Второй сборник дневниковых записей, следующий за «Такой, какой я жесть…», где экс-психолог, сменивший работу и место жительства, делится собственными мыслями о наблюдениях за изменениями в жизни.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги A6V9 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
2
Проснувшись с утра, почувствовал в своей квартире запах формалина. Всегда ощущаю этот запах, когда кто-то из близких или знакомых должен умереть. Чувствую его до сих пор, хотя сейчас уже почти вечер. Так странно… В этот раз он кажется по-особому сильным и привлекательным, дурманящим и притягивающим к себе, будто хочет обнять и больше не отпускать вовсе. Никогда… Под бокал белого полусладкого присутствие этого до боли знакомого запаха ощущается слишком отчётливо и различимо. Возможно, никто не умрёт. Не знаю… Иногда мне хочется с головой окунуться в этот запах, чтобы им пропитались мои волосы, тело, кожа. Смерть не увидит, если сам будешь пахнуть смертью, так ведь? Я помню эти слова до сих пор… На самом деле иногда мне хочется спросить: а когда настанет моя очередь? Когда запах формалина окутает меня в последний раз и навсегда? Но ведь я знаю, что люди так просто не умирают…
Меня ненавидели и презирали, но я оставался спокоен. Меня унижали, надо мной издевались, меня отовсюду гнали как можно дальше. Но я был спокоен. Меня предавали, меня подставляли, мне лгали. Но даже так я был спокоен. Мне открыто угрожали, мне в след сыпали проклятиями, меня пытались сжить со свету, пытались морально уничтожить, меня словесно хоронили, мне в лицо желали смерти. И я всё так же оставался спокоен. Не от того, что не боялся — иногда очень даже. От того, что всегда знал, что сделать и как поступить. Я всегда знал, как выжить и как начать жить заново. Знал, как вновь собрать себя по кускам, куда и к чему приклеить, что с чем спаять, что на что наложить, чтобы вышло почти так же, как раньше. Но я бы не делал всего этого, если бы меня не успокаивала одна-единственная мысль: я могу прекратить всё это в любой момент. Да, у меня действительно есть такая возможность на постоянной основе, почти 24/7. Эта мысль является своего рода последним рубежом, преодолеть который я пытался лишь однажды, но позже пожелал продолжить игру. И сейчас, возможно, вновь пришла пора пересмотреть всю свою жизнь. Почему?
Я пытался спасать всё самое ценное, что было в жизни. Но как спасти то, что не хочет быть спасённым вместе со мной? Если всё это вмиг оказалось в руках кого-то другого? Хотя, оно ведь там было изначально — это просто я наивный слепец. И теперь, когда я прозрел, в ту же секунду захотелось уничтожить самого себя: продать, отдать, раздарить, распилить на куски и выдать на руки по частям в виде сувениров. Опустошить себя до абсолютно свободного пространства. Выпустить всех своих демонов наружу и распрощаться. Вынуть из себя всё самое дорогое и принести в жертву одному лишь мне известному богу. Потом дойти до своих чувств, приставить к стене и хладнокровно расстрелять. Вытащить все мысли и за несколько секунд превратить их в пепел. Выдрать на себе все волосы, чтобы оголиться до конца, полностью. Вырвать себе язык, чтобы больше никогда не издать и звука. Выпилить из тела руки и ноги, чтобы потом даже ползать не смог. И вот в таком виде лежать последние минуты своей жизни на холодном паркете собственной квартиры и безмолвно рыдать. Не от того, что больно, а от того, что совсем скоро всё закончится. Потому что теперь не знаю, как иначе…
Ну, здравствуй, ненависть. Семь лет не виделись. Как живёшь-то хоть без меня? Тоскуешь, небось? Вижу, что истосковалась по мне… Ну, иди, хоть обниму тебя. Совсем исхудала. Никто же тебя не подпитывал? Ну, ты не бойся: теперь у тебя будет много пищи. Уж я об этом позабочусь…
Не могу выразить всё. Только начинает казаться, что на бумагу выплеснуты почти все мысли, как всё начинается заново, а голова пополняется новыми нитями тысяч клубков. Никак не могу взять себя в руки и успокоиться. Не то, чтобы сил не хватает — не хочу себя держать. Что со мной опять не так? Откуда так много всего? Откуда чувство, будто меня похоронили заживо? У меня, конечно, были подозрения, что то была последняя капля. Но не настолько же… Уже исписана тетрадь формата А4 в 96 листов, а всё только хуже. Когда закончится этот поток слов? Если честно, у меня теперь ещё и правая рука болит, но пока не сдаюсь, продолжая портить вторую такую же тетрадь своими каракулями и загогулинами с теми словами, которые уже никогда не будут сказаны. Словами, на которые уже никогда не будет дан ответ. Пусть они останутся хотя бы так, на бумаге. Возможно, потом я посчитаю их ненужным мусором на пару с пережитком прошлого и ритуально сожгу. Но пока пусть будет так.
