Хроники Ак-Корда: Непризнанный

Алекс Грид

«Хроники Ак-Корда: Непризнанный» – жутко ироничная книга, выполненная по приевшимся лекалам фэнтези. Музыкальная сказка на стыке жанров, эпох и смыслов. Современные субкультурные архетипы: эмо, рэп, металл, панк – сплетаются с шаблонными жителями сказочных миров: эльфами, гномами, орками. Уникальный социально-литературный эксперимент, изложенный простым языком. Печатное издание будет включать в себя словарь наиболее расхожих понятий и выражений королевства Ак-Корд.

© Алекс Грид, 2016

ISBN 978-5-4483-2641-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Ненастье расплылось над прибрежной деревушкой. Повсюду тьма застилала обзор, вода, урча, накатывала на терпеливые камни, и, отходя, оставляла резкие крики чаек, эхо погибших кораблей и прочие дары моря, обычно усердно собираемые немногочисленными жителями поселка

Однако в этот раз на побережье не было ни души. Крестьяне-корды сидели по домам, отгоняя сон чадящими софитами, ибо грозы такой не видывали даже старожилы, привыкшие к угрозам стихии и выросшие с именем ее на устах и музыкой ее внутри. Вечные деревья, и те не успевали отращивать ломаемые ветром ветки, куда уж простому корду подпевать грозному маршу бури! В нем слышалось отчаянное торжество негодяя, решившего отомстить миру за вечные неудачи, пускай ценой невосполнимых потерь.

Что может простой корд противопоставить победному соло грома, поддерживаемому воем яростного ветра, стройным хором трескающихся сучьев и рокочущих волн… Другое дело, когда шторм стихнет и сменится тихим пением морского утра, так ласкающим слух и таким нетребовательным к исполнительскому таланту, что дети по всему Ак-Корду разучивают этот мотив одним из первых. Пока же буря все усиливалась, и оставалось только ждать.

В этот грозный час у границ деревушки и промелькнули две крадущиеся тени. Остановившись у одного из крайних домов, они продолжили разговор, начатый до подхода к поселку.

И все же неуютно мне, приятель, право слово, может как-нибудь сами, честно заработаем? — оглядываясь, пробормотал один из сообщников, пузатый гном с редкой бородой, одетый в широкий балахон с известной всем гномской вязью. — Ведь были же гномы, кто всего добивался своим трудом, обучившись у легендарных мастеров горы Соул! Законы Ак-Корда суровы к плагиям, да и не лежит моя душа к этому делу…

К этому делу… — ноту в ноту передразнил его попутчик, худощавый гном средних лет, одетый в лохмотья, комично контрастирующие с болтающейся на шее толстой цепью из драгоценных камней.

Его лицо хранило надменность, губы кривились в усмешке, поигрывая потухшей из-за дождя самокруткой с дешевым мурром.

— К этому делу! — прошипел он в другой тональности, и, переходя на монотонный шепот, захрипел:

Этим делом, да будет тебе известно,

занимались наши отцы и деды,

это наш хлеб, и он есть в этом месте,

здесь, за дверью, в двух шагах от победы,

грабить кордов — твоя судьба,

ты — гном, запомни мои слова!

Толстяк-гном, хотя и испытывал угрызения совести, при звуках родного говора машинально начал покачивать головой, будто соглашаясь с вышесказанным и поддерживая товарища.

Я рад, что ты со мной, брат.

Знай: после нет пути назад! — несколько раз повторил старший гном, окончательно убедив юного плагия.

— Он Кам! — накинув капюшон, тот бросился в незапертую дверь кордского дома. Втоптав в грязь испорченную дождем самокрутку и сложив руки на груди, старший гном последовал за ним.

Налетчики с гортанными криками ворвались в крохотную, но очень уютную гостиную, где мирно коротала вечер семья обычных кордов. Был там убеленный сединами глава семейства, задумчиво перебирающий струны старенькой лютни, и его жена, миловидная женщина среднего возраста. Она вполголоса подпевала мужу, создавая ту самую незатейливую семейную гармонию, которой издавна славились корды. Именно за ней охотились наши знакомые гномы, подобно многим в своем роду избравшие путь плагиев.

Увидев нежданных гостей, супруги прекратили свое занятие, и глава семьи, встав и отложив инструмент, твердо спросил, что им понадобилось в чужом доме.

— Будто ты не знаешь, старик! — насмешливо процедил старший гном. — Или же ты настолько бездарен, что хибару твою прежде обходили стороной наши собратья по благородному ремеслу? Так я разжую тебе, что к чему: сейчас мы достанем нашу шкатулку, и ты уж будь любезен, исполни свои мелодии, чтобы чертов ящик мог запомнить их и проигрывать впоследствии. В противном случае мы включим его, и он заиграет ужасную музыку! Поверь, ты пожалеешь, что не закончил свою никчемную жизнь до нашего прихода!

