Пароль «Форт-Боярд»

Алекс Фрайт

Обычные люди практически никогда не сталкиваются со специальными операциями контрразведки. В большинстве своем они узнают о них из публикаций рассекреченных архивов спустя много лет.Однако иногда в тщательно спланированном сценарии спецслужбы все идет наперекосяк. И тогда в жизни любого оперативника может наступить момент, когда не он выбирает убийство для достижения своей цели, а убийство выбирает его…Продолжение книги «Называй меня Ева». Вторая из серии «Курьеры».

3

Вместе с призрачной независимостью и мнимой свободой на Асту накатились проблемы. Первая стала неожиданно неприятной. В прошлый раз, когда она уходила со службы, полковник Хижук хотел оставить её в «схеме» — сначала уговорами, потом провокациями. Она сумела устоять и удержаться от соблазнов вседозволенности… а вот вернулась тогда сама — некуда ей было идти в окружающем равнодушии, когда в личном деле красуется заключение из психушки… В этот же раз просто пнули под зад. Вывели из камеры предварительного заключения, где мурыжили бесконечными дурацкими вопросами, и условно отпустили на все четыре стороны, изъяв разрешение на оружие, служебное удостоверение, загранпаспорт, и оставив наружное наблюдение — слежку она почувствовала, как только сделала первый шаг по брусчатке, обходя лужу.

Через час второй проблемой стали деньги — вместо выходного пособия ей показали кукиш. Счёт в банке она завести не удосужилась, валютных накоплений в матрасе тоже, и все её приданое умещалось в двух небольших чемоданах на съёмной квартире.

Третья вызвала у неё сначала недоумение, потом возмущение, а затем бешенство: из арендуемого жилья не просто выставили — выперли со скандалом, судебными исполнителями и участковым, выбросив следом на лестничную площадку чемоданы, хотя срок аренды заканчивался через три месяца и был полностью оплачен.

Она стиснула зубы, подхватила своё добро и побрела на железнодорожный вокзал, пересчитывая в кармане остаток наличности и надеясь, что хватит на оплату кровати для транзитных пассажиров. Зло подумала, что жить не за государственный счёт придётся переучиваться гораздо быстрее, чем ей показалось сначала, но она вытерпит, как смогла перетерпеть многое в своей короткой жизни.

В следственный комитет она позвонила на следующий день. Кратко доложила в какой области специалист, чем бы хотела заниматься, назвала фамилию генерала.

— Вам сообщат, — резко ответил мужской голос и добавил, выдержав многозначительную паузу: — Ждите.

Аста ещё не знала, что ждать ответа придётся неделями, поэтому была настроена достаточно оптимистично и принялась перебирать вещи. Одевалась она всегда изысканно, шикарно даже по столичным меркам, но никогда не задавалась целью собрать обширный гардероб. Надоела юбка — отдала в ближайшую благотворительную организацию. Устала от цвета пиджака — туда же. И обувь следом. Теперь же, удивлённо разглядывая скудный выбор качественно пошитых вещей, пару туфель и единственные сапоги, она испытывала раздражение. Зима на носу, а у неё пальто, превратившееся в камере в бесформенную тряпку, выглядит как праздничный наряд бомжа. Потом в неприметном кармашке брюк она нащупала три сотни. Три настоящих, американских, похрустывающих богатством купюры.

— Господи, так и поверить в тебя заставишь, — пробормотала она, разглаживая пальцами загнутый уголок сотенной бумажки. — Еда, ванная и нормальная постель в тишине.

Она едва не сплясала от неожиданной радостной находки, и тут же немедленно составила простой план действий: пункт обмена валюты для одной купюры и съёмная квартира для остальных. Однако, первым делом купила самый дешёвый мобильный телефон — сим-карта, что предоставил ей полковник Хижук для связи, и которую удалось уберечь по время обыска, теперь была её единственной ниточкой в комитет госбезопасности.

