Да, нет, возможно

Аиша Саид, 2020

Джейми Голдберг – волонтер в избирательном штабе местного кандидата в сенат. Он очень любит свою работу, правда, старается оставаться за кадром. Поговорить с незнакомцами для него – большое испытание, а ходить по домам и агитировать за своего кандидата – сущий кошмар. Но тут он встречает Майю… У Майи Риман худшее лето в жизни. Лучшая подруга уехала в колледж, поездка в Италию сорвалась, родители разводятся, а теперь по настоянию мамы ей придется участвовать в агитации на местных выборах в паре с каким-то нескладным пареньком. Конечно, провести все летние каникулы, уговаривая соседей прийти на выборы, – не самое приятное занятие, но чем ближе голосование, тем сильнее накаляется атмосфера в штаб-квартире и тем сложнее становятся отношения Джейми и Майи.

Becky Albertalli and Aisha Saeed

YES NO MAYBE SO

© Е. Лозовик, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2023

Copyright © 2020 by Becky Albertalli and Aisha Saeed

Jacket art © 2020 by Soumbal Qureshi

* * *

Стейси, Люси и Джону — с благодарностью

Глава первая. Джейми

— У апельсинов нет сосочков, — говорит Софи.

Я ставлю тележку около стенда, на котором возвышается пирамида фруктов, старательно игнорируя ее замечание. Как вы догадываетесь, некоторая часть меня не желает обсуждать с двенадцатилетней сестрой наличие или отсутствие сосочков у чего бы то ни было, стоя в продуктовом отделе «Таргета». И когда я говорю «некоторая часть меня», я имею в виду себя целиком.

— Значит, это танжело, — добавляет Софи. — Гибрид мандарина и грейпфрута. Вот у них…

— Рад за танжело, — я отрываю от рулона один пакет. — Слушай. Чем быстрее мы всё купим, тем быстрее сможем уйти.

Обычно мне не хочется уходить из «Таргета». Никогда не хочется. «Таргет» лучший. Это мой персональный рай. Но очень трудно думать: «Что угодно может случиться в этом огромном магазине», — когда я прихожу сюда в качестве мальчика на побегушках, которого двоюродный брат отправил за покупками. Гейб получил должность помощника руководителя избирательного штаба внеочередных выборов в нашем районе, а вместе с ней — и способность постоянно придумывать для нас с Софи какие-нибудь задания. Сегодня утром от него пришел список продуктов, которые надо купить для волонтеров: апельсины, виноград, шоколад, мини-пиццы, злаковые батончики, бутылки с водой. «НЕ БРАТЬ ЯБЛОКИ. НЕ БРАТЬ КРЕНДЕЛЬКИ». Вот так, большими буквами. Типичный Гейб. Похоже, тем, кто работает на холодных обзвонах, противопоказано все, что хрустит.

— Но похоже на сосочки, — бормочет Софи, пока я тянусь к танжело на верхушке пирамиды. Мне нравятся самые яркие: их будто подредактировал кто-то, выкрутив насыщенность цвета на максимум. Теперь еще парочку, и еще, потому что сегодня к Гейбу придет минимум человек десять.

— Почему апельсины? — недоумевает Софи. — Это же фрукт, который не съесть, не испачкавшись.

— С цингой борется, — пытаюсь шутить я, но тут автоматические двери разъезжаются в стороны, в зал входят две девушки, и я сразу теряю мысль.

Да-да, я не из тех парней, кто может вести себя адекватно в присутствии симпатичных девчонок. Вот так вот. Для начала тогда нам пришлось бы предположить, будто я в принципе могу вести себя адекватно. Да и не в том дело, что они симпатичные.

То есть… Слушайте, нет, они симпатичные. Обе примерно моего возраста, одеты так же, как одеваются все, кто проводит лето под кондиционерами Джорджии: толстовки с капюшонами на молнии, джинсы. Та, что пониже, — белая, в очках в квадратной оправе, с вьющимися темными волосами — возбужденно жестикулирует обеими руками, направляясь к тележкам. Но я глаз не могу отвести от ее подруги. Думаю, она откуда-то из Южной Азии. У нее широко распахнутые карие глаза и волнистые темные волосы. Слушая подругу, она улыбается и кивает.