Сегодня с утра заметил, насколько быстро мой мозг умеет переключаться с одного состояния в другое. Причём, прямо противоположное. По мере приближения к месту работы в общественном транспорте в моей и без того больной от очередного недосыпа голове родилось множество мыслей, которые я сейчас и выражу, попутно отвечая на свои же вопросы. Да, порой всё это будет выглядеть несколько наивно, но, думаю, в моём случае это признак того, что я ещё не до конца зачерствел. Хотя, спасибо некоторым: благодаря им я двигаюсь в нужном направлении. Итак, хотелось бы прояснить несколько моментов, с помощью которых можно отличить дружбу от игры в друзьяшки.
Возможно, кому-то мои представления о первом почти мифическом явлении покажутся нелогичными и непригодными для жизни в современном обществе. Возможно, кому-то я покажусь старомодным и даже слишком требовательным. Но по какой-то причине всё это до сих пор спасало меня от большинства предательств со стороны других людей. От большинства потому, что на некоторых из них я попросту резонирую — то есть, не могу разглядеть глубже, чем они сами позволяют увидеть, понять и узнать. Вот таких людей я опасаюсь больше всего, потому как только они способны вызвать бурю эмоций с ощущениями одним своим появлением или уходом, пробуждая во мне неподдельное любопытство. Но что-то я отклонился от темы.
Так вот. Я прекрасно помню постулаты вроде «друг не оставит в беде» и «друг примет тебя таким, какой ты есть, даже если ты — жесть», но, к моему личному сожалению, они уже давно перестали быть чем-то важным и существенным. И это касается в первую очередь тех, кто сам так говорит. Взять, к примеру, хотя бы первый постулат: человек, называющий себя другом, может помогать и морально, и материально, но, как только начинает назревать что-то поистине масштабное, такие люди обычно уходят из моего поля зрения и не показываются до тех пор, пока у меня всё вновь не будет хорошо. Безусловно, понимаю, что мою физиономию с выражением вселенской скорби и взглядом в очередной раз побитого пса вытерпеть сможет далеко не каждый, а ещё сложнее тут будет чем-то помочь, потому как в такие моменты я не особо настроен на философские рассуждения о бренности бытия. Но, чёрт возьми, если уж вы назвались моим другом, то будьте столь любезны хотя бы на несколько минут снизойти с небес до общения со мной. Я никогда не просил и не попрошу выслушать всё, что скажу, потому как зачастую я сам себя останавливаю, понимая, что людям, возможно, и не интересно/не нужно/неприятно всё это слушать. Но несколько минут потрудитесь, пожалуйста. Хотя бы чисто для галочки. Иначе тут уже я могу турнуть обратно на ваши небеса, причём, возможно, навсегда. Почему? Мне не нужны иллюзии, ибо за всю жизнь я вдоволь ими насытился.
