякие празднества и состязания, и даже в веселые кварталы в компании соучеников, а затем сослуживцев. Но эту повинность Эмото принимал исключительно как часть профессиональных обязанностей. Хорошему офицеру должно быть присуще чувство коллективизма, но ему нравилось одиночество! Обычно, мысли о собственной ненормальности наполняла Эмото жгучим чувством стыда, но со вчерашнего дня его вытеснила печаль.

Вчера он заглянул в лавочку к знакомому зеленщику, купил мускусную дыню и пару кистей винограда, почти идеальными иероглифами вывел на карточке пожелания доброго самочувствия, вложил в корзину и отправил госпоже Сугимото с посыльным. Благо, адрес девушки значился в полицейских записях. Сегодня юная госпожа прислала ему милую записочку с благодарностью. Было бы поступком хорошего тона пригласить ее прогуляться в парке, полюбоваться цветущими гортензиями в компании приличных молодых людей и девушек — но никакой подходящей компании в приятелях у Эмото не числилось. Другим вариантом было бы предложить госпоже Сугимото посетить вместе пьесу в классическом японском театре, например «Но». Однако приличия требовали разделить это удовольствие не только с девицей, но и с почтенной родственницей, как это приятно в достойных семьях. Ни одной подходящей кузины или тетушки, которую можно прихватить с собой, на память лейтенанту Такэда не приходило. Впрочем, он редко общался с родственниками, а его отец — который, безусловно, вспомнил бы двух-трех матрон из дальней родни, проживающей в Токио — отбыл путешествовать по Европе больше двух лет назад, изредка присылал домой сувениры, открытки с видами городов и штемпелями дорогих отелей; где он сейчас и как с ним связаться, Эмото не знал.

Оставалось только уповать на милосердную богиню Каннон и дожидаться, когда полковник Китаока распорядится пригласить госпожу Сугимото для повторного опроса. Такую встречу не назовешь настоящим свиданием, но все же…

Эмото всматривался в трепещущие струи дыма в поисках поддержки, пока в глазах не поплыли радужные круги:

в дымной пелене кувыркались акробаты в трико, усыпанных блестками, затем они уступили место духам-ками. Безликие девы, прикрытые исключительно собственными длинными волосами, соблазнительно извивались, пока их не прогнал прочь бритоголовый монах. Священнослужитель взмахнул рукавами, и воздух наполнился бесконечным «…ОМММ…», между ладоней совершенномудрого человека парил круглый предмет, похожий на человеческий глаз. Хрустальное око мира вращалось вокруг своей оси, набирало скорость, пока не взорвалось изнутри со звуком нервным и звонким, видение рассыпалось как сверкающие огни фейерверка.

Эмото пришел в себя и обнаружил, что простоял в странном забытьи битый час. Поток посетителей Храма Сэнсодзи обмелел, сувенирные лавочки закрывались — ночь неумолимо подступала к Воротам Грома. Лейтенант нехотя развернулся и зашагал к выходу, безуспешно пытаясь придумать хоть какую-то почву для общения с коллегами из местного управления полиции, кроме распития дрянного пива.

На утоптанном пятачке у полицейского управления толкалось сразу несколько человек, курили долгими затяжками, лица у них были усталые и хмурые, а дешевые костюмы европейского покроя вытянулись на локтях и коленках. Разглядывая их сквозь окно служебного автомобиля, лейтенант Такэда приободрился. Он хотел одеться в юкату, но остановился на похожем костюме, очень сдержанном. Рубашку выбрал льняную, английской работы, которая выглядела весьма скромно с обывательской точки зрения. Этот небольшой маскарад возымел действие. Сержант, которого он хорошо запомнил в саду майора Сога, отделился от группы и бросился к нему:

— Господин лейтенант? Рады вас приветствовать! Должно быть, вы прибыли за показаниями господина Накамуры?

— Вам придется обождать совсем немного, господин Накамура пожелал перечитать все записи еще раз, — вступил в разговор другой паренек, по возврату не старше лейтенанта, услужливо распахнул перед ним двери и пропустил вперед. — До чего дотошный дед попался! Вчера целый день с ним провозился, стопку бумаги извел, то одно перепиши слово в слово, то другое… Как надоело, хоть бы меня в армию забрали!

— Да он просто издевается над тобой, — фыркнул сержант, — увидал новичка и давай изгаляться, они всегда так делают!

— Кто они? — переспросил лейтенант Такэда, аккуратно прощупывая почву для общения, но ответа получить не успел. Они вошли в помещение для допросов, где давали показания разом несколько человек. Под потолком надсадно гудели вентиляторы, стрекотали пишущие машинки, рядовые полицейские сновали туда-сюда по служебным надобностям, детективам приходилось выкрикивать вопросы и перегибаться через столы, чтобы разобрать показания. Над всем этим хаосом царил человек с обрюзгшим лицом, под суровым взглядом которого молодые сотрудники примолкли и опустили глаза.

Господин Накамура как раз заканчивал штамповать именной печатью¹⁴ страницы с показаниями, но, заприметив лейтенанта, остановился, вытащил один листок и поднял так, чтобы начальнику участка было видно несколько помарок:

— Поначеркали, просто ужас! Раньше такого не допускалось, полицейские выводили каждый знак, верно, господин старший детектив? Нет, так не годится, пусть перепишут с аккуратностью.

Начальник участка насупился, и ответил:

— Боюсь, это задержит господина лейтенанта!

— Ничего-ничего, я располагаю временем, чтобы подождать, господин старший детектив, загляну через часок, — лейтенант помог старичку подняться: сегодня он был не прочь послушать местные новости в изложении седовласого ветерана.

— Вот именно, офицера с Кэмпэйтай сами разберутся, что им делать, не глупее остальных! — они вышли из участка вместе и сговорились скоротать время ожидания за чашкой чая.