Что-то в ней есть, что-то знакомое. Клянусь, мы уже встречались.

Она неожиданно поднимает глаза, словно почувствовав, что я на нее смотрю.

Все, мой мозг бесполезен.

Ага. Ага. Да. Она точно на меня смотрит.

Дрю, мой друг, точно знал бы, как поступить. Итак, передо мной симпатичная девчонка, и наши взгляды только что встретились. Причем мы виделись и раньше, я почти уверен в этом, а значит, начать разговор было бы легко. Все это происходит в «Таргете», в моей зоне комфорта. Если, конечно, можно говорить о зоне комфорта, когда встречаешь симпатичную девчонку.

«Чувак, просто заговори с ней. Богом клянусь, не нужно усложнять, — не представляю, сколько раз я слышал от Дрю эту фразу. — Поймай ее взгляд. Подними подбородок. Подойди ближе».

— Эй, влюбленный принц, — толкает меня Софи. — Я не могу понять, на которую из них ты смотришь.

Я тут же отворачиваюсь обратно к пирамиде из танжело, чувствуя, как горят щеки, и хватаю один фрукт, лежащий в нижнем ряду.

Конечно же, пирамида немедленно рассыпается.

Точнее, сначала она сотрясается, а потом — шлеп, шлеп, шлеп — это лавиной посыпались на пол апельсины. Я поворачиваюсь к Софи: она закрыла руками рот и просто смотрит на меня в испуге. Да что уж там: все на меня смотрят. Женщина, в тележке которой сидит ребенок. Парень за стойкой пекарни. Малыш, собравшийся закатить истерику у витрины с печеньками и замерший на полувскрике.

И конечно, две девчонки, которые стоят впереди нас, прямо по центру. Они будто остолбенели, вцепившись в тележку, и на лицах у них отражается одно и то же: «О нет!»

Шлеп. Шлеп. Шлеп. Без конца. Без перерыва.

И…

Шлеп.

Это был последний.

— Я…

–…как персонаж в мультике, — заканчивает за меня Софи.

— Ага. Ладно. Сейчас я всё уберу. — И я опускаюсь на колени, где стоял, и начинаю передавать ей фрукты. — Ну-ка, возьми.

Еще несколько штук мне удается собрать в сгиб локтя, но стоит попытаться встать, как они тут же рассыпаются снова.

— Черт!

Я наклоняюсь, чтобы собрать их, и вижу, как парочка танжело откатывается к стенду с яблоками, хотя, казалось бы, у них же сосочки — разве они не должны им мешать? Не вставая с колен, я перебираюсь к стенду, надеясь, что под ним танжело закатились не слишком далеко, и тут кто-то рядом громко прочищает горло:

— Так-так, приятель, давай-ка ты уйдешь от яблок.

Я поднимаю глаза и вижу аккуратного и подтянутого парня в красной футболке с таргетовским бейджиком. Кевин.

Вскочив на ноги, я тут же наступаю на один из танжело.

— Простите! Мне очень жаль!

— Эй, Джейми, — окликает меня Софи. — Посмотри на меня.

В руках у нее телефон.

— Ты что, снимаешь?

— Один маленький «бумеранг», — отвечает она. Потом поворачивается к Кевину. — Познакомьтесь с моим братом: кодовое имя — Растяпа фон Криворук.

— Я помогу тут все убрать, — быстро вставляю я.

— Да не-е, все в порядке. Я разберусь, — отмахивается Кевин.

Софи смотрит в телефон.

— А если я хочу отправить видео в BuzzFeed, на что нажать?

Краем глаза я замечаю движение: те две девушки в толстовках быстро уходят от нас по боковому проходу.

Стараются держаться подальше от меня, видимо.

Не могу их за это винить.

