Геном: исцелённые

Алекс Миро, 2019

Первая книга серии "Двоеточие". 2042 год. На острове в сердце Нью-Йорка работает крупнейший в мире институт генетических исследований. Помимо официальных экспериментов, здесь ведут поиски «вакцины бесконечной жизни», и ради этого врачи готовы принести любые, даже человеческие, жертвы.Все ли пациенты выберутся с острова живыми? А если и выживут, останутся ли они прежними?Психологический фантастический триллер об острове, хранящем страшные тайны, о людях, готовых на все, ради власти и наживы.

Чудеса генетики

— Завтра мы с вами поедем в город. — Габи Хельгбауэр стояла посреди столовой.

Под одобрительные аплодисменты она продолжила:

— Со мной могут поехать все желающие. Кроме тех ребят, которые лежат сейчас в стационаре после редактирования. Остальных прошу вписать свои имена в экскурсионный список. Сбор после завтрака — в десять утра, с рюкзаками. Катер уже заказан. Вернемся к ужину, обещаю.

Столовая гудела как пчелиный улей.

— С чего вдруг она решила нас развлечь? — спросил Тобиас у Эммы.

— Габи время от времени возит нас развеяться. Для тех, кто задерживается здесь надолго, это как глоток свежего воздуха.

— В конце концов, не век же нам сидеть в четырех стенах, — пробурчал Артур, накалывая кусок мяса на вилку.

— Я бы с удовольствием сходил в кино, — мечтательно произнес Тобиас.

— С кем-нибудь на последний ряд? — усмехнулся Артур.

Тобиас уткнулся в свою тарелку. Эмма неодобрительно посмотрела на Артура.

— Так уже никто не делает, — заметила она, поспешно набивая в рот тыквенное пюре.

— Куда-то спешишь? — спросил Артур.

— Подальше от тебя. Не люблю, когда ты не в духе, — она встала. — Пойду к себе, поработаю. Я заказала в магазине для художников разноцветные нити и лески.

Проглотив остатки пюре, Эмма быстрым шагом направилась к выходу.

За стеклянной стеной столовой, обещая теплый июньский день, заманчиво светило солнце. Бетти натягивала в саду тент. Плотная многоцветная ткань, растянутая между ветвями фруктовых деревьев, трепыхалась на ветру, словно гигантское крыло бабочки.

— Что будем делать? — Тобиас дожевал последний кусок.

— Ничего не хочу сегодня, — ответил Артур.

— Что с тобой такое?

— Я родился и вырос в Нью-Йорке. Все плохое случилось со мной там. На острове мне лучше. Завтрашняя поездка меня совсем не радует.

— Тогда пойдем ко мне. У меня пятьдесят машин для гонок. Выйдем в онлайн, проедем пару кругов.

Артур вздохнул, но ничего не сказал. Что точно никогда его не привлекало, так это гонки, машины и все, что с ними связано. Но больше заняться было нечем.

***

На следующий день катер на двадцать пассажирских мест ждал их у причала. Перекинутый к опорам мостка трос скрипел и натягивался. По траве ползли длинные человеческие тени, вдоль клумб с цветами работали поливальные машины.

Эмма стояла в очереди на посадку. Она взглянула на свое отражение в стекле иллюминатора. Лицо ее слегка вытянулось, нос удлинился, глаза разъехались в стороны. Ненамного, но этого хватило, чтобы превратить ее красивое лицо в подобие рожицы гоблина.

— Поднимайся, надо найти свободные места, — окликнул ее Тобиас.

Доктор Хельгбауэр стояла на палубе, пересчитывая пациентов. Артур, проскочив внутрь одним из первых, лег сразу на три места у единственного столика. Проходивший мимо крупный парень угрожающе навис над Артуром.

— Самый умный, что ли? — задал он риторический вопрос.

— Да фиг с ним, Стиг, — нахмурился его дружок и увел задиру подальше.

Артур уступил Эмме место у окна.

— Что это за парочка? — Артур кивнул в сторону Стига и его приятеля. — Один лезет на рожон, второй его укрощает, как ковбой буйного рысака.