Лейтенант Такэда плохо знал район, в котором оказался, поэтому представил выбор подходящего местечка почтенному Накамуре. К его изрядному удивлению, старичка поджидал автомобиль — пузатый и роскошный, приличествующий скорее солидному банкиру, чем скромному хозяину антикварной лавочки. Дверцу перед ними с поклоном распахнул крупный парень в юкате. Физиономия у него раскраснелась так, вроде он минуту назад выскочил из бани.

Автомобиль миновал буквально один квартал, и затормозил напротив мало примечательного чайного домика, на веранде которого расположился хлыщ, наряженный как гангстер из американских фильмов. Хлыщ приподнял шляпу в знак приветствия и пропустил их внутрь. Обслуга тоже выстроилась у входа и отвешивала гостям поклоны, хозяин — добродушный толстяк — лично сопроводил их в самую дальнюю часть зала и отгородил ширмой, хотя других посетителей в заведении не наблюдалось. Вся эта суета показалась лейтенанту излишней и нарочитой. Впрочем, внутри чайной было чистенько, стоял прохладный полумрак, а ширма радовала глаз изображением пионов, сделанным с большим мастерством. Две миловидных девицы вынесли сервированный чайный столик, одарили гостей многообещающими улыбками и упорхнули за ширму, зато к ним без особых церемоний подсели хлыщ и парень в юкате. Хлыщ ловко наполнил чашечки прозрачной жидкостью — это было сакэ. Лейтенанту не оставалось ничего другого, как возмущенно вскинуть брови, и заметить:

— Вы меня с кем-то спутали, господин Накамура? Я нахожусь на службе.

Старик охнул, беззвучно хлопнул сухими ладонями, тот час появились девицы и сменили столик, на этот раз одна из них задержалась, чтобы разлить чай, изящно придерживая пальчиком крышечку чайника. Воздух наполнился ароматом радости и весеннего солнца, схожим с дыханьем лесной девы. Почтенный антиквар повертел в руках свою чашку и повинился:

— Просите великодушно, господин Такэда, мои племянники маленько промахнулись с напитком, — он привстал и влепил хлыщу подзатыльник, да такой, что парень едва лоб о столешницу не расшиб. — Ребята они хорошие, да только не успели пообтесаться в городе. Деревенщина! Вчера еще рисовую солому скирдовали. — Спутники господина Накамуры дружно расхохотались, при этом у хлыща обнаружились длинные кроличьи зубы, пожелтевшие от дешевого табака. На сельскохозяйственных рабочих парни походили очень мало, хотя определить их социальный статус лейтенант затруднялся. Старичок сделал глоток чая, и лейтенант заметил небольшие чернильное пятнышко на его рукаве.

— А вы шутник, господин Такэда! Как же можно вас спутать с кем-то другим? Ваше имя Эмото, стало быть папаша ваш — Такэда, Кинкити? — Старичок отечески похлопал лейтенанта по руке. — Здесь все его хорошо знали, и на Есиваре, и на Гиндзе, везде, где играют в кости. Бывало, сядет играть, что твой накабон¹⁵! Сутки или двое бросает костяшки без передыха, пока не отыграет обратно все до последнего цена¹⁶! Очень не любит в проигрыше оставаться. Сразу видно, урожденный даймё, не чета жалованным князькам, которых напек покойный император. Но ни грана заносчивости в нем нету, точно говорю. Раз приходит он ко мне, к обычному смерду, и говорит: все мы погрязли в средневековье, господин Накамура. Продолжаем сидеть на корточках, подбрасывать кости и полагаться на судьбу, когда весь цивилизованный мир давно играет в рулетку. Рулетка — это строгий научный расчет, единственное — нужно дождаться подходящей комбинации, а для этого требуются средства. Понятное дело, я ему занял, сколько попросил, с тем он и уехал. В каких-таких европах мне теперь искать родителя вашего?

— Будь жив Такеши-сан, он бы нашел способ взыскать с должника хоть в Европе, хоть среди горных отшельников, — насупился хлыщ.

— Да, не чета новому боссу, Такеши-сан никогда не прятался по углам, — добавил красномордый парень и тут же заработал затрещину от почтенного.

— Не ваша печаль, что делает босс! Он живет своим разуменьем…

…а кто живет своим разумением, знает, что лучше вымокнуть, чем утопнуть. Так и простым смертным лучше отступить в сторону и подождать, чем закончится дело, когда злобные духи плодятся сверх меры и наносят людскому роду большой урон, а святые отшельники — ямабуси¹⁷ спускаются с гор и затевают с ними войну. В такие времена разъяренное море таранит сушу гигантскими волнами, земля дрожит и трепещет, а горы исторгают огнедышащую лаву.

Давно, очень давно мир не видел подобной баталии, еще с тех времен, когда Нара была столичным городом. Один ямабуси был настолько ловок, что изгнал из Нары всех злых духов, оборотней и призраков до единого! В знак признательности горожане предложили ему задержаться на отдых и выбрать любую из девиц, проживавших в веселом квартале, а было их великое множество — одна краше другой. Но отшельник побрезговал таким подарком, дабы не расточать на глупых баб свою магическую силу.

Тогда обиженные девицы собрали все золотые монеты, которые им удалось скопить, и украшения, и подарки, которые получали от поклонников, свезли к чистому озеру, высыпали в воду, стали рыдать и умолять озерного духа наказать заносчивого отшельника. Дух озера принял их подношение.

В глухой ночи, когда старая луна уже умерла, а рождение новой только ожидается, он подкрался к уснувшему отшельнику, одним ударом рассек надвое не только его могучее тело, но также и бессмертную душу, дабы обречь половинки горькой участи — перерождаться снова и снова в женских телах, телах двух прекрасных сестер, без возможности соединиться. Он обрек юных дев смирять гордыню, пока им не случится повторить подвиг отшельника и защитить новую столицу от напасти. С тех пор девы-воительницы рождаются в каждом поколении и ждут часа великой битвы с духами мононоке…

–…Правда или нет — мне неизвестно, но когда мальчонкой я проживал в Наре, мы частенько ныряли в чистое озеро, и мне свезло отыскать на дне старинную золотую булавку. Поняли, к чему говорю?

