ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН ПЛЮС. Откровенная поэтическая энциклопедия нашей жизни

АС Ватрушкин, 2018

Данная книга – уникальная произвольная переделка (ремейк) выдающегося произведения А.С. Пушкина. Её главным принципом и особенностью является использование в качестве основы первых строк всех строф оригинала, в результате чего был полностью переработан весь текст. При этом были сохранены ключевые сюжетные линии, структура и онегинская строфа первоисточника. В текст в переработанном виде включены восстановленные по пушкинским черновикам многочисленные пропущенные в печатной редакции места. Он дополнен написанными по тому же принципу самостоятельными четверостишиями, не имеющими отношения к фабуле романа и обыгрывающими самые разнообразные стороны окружающей действительности, а также некоторыми кусками, созданными «с нуля». Всё содержание произведения сильно актуализировано и характеризуется автором как откровенная поэтическая энциклопедия нашей жизни. Сочинение представляет собой очень увлекательное и забавное чтение, которое понравится каждому.

Глава первая

1.

«Мой дядя самых честных правил,

Богач в немолодых летах,

Как бабку к праотцам отправил,

И сам стал превращаться в прах.

Теперь он для меня нахлебник,

К чему сейчас ему лечебник,

Коль жить осталось ровно день

И пить лекарства вовсе лень?

Зачем ухаживать за телом,

Похожим на смердящий труп?

Не лучше ль вынуть ледоруб

И сразу же заняться делом?

А то и ядом отравить,

Чтобы наследство получить?»

2.

Так думал молодой повеса,

Летя к больному на возках,

Не понимая ни бельмеса,

Как жить-то при таких деньгах.

Друзья Ромео и Джульетты,

Кто любит и писал сонеты,

Героя своего для вас

Я обрисую без прикрас.

Онегин, верный собутыльник,

Родился в Питере морском,

Где в переулке Поварском

Шпана давала подзатыльник.

Там не бывал я никогда,

И ладно — это не беда.

3.

Служив отлично, благородно,

Его папаша счастлив был,

Сорил деньгами как угодно

И состоянье просадил.

Но сын судьбой был не обижен

И воспитаньем не унижен,

На попечении двух нянь

Ребёнок рос совсем не дрянь.

Его учили деликатно,

Не досаждая ерундой,

Кормили вкусною едой,

Что было мальчику приятно.

И хоть шалил он иногда,

Ему сходило с рук всегда.

4.

Когда же юности мятежной

К нему нагрянули года,

Двух нянек фразою небрежной

Прочь отослали навсегда.

Герой наш получил свободу,

Британскую примерил моду

В костюме, стрижке, чтобы свет

Увидел, свой он или нет.

Французский знал он в совершенстве,

Английским мастерски владел,

Знал танцы и немного пел —

Бомонд не мог отказ дать в членстве.

Такой багаж, как ни крути,

Не может в жизни подвести.

5.

Мы все учились понемногу

Труду, предметам и т.д.,

Дань отдавали кто Ван Гогу,

А кто-то даже — па-де-де.

Мы языки не знали классно

И танцевали все ужасно,

Но вот науки про запас

Штудировали мы на раз.

Онегин же вне рамок школы

Усвоил максимум азов,

Необходимых для балов,

Чтобы светились ореолы.

И был для всех он свой пацан —

Лингвист, танцор и меломан!

6.

Латынь из моды вышла ныне,

Она в лекарствах да в ТУ,

Ну а в студенческой корзине

Лишь на Истфаке МГУ.

Онегин знал язык Нерона,

Читал посланья Цицерона

И наизусть мог повторить

Их все, туды твою едрить!

Любил сатиру и поэмы,

Историю не кое-как,

И был он в том большой мастак,

Что от царей и до богемы

Мог рассказать про жизни их

Из книжек малых и больших.

7.

Высокой страсти не имея

К строкам поэзии людской,

Внимал им, явно не балдея,

Как я балдею день-деньской.

Бранил он царство рифм и ритма,

Не понимая алгоритма

Сложения чеканных слов

И всей поэзии основ.

Однако же читал он Смита,

Кто экономикой владел

И власти денег беспредел,

Подобный силе динамита,

В своих талмудах описал

Так, что рабочий класс восстал.