— Стиг Нельсон и его лучший друг Эдгар Дюпье. Они везде ходят вместе. Эдгар почти пролечился. Осталась пара процедур. А Стиг здесь давно, но лечение никак не начнут. Если Стиг к тебе прикопается, лучше не обращай внимания. От него одни проблемы, — объяснила Эмма.

— Понял. Сразу в морду, и дело с концом, — пообещал Артур.

Эмма картинно закатила глаза и улыбнулась. Тобиас не обращал на их разговор внимания — он никак не мог втолкнуть рюкзак под лавку и изливал раздражение на все вокруг.

Берег поплыл вправо, конец троса ударился о борт с глухим стуком, и катер отчалил, разгоняя воду и воздух.

За пять минут до прибытия всем на smartwatch пришло одно и то же сообщение. «Активируйте GPS-датчики и синхронизируйте часы с моими. Имя GabyHelg».

— Теперь она знает, где каждый из нас находится, — задумался Артур.

— Конечно, знает. Так мы не потеряемся, — кивнула Эмма.

— А что? Ты хочешь сбежать? — пошутил Тобиас, но, посмотрев на Артура, удивленно округлил глаза.

— Какой догадливый, — усмехнулся Артур.

— Ты с ума сошел? — спросила Эмма.

— Мне нужно домой… — Артур почесал лоб.

— Значит, так: фиг тебе, — отрезала Эмма.

— Попробуй меня остановить, — заупрямился Артур. — С тех пор как меня упекли в приют, я ни разу не был в той квартире, где… ну, где все произошло. Я многого не помню, картины плывут в сознании, как жуткие тени. Я должен попасть домой, чтобы, как говорит Габи, заглянуть в омут памяти и узнать, что было на самом деле. Может, тогда приступы галлюцинаций прекратятся.

— Если бы это могло помочь, Габи давно свозила бы тебя сама, — твердо сказала Эмма.

— Да ладно, Эмма. Артуру это важно. Может, у нас есть шанс помочь ему прямо сейчас. Лучше скажи, куда надо ехать и какой у тебя план, — попросил Тобиас.

— Как улизнуть, придумаем по ходу дела. Я перенастрою часы, и Хельгбауэр не увидит нашей реальной локации. Ей будет казаться, что мы сидим где-то в парке, — сказал Артур.

Катер тормозил, и мир за окном замедлялся. Небоскребы из бетона и стекла нависали над городом, их шпили прокалывали низкие облака. По небу метались почтовые дроны, дроны доставки пиццы и прочая роботизированная мелочь. Они влетали в распахнутые окна и исчезали в прохладной тьме квартир и офисов.

Расталкивая других пациентов, Тобиас поскорее сошел на берег. Его глаза блестели, на щеках играл румянец. Его манило предвкушение. Вот он — живой город, вечно в движении. Весь в артериях дорог, перекачивающих автомобили и автобусы, в набухших волдырях полусфер, под которыми прячутся парки с огромными деревьями и прудами, и едва слышным жужжанием кислородных систем, подающих внутрь очищенный от тяжелых примесей воздух.

В «инкубаторах природы» так легко дышится. Врачи говорили: для здоровья его сердца необходим свежий воздух. Поэтому дома, в Филадельфии, мать проводила с ним в таких парках по несколько часов в день. Они покупали мороженое и смотрели на подтянутых мужчин и женщин, совершающих пробежку под любимые плейлисты. У тех были кардиомониторы на предплечье. У Тобиаса тоже. Тут он чувствовал себя своим. С той лишь разницей, что бегуны изнурялись спортом, а он — черничным мороженым.

— Мисс Хельгбауэр! — начал Тобиас. — Может, мы с вами заглянем в парк?

— Боюсь, нет, Тобиас, у нас на сегодня другие планы, — Габи перекинула через плечо холщовую сумку цвета хаки, подобранную под цвет кроссовок.

Вне Норт-Бразер-Айленд она одевалась как девчонка. Платья с широким подолом сменялись на джинсы, локоны — на высокий пучок.

— У вас будет свободное время. Я распределю вас на группы, и два часа ходите, где хотите.