— Ага! Надо оставлять девчонкам хорошие чаевые, иначе в следующей жизни родишься бабой, — ухмыльнулся хлыщ. — Слыхали, чаровницы?

Девицы высунулись из-за ширмы и призывно захихикали, прикрывая накрашенные губы ладошкой.

— Вот остолопы! Я к тому, что соваться в чужие дела — только карму себе испортить. Видите, господин Такэда, с кем приходится иметь дело?

Господин Такэда слушал болтовню стрика в пол-уха, он прекрасно помнил этот прием из инструкций по организации дознания: следователь задает несколько формальных вопросов, а затем удаляется или переводит разговор на постороннюю тему, не проинформировав подследственного о существе дела. Подследственный мучится неопределенностью, испытывает чувство вины и безысходности, способствующие признанию. Даже без этого немудреного приема доброе расположение духа лейтенанта растворилось как радуга от порыва ветра. Он прекрасно знал, что отец — записной игрок, и понимал: кто играет — тот неизбежно проигрывает, но никогда не задумывался, чем отцовская слабость может обернуться лично для него.

Точнее — не желал задумываться!

Два года назад отец наспех собрал вещи и без предупреждения укатил путешествовать, Эмото почти обрадовался его отъезду.

Его родитель был типичным «мобо»¹⁸: выписывал все, что можно купить за деньги из Европы, читал переводные романы, носил декадентские усики и посещал варьете. Он не жалел средств, чтобы удерживаться в границах хорошего вкуса, — одежду ему шили по меркам в лондонских ателье, галстуки доставляли из Парижа и Милана, часы и прочие мужские безделицы — из Швейцарии. Как результат, в собственной стране Такэда-старший ухитрялся походить на иностранца больше, чем заезжие дипломаты и гастролирующие артисты, с которыми он приятельствовал.

Он пригласил немецкого архитектора, чтобы перестроить родовое гнездо в готический замок, сманил из посольства французского повара, через «Красный крест» нанял английскую сиделку — ухаживать за чахлым сыночком. Фамильные накопления исчезали как сливовый цвет после запоздалых заморозков, но отец мало смущался этим фактом. Краеугольного основания европейской философии он так и не усвоил. Даром что отправил боевые доспехи предков пылиться в чулане, заменил татами на паркет и даже сортир обустроил на европейский манер, но как подобает урожденному японскому даймё, продолжал глубоко презирать деньги.

«Европейский стиль», это модное поветрие двадцатых, с началом боевых действий в Китае стал именоваться «антияпонскими настроениями». Иностранные туристы, гастрольные труппы, гуманитарные миссии, а следом за ними заокеанские деловые люди — все — покидали Страну Восходящего Солнца спешным порядком. Даже профессиональные дипломаты остерегались лишний раз выходить за стены посольств, чтобы не спровоцировать обвинения в шпионаже. Япония ударным маршем возвращалась в состояние «страны на замке», скидывала балласт и обрастала броней, как надлежит непотопляемому авианосцу, и готовилась всей мощью обрушиться на западный мир.

Вполне естественно, что отец затосковал, лишившись привычного круга общения и милых сердцу развлечений, и решил уехать туда, где позволительно вести прежний образ жизни, — так рассуждал Эмото, разглядывая открытки с видами Парижа и Монако. Во всяком случае, он избежит объяснений с начальством насчет неблагонадежного родственника. Что отец задолжал якудза и поспешно скрылся из зоны досягаемости кредиторов, ему ни разу не приходило в голову.

По гортани лейтенанта прокатилась волна спазма, как перед астматическим припадком, он непроизвольно потянулся к горлу, расстегнул верхнюю пуговичку кителя, и уже предощущал, что расплата за подобное недомыслие будет суровой.

–…Как было отказать? Ведь научный подход сильно меняет дело. Вот я и занял папаше вашему, — почтенный антиквар вернулся к разговору, извлек из рукава стопку векселей, выписанных от семейной корпорации, которую возглавлял отец Эмото, развернул бумаги веером и показал — от нулей у лейтенанта голова закружилась. Но не настолько, чтобы упустить очевидное — печати были отцовские, но заполняли бланки сухонькие пальцы господина Накамуры. Самолично отец никогда не возился с такой ерундой. Почерк был тот же самый, что и в изъятой учетной книге. Значит, у дошлого антиквара имелся солидный, хотя и не вполне законный, приработок. Оставалось зажмуриться и мысленно молиться милосердной богине Каннон, чтобы в качестве выкупа господин Накамура согласился принять деньги.

Деньги — всего лишь бумага. Деньги он найдет!

Арендаторы в хозяйствах хозяйства семьи Такэда бесперебойно поставляют рис по выгодным государственным контрактам на нужды армии, недостроенный папашей монструозный «замок» удалось подлатать, навести кровлю и сдать под военный санаторий, так что перекредитоваться под такие активы Эмото сможет, деньги будут. Но писклявый голосок внутри нашептывал лейтенанту, что седовласого старикашку деньги — как финансовый инструмент — интересуют не больше, чем его отсутствующего родителя.

Зачем он понадобился этим людям?

Лейтенант Такэда старался дышать размеренно и глубоко, даже чая глотнул, чтобы не захлебнуться в приступе нервного кашля.

Господин Накамура спрятал векселя и продолжал:

— Тем более, Кинкити-сан успокоил меня. Так и сказал, сынок, мол у меня подрастает, до того толковый в коммерции, просто как неродной. В крайности он выкупит векселя, вы всяко останетесь в прибыли! Я и не переживал особо, — старикашка горестно вздохнул. — Вдруг: что я наблюдаю? Лейтенант Такэда! Уже в армию записали парня, не ровен час — убьют! Кто ж со мной тогда рассчитается?

— Наших многих, кто покрепче, тоже в солдаты забрили…

— Позабирали через одного! — дружно поддакнули их молодые сотрапезники.