В агентстве арендного жилья Аста задержалась надолго. Несколько раз сидела в разных очередях, выходила курить, бесцельно рассматривала стены с объявлениями и прислушивалась. Узнавая новости из разговоров соседей и обстановки снаружи здания, она пыталась выстроить картину той страны, что была сейчас вокруг неё. Получалось это у неё с трудом. Все-таки за время загранкомандировок окружающая система жизненных ценностей претерпела серьёзные изменения, и сейчас приходилось не просто привыкать к ней заново — начиналась полноценная социальная ломка.

Через час она выцепила у туалета в пустом коридоре бомжеватого мужичка в рабочей куртке строителя, и за предложенную мелкую купюру получила возможность прочитать список адресов, который ему здесь продали. Потом десять минут провела за столом тощей и желчной дамы «далеко за пятьдесят», отметая один за другим предложенные варианты жилья. Ни в одном из списков адресов ничего похожего на бумажку, выданную строителю не было. Она пожала плечами и направилась в следующее агентство, где повторилось почти тоже самое. В третье она не пошла. Вставила резервную сим-карту в мобильный и позвонила по номеру третьего адреса из списка, который ни за что не хотел выпустить из рук, страдающий от похмелья соискатель дешёвого жилья, и тут же согласилась на заявленную цену. Целый месяц у неё будет крыша над головой.

Дверь распахнулась со скрипом. Воздух был чужим и пыльным. Аста поморщилась и приоткрыла окно. Ветер, ворвавшийся в комнату и флагом взметнувший прозрачную занавесь, принёс уверенное чувство свободы. Та, проклятая жизнь, осталась за спиной. Теперь ей предстоит вынести все тяготы новой. Однако она не сомневалась, что преодолеет любые трудности, как бы судьба не противилась. Преодолеет и победит. Столько лет вычеркнуто из жизни, но сожалеть об этом она не станет — потому что теперь у неё есть настоящая цель.

Она прошлась по комнате и кухне, заглянула в туалет и распахнула дверь в ванную. Покрутила вентили, подставив ладонь под мощную струю воды. Затем пощёлкала кнопками управления бойлера — дисплей с готовностью подмигнул синими цифрами температуры. Настроение ещё больше улучшилось. Главное, в этой квартире была ванная и огромный, раскладной диван. Телевизор её не интересовал, хотя был современным и удачно вписывался в скромную обстановку. И ещё на первом этаже этого дома она видела вывеску тренажёрного зала. Когда после ареста её вели по коридору в камеру, то один из конвойных, озлобленный на всех и каждого, не удержался и ударил в спину прикладом. Она от неожиданности упала, а они стояли и смотрели, пока арестованная медленно поднималась, задыхаясь от острой боли. С той секунды позвоночник постоянно напоминал о себе. Она уже привыкла не обращать внимания на тянущую боль, но устранить её надо бы своевременно — стать инвалидом ей совсем не хотелось.

Аста легко рассталась почти со всеми деньгами, подписав договор аренды на месяц, и получила комплект ключей из рук приятной дамы с заверениями, что ни под каким видом хозяева не станут беспокоить. Они сами уезжают на месяц и, если что — сразу в милицию. Но район у них тихий и мелкие происшествия случаются так редко, что на них никто не обращает внимания.

Уже во второй день своей свободной жизни она на пять минут задержалась у окна. Раздвинула шторы и задумчиво смотрела в одну точку, прежде чем медленно отступить на несколько шагов назад. Путём простого размышления над планом улицы, схемой перекрёстка за двести метров от подъезда и нескольких карандашных крестиков на листке блокнота она определила, что существует минимум две машины из десятка припаркованных, которые несут дежурство у её нового жилища. Потом отметила ещё пяток окон в соседнем доме, где может скрываться наблюдатель. Анализировала ситуацию Аста всегда мгновенно — и выходило так, что держать её под колпаком намерены всерьёз и надолго. Но с такой топорной работой ждать им предстоит до второго пришествия.

— А как же иначе? — спросила она себя и ответила: — Колпак — покруче бронированного. Вот выйду я отсюда, а вернусь — здесь камер и «жучков» будет больше, чем в американском посольстве.