— Два часа? — Артур и Эмма нагнали их. Артур нетерпеливо дергал ремешок наручных часов.

— А что мы будем делать до этого? — не утерпела Эмма.

— Сейчас увидите, — ответила Габи, открывая двери входа на парковку.

На залитой солнцем стоянке их ждал автобус.

Поездка заняла не больше двадцати минут. Прильнув к окну, Артур не отрываясь смотрел на знакомые улицы, аптеку, где часто брал заказанные для отца лекарства. На бар: у черного входа они с матерью когда-то нашли его отца. Тот едва ли понимал, кто он и где находится, и мать тащила его на себе до самого дома. Артур был еще мал и старался помочь, чем мог, — придерживал отца то за одну, то за другую волокущуюся по асфальту ногу. Тот не был пьян, вовсе нет, иначе все было бы слишком просто.

Автобус свернул на широкую улицу, и тут Артур понял, куда они едут.

— Музей естественной истории? — воскликнул он.

— Точно так! — обрадовалась Габи. — И поскольку вы уже все в курсе дела, прошу на выход.

Автобус затормозил у тротуара. Они прошли под высокими сводами музея, между бледными мраморными колоннами. Внутри было прохладно, запах чистящего средства для пола смешивался с ароматом ванили — в кафе музея готовили пышную выпечку.

Габи остановилась посередине зала и жестом попросила внимания.

— Сегодня я впервые привезла вас в Музей естественной истории. Мое упущение, простите. Тем, кто уже проходит лечение в Институте Карпентера, будет полезно еще раз осмыслить методы, которые к вам применяют. А новеньким тем более важно понять, в какую уникальную программу генного редактирования вы попали. Начнем сразу с зала, представляющего генетическую тематику. Его окончательно укомплектовали еще в прошлом году при деятельном участии доктора Робертса. Все за мной!

Они прошли через первый зал не останавливаясь. Скелет динозавра с широко раскрытой пастью и дистрофичными передними лапами мог внушить ужас разве что малышам. Неандертальцы тоже не были удостоены внимания. Впереди их ждали лифты.

— Поднимаемся сразу на третий этаж. Прошу нигде не задерживаться, — скомандовала Габи и нырнула в лифт.

За ней последовали десять человек. Оставшиеся десять погрузились во вторую кабину. Просторные стеклянные капсулы с круговым обзором бесшумно двигались вверх. «Третий этаж. Залы восемь А, восемь Б. Двадцать первый век. Эволюция», — донеслось из динамика.

***

Стены просторного помещения были обшиты серебристыми листами. Эмма посмотрела вверх: с потолка свисали длинные синие и красные плотные канаты, переплетенные между собой наподобие цепочек ДНК. В некоторых из них не хватало целых кусков, где-то красные участки заменили на черные. По всему периметру зала стояли стенды. Под стеклом ближайшего из них был выставлен 3D-принтер, печатающий сетчатку глаза. Белая лабораторная мышь, застывшая на соседнем стенде с поднятой вверх лапой, недобро сверкала красными остекленевшими глазками. В ее скальпированный череп с открытым мозгом вели тонкие проводки электродов.

— Прошу тишины, — громко сказала Габи. — Сегодня мы узнаем, какие чудеса творит с вами доктор Робертс и его команда. И никто не объяснит вам суть работы проекта Cas9 лучше, чем он сам.

Габи подошла к панели управления, прокрутила меню. Все расселись прямо на полу, вокруг невысокого постамента. Габи нажала кнопку вызова, и доктор Робертс в своем кабинете принял видеозвонок — его 3D-голограмма встала на постаменте во весь рост.

— Всем добрый день! — весело сказал он и присмотрелся к сидящим в зале. — Чтобы не отнимать у вас драгоценное время, которое вы потратите на знакомство с экспонатами, я сразу перейду к делу. Не стесняйтесь задавать вопросы.

Примостившаяся за группой детей, Габи разглядывала мягкие округлые черты лица Марка Робертса. Она мысленно провела пальцем по его лбу, отбрасывая темную прядь редких волос, дотронулась до губ. Но тут же одернула себя.