Но заслуженный вояка Накамура тут же одернул обоих:

— Служить в императорской армии большая честь! Многие молодые люди идут добровольцами, как Ито, Акира. Хваткий молодой человек, до службы проживал в нашем квартале, мы ему по-соседски, просто в знак уважения, собрали некоторую сумму и отправили в часть. Ведь это не воспрещается?

— Нет, — ответил лейтенант, пытаясь уловить, куда клонит хитромудрый антиквар.

— Послали ему телеграфным переводом, а вся сумма вернулась обратно. Теперь поди знай — жив он или нет? Не по-людски выходит, господин лейтенант, если служилому человеку даже поминальной таблички поставить некому!

— Но, — осторожно заметил лейтенант, — у него наверняка есть родственники. Им должны были выслать извещение в случае смерти.

— Да, действительно, у него осталась матушка. Никакого извещения ей не было, а писем она давно не получает, адвокат для нее написал прошение, чтобы выяснить, жив ли сынок, — старик принялся что-то искать, извлек на свет сложенный листок, разгладил на столешнице и пододвинул лейтенанту. — Но женщина она робкая, сама подать документ стыдиться. Вы бы отдали бумагу своему начальству, господин Такэда? Ваш полковник, — сразу видно, — человек чести, настоящий самурай — башку мечом снесет с одного удара, так что будет катиться еще много ри¹⁹. Он не откажет в помощи убитой горем матери…

— Да скажи ему проще, Накамура-сенсей! — Хлыщ раскрошил в пальцах прозрачный лепесток рисового печенья. — Скажи, как только будет Ито сидеть с нами за одним столом, он сразу получит расписки своего папаши, и дальше сделает с ними что хочет. Пусть хоть зад подтирает!

— А если положит сюда похоронку, — красномордый парень в юкате хлопнул по столу, — получит только половину, так что пусть заранее подсуетится собрать остальное…

— Вот, полюбуйтесь на этих «меньших братьев», господин Такэда! — от негодования антиквар ударил по столу кулаком так, что чай расплескался. — Умом они не богаты, не понимают культуры обхождения, кроме тюрьмы, ничегошеньки в жизни не видели. Я про другое вам толкую. Нехорошо, знаете, если газеты начнут трезвонить, как поставщик Императорской армии просвистел весь свой «business» уголовникам и дернул в Европу. Контракты могут аннулировать, такие сейчас порядки — не мне рассказывать, не вам слушать, без того мы отняли изрядно вашего времени на сущую ерунду, — он глянул на молодых людей, те дружно вскочили:

— Оставьте весточку для людей Атомо в этом заведении, если будет нужда, господин Такэда, — поклонился лейтенанту парень в юкате, — наш клан умеет быть признательным!

— Вас подбросить до полицейской делянки? — услужливо предложил хлыщ.

— Это лишнее, — отказался лейтенант, разглядывая остывшую жидкость в чашке.

Старик сделал знак парням, и они зашагали к выходу, сам же он несколько отстал, запутавшись в склдках старообразного одеяния, споткнулся, ухватился за плечо лейтенанта, и заметил напоследок:

— Вот и правильно. Только время напрасно потеряете с детективами. Кабы в полиции служили толковые люди, додумались бы опросить ту, другую, даму.

— Вместе с госпожой Сугимото была еще одна дама? — ахнул лейтенант.

— Была, еще какая! Не хотел бы я спознаться с такой особой! Дама из тех, что скажет такое, о чем другие умолчат. Желаю здравствовать, господин Такэда.

Лейтенант остался в одиночестве. Ему хотелось подхватиться и мчаться к госпоже Сугимото, расспросить про ее спутницу. Но вместо этого он заказал свежего чая, выпил одним глотком, не разбирая тонкостей вкуса, и внимательно перечитал прошение.

Хотел бы он взглянуть на парня, информацию о котором оценили так щедро.

По форме прошение не вызывало претензий, ничего предосудительного в самой просьбе дать ход официальному документу тоже нет. К своему прежнему начальству лейтенант Такэда обращался не чинясь: на службу его приняли по высокой протекции, был он на хорошем счету, к тому же иногда оказывал старшим офицерам скромные услуги через знакомых в налоговом ведомстве.

Но полковник Китаока — другое дело. Он человек без дешевых слабостей, стал его начальником всего несколько дней назад, омрачать служебные перспективы выдумками и недомолвками лейтенанту совсем не хотелось. Рядовой Ито ему не брат, не родственник, не сокурсник, даже не сосед! Как объяснить такую просьбу?

Другое дело, если он сумеет мотивировать свое невольное благодеяние интересами расследования. Эмото бросил на столик щедрые чаевые и удалился под благодарственные славословия толстяка-хозяина и его «чаровниц», справедливо опасаясь, что полицейские имеют привычку распивать пиво в менее приятных заведениях.

4. Инцидент на небесном мосту

Предстоящий перелет в Шанхай абсолютно не беспокоил лейтенанта Такэда. Ему многократно приходилось летать пассажирскими рейсами, он не думал, что полет в военно-транспортном самолете имеет принципиальные отличия.

Времени на переживания у него просто не было. Ему пришлось готовить копии документов по делу майора Сога, сдавать оригиналы в архив, писать описи и отчеты, паковать бумаги в стальные ящики для транспортировки конфиденциальных документов, и все в самые сжатые сроки! Он даже немного повздорил с капитаном Момоси, который никак не желал сдавать в багаж свои драгоценные «стекла» — препараты из тканей и всякие биохимические пробирки и колбочки, а вместо этого исходатайствовал у полковника разрешение лететь со всем своим добром отдельно, с медицинским бортом, оборудованным холодильными камерами. Капитану было чем гордиться — описание «лица европейского типа», составленное им на основании анализа группы и состава крови, содержавшейся в «ампутированных фрагментах кисти», полностью совпало с описанием, сделанным другим свидетелем!

Под впечатлением от этого достижения лейтенант выписал по каталогу все работы Фурукава Такеши²⁰, которые смог отыскать, и намеревался просмотреть их во время полета, чтобы хоть в малой степени овладеть искусством определять характер, личные предпочтения и слабости людей, выяснив их группу крови. Хотя признанием своей методики криминалист был обязан именно ему, лейтенанту Такэда. Именно Эмото отыскал и блестяще провел опрос ключевого свидетеля!

