Трубы

А. С. Коваленко, 2016

Книга написана на основе сна, ее автор мало и плохо спит, и иногда ему снятся сны, которые он записывает, как в случае с этой книгой. В ней изложены события и ощущения человека, который побывал в нескольких разных мирах. Мы очень любим фантастику и мечтаем о выдуманных мирах, где будем жить другой интересной и полной жизнью. Но и наш мир тоже может быть фантастичным и придуманным кем-то, миром, из которого не так просто выбраться. Но все ли миры такие светлые, добрые и интересные? Эта книга для каждого умного человека, который хоть раз в жизни остановился и подумал: «А что я тут, собственно, делаю? На своем ли я месте? И где это мое место?»

Глава 2. Второй новый день

— Милый, просыпайся, я сделала тебе кофе, опять остынет!

— Кофе все равно остынет, я никогда не успеваю к твоему кофе.

— Тогда не проси, чтобы я готовила кофе к твоему пробуждению!

— Не ворчи, я благодарен тебе за кофе, все в порядке, просто мне приснился плохой сон.

— Что в нем было, любимый?

— Ну знаешь, как в дешевом второсортном фильме про ворвавшихся грабителей, и все в этом духе.

— Ничего страшного, ведь это просто дурной сон!

— Ты все время так говоришь, это ненормально. Надо вставать и будить нашего сына, а то опять опоздает в школу.

Я нехотя приподнялся, крехтя, как старый дед, свесив ноги, надев свои тапочки. Не хотелось вставать, но сами понимаете. Каждое утро одно и то же, свесил ноги, ноги — в тапки, справа ночной столик. Я, кажется, изучил его лучше, чем свою любимую, я знал каждый его угол и изгиб, я интуитивно знал, куда надо поставить ноги и как встать, чтобы его не задеть ногами или руками, один из углов выпирающего столика всегда был в потенциальной опасности для частей моего тела. Все движения были отработаны до идеала, я знал каждую секунду и каждый миг, я идеально вставлял ноги в тапочки и не промахивался. В этом я был лучший из лучших, как жаль, что не проводят соревнования и нет такой спортивной дисциплины! Я встал и накинул свой серый махровый халат с красными полосками, спросонья, стараясь взбодриться, медленно пошел из спальни, к комнате сына. Полосатые обои спальни, казалось, указывали мне выход к двери. Они всегда напоминали мне туннель на дороге с указателями и направлениями движения, разметками на стенах для особенно глупых водителей. Конечно, ничего общего с красными и белыми стрелками и дорожными указателями тут не было, но я всегда себе так этот узор представлял. Он явно показывал мне выход из спальни и давал четко понять — иди туда, выход там. А круглая рамка с нашим общим семейным портретом была для меня дорожным указателем скорости или знаком, запрещающим движение, в зависимости от того настроения, с которым я встал с кровати.

Я вышел в наш маленький коридор, тут стены были просто белыми с мелкими цветочками, для меня это всегда было обычной дорогой после туннеля, а цветы намекали на бесконечные поля вдоль дороги. Я, конечно, очень сильно притягивал свою фантазию, ничего общего тут с моими дорожными мыслями не было. Постучавшись в дверь, я услышал за нею какое-то бормотание, значит, сынишка проснулся. Удовлетворенный и этим малым, понадеясь, что ребенок сам дальше проснется и соберется к завтраку, я пошел вниз на кухню пить свой уже наверняка традиционно остывший кофе.

Какой же у нас уютный домик, все так мило и по-домашнему! Спустившись с лестницы, которая выходит прямо к входу, я обратил внимание на ковер с красными и синими кривыми полосками. Что-то он мне смутное напомнил, но что? Не помню, странный у нас ковер, надо с ним что-то сделать, уж больно тревожно на него смотреть. С дорожной романтикой и туннелем у меня ассоциировался только второй этаж, низ же был безмятежным раем, милый и такой привычным дом, мне казалось, что не может быть иного дома, что он может быть только таким. Не бывает иных вариантов — светлые обои, любимая мебель и большой диван в гостиной. Диван — это гордость семьи, это духовный центр дома и место решения всех проблем.