— Наверняка многие из вас знают предысторию проекта Cas9, но все же я сделаю краткий экскурс. В середине 20-х годов двадцать первого века ученые-генетики совершили прорыв в борьбе с такими смертельными генетическими болезнями, как мышечная дистрофия Дюшенна и муковисцидоз, поражающий органы дыхания и пищеварительный тракт. Основные методики были разработаны мной, директором Института Карпентера, и доктором Ежи Ратаковски, нашим главным генетиком. И до сих пор большинство открытий в нашей отрасли совершает именно доктор Ратаковски, работая, как говорится, в полях — в лаборатории Cas9 на минус первом этаже. Вам трудно поверить, но еще двадцать лет назад подобные заболевания были смертным приговором для жителей нашей планеты. В те годы многие ученые приходили в генную инженерию, пережив утрату близких людей. Это было мощной мотивацией, и мы вместе работали круглосуточно во имя прорыва. Мы знали, что счет идет на человеческие жизни. — Доктор Робертс вздохнул.

Габи неосознанно повторила его вздох. Память милосердна, она упаковывает и прячет в дальние уголки сознания трудные воспоминания. Но сейчас Габи неосторожно извлекла один из свертков из укромного хранилища и пожалела об этом. Перед ней снова стоял Марк Робертс пять лет и килограммов назад.

***

— Не уходи, останься. Уже стемнело…

— Не могу, любовь моя. Звонила сиделка — моей жене совсем плохо. Она уходит.

Габи подумала, что жена Марка Робертса, несмотря на обширные метастазы, слишком давно уходит и все никак не уйдет, и за эту отвратительную мысль жестоко себя укорила.

— Оставишь меня сейчас — можешь не возвращаться.

— Не горячись. Я переночую дома, только и всего. Разве можно так поступать с ней теперь, когда конец так близок?

— Я слушаю твои отговорки четыре года. Четыре чертовых года ты убегаешь домой с работы, отменяешь наши свидания. Мы никуда не ходим вместе потому, что нас могут увидеть!

— А ты как думала? — Его взгляд стал холодным и чужим. — Я устал разрываться между тобой и семьей. Честно, ты не проявляешь ни терпения, ни понимания. Я рассчитывал на другое, Габи.

— Выметайся, Марк. Обещаю, больше тебе не придется разрываться между нею и мной.

— Ну-ну, не заводись понапрасну. Увидимся завтра на работе, и все будет как прежде.

Но как прежде уже не было. Габи была упряма и выполняла свои обещания.

***

Она с трудом вернулась в реальность. Доктор Робертс — точнее его голограмма — все еще смотрел на нее, постаревший и немного усталый.

Тобиас смущенно поднял руку. На него уставились девятнадцать пар глаз.

— Если все так просто и эти методы применяются давно и успешно, почему все мы в Институте Карпентера участвуем в эксперименте? — Тобиас замолчал.

Девятнадцать пар глаз повернулись к голограмме доктора Робертса.

— Отличный вопрос, Тобиас. Вернемся в прошлое. Двадцать лет назад, в начале исследований на мышах с генетическими заболеваниями, изменения в одной части генов приводили к неконтролируемым мутациям в других частях цепочки. Например, мышь, излеченная от наследственного метаболического расстройства, через пару месяцев буквально сгорала от мутации, которая приводит к анемии. Или от чего-нибудь еще — предсказать было невозможно. Но с годами мы нашли методы лечения практически без побочных эффектов. Теперь дело за вашими генетическими хворями.

— С нами будет то же, что с мышами? Я не хочу за пару недель «сгореть» от болезни, которой у меня не было до лечения у вас, — возмутилась девочка, которую привезли на остров пару недель назад.