…Когда лейтенант Такэда вернулся в полицейский участок, шуму там прибавилось — в комнате для допросов лупцевали какого-то оборванца, запах гнилого тряпья и застарелого перегара расползся по всему помещению. Из-за жары полицейские орудовали бамбуковыми палками в полсилы, но все равно их жертва вопила так, что стекла звенели. Лейтенант поморщился, он не хотел вмешиваться, но ему было необходимо спешно воспользоваться телефонным аппаратом, а в таком шуме говорить — затруднительно. Пришлось напомнить, что гражданская полиция не имеет полномочий на применение подобных методов в процессе дознания. Оборванца окатили ведром воды, чтобы угомонить, и утащили прочь. Теперь можно было набирать номер госпожи Сугимото: служебный долг вынуждал лейтенанта забыть о приличиях!

Но вместо звонкого голоска Мидори из трубки донесся строгий низкий голос, очевидно принадлежавший зрелой даме.

— Дом Сугимото, слушаю вас.

Как ему раньше не пришла в голову столь очевидная вещь? Никакое достойное семейство не отпустит девушку в столицу одну, без наперсницы! Несомненно, эта почтенная, уважаемая дама живет с госпожой Сугимото под одним кровом и сопровождает юную госпожу везде, тем более, во время визитов к майору Сога, одинокому мужчине. Осталось только выяснить, почему полиция не опросила ее вместе с остальными свидетелями, и восполнить это вопиющее упущение.

— Простите, это лейтенант Такэда, особый отдел Кэмпэйтай, беспокоит по поводу происшествия в доме господина Сога.

— Ясно. Вам придется перезвонить, Мидори-тян еще не вернулась с занятий.

— Но мне необходимо поговорить именно с вами, госпожа…

— Окада, Окада Юкки.

— Простите, госпожа Окада, вы сопровождали госпожу Сугимото во время визитов к майору Сога?

— А сами как думаете? Могу я отпустить дитя одно в эдакое скверное место?

— Нет, ну что вы! Значит, вы хорошо помните день смерти майора?

— Еще недели не прошло, захочешь — не забудешь.

— Вы сможете рассказать об этом визите во всех подробностях?

— Да хоть сейчас!

— Сейчас этого не требуется. Я приглашу вас для дачи показаний повесткой, на завтра, у вас будет возможность явиться?

— Ну, раз есть такая надобность — явлюсь.

— Большое спасибо, госпожа Окада, за содействие следствию.

Он не стал вешать трубку, а сразу же попросил коммутатор Кэмпэйтай, дозвонился в канцелярский отдел, продиктовал адрес госпожи Сугимото и велел оправить туда нарочного с повестками для обеих дам. Теперь можно было спокойно двинуться разбирать старые дела. В помощь лейтенант Такэда попросил молодого детектива, который опрашивал антиквара Накамуру. Потрудились они на славу и вполне заслужили вечернюю передышку с выпивкой и прочими скромными радостями наподобие дружеской беседы.

…Когда стало известно, что младший детектив Уэда ищет путей попасть на армейскую службу, начальник вызвал его к себе и сказал без обиняков — если парню не терпится получить пулю в лоб, незачем ездить в Китай. Пули везде одинаковые. Его переведут в районный участок на Асакусе, где недавно пристрелили детектива. Формально это повышение, ничего не поделаешь.

Чего вдруг в Кэмпэйтай решили, что район здесь благополучный? Из полицейской сводки? Так рука руку моет: чтобы якудза могли собрать на игры состоятельных гостей, все должно быть обставлено чинно, благопристойно и безопасно. Полиция закрывает глаза на половину происшествий, а якудза никогда не жалуются на действия полиции, если ребят из клана изобьют в участке или даже отправят в тюрьму за чужие грехи. Возможно, кто-то кому-то что-то где-то приплачивает, детектив Уэда ничуть не удивится.

Считают, что здесь тишь да гладь, со слов господина Накамуры? Седой лис Накамура у этой самой якудзы вроде казначея. Клан ему выделил самую настоящую охрану под командой типов по прозвищу «Кролик Банни²¹» и «Банщик», оба парня без тормозов — наливают и краев не видят. Банщик недавно освободился — ему скостили срок на три месяца и прислали в полицию чистенькую сопроводительную карточку. Хотя информаторы из бывших арестантов рассказывают, что Банщик постоянно устраивал драки в камере, поджог тюремную прачечную и подбивал других заключенных на бунт. Видно, тюремному начальству спокойнее, когда Банщик на свободе, а сколько полиции от него головной боли, им без интереса!

В клановой иерархии якудза все как в патриархальной семье, таких ребят называют «младшие братья», но хлопоты они доставляют большие.

Эмото без труда узнал в опсианных персонажах своих сегодняшних собеседников и полюбопытствовал, что значит «младшие братья»?

Такой статус — вроде армейских лейтенантов, если клан будет ими доволен, станут «старшими братьями», самые башковитые помаленьку, шаг за шагом дорастут до статуса боссов — «названных отцов», или даже — кумитё — босса боссов, поставленного управлять сразу несколькими кланами.

Иначе никак.

Только в кино вдруг появляется лихой герой с мечом, шинкует «плохого» босса как рыбу для суши, и сразу занимает его место. Настоящие якудза такого никогда не допустят, они существуют по старинным правилам, которых великое множество — полжизни уходит, чтобы их выучить, затем все неукоснительно соблюдается. Уважение настоящему боссу приносят не крепкие кулаки, а внутренняя сила. Рассказывают, когда главари якудзы устаивают игру между собой, они не подбрасывают кубики, как обычные люди, а двигают кости одним взглядом, такая в них скрытая мощь! Нет, детектив лично не наблюдал подобного действа. Такие игры проводят в большой секретности, а если обнаружится посторонний — ему выколют глаза рыбьими костями, отрежут язык, а барабанные перепонки продырявят палочками для еды. При таком подходе человек либо сразу подыхает, захлебнувшись кровью, либо полностью исцеляется от любопытства.

