Моё наслаждение?

Александр Александрович Дрозд, 2009

Роман-адаптация написан по альбому группы "Агата Кристи" "Майн-кайф" и представляет собой переосмысление музыки и расширение видения музыкальной формации.

Пролог. Убитая любовь

Занавес. Выключается свет. В кромешной тьме раздирающим воплем начинается представление: крик женщины, для пущего эффекта — барабанная дробь; так делают для осознания всего, чтобы подчеркнуть ясность данного представления.

Публика уже заинтригована, гул стихает, на занавесе полукругом фокусируется свет, на сцену выходит конферансье — под умолкающий звук аплодисментов. На нем потрёпанный черный фрак, на руках не менее потертые черные кожаные перчатки; он становится по центру театральной сцены, приветствуя всех пришедших на столь долгожданную премьеру. Снова овации — в приветствии главного человека в таком событии; он жестом просит гостей успокоится, зал умолкает, предоставив слово человеку, что решился явить миру столь неприятное произведение.

— Ах! — злобно, чуть шипя, произносит ведущий для поддержания театрального тона.

— Дамы и господа! — выдержав паузу, — Позвольте нам начать, и пьесу показать вам — чрезвычайно унылую и горькую по своему содержанию, как и все мелодрамы, рассказывающие про смерть, — выдержав снова паузу, дополняет, — и про любовь.

Звучит музыка, рвущая слух, грозная, но в то же время ужасно депрессивная. Зал в ожидании всей постановки — застыл, предвкушая следующие слова столь загадочной фигуры.

— Невинность и инцест! — чуть не крича от громкой музыки, произносит он. — Гоморра и Содом! — На заднем плане появляется театр теней, показывающий некие картинки — ассоциации по произносимым словам.

— Предательство и так недоступная нам честь, а может и карлик с топором, если вам вздумается, уважаемая публика! — Музыка обретает иной ритм, более стремительный, вульгарный.

— И кто кого любил в этой вакханалии безумств, не разобрать уже и подавно! — дикий звук его голоса, сквозь усиливающийся рёв музыкальных инструментов, перекрикивает жуткую мелодию. — И кто кого убил там, решать уже не нам, это точно!

Музыка утихает, и вместе с ней — истеричный вопль представляющего постановку:

— Ведь пьесу, столь желанную для вас, играют мертвецы, и мертвецы в ответе за поступки прошлых дней, а вина и наказания им чужды! И мы, увы, и вы, зрители, давно уже мертвы, убита и любовь — на том и этом свете, грустным басом конферансье заканчивает пролог, — единственный лишь раз.

На этой ноте он, уходя, взглянул на манекенов, что сидят в партере.

Занавес открывается.