Теперь о втором постулате. Вот опять же, иногда люди помогают и заботой, и поддержкой. Особенно удивительно и приятно видеть её со стороны тех, кто до этого подобными вещами не занимался — такие особенно ценны из всего окружения. Но, видимо, закон подлости действует повсеместно, не обходя стороной и такие ситуации… Почему-то большинству людей нравится, когда то-то постоянно с ними во всём соглашается, попутно напевая дифирамбы, а по природе своей не тот человек, от которого можно ожидать поддакивания и россыпи комплиментов. Как бы там ни было, если наши точки зрения в чём-то (а порой и радикально) сходятся, такие люди сильно обижаются: уходят далеко и надолго, показывая степень своей обиды, сразу же вычёркивают из списка друзей и никогда больше не общаются со мной. И всё это при том, что я высказываю свою не схожую точку зрения, подчёркивая субъективность собственного мнения. То есть, не пытаюсь доказать кому-то его неправоту, не обижаюсь, насколько бы мы не сходились во взглядах, всегда остаюсь доступным для диалога и вообще присутствую в поле зрения. Проще говоря, я не лезу со своими постулатами в чужой монастырь лишь от того, что понимаю: сколько людей, столько и мнений. Но иной раз выясняется, что уважения к моему личному мнению, которое и так по большому счёту стараюсь не выпячивать, не было изначально, и, более того, им всё так же плевать с высокой колокольни на то, как я себя после такого психологического квеста чувствую. А чувствую я себя действительно паршиво, ведь только близким дано меня так кольнуть: сразу начинаю ощущать себя котёнком, которого вдоволь наигравшаяся хозяйка за ненадобностью в тот же миг выставила на улицу в морозный зимний вечер. Не знаю, куда себя деть, куда приткнуться, где достать еды, как выжить и что вообще делать. Так ко всему прочему ещё и не понимаю, за что: ладно бы, если бы сделал своё тёмное дельце прямо в её самые любимые и самые дорогие туфли… Это не дружба — это игра в дозволение быть рядом до тех пор, пока не наскучит и не подвернётся удобный момент, чтобы избавиться от надоевшей игрушки.
Напоследок хочу пожелать всем не расставаться с дорогими сердцу людьми и учиться решать конфликты мирными путями.
Этот день… Его нужно просто пережить… Не знаю, как, но нужно. Ещё сегодня ночью проснулся с ощущением того, что что-то происходит. И снова этот невыносимо гадкий запах нафталина. С утра начало постоянно тянуть к телефону, будто бы подсознание ждало чего-то. Ничего, кроме пустоты я не ощущал, будто высосали все силы за ночь. Украли что-то дорогое, но позабытое… Уже потом сообщили: вызвонил дядя, рассказал всё. Наверное, мне звонили на старый номер. А, может, и не звонили. Не знаю… Не помню, как оставшиеся три часа продержался, как добрался домой. Помню только, что вот сейчас открыл дверь квартиры, и всё… Мы с ней в последний раз на кладбище виделись, да так и не поздоровались. Она уже тогда неважно себя чувствовала — такого не скроешь. После этого не звонила мне даже, хотя могла всегда у дяди номер спросить — он бы сказал… Сейчас все мысли только об одном: если бы я тогда не уехал на несколько лет в Москву, она была бы сейчас жива? Мы ведь ругались с ней почти каждый день, а теперь вот по крупицам хорошие воспоминания собираю. Даже фото её нет — всё вместе с ней оставил… Господи, я никогда ничего у тебя не просил и не попрошу больше. Но, если ты слышишь меня сейчас, ответь мне. Не знаю, как, но сделай это. Скажи, что я тебе такого сделал, а? Ну вот что? Почему ты меня так сильно ненавидишь?..