Двадцать минут спустя я уже паркую машину у вспомогательной штаб-квартиры Джордана Россума, который участвует в выборах в качестве сенатора от нашего штата. На самом деле это просто боковая пристройка к магазину эзотерических книг «Фоукс и Хорнтейл» на Розуэлл-роуд. Куда ему до капитолия штата Джорджия или хотя бы Коверделл-билдинг — он через дорогу, мама там работает с Джимом Мэтьюсом, одним из членов сената штата из Тридцать третьего округа. Вообще, весь комплекс зданий будто срисован с вашингтонского Капитолия: те же колонны, балкончики и гигантские арочные окна. На входе дежурит охрана, как в аэропорту, а внутри сплошь тяжелые деревянные двери, люди в строгих костюмах и стайки возбужденных детей, которые пришли на экскурсию.

Ну и конечно, роскошные туалеты с блестящей плиткой.

Об этих туалетах я знаю все.

В «Фоукс и Хорнтейл» никакой охраны нет. Я иду напрямую к боковому входу, стараясь удержать в руках две дюжины бутылок с водой, за мной плетется нагруженная фруктами и закусками Софи. Мы так часто тут бываем, что стучать уже не имеет смысла.

— А вот и бублички, — слышу я голос Ханны, помощницы координатора площадки. Она говорит о нас, не о закусках. В Атланте есть сеть магазинов, торгующих бейглами и бубликами, называется «У Голдберга». А у нас фамилия Голдберг, и люди иногда… н-да. Но Ханна классная, поэтому я не возражаю. Она учится на младших курсах в колледже в Атланте и подает большие надежды, но этим летом будет жить у мамы, в пригороде, поближе к штаб-квартире избирательной кампании.

Она поднимает на нас глаза от стола, заваленного стопками опросников для устной агитации, Гейб еще называет их «обходными листами».

— Это для ребят, которые сегодня на обзвонах? Вы лучшие добытчики!

— В основном это моя заслуга, — сообщает Софи, передавая Ханне пакеты. — Я капитан команды добытчиков.

Ханна забирает у нее сумки и идет через комнату, но на этих словах оборачивается, смотрит на нас через плечо и смеется.

— Ага, хотя это я вел машину, вез тележку, нес воду…

— Но идея-то моя была. — Софи пихает меня локтем и широко улыбается.

— Да нас ведь мама заставила! Буквально!

— Ладно-ладно, зато я точно не роняла фрукты со стенда, так что…

Ханна возвращается и снова занимает место у стола.

— Вы ведь завтра придете, да?

— О, не сомневайся, — отвечает Софи. — Конечно, придем.

Мама никогда не разрешает нам пропускать мероприятия, которые проводит штаб Россума в рамках предвыборной кампании. Вот везение, да? Они всегда проходят одинаково: кругом тебя снуют люди с пластиковыми стаканчиками в руках и слишком уж запросто заглядывают тебе в глаза. Я забываю имена сразу же, стоит мне их услышать. А потом приезжает сам Россум, и все начинают вести себя чересчур бойко. Они смеются громче, поворачиваются к нему, подходят ближе и просят сделать совместное селфи. Россум, кажется, всегда немного озадачен этим. Но не в плохом смысле. У него всегда такое выражение на лице, словно он спрашивает: «Вы это точно обо мне?» Он впервые баллотируется на выборах, потому, видимо, и не привык к такому вниманию.

Россум здорово отличается тем, как умеет подать себя. Его предвыборные обещания тоже отличные: он очень современный и то и дело говорит, что пора поднять прожиточный минимум. Но главное — то, как он говорит. Ему ничего не стоит заставить тебя смеяться, или почувствовать, как по спине бегут мурашки, или осознать, как ты важен и нужен. Я часто думаю о людях, которым удалось словами изменить мир. Патрик Генри^[1], Соджорнер Трут^[2], Джон Фицджеральд Кеннеди^[3], Мартин Лютер Кинг^[4]. Да, знаю, Россум просто еще один кандидат на должность в сенате штата. Но он умеет превратить все это в важное событие. Эта предвыборная гонка — когда он говорит о ней, она кажется ключевой точкой в истории штата Джорджия. Тебе начинает казаться, будто ты свидетель исторических перемен.

Я вот не могу даже представить, чтобы мне удалось такое.

Завтра избирательный штаб проводит в местной мечети благотворительный обед для представителей всех конфессий. Мама, естественно, в невероятном восторге. Наша семья не слишком ревностно соблюдает традиции иудаизма, но ей ужасно нравятся все эти мероприятия, направленные на сплочение религиозных общин.