— Я же сказал — на мышах. В наших исследованиях есть два этапа. Первый — опыты на животных. Беднягам достается самая опасная и тяжелая часть процесса. Когда методика лечения уже оформлена достаточно, чтобы не причинять вреда подопытному, министерство здравоохранения дает «добро», и для экспериментов набирают добровольцев. То есть вас. На словах суть работы с генетическими ножницами проста. Многие заболевания, ваши в том числе, вызваны повреждениями генетической цепочки. Доктор Ежи Ратаковски разрабатывает для вас схему лечения: он и его помощники удаляют поврежденную часть ДНК и заменяют ее новой, здоровой. Либо редактируют ту, что есть, если такое возможно. Можете быть уверены — вероятность выздоровления близка к ста процентам. Когда пациент поправляется, Минздрав разрешает широкое применение метода лечения этой генетической болезни во всех больницах страны.

— Я мог бы дождаться разрешения и пойти в обычную больницу. Зато знал бы заранее, что метод безопасен, — проворчал красивый мальчик с темно-оливковой кожей, орлиным носом и волосами цвета воронова крыла.

— Боюсь, все не так просто, Камал. Нужно понимать, что подготовка персонала обычной больницы, приготовление вакцины и прочие рабочие моменты в широкой практике лечения могут занять годы. А очереди из желающих — десятки лет. Поэтому ваши родители боролись за ваше участие в экспериментальной программе. Риски минимальны, а следующего шанса на излечение многие из вас не дождутся. Есть еще вопросы?

Никто не проронил ни слова.

— Отлично! Тогда к экспонатам! Вокруг вас на стендах выставлены 3D-модели напечатанных органов. Каждый образец дан в двух ипостасях — до и после лечения методом CRISPR/Cas9. Вы видите десятую часть возможностей современной генной инженерии. Но и ее должно хватить, чтобы вы поняли: если вы в программе Cas9, значит, ваша болезнь излечима. Мы живем в эпоху великих достижений и получаем шанс прожить еще много счастливых лет. Это Дар, равного которому медицина еще не знала. В общем-то, все. Надеюсь, я ответил на ваши вопросы. Спасибо за внимание! Увидимся на острове.

— Спасибо, доктор Робертс, — ответили все хором, и Робертс нажал отбой.

Дети разошлись по залу, рассматривая электронные табло под стендами.

— Под каждым образцом вы найдете информацию о дате и месте процедуры генетического редактирования, фото пациента, его историю и небольшое интервью. Пользуйтесь электронным меню. — Габи перекинула сумку через плечо и подошла к двери. — Буду ждать вас на выходе.

***

Для Тобиаса этот зал был особенным. Много раз он видел все представленные здесь экспонаты. Он часто приходил сюда, когда приезжал в Нью-Йорк на лечение вместе с отцом. Тобиас закрывал глаза, глубоко вдыхал и медленно выдыхал воздух, усмиряя пустившееся вскачь сердце. Оно то неслось галопом, то тормозило, точно болид с проколотой шиной на трассе, но для Тобиаса это была победа, шанс прийти сюда еще раз, в зал, посвященный проекту Cas9. Рука Тобиаса немела, он не чувствовал пальцев. Отец с нажимом растирал его кисть, пока чувствительность не возвращалась вместе с легким покалыванием, и они неспешно подходили к единственно важному для них образцу.

Сейчас Тобиас стоял у того же стенда. В этот раз подготовка к лечению уже началась, и он чувствовал себя значительно лучше. Многие препараты, которых он не мог себе позволить дома, были доступны в Институте Карпентера. Доктор Робертс сделал все возможное, чтобы с первых дней Тобиас получал эффективную временную помощь.

— Оно настоящее? — спросила его Эмма, вглядываясь в бордовое, пульсирующее, обвитое пластиковыми трубками сердце.

— Настоящее, живое, напечатанное, — сказал Тобиас. Он прижался носом к стеклу, дохнул на него и вывел пальцем сердечко. — Слышишь равномерный стук? Тук-тук, тук-тук. Так стучат колеса поезда. А ты сидишь с закрытыми глазами, и стук проходит через тебя насквозь. Никто, кроме моих родителей, не верил, что я проживу так долго. Отец нашел доктора Робертса в соцсетях в группе их выпуска и договорился устроить меня в программу.