Ей до одури хотелось помахать этим идиотам из-за шторы рукой, и она с трудом удержала себя от столь опрометчивого шага. Никогда нельзя раскрывать своих намерений. Никогда нельзя дразнить оперативников, уверенных в том, что ситуация находится под контролем… и никогда не следует считать себя в полной безопасности…

Ей стало не по себе. Она нервно скомкала листок со своими крестиками и принялась катать бумажный шарик между пальцами. Она даже включила все лампы в квартире несмотря на то, что на улице был день. Изредка бросала взгляды на стены и углы комнаты, но обнаружить хоть какие-то средства слежения ей не удалось.

Правильный вывод был только один — она приманка. Ждут не её действий, а тех, кто может прийти к ней из-за занавеса. Причём придут явно не враги. А если… «Креспин… — выдохнула она и прижала ладонь к губам, испуганно озираясь в пустой квартире. — Только не ты, любимый… только не ты… они прикончат тебя сразу же…».

Два месяца назад в Бейруте он как в воду смотрел. Она протянула руку к мобильному телефону и нерешительно набрала номер. На звонок ответили.

— Кто бы вы ни были, знайте — у меня нет друзей в вашей стране. Просто интересно — вы ошиблись, или уверены, что нажимали на цифры верно? — в мужском голосе, отвечающем ей, было сомнение, но удивления почти не ощущалось, словно он ждал звонка с неизвестного номера.

Голос был серьёзным, и он принадлежал Креспину. В горле запершило, и она сглотнула, судорожно стискивая мобильник. Впервые в жизни она не знала, что сказать. Секунду назад знала, а вот, как отрезало. Немного помолчал и он.

— Только не говори, что это ты, Ева.

Аста едва не разрыдалась при звуке этого имени.

— Что-то случилось? — напряжённо спросил он.

— Да… — прошептала она.

— Что с тобой?

— Вытащишь меня отсюда?

— Не глупи — тебя убьют.

— Мне так и не присвоили следующее звание.

— Все ещё впереди.

— Нет, Креспин, всё уже позади…

Она споткнулась о пустоту в динамике. Ни гудка, ни шороха помех… Ничего, что свидетельствовало бы о том, что разговор состоялся… Жуткие мысли полезли в голову одна за другой, громоздились в какие-то невероятные конструкции, рушились и снова выстраивались в чудовищные комбинации. Аста прикусила губу и вдруг осознала, что теперь и сама не знает, где выход из сложившейся ситуации. Она с досады махнула рукой и хлопнула ладонью по столу. Хрупкая вазочка для сладостей подпрыгнула и тонко задребезжала. Она осторожно прижала её пальцами и тяжело вздохнула. «Одно из двух, — подумала она, — паранойя, или страх». Первое было более жизнеспособным определением для её состояния, но в любом случае второе способствовало первому и усиливало его.

Аста, если хорошенько поднапрячься, могла составить хронологию последних недель едва ли не по секундам. Впрочем, могла вспомнить эти секунды, даже и не напрягаясь… И нельзя сказать, что эти недели пролетели, как один день. Скорее, наоборот — время тянулось, будто резиновое. В какой же момент произошло непредвиденное? Бейрут… Её смогли перехватить только там. Это не подлежало сомнению, а вот Креспин… Он ведь так и не обнял на прощание. Стоял в шаге за спиной, да и на допросах никто не спросил о мужчине на снимке рядом с ней, никто не направлял яркий свет лампы в лицо, как никто не стучал пальцем по фотографии и настойчиво не спрашивал о нем. Интересовало их другое — Хижук, Шрамов, Слабко, связи, контакты… Только на последней встрече со следователем на снимке появился знак вопроса и чёткая подпись — «Хромой». «Откуда мне знать, — пожала она плечами. — Это крупный аэропорт. Мужчин там много». Так они и играли со следователем в дурацкие «вопросы-ответы». И она надеялась, что выиграла у них свою битву за Креспина. Выиграла ещё в тот злополучный вечер, когда группа захвата ворвалась в купе поезда. Теперь же она стала сомневаться в своей уверенности.

— Так не бывает, — пробормотала она себе под нос, вновь медленно приближаясь к окну. — Бывает либо «да», либо «нет». «Возможно» — не бывает.