— Будет здорово, — заверяет нас Ханна, открывая крышку ноутбука. Потом вдруг замирает и снова поднимает взгляд. — Погодите-ка, вам ведь нужно вернуть деньги за покупки, верно? Гейб сейчас в комнате для важных гостей. Я его приведу.

Комната для важных гостей — это кладовка.

Буквально спустя минуту Ханна возвращается к нам снова. За ней идет Гейб. Он облачен в новенькую голубую рубашку на пуговицах, на груди которой я вижу наклейку с лицом Джордана Россума. Иногда нам говорят, что мы с Софи похожи на Гейба: мы все высокие, темноволосые, с орехового цвета глазами. Но у него губы более пухлые, брови дугой и жиденькая бородка, которую он старательно пытается отрастить. Гейбу двадцать три года — на целых шесть лет меня старше. Так что я не вижу никакого сходства.

Увидев нас, он хлопает в ладоши и улыбается.

— А я-то гадал, когда вы снова появитесь.

— Мы тут в понедельник были, — напоминает Софи.

— И в воскресенье, — добавляю я.

Но его это не смущает.

— Мы устраивали кое-что в рамках устной агитации, а вы все пропустили. Записались бы на свободное время. Или, может, сегодня вечером сможете заняться обзвонами? Будет весело. — Он произносит эту фразу очень высоким голосом и вскидывает руки ладонями вверх, словно хочет дотянуться до крыши. Я бросаю быстрый взгляд на Софи, которая, похоже, давится смехом. — Так что, придете? Вы нужны Россуму.

В этот раз я опускаю взгляд. Мне хотелось бы помочь Гейбу, но я вообще не гожусь для обзвонов. Разложить письма по конвертам? Пожалуйста. Подписать открытки? Еще легче. Я даже рассылал сообщения, которые Гейб называет «равный — равному», хотя, разумеется, я младше тех, кому уже можно голосовать, так что мы по определению не равны.

Но хуже всего устная агитация. Я не из тех, кто умеет разговаривать с незнакомыми людьми на улицах. И речь сейчас не о милых незнакомых девушках. Это всех касается. Я словно сам себе мешаю. Мои мысли никогда не добираются до языка без приключений. Это Софи может спокойно войти куда угодно, со всеми подружиться или присоединиться к любому разговору. Ей даже напрягаться не приходится. Софи просто по сути своей не застенчива. Однажды в пятом классе она пукнула в школьном автобусе, и ее это ужасно развеселило. Смутиться ей даже в голову не пришло. Будь я на ее месте, я бы сквозь землю провалился.

Возможно, есть люди, которые обречены вечно говорить невпопад. Или не говорить ничего: я вот в половине случаев просто заикаюсь, краснею и едва могу слово из себя выдавить. Но лучше уж так, чем… Альтернатива этому в моем случае: сопли, немного рвоты и черные «оксфорды» сенатора Мэтьюса.

Просто давайте договоримся: я не мастер убеждать людей, и вы не хотите видеть меня на передовой своей избирательной кампании. Мне не суждено менять историю.

— Не знаю, — качаю я головой. — Я только…

— Это очень легко. — Гейб хлопает меня по плечу. — Просто зачитывай всё по сценарию. Давай вечером ты займешься обзвонами, а сейчас мы быстренько найдем тебе местечко в команде устной агитации.

— Э-э…

— У нас урок иврита, — говорит Софи.

— Очень мило. Большой Джей, я и не знал, что ты до сих пор учишь иврит.

— Я не…

Софи вскидывает на меня взгляд и поджимает губы. Перед вами типичное для Софи Голдберг выражение лица «Заткнись же, Джейми».

— Джейми учит иврит, — громко продолжает она, — потому что ему нужно освежить свои знания. Иначе как ему проверить, правильно ли я запомнила гафтару^[5].

Я быстро киваю.

— Гафтара. Ага.

— Ничего себе, — одобряет Гейб. — Повезло тебе с братом.

— Очень повезло. А ему повезло с сестрой, — говорит Софи, шлепая меня по руке. — Ужасно повезло. Даже слишком.