8.

Всего, что знал ещё Евгений,

Сказать не рассказать мне вам,

И здесь не может быть двух мнений:

Умён он был не по годам.

Но более других проникся

И с юных лет охотно свыкся

Он с темой страсти двух полов

Всех рангов, званий, возрасто́в,

О чем написано романов

Сто тысяч миллионов штук

От авторов из первых рук,

Хозяев денежных карманов,

То бишь желающих грести

Деньжищи, сколько унести.

9.

Нас пыл сердечный рано мучит,

И пусть проходят времена,

Он никогда нам не наскучит,

Жизнь на него осуждена.

Будь неуклюжей ты девчонкой

Иль недотёпистым мальчонкой,

Когда приходит буйство лет,

То наступает чувств расцвет.

Но кто-то этим управляет,

Включая голову всегда,

Другой тупеет, как балда,

И мозжечок совсем теряет,

Животный ощутив позыв.

Евгений в сей попал порыв.

10.

Как рано мог он лицемерить,

Дурить головки юных дам!

Его вранья нам не измерить:

Пожалуй, сотня килограмм.

Не зря же он читал романы,

Что любят все эротоманы,

Где много сладеньких натур

А-ля мадам де Помпадур!

Как рано занялся пикапом

(В неполные шестнадцать лет)

И сразу дал себе обет

В сём деле действовать нахрапом,

Так чтобы женская душа

Не каялась, с ним согреша!

11.

Как он умел казаться новым,

Быть обаятельнее всех

И утончённым, и риско́вым

Изобретателем утех!

Как он любил подкрасться к крале

И соблазнить её в подвале,

В подъезде и на чердаке

За сотню баксов в кошельке!

Была бы у него машина,

Toyota или Mercedes,

От нянечек до стюардесс

На кресле заднем в два аршина

Все оказались бы они,

Лишь пальчиком он помани.

12.

Как рано мог уж он тревожить

Избранниц милых старичков,

Чтоб перечень побед умножить

За счёт таких вот дурачков!

Он так любил рога наставить,

Тихонько высмеяв, ославить

Старперов важных, но чудны́х,

Считавших, что на выходных,

Когда они в лапту играют,

Их жёны втрое младше их

В своих нарядах дорогих

Их скромно дома ожидают,

А не готовят им сюрприз,

Деля с другими свой каприз!

13.

Как он умел вдовы смиренной

Постылый одинокий час

Украсить прозой вдохновенной,

Как может только ловелас;

Рискнуть втереться к ней в доверье

И следом на её безверье

Наобещать три тома лжи

Для безутешной госпожи;

Пожить Альфонсом с нею рядом,

Её к себе приворожить,

Карман её опустошить

И после пушечным снарядом

Сбежать на поиск новых вдов,

Столь падких до красивых слов!

14.

Так резвый баловень служанки,

Ядрёный рыжий таракан,

На положенье содержанки

Живёт на кухне, как султан.

Он бродит по ножам и вилкам,

Тарелкам, чашкам и бутылкам

И весь доволен оттого,

Что там испробовал всего.

И так живёт он дни и ночи,

Толстеет, зная лишь о том,

Что надо вовремя потом

Бежать отсюда что есть мочи,

Пока хозяйская рука

Тебя не шлёпнула слегка.

15.

Бывало, он ещё в постели

И смотрит свой последний сон —

К нему посланья прилетели,

Что приглашают в унисон

Туда-сюда в столичном свете,

Где мало знают о диете,

Где будет тысяча гостей

И стол обглоданных костей.

Недолго думая, Евгений,

Отведав русский лимонад,

Идет на лёгкий променад

И предвкушает вкус солений,

Что ждут уже его в гостях,

Куда мчать надо на санях.

16.

Уж тёмно: в санки он садится,

Летит в свой модный ресторан

Повеселиться и напиться,

Коль он туда друзьями зван.

Ему несут аж на подносе,

Промытом в медном купоросе,

Нарезку шведской ветчины

Огромнейшей величины.

Он просит также помидоров,

Засо́ленных в своем соку,

И запечённую треску

Из царских прямо коридоров,

Чтобы вкуснее был обед

Кому всего лишь двадцать лет.

17.