Вроде бы все прошло по накатанной схеме — у неё ничего не нашли, а вколоть какую-нибудь сыворотку правды не рискнули, как и побоялись влезть в голову. Но вот только вместо того, чтобы оставить в камере навсегда, выбросили в город и принялись внимательно рассматривать ситуацию её глазами.

Она взглянула на сжатый в пальцах бумажный комок. Решение принято — теперь надо только претворить его в жизнь, и как можно быстрее, чтобы люди, наблюдающие за окнами из машины, ничего не заподозрили. По крайней мере, в первое время. А потом это станет неважным. Никто ничего не поймёт…

— Ещё успею, — Аста успокоила себя. — Все успею…

Затем взглянула на часы — 10:42. Через восемнадцать минут она собиралась заглянуть в тренажёрный зал.

Идти до него было всего ничего. Выяснилось, что и расположен он прямо в подвале этого дома, только вход с другой стороны улицы. Правда, и промокнуть под дождём она успела основательно. Замёрзшие руки зябли даже в карманах. Была самая что ни на есть не любимая Астой погода. Это из окна дождь выглядел мелким, а в реальности оказалось, что поливает он так прилично, что она почувствовала, как тяжелеет от воды пальто, а пряди волос, выбивающиеся из-под шарфа, липнут к щекам и покрываются от ветра плёнкой льда.

Аста толкнула дверь и оказалась в тепле воздушной завесы. Окинула взглядом зал: оборудован он был по последнему слову техники, даже по современным меркам. Возле двух тренажёров лежали запчасти. Висела табличка «Не работает. Приносим извинения за причинённые неудобства». Остальные были в полном порядке и посетителей здесь хватало.

Вечером здесь, наверное, можно было встретить студентов, фанатов, настоящих мастеров и перекормленные семейные парочки в одинаковых спортивных костюмах. Утром и днём похоже все по-другому: в зале было полно надменных дамочек с печатью пластического хирурга на лицах. Гомон от их голосов перекрывал грохот железа. Она хмыкнула. Во время подобных занятий в центре подготовки она никогда ни с кем не разговаривала, да и в других тренажёрных залах тоже — не принято, да и дыхания не хватит. Самые общительные могут кивнуть или буркнуть что-нибудь, но, как правило, там стараешься даже не встречаться ни с кем глазами. Все понимают, что нужно собраться. Здесь профессионалов она пока не видела.

Она открыла вторую дверь тамбура, сделала пару шагов вперёд и внимательнее осмотрелась по сторонам. Рядом с зеркалом во всю стену вертелась парочка девушек в облегающих штанах. Эти больше смеялись и рисовались стройными фигурами перед татуированным качком, чем занимались делом. Коренастый мужчина у силового тренажёра громкими криками подбадривал сам себя и рычал, когда их прелести перекрывали зеркало перед ним. Его лицо в отражении в этот момент становилось таким собранным, словно он призывал и концентрировал всевозможные магические заклинания во взгляде на свои кривые ноги. Девушки переглядывались и хихикали. Качок ворочал нешуточный вес на тренажёре и смотрел на них во все глаза перед каждым подходом. Аста поморщилась — у него были серьёзные проблемы с потоотделением и до тошноты симпатичная физиономия. Он рвал спину штангой так ретиво, что ей захотело подойти и сказать: «Поберегись — инвалиды никому не нужны, даже с такой привлекательной мордой и крепким телом».

Крупная силиконовая блондинка с несмываемым загаром отложила гантели, набросила на шею полотенце и, пританцовывая, направилась к ней. Тощий, нескладный парень на ближайшем велотренажёре начал выкладываться изо всех сил, едва заметил её приближение. Она потрепала его по плечу.

— Тебе к врачу надо, — с наигранной небрежностью сказала она. — С таким обменом веществ вес не наберёшь.

Крашеная толстуха с чудовищными складками на животе под коротенькой маечкой, возмущённо обернулась, думая, что обращаются к ней. Тощий парень увеличил ритм. При этом он неотрывно смотрел на ягодицы блондинки, но то был не восторженный взор, а яростная сосредоточенность — он вглядывался в ее зад так, точно мастурбировал.