Я медленно прошел до кухни, ведь я даже не надеялся успеть к горячему кофе, сел за стол и стал пить кофе из чистой белой кружки. Солнечный свет уже начал проникать на кухню среди прореди желтых штор, маленький луч все поднимался и скользил по столу, все ближе ко мне, вот он прошел по зеленым солдатикам сына, перешагнул через радиста, а радист всегда был самым нелюбимым солдатиком сына, видимо, из-за отсутствия в руках оружия, далее заскочил на пехотинца с оторванным автоматом и стал стремительно приближаться к моей кружке. Маленькие солдатики не хотели защищать мою кружку от солнечного луча и продолжали лежать на месте, лишь прорезанные солнечным светом. Я посмотрел на шторы, на вторые прозрачные кружевные шторы, и на душе почему-то стало очень хорошо. Частички пыли танцевали в области луча солнца, они кружили по своим орбитам, и смотреть на это можно было бесконечно. Но зацепиться на одной пылинке было невозможно, каждая из них была своей планетой, которая становилась видна под лучом и навсегда пропадала, стоило ей отойти с дороги луча. Покрутив кружку в руках, я заметил маленькое пятно от кофе.

Я взял свежую газету и пробежал заголовки глазами, не уцепившись за что-то интересное, отложил газету обратно. Я вернулся к наблюдению за галактиками и планетами пылинок на моей кухне. Пока наблюдал за этим, спустилась моя милая. Еще на пути к кухне она спросила:

— Как сегодня?

— Я думаю, надо с утра, и прямо к дому.

— Может, в школе лучше?

— В школе слишком много помещений, и преимущество будет на их стороне. Их же больше.

— Но зато есть где развернуться!

Я начинал кипятиться вместо остывшего чайника на нашей кухне.

— Я же сказал, их больше и поэтому…

Что именно из этого следовало, было и так мне хорошо понятно, и я решил не продолжать мысль, она тоже все поняла. Вечно эти девушки предлагают самый сложный вариант и заставляют тебя чувствовать древним и ворчливым стариком, который объясняет прописные истины ребенку. Но для закрепления своей победы надо было добавить:

— Поверь мне, милая, в школе будет совсем неудобно.

Она лукаво посмотрела на меня, улыбнулась загадочной улыбкой Моны Лизы, за которую я так ее люблю, и просто молча кивнула, затем встала и налила себе в кружку уже просто теплой воды и засунула туда чайный пакетик.

Я продолжил свою мысль с вопроса:

— А что у нас есть?

— Сейчас посмотрю.

Она деловито встала и пошла к холодильнику, справа от него и до стены было целых 50–60 сантиметров пустого пространства. Она немного погремела железом и, отдуваясь, положила пластиковый черный ящик от овощей на стол, после вернулась к холодильнику и принесла три небольших автомата.

— Значит, у нас три автомата, по паре запасных обойм, несколько гранат и один пистолет.

— Почему один пистолет?

Я очень удивился — что можно сделать с одним пистолетом на троих? Впрочем, успокоился, посчитав гранаты, их было даже неприлично много. С этим можно было жить.

— Не знаю, милый.

Спустился сын и сел к нам за стол, я продолжил с подобного изложения своего плана:

— Мы выходим к соседскому парадному крыльцу, а ты, сынок, идешь к черному ходу и ждешь там, мы закидаем окна и фасад гранатами и начнем стрелять, они, скорее всего, отступят к черному ходу, где будешь ждать ты — вот и весь план.

Для подтверждения силы своих слов я потрепал сынишку по копне волос и остался собой полностью доволен.

Семья план одобрила, и вот мы стояли у соседнего дома с моей милой, всматриваясь в безмятежное утро, в стекла, на которых играли блики, и в закрытые синие шторы. Казалось, что дом спал, но это впечатление могло быть обманчиво. Почему сосед так любит синий цвет? У него даже шторы по всему дому в таком цвете. В окно верхнего этажа полетела первая граната, мы спрятались за мелким белым забором, укрытие нельзя назвать надежным, но иного не было. Раздался взрыв, разнесло верхнюю часть дома, остатки дерева и стекла разлетелись по всей округе; где было окно — теперь зияла огромная дыра, и сквозь нее проглядывались обои в полоску, и, естественно, синий цвет и тут преобладал; где-то уцелела рамка с фотографиями, но все остальное, насколько было видно снизу, разорвало и разбросало. Рамка была почти как у нас, но квадратная. Мы быстро вскочили с мест и кинули еще две гранаты, на этот раз в левое окно, где была детская, и опять же в то место, где раньше было окно и спальня. Раздалось еще два взрыва, всю переднюю часть дома разворотило, но дом держался, у него лишь сорвалось «лицо», и мы увидели практически все внутренности, теперь было очень хорошо видно первый этаж, но внутри мы не слышали криков или звуков, и это настораживало. От дома уже не было его доброй половины, возможно, трети или около того. Мы подбежали к двери, дом стоял на высоком фундаменте, и часть стен немного уцелела, за ними можно было укрыться, если присесть.