Ещё бокалов жажда просит

Испить шипящего вина,

А он навеселе гундосит,

Что быть не может допоздна.

Ему в театр немедля надо,

И он уж мчится, как торнадо,

Чтобы найти среди кулис

Своих хорошеньких актрис.

Они все молоды, свободны,

И с ними замутить пора,

Пока не взяли со двора,

Пока они все детородны

И ждут, какой же молоде́ц

Их поведет под свой венец.

18.

Волшебный край! Там в стары годы

Бал правил сам Аристофан,

Законодатель новой моды

На зрелища для горожан.

Театр! Ты родился́ в Элладе,

Купаясь с тех пор в шоколаде,

И продолжаешь длинный бег

От драмы и до дискотек.

Как много у тебя торсиды,

Кричащей, хлопающей всласть,

Чтоб мог почувствовать ты власть

Неистребимой Атлантиды,

Которую, как ни топи,

Не стронешь с якорной цепи!

19.

Мои богини! Что вы? Где вы?

Как воплощаете мечты?

Дают ли всходы те посевы,

Где есть часть вашей красоты?

Как долго служите в театре,

Дань отдавая Клеопатре,

Как формируете бюджет,

Хватает денег или нет?

Не пристаёт ли по гримёркам

К вам режиссёр, что хам и плут?

А то его ждёт жёсткий кнут

За домогательства к актёркам,

За то, что он в спектакль берёт

Тех только, кто ему даёт!

20.

Театр уж полон, ложи блещут;

Дай бог в означенном БТ

Фанатов нет, что бранью хлещут

Во славу группы «ДДТ».

Ведь это не Театр эстрады,

Не место для такой бравады,

Здесь не появится Шевчук,

Тем более Глеб Матвейчук.

Тут вам совсем не та картинка,

Что ждут любители кассет,

Тут драма, опера, балет —

Большой театр! (Не Мариинка!)

Сюда не следует ходить,

Чтоб только классику бранить!

21.

Всё хлопает. Онегин входит

В зал тёмный, зрителей давя,

И в темноте он долго бродит,

Чтобы присесть, лишь всех гневя.

Он рад, что тут себя усадит

И рвотой горькой не обгадит

Ни ног соседей, ни ковра

В финале всех мытарств с утра.

Теперь бы завалиться на́ бок,

Закрыть глаза и задремать

И чтобы кто-то, вашу мать,

Не пнул тебя из дряхлых бабок,

Шипящих, языком скользя,

Что в храме муз храпеть нельзя!

22.

Ещё амуры, черти, змеи

Летают в снах его, как вдруг

Он ощутил улыбку феи —

Но то его случился друг.

Онегин рад сему везенью

И чувства дружбы проявленью;

Не протирая даже глаз,

Спешит домой он в тот же час:

«Да ну его, спектакль треклятый,

Всё каждый день одна бурда.

Пускай же эта ерунда

Выносит мозг, восторгом сжатый,

Другим поклонникам игры.

Меня же ждут ещё пиры!»

23.

Изображу ль в картине верной

Жильё Онегина? Смотри.

Обителью сей парфюмерной

Ты насладись на раз-два-три.

Здесь всё как будто из Парижа

И Лондона — всё для престижа!

Не нахожу лишь я вещей

Для современных типажей:

Ни радио, ни телефона,

Ни плеера, ни СВЧ,

Ни гриля в вычурном ключе,

Ни мини-видеосалона,

Ни холодильника со льдом

Не знал его просторный дом!

24.

Янтарь на трубках Цареграда,

Фарфор из Гжели и хрусталь

Богемии, ещё награда:

Романы от мадам де Сталь;

Одеколон, шампунь, присоски

Для сотворения причёски —

Вот что имелось у него

Для главных нужд изо всего.

А это что: помада, стразы,

Заколки, пудра, бигуди.

За всем попробуй уследи!

Опять какие-то заразы

С собою всё приволокли,

Чтоб наслаждались кобели!

25.

Быть можно дельным человеком

И в то же время тюфяком,

И педофилом, и абреком,

И даже стильным чуваком.

Как можно три часа за сутки

У зеркала не ради шутки

Быть, наводя весь марафет,

Чтоб только выйти в высший свет?