Я бросаю на нее косой взгляд.

— Иногда ты и правда ничего.

Однако карма безжалостна. Ух. Софи, может, и соврала насчет урока иврита, на который мы идем сегодня вечером, но стоит войти на кухню, и я понимаю: мы в аду, сопровождающем планирование бат-мицвы. Церемонии достижения религиозного совершеннолетия то есть. Мама и бабушка сидят бок о бок за кухонным столом перед маминым ноутбуком, и в этом нет ничего необычного. Бабушка всегда с нами. Она переехала сюда сразу после смерти дедушки; мне тогда было девять. Компьютер на столе тоже явление обычное: они обе обожают новые достижения техники. Мама иногда собирает аналитику по избирательным кампаниям для сенатора Мэтьюса, а бабушка — наша местная звезда социальных сетей.

Меня настораживает другое: сейчас четыре часа дня, а мама до сих пор в халате и работает из дома. Бумер, мастиф бабушки, нервно ходит вокруг стола, который выглядит так, будто на нем случился локальный бумажный апокалипсис: повсюду громоздятся макеты украшений, распечатки таблиц и списков, катушки декоративного скотча, папки и маленькие конвертики. Шансы выбраться сегодня с кухни до того, как придется складывать пополам стопку карточек с именами гостей, стремятся к нулю.

— Новые приглашения! — радостно восклицает Софи, ныряя в этот хаос.

— Сначала пускай бабушка закончит со списками. — Мама тянется за папкой побольше. — И посмотри, пожалуйста, на план этажа, чтобы мы понимали, как распределить гостей. Все в основном соберутся в банкетном зале: тут танцпол, тут будут столы, а по поводу буфета у меня есть два предложения. Либо сместим его в сторону, сюда, рядом с…

— Тэсса Эндрюс с удовольствием принимает приглашение. — Софи радостно закрывает открытку. — Вот. Же. Черт. Ура!

— Софи, не ругайся, — одергивает мама.

— По-моему, это и не ругательство.

— Это почти ругательство, — говорю я, усаживаясь рядом с мамой. Бумер кладет морду мне на колено и требует, чтобы ему почесали загривок.

— А вот и списки, — вмешивается бабушка.

— Софи, ты слушаешь? — спрашивает мама. — Насчет буфета: мы можем еще устроить его в этой дополнительной комнате в задней части. Но мне кажется, странно будет ставить столы с едой так близко к туалетам.

— Зато удобно, — пожимаю я плечами.

— Джейми! Ты отвратительный, — фыркает Софи.

— Да боже мой, я имел в виду, что руки будет мыть удобно!

Мама потирает лоб.

— Мне хочется как-то использовать все комнаты, раз уж мы все равно платим за их аренду, но…

— Слушай, — перебивает ее Софи, — а почему бы нам не сделать комнату для подростков?

Мама прищуривается, но Софи предупредительно поднимает в воздух палец.

— Сначала выслушай меня. Это отличная идея. Ты же пригласишь взрослых, всех своих друзей и семью, и вы соберетесь и устроите отличную вечеринку в банкетном зале, верно? А у нас в соседней комнате будет свой маленький праздник. Очень скромный.

— Это же смешно, — удивляется мама. — Почему ты не хочешь отмечать вместе со всеми?

— Я просто боюсь, что пожилым наша музыка не понравится, понимаешь? А так вы можете у себя поставить Shout или что вы там захотите. — Софи указывает пальцем на танцпол на плане зала. — А мы у себя будем слушать Трэвиса Скотта… и все довольны.

— Трэвис Скотт. Это папа Сторми? — переспрашивает бабушка.

— Праздновать в двух разных комнатах мы не будем, — говорит мама.

— Тогда зачем вообще спрашивать мое мнение? Зачем я здесь?

— Зачем здесь я — вот вопрос, — шепчу я Бумеру, который отвечает мне проникновенным взглядом.

Давайте честно: мама не хотела, чтобы я что-то решал, даже когда речь шла о подготовке моей бар-мицвы. Я даже тему праздника не смог выбрать. Мне хотелось что-то связанное с историческими событиями. Мама выбрала кругосветные путешествия, и все гости получили в подарок шоколадные паспорта.