Лицо жены корда побелело, однако она не выдала своего волнения ни звуком. Лишь тревожной виолончельной трелью возрастала мысль о том, что в соседней комнате спит их маленький сын, и лишь страх за него руководил мыслями и поступками отца-корда.

Спокойно оглядев обоих гномов (причем наш толстяк испытал очередной ощутимый укол совести), мудрый корд заговорил:

— На твой вопрос, сын Джа-Зу, бездарен ли я, отвечу, что моя музыка, безусловно, не сравнится с великими творениями мастеров древности. Однако жена моя когда-то полюбила ее, и, клянусь Ви-Валь-Ди, это стало лучшей наградой и признанием для меня!

Кордка бросила пристальный взгляд на мужа. В столь опасную минуту она испытала сильнейший прилив нежности, и, не в силах сдержаться, стала напевать мотив их юной любви, сначала тихо, затем, увидев, что глаза мужа благодарно заблестели, стала петь все громче, вкладывая в мелодию запах того ромашкового поля, где впервые испытали они счастье единения.

Корд тем временем продолжал свою речь.

— Что же касается твоих подлых замыслов, то я знаю, что вы идете на преступление из-за бедности своей, и из-за обиды на тех, кому дано более чем вам. Не перебивай! (худощавый гном хотел было возмутиться) Потому я поделюсь с вами своим скромным даром, а затем вы покинете мой дом. Открывай свою шкатулку!

Толстяк-гном облегченно вздохнул и с надеждой посмотрел на старшего.

— Что же, нас это устраивает! — старший гном усмехнулся. — Всегда бы так! Но есть одно но: я люблю товар лицом, а потому мы возьмем песню, что напевала сейчас твоя супруга… Наши умельцы в горах искромсают ее, выпарят и из остатков сделают творение, более подобающее вкусу гнома. Затем мы получим за него мешок алгаллов и выпьем за тебя, старик! Клубы лучшего мурра будут радова…

— Нет, — седой корд смотрел прямо в глаза бахвалившегося гнома. — Вы не получите это. Никогда.

— Хе, — ответил налетчик. — Вот как ты заговорил! Что ж, открывай шкатулку, брат, и пусть заиграет она утренний гимн черных орков! Причем в моем ремиксе! Старик пожалеет о своем благородстве!

Видя, что толстый гном медлит, он зашипел ему в лицо:

— Искусство принадлежит всем, а если не хотят делиться, пусть пропадут насовсем, мы подберем крупицы.

Кордка прижалась к мужу, который гордо стоял, сжимая в руках бесполезную лютню. Через секунду киловатты деструкции обрушатся на них, раня сердце, корежа слух, вибрируя во всех органах частотой черноты…

Однако гном-новичок медлил.

— Клянусь диссонансом, ты сродни побитой собаке, слабак! — обрушился главный гном на приспешника, который в отчаянии роковой ошибки растерянно глядел на кордов.

Главарь выхватил аппарат из ослабевших рук толстяка.

— Вот и все, старый лабух! Дореми! — злодей с силой ударил по кнопке.

Его горе-сообщник инстинктивно зажал уши, хотя ему не принесла бы вреда и сама Мака-рена, зазвучи она в тот миг из адской шкатулки. Уж таковы гномы.

Но не таковы корды… С первыми звуками невообразимого они почувствовали резкую боль, тоску, раздражение, им расхотелось жить. К ужасному гулу примешивался атональный хохот гнома и шум бури за окном. Когда громкость и фальшивость звука набрали полную силу, они взглянули друг на друга, как на чужих, и начали погружаться в полную апатию, где нет места чувствам. Их глаза помутнели, а слух испытывал неописуемые трансформации. Конец был близок…

Но вдруг сквозь звуковое безумие они услышали пробивающийся голос, неуверенный, робкий, но поразительно чистый. В этом голосе был вкус молока, сияние зимнего солнца, величие сверкающих гор и огромное счастье маленького ребенка.

Постепенно он становился громче и чище, плавно убирая предшествующий ужас, в котором тонули сперва раздраженные, а затем испуганные голоса гномов. Голос нес счастье, покой, ту всепоглощающую нежность, которой не могло противиться ничто под этими звездами. Разум возвращался к ним короткими повторяющимися отрывками: буря, голос, гномы, шкатулка, буря, голос, тревога, гномы, голос, ребенок…

Ребенок! Это их сын проснулся и звал их.