Раздались вялые выстрелы из дома, лезть под пули не было никакого смысла, и мы кинули еще две гранаты как можно дальше в глубь дома, а сами легли рядом с крыльцом, опершись на фундамент. Раздался большой взрыв, над нашими головами полетело дерево, стекло и все остальное, пыль закрыла все вокруг. Мы сидели так несколько минут, пока пыль немного не осела.

От дома почти ничего не осталось, передняя часть обрушилась, а почему держалась еще задняя часть дома, было для нас глубокой загадкой. Все это напоминало уже больше руины, и только боковые стены немного держались.

С правой стороны дома неожиданно вылез старший сын соседей и стал стрелять в разные стороны, как свойственно неопытным и молодым, он стрелял во все подряд, думая, что мы сидим за деревянным забором. Он рассудил, что забор не выдержит очереди из автомата, в принципе, он был прав — не выдержит. Но нас там уже не было, и он нас уже заметил. Не прекращая стрелять, он повел автомат в нашу сторону, огонь полоснул по нам, но милая была ближе к нему и закрыла меня своим телом, я видел только пару пуль, которые вошли ей в плечо и грудь. Огонь быстро стих, пули закончились. Я выстрелил, не вылезая из-за спины моей Зайки, и несколько пуль попало ему в шею и грудь. Он упал, не двигаясь с места, я выпустил еще пару очередей в него, на всякий случай. Милая сникла и лежала ко мне спиной, облокотившись на дом и ступеньки.

Не по правилам, скажете вы? По правилам, отвечу я вам. В дом я не пошел, решил проверить задний вход и стал обходить дом слева, стараясь не высовываться. Дойдя до задней двери остатков дома, я увидел труп моего сынишки с прострелянной головой и в пороге дома еще один труп подростка. Это был их второй сын, явно мертвый. Значит, остались двое. Не все пошло по плану, но время еще есть, еще не проиграли, можно сказать, что пока дружественная ничья. Я вернулся к парадному входу и заглянул в то, что осталось от внутренней части дома. Внутри был сущий бедлам и все перемешалось, я разглядел ногу, женскую ногу, отдельно, она валялась у остатков стены, ближе ко мне. Значит, уже в нашу пользу шел счет, с жизнью такие травмы не сопоставимы. Значит, остался наш сосед в синей жилетке и красной рубашке в клетку, это хорошо, его сейчас хорошо видно в любом месте. Я увидел кровавый след, ведущий через сломанный забор в мой дом, крови было прилично, значит, скоро и победим. Сейчас нельзя было расслабляться, даже если он ранен и очень серьезно, он мог подкинуть сюрприз или спрятаться где-то рядом и пустить меня по ложному следу. Перед решительной победой всегда можно оступиться на мелкой глупости и в итоге потерпеть фиаско. Не расслабляясь, я пошел по следу, насколько было видно, след заворачивал за мой дом, я делал несколько шагов вперед, после чего осматривался или искал укрытие, в нем я оглядывался по сторонам и, если все было нормально, — шел дальше, я совсем не торопился, сейчас время играло на нас.

У черного входа моего дома лежал-полусидел мой приятель в синей жилетке, почти как моя милая, у крыльца. Жилетка и красная рубашка все были в крови, но видимых повреждений не было. «Может, и выживет», — подумал я.

Поднял автомат и, не искушая судьбу, сделал две короткие очереди, тело вздрогнуло и повалилось на бок, на бетонные ступеньки полилась кровь. Еще раз я сделал очередь, патроны закончились. Я достал пистолет и сделал еще два или три выстрела. Сейчас важно исключить даже маленькую вероятность поражения.

Счет явно был в нашу пользу. Довольный и уставший, я пошел к их крыльцу посмотреть, что стало с моей милой Зайкой. Она лежала, облокотившись на ступеньки, дыхания не было. Значит, счет 2:4 в нашу пользу, хотя как можно считать в нашу пользу, если нас трое, а их четверо? Что-то тут не вязалось с математикой, я даже попытался как-то посчитать, то ли себя за 1,5 или за 2, но, не будучи уверенным, я решил не думать об этом сейчас. Какая разница, главное — победа! Любой ценой!

Я сел на крыльцо, положил автомат на мусор от взрыва, слева от меня лежала моя милая, и я смотрел на здания впереди и на небо, облака были просто восхитительны.