С нарушителями традиций якудза тоже не церемонятся. Например, был в клане Атомо один парень, Ито по прозвищу Ямабуси, из молодых да ранних — любил прыгать через две ступеньки. Так босс быстренько задвинул его куда подальше — в армию.

— Ямабуси… — эхом повторил лейтенант. Он понял, что у легенды, которую за чайным столом рассказал господин Накамура, был практический подтекст, неочевидный ему — стороннему человеку, и принялся выспрашивать, с каких дел старому сморчку Накамуре вообще потребовалась охрана?

Детектив Уэда успел насосаться дармового сакэ достаточно, чтобы наклониться к лейтенанту поближе и забормотать горячим шепотом:

— Здесь такое происходит, что сам босс Хаёджи — отчаянный человек! — обоссался кипятком и уехал лечить ожоги к целебным источникам. Слушай…

Вылет отложили на сорок минут, к полковнику подошел офицер в летной форме, и, козырнув, увел в лабиринты диспетчерской службы. Но лейтенант Такэда недолго наслаждался одиночеством — по пустому, гулкому залу разнеся грохот кованых сапог, следом возник и их обладатель, запыхавшийся криминалист Момоси: форменный головной убор съехала на затылок, волосы растрепаны, а из толстой папки, которую капитан обеими руками прижимал к груди, со всех сторон в беспорядке торчали листки бумаги. Лейтенант поостерегся бы являться к начальству в таком виде даже в седьмом часу утра! Зато физиономия криминалиста излучала сияние, словно на него только что снизошло сатори²², — оказывается, они ждут прибытия доктора Исигуро — ученого, которого отделяет от Нобелевской премии только секретность его работы.

Подполковник Исигуро ничем не выдавался среди других военных, поднимавшихся по трапу. Среднего роста, средней же комплекции, сероватая кожа усталого человека, щеточка усов, тронутых сединой. Такие точно усы носил прославленный дедушка лейтенанта по материнской линии — генерал Сабуро. Многие офицеры считают их необходимым атрибутом воинской славы и магнитом для женского внимания, хотя лейтенант Такэда не разделял такого мнения, культивировать растительность на лице казалось ему бессмысленным архаизмом. Багаж доктора составлял один небольшой саквояж. Он сел на узкую деревянную скамью, протянутую вдоль борта, сложил записи криминалиста аккуратной стопочкой и погрузился в чтение. Как и подобает кадровому офицеру, доктор мало заботился о телесном комфорте, а лейтенанту досталось в удел завидовать этому качеству.

Сидеть на лавке и таращится на гору ящиков и коробок, закрепленных сеткой в центре, было ужасно утомительно. Самолет по-спринтерски набрал скорость и резко ушел в небо. Лейтенант почувствовал, как его кишечник рвется ввысь, и практически подпирает подбородок. Нет, завтракать ему в такой ранний час не стоило. Он осторожно повернул голову и прижался щекой к иллюминатору. Соприкосновение со стеклом пустило холод во все тело, озноб расползался внутри глубокими трещинами. За бортом сгущались тучи, серые и неподъемные как булыжники. Придет день, когда небо рухнет вниз, и мир перестанет существовать. Холодная испарина выплеснулась на лоб, стало душно, нестерпимо жарко, лейтенант потянулся за фляжкой с водой — хотел намочить платок — но пальцы его не слушались, они скрипели и дрожали, словно привязанные к невидимым струнам. Фляга выскользнула из рук, покатилась и со звоном ударилась о металлический ящик, серые тяжелые облака медленно просачивались в салон самолета, сгущались вокруг него, сбивались в плотную, липкую массу, сдавили грудную клетку, так что невозможно вдохнуть. Перед глазами полыхнуло последнее алое зарево, сосуды в носоглотке разорвались, позволив потокам крови вырваться на свободу. Рот наполнился её стальным вкусом, Эмото чувствовал, как мирозданье стремительно сворачивается в точку.

Самолет тряхнуло, лейтенант закашлялся, свалился со скамьи и захлебываясь кровью, растянулся рядом с грузом. Но его сознание угасло не сразу, оно повисло на тонкой стальной игле, которую вогнали прямо в сердце.

Он видел бесстрастное лицо доктора Исигуро, спасительную иглу медленно извлекли из его грудины. Предплечье перетянули резиновым жгутом, последовал еще один укол в вену, боль растворилась в серых тучах. Лицо лейтенанта Такэда оттирали влажной медицинской салфеткой. Темнота медленно раздвинулась, обнажив узкую полоску реальности. Рядом с его лицом мелькнул шрам полковника Китаока, — командир Эмото склонился к самому полу, накрыл белоснежным платком и поднял легкую стекляшку, валявшуюся рядом с надаренным сапогом. Ампула от лекарственного препарата.

Лейтенанта уложили на носилки, доктор Исигуро лично пристегнул его ремнями. Самолет зашел на посадку, подпрыгивая, покатил по грунтовой полосе военного аэродрома. Носилки подняли и спустили вниз — лейтенант даже шевельнутся не мог, только бессмысленно моргал глазами, пока его тащили через летное поле. Летчики, проходившие мимо, бросали на него взгляды полные брезгливого презрения. Серое чужое небо нависало над Эмото без тени жалости, из-за туч выплыли ангелы неизвестной конфессии и затянули визгливыми голосами:

Комиссуют, теперь точно комиссуют!

Неподалеку застонала сирена скорой помощи, он закрыл глаза и погрузился в забытье, которое наивно считал смертью. В эту минуту лейтенант жалел только об одном — что не успел написать прощальной записки госпоже Сугимото.

День выдался дождливый, однако обе госпожи явились для дачи показаний в назначенное время, лейтенант Такэда спустился вниз, чтобы лично проводить их в кабинет полковника. Госпожу Сугимото сопровождала грузная дама, наряженная в кимоно с крупным цветочным узором. Состоятельные провинциальные кумушки обожают такие фактуры — считают их дорогими и нарядными. Громоздкая прическа добавляли даме солидности, она отобрала у молоденькой спутницы зонтик, отряхнула и сложила его сама. Дежурный за стойкой заглянул в повестку и спросил девушку:

— Госпожа Сугимото, Мидори?