Почему-то вспомнилось, как я впервые ушёл из дома после очередного скандала. Да, на самом деле мы почти каждодневно ругались, иногда доходило до рукоприкладства, на которое хотелось как-то ответить, но чисто психологически рука не поднималась. После очередного такого гестапо, оказавшись на улице февральским вечером при температуре в — 10 с учебниками, тетрадками и без каких-либо документов в свои пятнадцать, я не знал, куда пойти. Брать курс к кому-то из родственников не хотелось: была стопроцентная уверенность, что меня притащат обратно за шкиряк под конвоем, а в процессе ещё и наподдают по заслугам. Поэтому первым делом после трёх неудачных попыток я продал свой телефон за копейки, на часть которых в ближайшем ларьке купил огромный сочный чебурек с горячим несладким чаем со вкусом лимона, обзавёлся банкой «Чёрного русского» и своей первой пачкой сигарет. Чуть позже, пошарившись по округе, нашёл незапертый вход к пожарной лестнице, проходившей через балконы всех этажей какой-то неприглядной девятиэтажки. Вольготно устроившись на девятом, продолжил поедать чебурек, запивая алкоголем из порядком замёрзшей банки коктейля. В ту ночь я научился курить, потому как ещё до этого подсматривал за одноклассниками, запоминая технику. В ту ночь со мной впервые случился передоз алкоголя, потому что до этого вообще и капли в рот не брал. В ту ночь на почве тотального опьянения у меня случилась первая и последняя в жизни истерика, потому что именно тогда я ощутил весь масштаб собственного одиночества и беспомощности. В ту ночь я засыпал прямо на улице с больной головой, замёрзшими солёными капельками на щеках и продрогшим до костей телом, лишь с утра спустившись в невменяемом состоянии. В таком виде и пришёл в школу.
После этой ночи меня было практически невозможно застать дома по вечерам: я пулей нёсся из школы домой, чтобы быстро сделать все уроки и свалить куда-нибудь подальше. Потом уже нашёл новое место дислокации. Около одного из торговых центров постоянно сидел и просил милостыню какой-то калека, а мне на тот момент просто не хотелось оставаться одному. Каждый вечер шёл в ближайший ларёк, на деньги с обедов покупал несколько пирожков с чебуреками, затем подсаживался к мужчине и отдавал всё добро ему, оставляя себе слойку с черникой и стаканчик чая всё с тем же вкусом лимона. Так прошёл целый год моих уходов, пока одним далеко не прекрасным вечером по заявлению матери меня не отловили и не доставили по месту прописки трое полицаев, где потом ещё долго и нудно вещали о том, что, раз уж мать меня родила, значит, я ей по гроб жизни обязан и должен, ну а ежели продолжу вести себя в том же духе, отправят в спецшколу для таких же, как я — на голову больных проблемных детей. После этого я притих, снося все скандалы и ругань в свой адрес молча…
Всё это вспомнилось сейчас, когда нахожусь на том же самом балконе девятого этажа того же самого дома. Тут всё так же не убрано, повсюду окурки и бутылки. И вновь меня разъедает желание на какое-то время остаться тут.
Ещё один день, который нужно просто пережить… Вновь не спал полночи, стараясь вспомнить всех тех, с кем она более-менее стабильно контактировала. С утра приехали дядя со своей женой и с Аркадием, отчего начал как-то потихоньку успокаиваться. Всё прокручиваю воспоминания в голове, воскрешая в памяти то хорошее, что было. Прокручиваю и понимаю одну вещь: таких воспоминаний было ничтожно малое количество. Нашёл несколько старых фотоальбомов ещё со времён 50-х годов, увидел, как выглядела бабушка в молодости и мать в младенчестве. Мне раньше почему-то никогда не показывали эти фото, постоянно говоря, что такие важные вещи не для детей. А потом… Потом уже просто не до всего этого было.
Покопавшись в столе с бумагами, нашёл дневник матери. Оказывается, она тоже его вела, и он был не один: несколько ежедневников стопкой лежали в коробке из-под обуви. Прочтя, готов был просто какое-то время скрыться от глаз остальных…
Тогда, на кладбище, когда мать подобрала и унесла с собой моё кольцо, она хотела прийти ко мне и вернуть его, но не лично — упаковать в конверт и положить в почтовый ящичек с номерком моей квартиры, а после передумала и оставила себе на память. Последние несколько дней она постоянно думала обо мне. Хотела позвонить и выспросить, что я и где, но так и не успела…
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги A6V9 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других