Онегин же ведь не кокетка,

Мечтающая лишь о том,

Как охмурить таким понтом

(Что знает каждая брюнетка)

Какого-либо молодца —

Сынка богатого отца.

26.

В последнем вкусе туалетом

Мы б позабавились сейчас,

Но осенью, зимой и летом

Ходили раньше так у нас.

Жилет, чулки, фрак, панталоны

Приветствовали все салоны,

И только «Модный приговор»

Ему бы дал большой отпор.

С него стянули б все колготы,

Надели б брюки и пиджак,

На свалку выбросили б фрак,

Освободив от той заботы,

Чтобы гадать, какой дресс-код

Бомонду нужен в этот год.

27.

У нас теперь не то в предмете,

А факт, что скорый наш герой,

За пьянки будучи в ответе,

Спешит на бал очередной.

Читатели, мы не забудем

И помнить хорошенько будем,

Что всё ещё не кончен день,

Когда гулять ему не лень.

Он не один такой любитель

Приёмы даром посещать,

Сердца и чрево насыщать,

Вина и рыбы потребитель.

И скачет в ночь, когда все спят

И только кони говорят.

28.

Вот наш герой подъехал к сеням

И в дом, где слышится банкет,

Работу дав своим коленям,

Влетает через парапет.

Проходит в зал, где медь оркестра

Из гарнизонного реестра

Разогревает танцев пыл,

Пугая уличных кобыл.

Здесь дамы в модных туалетах

И кавалеры им под стать,

Где не поймешь, кто дочь, кто мать

И с кем рискнуть на флирт в дуэтах,

При этом чтоб не сплоховать,

А то потом несдобровать.

29.

Во дни веселья и желаний

Поэт наш штурмовал балы,

С друзьями разных лет и званий

Любил там истирать полы.

Грешил умело и немало,

Когда хотел и с кем попало,

Свой список расширяя тут,

Как самый ошалелый плут.

Там все партнёры изменяли

Негласно, глядя на других,

И в вальсе с ними на двоих.

Там маменьки всегда не знали,

Как юных дочек уберечь

От всяких непристойных встреч.

30.

Увы, на разные забавы

Поэт потратил много лет,

И, привкус оценив отравы,

Он поменял приоритет.

Уж слишком много там соблазна,

К чему природа безотказна

И что мешает тихо жить

И ткань поэзии творить.

Но в памяти остались ножки,

Хоть стройных вовсе не сыскать

По всей России. Надо ль врать?

Они, как вылитые ложки.

А как же можно их найти,

Коль платья — хоть асфальт мети!

31.

Когда ж и где, в какой пустыне

Вы появилися на свет,

Какой достались балерине,

Что вами крутит пируэт?

Какие носите балетки?

Такие, как у шансоньетки,

Иль по душе вам каблуки

Длиною чуть не в полруки?

Вы все опробовали залы

С паркетом или без него,

На подиуме каково,

Вы все взнуздали пьедесталы?

Что мне о вас ещё сказать?

Хочу Поэту слово дать.

32.

Дианы грудь, ланиты Флоры

Любил грешивший наш Поэт,

На них часами он узоры

Чертил, чтоб выписать портрет.

Но сверх всего любил он ножки,

Столь бархатные, как у кошки,

Его любимых танцовщиц

И уж никак не продавщиц.

Любил подглядывать за ними

Тайком на море, на лугу

И в очень дружеском кругу.

И восхищался так иными,

Его так загорался глаз,

Что зарыдал бы Тинто Брасс!

33.

Он помнил море пред грозою,

Когда стал пуст весёлый пляж

И над поверхностью морскою

Тотча́с возник шальной мираж.

Из водной глади чередою

Одна красотка за другою

Вдруг появились существа,

Им различимые едва.

Русалки, нимфы, нереиды

Манили все (ну и дела!)

Его в чём мама родила,

Как красный цвет быка корриды.

Такого он забыть не мог

И чуть от этого не слёг.

34.

Мне памятно другое время,

Когда ещё в пятнадцать лет

В его мужающее темя

Внедрился этот первый бред.

С тех пор он будет всё о ножках

Писать в тетрадях, на обложках,

Мечтать и бредить, рисовать,

Все эти ножки прославлять.