— Моей матери это стоило внушительной суммы, — усмехнулась Эмма. — Видел бы ты ее лицо, когда она подтверждала перевод на счет Института со своего банковского депозита. Но она все равно была рада сплавить меня на остров. Теперь она всем рассказывает, что устроила меня в экспериментальную программу, чтобы я быстрее вернулась к нормальной жизни. По ее словам, цель оправдывает риски. На самом деле она просто хотела побыстрее подогнать меня под свои «нормальные мерки» и на риски плевать хотела. Слава Богу, все обошлось.

Тобиас посмотрел на нее и ободряюще кивнул. Он чувствовал: только что Эмма выдала ему затаенную и очень личную обиду, но, судя по ее лицу, продолжать ей не хотелось. И Тобиас снова заговорил о себе.

— То, что лежит под этим стеклом, много для меня значит. Я смогу впервые в жизни сыграть в футбол, пойти на пробежку со своей собакой! Сначала заведу, наконец, собаку. Запишусь в бассейн, заберусь на Эверест. Да, черт возьми, почему бы не на Эверест? Я готов на что угодно, лишь бы… Для меня это важно.

— Важно для всех нас, не забывай. Мы все каждый день благодарим науку за шанс нормально жить дальше, — заметила Эмма.

В нескольких метрах от них Артур рассматривал фотографию восьмилетнего мальчика, позирующего на фоне уходящего в облака закрученного спиралью шпиля. «Ли Луань у телебашни Гуанчжоу. Гуанчжоу, 2039 г.» Эмма и Тобиас подошли к нему.

— Кто это? — спросила Эмма.

На одной половине стенда на мягкой ткани лежал напечатанный на принтере крупный кусок кожи. Роботизированная рука то и дело проводила по нему стальным пальцем, отчего на коже набухали и лопались волдыри, образуя кровавые раны.

— Какой ужас, — вздохнула Эмма.

— Буллезный эпидермолиз. Любое прикосновение к телу вызывает что-то вроде ожога. Это страшно. Не хочу смотреть. — Тобиас взял Эмму за локоть и отвел подальше от стенда.

Артур остался стоять у электронного табло с описанием экспоната. Он смотрел на фото пациента. Мальчик Ли Луань казался ему смутно знакомым. Или он что-то перепутал, как это часто бывало с ним. Лица в памяти смешивались, люди перенимали черты друг друга, становясь совсем не теми, кого он знал. Артур зажмурился: лицо мальчика с фотографии поплыло, сузилось, на черепе совсем не осталось волос, руки побледнели и вытянулись, пальцы стали узловатыми, как у лемура, с синими болезненными ногтями. Теперь перед его мысленным взором стоял наполовину монстр, наполовину Ли Луань. «Хочешь избавиться от меня? Не выйдет!» — зло прошипели кроваво-красные губы и расплылись в хищном оскале остро заточенных зубов.

— Ты в порядке? — раздался как будто издалека голос Эммы.

Артур вынырнул из пучины галлюцинации и отчаянно вдохнул воздух, словно до этого был в вакууме.

— Да, все норм, — мрачно ответил он.

Эмма сжала его руку в своей, Артур вздрогнул от неожиданности, и ее пальцы тут же разжались.

— Смотрите, Джана у микроскопа. — Тобиас направился прямиком к смуглой девушке с черными блестящими волосами.

Он встал за ее спиной, смущенно оглядываясь на Эмму. Та одобрительно махнула рукой и скрестила указательный и средний палец, пожелав Тобиасу удачи. Тобиас что-то тихо сказал Джане, и та, просияв, предложила ему заглянуть в окуляры микроскопа. Что бы там ни увидел Тобиас, его уши и щеки горели.

— У нас осталось не так много времени. Пошли вон туда. — Эмма повлекла Артура в другой конец зала.

Вокруг стенда стояло человек пять.

— Это про аутизм и савантизм. Мой случай, — сказала Эмма тихо, чтобы ее не услышали другие.

Артуру иногда казалось, что она стеснялась своей болезни. Эмма словно охраняла свой диагноз от чужих глаз.

«…дефицит социального общения и взаимодействия. Проявляется в возрасте до трех лет. К середине тридцатых годов двадцать первого века количество пациентов с диагностированным синдромом Каннера и синдромом Аспергера достигло 1/200. Поколение детей, рожденных в этот период, получило распространенное в СМИ и социальном лексиконе название GenAut, что сначала расшифровывалось как Generation Autistic», — прочитал Артур.