— Да, это она, — ответила грузная дама, указав на девушку.

— Нянюшка, кэмпей обращается ко мне! — обиженно сдвинула бровки Мидори.

— Так я отвечаю — вы и есть госпожа Сугимото!

Лейтенант проводил важную свидетельницу прямиком к столу полковника, тот пожелал начать опрос, пока его помощник будет записывать личные данные девушки.

Госпожа Окада родилась в поселении Санго уезда Икома, префектуры Нара. Оттуда переехала прямиком в Нару — помогала дальней родне присматривать за детишками, а уже они порекомендовали ее семейству Сугимото, пришлось перебираться в Нагасаки. Вот, а в Токио она переехала недавно, чтобы помогать воспитаннице по хозяйству. Молодая госпожа Сугимото — девица просвещенная, учится на курсах связи, потому на кухне проку от нее мало. Во всяких прочих житейских делах воспитанницы госпожа Окадо вынуждена участвовать, с визитом к майору Сога они поехали вместе.

Поехали на такси, хотя госпоже Окадо сразу не понравилось лицо водителя. Чем это лицо ей запомнилось? Тем, что представляло собой — с позволения господина полковника — наглую морду. Предчувствия не обманули многоопытную даму. Шофер сначала дал лишний круг, а потом едва не лишил пассажирок жизни! На Асакусе он заплутал, сбросил скорость, высунул дурную голову в окно, чтобы спросить, который из домов — майора Соги, и сшиб зазевавшегося торговца рыбой.

Товар рассыпался по всей проезжей части, торговец бросился собирать рыбу обратно в корзины, из-за поворота вылетел здоровенный черный автомобиль, не успел притормозить и уткнулся прямо в таксомотор так, что расшиб ему фару. Из черного автомобиля споро выбрались старичок и молодой парняга с красной рожей, схватили торговца рыбой, принялись трясти и требовать «компенсации», да так энергично, что он даже зонт выронил. На подмогу этим двоим набежало еще человек пять крепких ребят. Они держали торговца за руки, и грозились запихать рыбу ему в разные места, пока красномордый парняга выгребал из его карманов деньги. Хотя по сути — единственными, кто заслуживал компенсации, были пассажирки злополучного такси!

Много ли было денег?

Нет, одна мелочевка. Сколько выручишь за негодящий товар? От рыбы разило тухлятиной на всю улицу. Вообще, в Токио попробуй найди приличную рыбу, зато цены — не подступишься. Мужчине негоже вникать, как ведется домашнее хозяйство, но если господин полковник поинтересуется у супруги, сколько стоит угорь, — седых волос у него прибавится, это точно! Лейтенант Такэда, которому приходилось регулярно производить «контрольные закупки» домашних припасов и ревизовать счета из опасения, что отцовская прислуга окончательно распустится, черкнул на бумажке цену угря, сложил и передал полковнику. Полковник взглянул на надпись, поднялся:

— Прошу вас, лейтенант, продолжите, пока я прервусь на сигарету, — но полковник никуда не ушел, курить в кабинете не стал тоже. Он просто отошел к окну, откуда хорошо просматривалось все помещение. Лейтенанту ничего не осталось, кроме как продолжить.

— А чем занималась госпожа Сугимото во время всего происшествия?

— Ничем, — смутилась Мидори, ее фарфоровые щечки тронул румянец. — Все произошло очень быстро…

Госпожа Окадо недовольно заерзала на своем месте и уточнила:

— Мидори-тян — которая любит все делать поскорее да побыстрее — сунула водителю купюру, не разобравши достоинства, и скакнула в садик майора. Хорошо, хоть госпожа Окада не такая простушка, которую любой может обсчитать, она ухватила водителя за шкирку, прижала к машине, чтобы не вывернулся, и стала требовать законную сдачу. Старикашка из черной машины подошел к ней и велел парням помочь «прекрасной чаровнице». В такие года пора брать посох и обходить паломником Южные храмы, а этот туда же — «прекрасная чаровница». Как женщина приличная, госпожа Окада хотела сказать старому бесстыднику, чтобы попридержал язык, но раздались вопли Мидори, прыткий старикашка первым заскочил в сад, оттуда крикнул парням, чтобы бежали за полицией, похоже, майор зарезался. Сама она замешкалась из-за кретина водителя. Никак он не мог сосчитать сдачу!

Полиция прикатила буквально через пять минут, никого во двор они не впустили, фамилий-адресов тоже спрашивать не стали. Кто не видел покойника — нечего здесь делать, расходитесь! — закричал полицейский. Оно даже к лучшему, потому что госпожа Окада увидала, как выводят и усаживают в машину ее воспитанницу. Вид у деточки был жалкий, вся одежда от самых носочков перепачкана кровью. Пришлось затолкать таксиста обратно за руль и возвращаться на квартиру. Она привезла Мидори приличную одежду прямо в участок и забрала бедняжку домой…

— Все так и было! — подтвердила госпожа Сугимото.

Лейтенант бегло просмотрел свои записи:

— Значит, с момент аварии до крика госпожи Сугимото вы видели следующих лиц: водителя такси, торговца рыбой, пожилого человека с сединой, его водителя, (в двух последних лейтенант с легкостью опознал старосту Накамуру и своего нового знакомого по прозвищу «Банщик»), и пятерых молодых людей крепкого телосложения. Верно?

— Нет, не верно! — Дама поправила прическу и приосанилась. — Был еще один.

— Кто же?

— Иностранец.

— Опишите его, пожалуйста!

— Шляпа на нем была нахлобучена, правда, но волос вроде светлый, в пиджаке. Нос такой… такой… как у них у всех! Губы… с усиками, рыженькими такими.