Но как ни прославляй те ножки,

Они тихонько, не спеша

На зов другого мальчиша

Сбегут вдоль гаревой дорожки

И будешь ими ты опять

Обманут раз сто двадцать пять.

35.

Что ж мой Евгений? Полусонный

Домой проспаться мчится он

И по пути, к дремоте склонный,

Тут видит следующий сон:

Как просыпается столица,

Как начинает петь синица,

Как открывают лавки вход,

Чтоб скоро в них пришёл народ

За кабачками и сарделькой,

За свежим, вкусным молочком,

Платя за это пятачком

И сдачу взявши карамелькой,

Поскольку в лавках тех с утра

С грошами полная дыра.

36.

Но, шумом бала утомлённый,

Евгений валится в кровать,

Совсем уже опустошённый,

Подушку свежую обнять.

Проспавши так до грома пушек,

Что добрался́ до самых ушек

И заменял собой часы,

Герой наш после колбасы

Вновь повторяет день вчерашний,

Опять стремясь в свой шумный свет,

Как будто лучшей жизни нет.

Субъект он явно не домашний.

Как долог будет этот бег,

Решит сам этот человек…

37.

Нет, рано чувства в нём остыли,

Похоже, стал он нездоров,

Красотки все его заныли,

Да, братец, наломал ты дров.

Уже ему не до балетов,

Не до пиров и туалетов,

Придётся тихо начинать

Ему другую жизнь опять.

Он, как святой наш князь Владимир,

Любивший прежде кутежи,

Наложниц многих типажи,

Кто прежний как бы разом вымер

И крест пронёс по всей Руси.

Прости нас, Боже, и спаси!

38.

Недуг, которого причину

Я должен вам здесь объявить,

Был в том, что прежнюю личину

Он сбросил, дабы захандрить.

Он думал то́тчас застрелиться,

Но пистолет пытался смыться.

Когда же он его нашёл,

К нему патрон не подошёл.

«Что ж делать? — размышлял Евгений. —

Уж не повеситься ль с утра,

Так чтоб пришли все доктора

И безо всяких там сомнений,

Без взятия ненужных проб

Меня определили в гроб?»

39.

О чём раздумывал Онегин

Ещё все тягостные дни?

Да будь он хоть Менахем Бегин,

Узнать не сможем мы одни,

Поскольку наш любимый Автор,

То бишь законный мой соавтор,

Нам не оставил здесь стихов

И даже маленьких штрихов.

Но, ежели язык развязан,

Не стоит, как собака, выть,

Учёным можешь ты не быть,

Но Пушкиным ты быть обязан!

Возьми и сочини строфу,

Заполни нужную графу!

40.

Мешает знать незнанья пробка,

Чего удумал наш герой,

Но черепная нам коробка

Дана убрать сей геморрой!

Задумал квёлый наш бедняга,

Как недобитая дворняга,

С моста за по́лночь над Невой

Вмиг сигануть вниз головой

С булыжниками за спиною,

Чтобы быстрее утонуть

И в речке чёрной отдохнуть.

Депрессия тому виною.

Но оказалось, что мосты

Для этого не так просты.

41.

Уже не знал, как дальше быть,

Как посетить тот мир забвений,

В каком не надо больше жить.

«Уж три попытки провалились,

Осечки с ними приключились,

Серьезный пережил я транс,

Использую последний шанс!

Найду-ка я многоэтажку

И прыгну из её окна,

Чтобы уж точно и сполна

Пришибло об асфальт бедняжку».

Но здесь вини конструкторов —

Нет в Питере таких домов.

42.

Причудницы большого света!

В вас дури много, толку нет.

Элен, Софи, Елизавета,

Ох, невзлюбил вас наш эстет

За то, что много в вас апломба,

Никто среди вас не секс-бомба,

Что недоступны никому

И не даёте вы ему.

Терпеть нет мочи ваших мнений,

Почерпнутых из толстых книг,

Ваш умный вид и скучный лик,

Напыщенный тон рассуждений.

Вот кабы стали вы его,

Ценил бы вас он сверх всего!

43.

И вы, красотки молодые,

И вас отставил щёголь мой.

Хоть вы и шибко заводные,

От вас один лишь геморрой.