— Добрый день, — растянулись губы блондинки в дежурной улыбке. — Желаете позаниматься?

— Сколько стоит абонемент? — спросила она.

Услышав ответ, Аста удивлённо приподняла бровь — цена была неподъёмной. Тогда она поинтересовалась сколько надо платить за полчаса занятий в день. Девица подёргала за концы полотенца и презрительно скривила губы.

— Одинаково. Абонемент на два часа в день. Оплата и за занятие, и за тренера. Желаете уходить раньше — ваше право… но платите за два часа.

— Тренер — это вы? — насмешливо поинтересовалась она у блондинки.

— Не устраиваю? — силиконовая грудь подпрыгнула, сузились глаза и сжались губы.

Кожа на скулах девицы была готова лопнуть. Сама напряжённость. Дотронешься до такой — зашипит, и отдёрнешь руку, дуя на обожжённый палец. Взгляд Асты скользнул по её мускулистым рукам, бёдрам, скорее мощным, чем тренированным. Раздутые в гневе ноздри, напоминающий мужскую щетину пушок на верхней губе. Пирсинг: три железяки в одном ухе и по одной в каждой брови.

— Нет! — отрезала она в ответ на злой взгляд. — Мне не нужен специалист по гормонам.

Конечно, эта женщина, перекрученная мышцами как батон домашней колбасы шпагатом, была права, но она все равно расстроилась и побрела к выходу, получив плевком в спину гневную тираду и злорадное, со смешком, обвинение в пустом кошельке. Ей было совсем не до смеха, но ни оборачиваться, ни отвечать она не стала.

«Придётся найти мешок с песком или картошкой, — с горечью подумала она, — или украсть ночью бетонный бордюр от мостовой». На мешок она могла бы выделить немного мелочи из остатков бюджета, а песка во дворе хватало. В крайнем случае, можно пережить один день и без еды. Многие в этом мире так и питаются — именно через день.

— Опять льёт?

Старушка божий-одуванчик из первой квартиры открыла свою дверь едва она вошла в подъезд.

Аста потрясла отяжелевшее от воды пальто за воротник и вздохнула.

— Ремонт затеяли? — она показала подбородком на груду мешков цемента на площадке у её двери.

— Сосед мой, чтоб ему, — сокрушённо махнула та рукой. — Второй раз за год. Опять день и ночь греметь начнёт. Устроит нам праздник на Рождество Христово.

— Если денег хватает и желание есть, то почему бы и нет, — она безразлично пожала плечами; ей было наплевать на всех.

— А я пакет кофе в магазине выиграла, — радостно сообщила ей старушка, выпятив в улыбке крупные, жёлтые зубы. — В акции участвовала, а тут приз.

Аста притворно удивилась, округлила глаза и сказала, что это замечательно, раз ей выпала такая фантастическая удача. Соседка вцепилась ей в мокрый рукав и потащила с собой в квартиру угощать выигрышем. На кухне бабулька налила фильтрованной воды в эмалированный чайник замысловатой формы, поставила его на огонь конфорки и принялась в захлёб рассказывать о ценах в магазине: это, мол, что-то с чем-то. Аста терпеливо слушала и подозрительно косилась на упаковку кофе — от подобного напитка и её зубы станут такими же, как у старухи, а фильтрованная вода вряд ли сделает его вкус лучше. Так и оказалось. Но она выпила почти до дна чашку этого мерзкого, отдающего кошачьей мочой пойла, и заторопилась прощаться. Бабулька мелко перекрестила её вслед. «Скромная», — разобрала она довольный шёпот.