— Я не против, что ты немного не от мира сего, — вдруг сказал он и испугался: Эмма могла не понять его и обидеться.

— Ты тоже немного того, — кивнула она и рассмеялась. — А вместе мы просто улет!

Артур впервые посмотрел на Эмму так, как ни на кого раньше не смотрел. Что-то в груди затрепетало, и секунды хватило, чтобы перевернуть в нем все вверх дном.

Под стеклом лежал единственный экспонат — серо-розовый мозг, испещренный витиеватыми, словно реки Амазонии, бороздами извилин.

— Привет, Камал. — Обернувшись, Эмма улыбнулась темноволосому мальчику, который задавал вопрос доктору Робертсу. — Это Артур. Там у стенда Тобиас. Новенькие, мои друзья.

— Привет, — ответил Камал. Он внимательно смотрел в сторону Тобиаса и Джаны.

— Твое лечение уже началось? — спросила Эмма участливо.

— Еще нет. Доктор Ратаковски пока не создал для меня вакцину. Говорят, надо ждать, — ответил он, протягивая руку Артуру. — Будем знакомы.

В зале стоял гул голосов. Звуки рассеивались под высокими сводами потолка, от чего казалось, что это гудит пчелиный рой.

Они втроем обошли стенд кругом.

— Так что там было про этот мозг? — спросил Артур.

Изнутри стенда к задней части мозга тянулась питательная трубка с мутной жидкостью, и с легким щелчком под небольшим давлением закачивалась внутрь.

— Мозг пациента с аутизмом. Правда, я так и не понял, что должен здесь увидеть, — ответил Камал.

— Ничего. Пока не нажмешь вот сюда. — Тобиас и Джана тоже подошли к стенду.

Тобиас нажал на кнопку, и фронтальное стекло стенда превратилось в монитор. Внутри короба раздался грохот миниатюрного аппарата МРТ, и проекция мозга на стекле окрасилась синими и желтыми мигающими пятнами.

— Я проходила эти исследования в аппарате МРТ. У аутистов при любом движении активируются не совсем те участки мозга, что у здоровых людей. Вот они, желтые, соседние. А у здоровых — синие.

Жужжание и грохот внутри стенда прекратились. На стекле появилась надпись: «После применения CRISPR/Cas9». Внутри короба снова загрохотало, и подсвеченные желтым участки мозга на томограмме задвигались, приближаясь и в итоге сливаясь с синими участками мозга здорового человека.

Эмма зааплодировала. Увиденное еще раз уверило ее в мысли, что теперь она полностью здорова.

— Окей, народ, пора завязывать, — сказал Камал, глядя на свои smartwatch. — Доктор Хельгбауэр ждет нас снаружи.

Тобиас задержался на секунду, снова посмотрел на алое, упругое сердце под стеклом. «Пока, скоро увидимся». Он мысленно помахал ему рукой и вышел.

В холле их уже встречала Габи.

— У вас есть свободные два часа. Потом встречаемся у автобусной остановки на парковке за музеем. Прошу всех отметить эту точку в навигаторах на часах. Разобьемся на четыре группы по пять человек. Старшие отвечают за младших…

— Нам надо пойти вместе, — взволнованно прошептал Артур Эмме.

— Да помню я! Но нас будет пятеро, — уточнила Эмма.

— Нет! Не хочу посвящать едва знакомых людей в свои дела! — воскликнул Артур.

— Не голоси, что-нибудь придумаем. Должно быть пятеро. Хочешь поспорить с Хельгбауэр?

— Ты права. Но к себе домой я их не пущу, — буркнул Артур.

Габи вносила группы в список.

— Камал, Джана, Эмма, Тобиас. Артур за старшего! — предложила Эмма.

— Отлично, вот и разделились, — обрадовалась Габи. — Помните, ровно два часа. Smartwatch не отключать, быть на связи. Старшие, отвечаете за группу головой. Отрастить новую вам не поможет никакая генетика.