На самом деле в итоге все получилось вроде бы и неплохо, но ирония в том, что я за всю жизнь успел побывать только в одной стране, кроме Америки. Мой папа живет в Утрехте, в Нидерландах, поэтому мы с Софи каждое лето уезжаем к нему на несколько недель. Все остальное время мы с ним почти не общаемся. Трудно объяснить, но когда он с нами — он только с нами: берет выходные дни на работе на время нашего приезда и все такое. Но с телефоном у него не задалось и с мессенджерами тоже — он даже по электронной почте редко пишет. А в Штаты приезжал за все эти годы, которые прошли после развода, только несколько раз. Не думаю, что он будет присутствовать на бат-мицве Софи: праздник ведь состоится прямо перед нашей летней поездкой. Мою бар-мицву папа тоже пропустил, хотя и прислал по почте подарочную коробку настоящих голландских вафель с карамелью. Я так и не решился сказать ему, что в «Крогере» продаются точно такие же.

–…И Джейми скажет тост, — говорит мама.

Я вздрагиваю и вскидываю голову, пугая этим Бумера.

— Скажу что?

— Ты должен будешь сказать тост во время приема, перед тем как принесут халу. И потом хамотзи^[6], конечно.

— Не буду я ничего говорить. — У меня все внутри сжалось.

— Ну же! Тебе это будет полезно. — Мама ерошит мне волосы. — Отличная практика и совсем не страшно. Ведь тебя будут слушать только члены семьи и друзья Софи.

— Ты хочешь, чтобы я встал и сказал речь перед целой комнатой подростков.

— Почему тебя это так смущает? Ты-то ведь в этом году идешь в выпускной класс. А они даже до девятого не доросли.

— Что ж… — я качаю головой. — Звучит чертовски страшно.

— Джейми, не ругайся, — немедленно вставляет Софи.

— Почему бы тебе не обдумать пока эту идею, бубалех? — вмешивается с мягкой улыбкой бабушка. — Там будут не только подростки. Придет Дрю, Фелипе и его друг, твои двоюродные братья.

— Нет. — Мама кладет руку мне на плечо. — Никаких уговоров. Джейми может разочек выйти из своей зоны комфорта. Ради Софи. Она ведь его сестра!

— Точно, сестра, — поддакивает Софи.

— Но братья обычно этого не делают! Почему тебе такое вообще пришло в голову? Из нас всех тост следовало бы произносить тебе!

— Сестра Андрея Джейкобса произносила тост, — возражает Софи. — И брат Майкла Герсона, и брат Элси Фейнштейн — хотя он, по-моему, просто сказал: «Мазл тов!» — и рыгнул в микрофон. Не делай так. И кстати, а ты можешь написать тост в стихах?

— Я пошел, — говорю я, резко вставая со стула.

— Джейми, не нужно драмы, — просит мама. — Для тебя это отличный шанс.

Я ничего не отвечаю. Даже не оглядываюсь.

Просто не могу. Мне правда жаль. Без обид, Софи. Поверь, я бы хотел быть тем классным старшим братом, который может встать и сказать речь, которая окажется одновременно трогательной и забавной. Хотел бы очаровать всех ее друзей и найти верные слова. Софи, наверное, заслуживает всего этого. Но стоит мне подумать о том, чтобы встать перед заполненным людьми банкетным залом, подбирая фразы и стараясь не подавиться, не закашляться и не спалить все здание… Невозможно. Это работа для какого-то другого Джейми, но у нас, к сожалению, есть только я.

Примечания

1

Патрик Генри — американский юрист и политический деятель, которого прославила речь на вирджинском совете, когда он сказал: «Дайте мне свободу или смерть!» — Здесь и далее, если не указано иначе, прим. перев.

2

Соджорнер Трут — американская феминистка, известная речью «Разве я не женщина?».

3

Джон Фицджеральд Кеннеди — 35-й президент США, известный своей речью «Я — берлинец».

4

Мартин Лютер Кинг — американский общественный деятель, известный речью «У меня есть мечта».

5

Гафтара — отрывок из книги Пророков, завершающий чтение Торы по субботам.

6

Хамотзи — благословение над хлебом.