Аста быстро поднялась на свой этаж. Сбросила пальто, накинула кофту, от которой собиралась избавиться, и беззвучно открыла дверь, прислушиваясь к тишине в подъезде. Затем спустилась на лестничную площадку ниже. С трудом подняла мешок цемента, поддержала его коленом, чтобы перехватить удобнее, и стиснула зубы, шагнув вверх на ступеньку. Каждое движение с таким весом причиняло невыносимую боль. В памяти всплыл сирийский центр подготовки. Представила, как тащилась после недельного марш-броска по раскалённой пустыне к последней контрольной точке. Тогда перед ней оставалось полтора километра каменистого бездорожья и семь минут до окончания срока. Разбитые в кровь ступни были обуты в самодельные лапти — пришлось резать на полосы камуфляжные штаны. Обвязанная вокруг головы майка почти не защищала от солнца. Под разгрузочный жилет с боекомплектом набился песок и методично растирал голое тело до крови. Давно опустевшая фляжка превратила кожу над костью таза в один сплошной синяк. Не считая «лаптей», на ней были только трусы и этот «лифчик». На шее болтался автомат, периодически пересчитывая ребра магазином. Ни его, ни жилет бросить она не могла — лучше уж сразу пуля в лоб… Тогда она успела, добралась кое-как, даже ещё рассмотрела сквозь мутную пелену перед глазами, как офицер из «Хезболлах» пересчитал все её снаряжение — метательные ножи, гранаты, выщелкнул из магазинов все сто пятьдесят патронов, даже крохотный компас был отмечен крестиком в списке. Потом он поднял большой палец вверх…

Этот мешок цемента сейчас был для неё сродни весу того ненавистного разгрузочного жилета — его она тоже не бросит…

— Раз, два… Брошу…

В спине начала распрямляться раскалённая пружина. Мгновенно вспотевший от напряжения лоб коснулся края ванны. Она достаточно часто измывалась над своим телом на тренажёрах. Обычно в тесных помещениях и без кондиционера, но каждый раз по меньшей мере это было в охотку. То, что она впервые делала сейчас в ванной комнате, было больше похоже на издевательства американского инструктора «мистера Тайсона». Тогда его остановил Джабаль — тихий увалень, с мозолистыми руками крестьянина. Одним ударом приклада он освободил челюсти самозванца-боксёра от шедевра заокеанской стоматологии и, оскалившись собственным щербатым ртом, передёрнул затвор автомата, вгоняя тому в живот полную пригоршню свинца.

— Девять, десять… Курить…

Из зеркала на неё таращилась перекошенная физиономия с выпученными глазами. Помочь этому лицу приобрести нормальный вид могли только два белых круглых тоста с яйцами-пашот, исходящая паром большая чашка обжигающего кофе с кардамоном по-сирийски и… огромный ломоть дыни… Она словно наяву ощутила её аромат и вкус.

— Семнадцать, восемнадцать… Сама…

Она метнула яростный взгляд в зеркало — помимо еды и горячей ванны с пеной ей нужен бассейн с морской водой и жаркое южное солнце. Мешок цемента, упакованный в клеёнку с кухонного стола и наволочку, надавил на плечи и потащил назад вместе с мечтами.

— Двадцать семь, двадцать восемь… Найду Креспина…

Аста закусила губу, чтобы не закричать — острая игла справа у позвоночника вонзилась ещё глубже, хотя глубже, казалось, уже было и некуда.

— Тридцать три… скоро Рождество, а Христа распяли…

Цементная подушка стала неподъёмной, выскальзывала из пальцев и тянула обратно вниз камнем на шее утопленника. Мышцы едва не рвались и не желали ни разгибаться, ни сгибаться.

— Тридцать четыре… возраст… мне… тридцать четыре… пережила его…

Согнуться она уже не смогла. Так и осталась лежать, со свистом и всхлипами втягивая в себя воздух. Мешок под головой, казалось, превратился в монолитный кусок бетона. Сердце бешено прыгало где-то внизу живота, там, где ему было совсем не место. Однако, боль уходила. Полцентнера цемента, упорство и злость загнали её внутрь через «не могу». И теперь эта игла, пронизывающая тело насквозь, медленно растворялась, точно кусок сахара в воде. Аста не торопилась с резкими движениями. Осторожно приподняла голову, сцепила ладони на затылке.

— Тридцать пять…

Её лбу не хватило до края ванны полпальца. Она не стала насиловать себя дальше и обессиленно распласталась на полу, раскинув руки в стороны. Сейчас это был предел возможностей для её тела.