Оставив мысль о суициде,

Отбросив дурь о панихиде,

Онегин вдруг решил начать

Про жизнь разгульную писать.

Но ни поэзии противной,

Ни прозы более простой

Ни с этой стороны, ни с той

С грамматикою нормативной

Освоить так и не сумел.

Что ж, это не его удел!

44.

И снова, преданный безделью,

Евгений обратился вспять,

Не к дням, подаренным веселью,

А в годы юности опять,

Когда читал он много книжек

Не из читален-передвижек,

Когда он многое узнал

И мало что критиковал.

Теперь он стал совсем циничен

И, не умея сам писать,

Мог авторов вразнос ругать,

В чём был, по сути, нелогичен.

Решил он чтение пресечь,

Но книги не придумал сжечь.

45.

Условий света свергнув бремя,

Отринув зов младой гульбы,

Онегин и Поэт на время

Сдружили две свои судьбы.

Такие схожие фигуры,

Такие общие натуры,

Как будто клоны-близнецы,

И оба те ещё самцы!

Как сильно в прошлом покутили,

Как одолела их хандра,

Как юность их была храбра́,

Ах сколько женщин закадрили!

Так что у каждого из нас

Аж слюньки капают из глаз!

46.

Кто жил и мыслил, тот не может

Друзьям не описать свой путь,

Всего, что душу больно гложет,

Тому, кого не обмануть,

Кому милы воспоминанья,

Кто помнил разочарованья,

Кто весь раскаянием жил,

Что жизнь в пустышку превратил.

И хоть онегинские речи

Поэта приводили в дрожь,

Он не увидел в них ни ложь,

Ни шутку и их встречи

Шли тихим, мирным чередом

Неделями и день за днём.

47.

Как часто летнею порою

Они бродили вдоль Невы!

Ну что Неглинка там с Тверскою

И даже Кремль седой Москвы!

Хвалились, как своей игрушкой,

Восьмой и сто восьмой подружкой

И всё считали: много их

Иль маловато на двоих.

Шутили, спорили и дра́лись,

Кто круче ма́чо тут из них

Среди кварталов городских,

И на гранитном камне кля́лись,

Что будут верные друзья,

Раз в счёте здесь у них ничья.

48.

С душою, полной сожалений,

Онегин думал и молчал

О жизни грешных заблуждений,

Не требуя ничьих похвал.

А мимо проплывали лодки,

Виднелись белые пилотки,

Гуляли парочки в ночи —

То ж питерцы, не москвичи!

А друг его, заслышав песни

И упоительный рожок,

Про Апеннинский сапожок

Подумал вдруг и, хоть ты тресни,

Никак не мог забыть о нём,

Так в сердце он пылал огнём.

49.

Адриатические волны,

О вас мечтает наш Поэт,

Все побережья вами по́лны,

И вам он шлёт свой пиетет!

Ему всё чудится миланка,

Болонка и венецианка,

Как будто не хватает Маш,

Матрён, Прасковий, Нюрок, Глаш.

Забудь, кудрявый, про Европу

И иноземный секс-туризм!

Да это же простой трюизм:

Искать любую Пенелопу

Ты должен средь родных могил.

Ведь ты и так здесь наследил.

50.

Придёт ли час твоей свободы?

Задумал эмигрантом стать?

Так знай: здесь выйдешь ты из моды,

А там уж славы не снискать!

Тебе приелся скучный берег

России мрачной (ты ж холерик!)

И Африка тебе милей,

Где сердцу будет веселей?

Да если чем-то здесь ты связан,

Брось подло об Отчизне ныть,

Поэтом здесь ты должен быть

И патриотом быть обязан!

Смени же курс своих ветрил,

Добавь поэзии чернил!

51.

Онегин был готов с Поэтом

Искать вдали чужой причал,

Но тут простился с белым светом

Отец его и всё сломал.

Вмиг налетели кредиторы,

Сказать по правде, аки воры,

И оказался наш герой

С пустым наследством за спиной.

Однако не было печали

В глазах Евгения в тот миг,

И не издал он слёзный крик,

Так как ему уж намекали,

Что где-то в спрятанной глуши

И дядя ждёт помин души.

52.

Вдруг получил он в самом деле

Известье это (помним мы!)