Лейтенант аккуратно занес сообщение госпожи Окадо в опросный лист, уточнил:

— Вы не обратили внимания на его руки? Он держал их в карманах?

— Вот не знаю. Я рук не видела, только голову и еще самую малость.

— Каким образом?

— В стекле автомобиля. Это было отражение, понимаете… Он, видно, мимо проходил, но даже не остановился, хотя шум стоял знатный. Я подумала, зачем такому болтаться на Асакусе? Оглянулась, — госпожа Окада растерянно провела пальцами по щеке. — Никого нет… пустая улица… Прошел. Наверное.

— Вы сможете его узнать?

— Да где его теперь встретишь, чтобы узнать? — лейтенант заметил, как полковник отворачивается к окну, спрятав улыбку.

— В каком направлении этот человек шел — от дома маойра Сога или к дому?

Дама на секунду задумалась.

— Скорее от дома.

— Вы тоже видели этого господина, госпожа Сугимото?

— Не помню… — Мидори опустила глаза вниз, изящно склонила голову. Ее шея была белой и нежной. — Я очень напугалась, в глазах стояли красные круги и горло перехватило. Думала, умру в этой кровавой луже… — девушка тихонько всхлипнула, нянюшка протянула ей маленькое полотенечко. Пока лейтенант отвлекался, чтобы налить юной госпоже воды, а потом показывал ее наперснице, где ставить печати, полковник вернулся за свой стол и спросил Мидори:

— Каким спортом вы занимаетесь, госпожа Сугимото?

— Спортом? — удивилась девушка.

— Да. Госпожа Окада сказала, вы перепрыгнули через живую изгородь у дома.

— Никаким, наверное…

— Ой, да на скакалке она прыгала, как была помладше. Я испереживалась, думала — не ровен час, убьется дите, разве ж это мыслимо так прыгать!

— Мне очень стыдно, — вспыхнула девушка, и тихонько добавила: — Я не специально… Просто хотела досадить госпоже Окада… Чего она всюду со мной ходит, я нормальный, взрослый человек и сама справлюсь. Прости меня, нянюшка!

— Взрослый человек, а такая дуреха! — укоризненно поджала губы госпожа Окада.

Беседу можно было считать завершенной.

Примечания

3

Полицейский надзиратель — традиционное японское название полицейского чина, по функциям близкого к «инспектору» в англо-американской системе организации полиции, зачастую переводится как «детектив».

4

Кэмпэйтай — в период с 1881 по 1945 гг. жандармерия в японской Императорской армии, имела широкий спектр функций: помимо контрразведывательных задач и политического надзора за инакомыслящими — левыми и ультранационалистами, следила за иностранцами, занимались визовым и таможенным контролем, поддержанием порядка в армии (расследовала факты дезертирства и других воинских, а так же хозяйственных преступлений и злоупотреблениями среди офицеров и военных чиновников). Сотрудник жандармерии именовался «кэмпей».

5

«Инцидент 26 февраля» — 26 февраля 1936 года имела место попытка государственного переворота, предпринятая радикально настроенными офицерами японской армии. После подавления мятежа часть его руководителей и участников сочли должным покончить с собой.

6

Сёдзи — раздвижная рамочная конструкция из деревянных планок и нескольких слоев бумаги, которая отделяет веранду от основного пространства традиционного японского дома.

7

«Инцидент» — традиционное определение локальных военных столкновений в японской политике, журналистике и историографии.

8

При Ляояне произошло одно из наиболее крупных и кровопролитных сражений в ходе Русско-японской войны 1904—1905 гг.

9

Гомарус — разновидность рачка-бокоплава, в живом, замороженном и сухом виде используется как высококалорийная подкормка для рыб.

10

Кэйкоги — тренировочный костюм для занятий рукопашными дисциплинами японских традиционных боевых искусств, например, айкидо.

11

Синоби (ниндзя) — полулегендарное тайное сообщество шпионов и наемных убийц в средневековой Японии, часть преданий и традиционный штамп приключенческой литературы о Японии. Считалось, что синоби способны быть кем угодно, но их излюбленными личинами были образы странствующих монахов, а так же странствующих актеров и акробатов.

12

Даймё — титул наследственной аристократии в традиционной Японии, в эпоху мейдзи был отчасти заменен княжеским.

13

Магазин — устаревшее название армейского склада, преимущественно продовольственного.

14

Печать «ханако» используется в Японии вместо личной подписи, изготавливается индивидуально, для использования в банковской и официальной сфере проходит особую процедуру регистрации.

15

Накобон — профессиональный игрок, выполняющий функции крупье во время игры в кости.

16

Цен — мелкая разменная монета в довоенной Японии, вышла из обращения из-за высокой инфляции.

17

Ямабуси — горные отшельники, в большинстве последователи буддийских сект, зачастую сочетали в своей практике элементы буддизма, синтоизма и более ранних языческих культов. Молва приписывала им различные магические способности, с ямабуси связывают возникновение ряда школ боевых искусств.

18

Мобо — модники, японские молодые люди, усердно следовавшие западной моде, философии и стилю жизни, в большом числе появились в крупных промышленных центрах Японии в 10-20-х годах двадцатого века. (Зачастую историки моды называют «мобо» японскими «стилягами 20-х»)

19

Ри — мера длины, принятая в феодальной Японии, оставляет 3,927 км. «Много ри» — устоявшийся фразеологизм, означающий «далеко».

20

Фурукава, Такеши (1891 — 1940) — заложил основы типизации личности на основе групп крови, в дальнейшем система была развита и усложнена, скорректирована согласно обновленным медицинским данным, и сегодня сохраняет большую популярность и широко используется в Японии, например при оценке кандидатов на вакансию, формировании психологически совместимых групп, брачных союзов и т.д., хотя вызывает скепсис в научных кругах.

21

Кролик Банни — герой популярных американских мультфильмов конца 30 — начала 40 годов.

22

Сатори — «состояние одной мысли», «просветление», «пробуждение» — особого рода психологическое переживание в практике дзен-буддизма, знаменующие постижение своей истиной сути и истинной сути учения.