С наследством дяди на прицеле,

Его спасавшим от сумы́.

И больше всех молил он бога,

Чтоб привела его дорога

Не к остывающему лбу,

А на прощальную гульбу.

Творец услышал обращенье:

Когда вошел Евгений в дом,

Там был лишь дядюшкин фантом

И траурное угощенье.

Убережёт ли нас судьба

От доли смертного раба?

53.

Нашёл он полон двор услуги

И рой неведомых гостей,

Желавших, чтобы их потуги

Учли в раздаче должностей.

Теперь ведь сельский наш пришелец —

Заводчик и землевладелец,

А не скучающий мажор,

Любимец женщин, друг обжор.

«Как хорошо, — решил Евгений, —

Что эти бóрзые друзья —

Совсем не дядина семья

И из наследства подношений

Не будет требовать она,

Хоть и не в меру голодна!»

54.

Два дня ему казались но́вы

Курятник, хлев, конюшня, двор,

Собачка, гусь, навоз, коровы,

Кругом заснеженный простор.

Но вскоре понял наш хандрёнок:

Ему нет дела до бурёнок

И до лесов, полей и рек,

Где вольно дышит человек;

Он явно не предприниматель

И заниматься этим лень,

Он больше неподвижный пень,

Не дядин вовсе продолжатель;

И как же скучно здесь ему,

Младому парню одному!

55.

Поэт рождён для жизни мирной,

Чтоб не тревожило ничто,

Чтоб на столе свинины жирной

Была тарелка и грамм сто;

Чтоб вдохновенье приходило,

С каким ему работать мило;

Чтоб в голове, как марша гром,

Ритмический жил метроном;

Чтоб каждый день была суббота

И не болело ничего;

Чтобы не видеть никого,

Пока грызёт одна забота,

Как написать свою строфу

И не сказать потом «тьфу-тьфу!»

56.

Цветы, любовь, деревня, праздность —

Вот в жизни что ценил Поэт,

Онегин эту буржуазность

Отчасти принял, частью — нет.

Так что хоть в этом измеренье

При очень близком рассмотренье

Два друга с этой стороны

Порою не были равны.

И если кто-то смог увидеть

Поэта созданный портрет

В Евгении, то здесь навет,

Так как его всегда обидеть

Желающие есть у нас

За то, что в лирике он ас.

57.

Замечу кстати: все поэты —

Сентиментальная семья,

Поют и пишут и сонеты,

И оды, полные вранья.

Но более всего смакуют

И как художники рисуют

Одну лишь тему про любовь,

Когда её завидят вновь.

Увидит стихоплёт брюнетку,

Запомнит образ он её,

Проснётся утром: ё-моё,

Готов стишок про ту рунетку,

Которой имя не спросил

И гонорар не заплатил!

58.

Чей взор, волнуя вдохновенье,

Ему приснился в эту ночь,

Каких натурщиц наважденье

Прогнать он не пытался прочь?

Да не убудет полк красоток,

Чей образ не настолько кроток,

Чтоб не поймать того ловца,

Кто мастер острого словца

Иль кто хозяин гибкой кисти,

Готовый вмиг нарисовать

Или из гипса изваять

Шедевр для «Сотби» и для «Кристи»

И гонорары получать

Процентов, эдак, двадцать пять!

59.

Прошла любовь, явилась Муза,

Меня стихами увлекла,

Она мой крест, но не обуза,

Чего хотела, то нашла.

С Поэтом я набил здесь руку,

Послушным ритму стал и звуку,

Вступил с ним в пламенный союз

Стихов, скрепленный силой уз.

Теперь готов идти я дальше,

И мне даёт ориентир

Непревзойдённый мой кумир,

Лишённый ханжества и фальши.

Я полон страсти и огня,

Преграды нет здесь для меня!

60.

Я думал уж о форме плана,

Что мне позволит тонко свить

В плену сюжетного тумана

Свою лирическую нить.

Закончив восемь сотен строчек,

Неплохо съесть трески кусочек,

Чтобы чуть-чуть передохнуть

И, может, до утра заснуть.

Пойдём ли мы на продолженье

Едва законченной главы,

Читатели, решите вы.

Для этого смотри Введенье

И представляй, как наяву:

Писать ведь не одну главу.