Эпоха перемен. Записки покойного Г.Г. Майера, хирурга и ясновидящего

Александр Александрович Телегин, 2008

Направление повести – фантастический реализм. Её герой Герберт Герхардович Майер становится свидетелем Великого распада. Бóльшая и счастливейшая часть его жизни проходит в Таджикистане, где он проводит уникальную операцию и становится лучшим хирургом Душанбе. Предвидя наступающие трагические события, он в 1980 году переезжает в Сибирь, где знакомится со многими необычными людьми. Здесь его застаёт эпоха перемен, и всё кругом, включая людей, становится незнакомым. Повествование охватывает события с 1940 по 2008 год: разложение советских элит, межнациональные конфликты, победу Ельцина, октябрьские события 1993 года.Обложка создана на ресурсе Canva.

Глава 6. Сара Абрамовна и её «политбюро»

Вечером ко мне домой зашла Сара Абрамовна:

— Что вы им наговорили, я же предупреждала вас: не показывайте, что вы диссидент. Они обрядили вас чуть не в убийцы. Кому вы напророчили скорую погибель?

Пришлось кое-что пересказать неотвязчивой старухе. Рассказ мой произвёл на неё неожиданное впечатление.

— Герберт Герхардович! — возопила она в совершенном восторге, удивительно чётко и правильно произнося моё имя (Бог весть, откуда она его узнала). — Не знаю, как вы поставили этот диагноз, но, клянусь, он полностью соответствует действительности. Этот Фрукт… Вы ведь знаете выражение «Ну и Фрукт!». Оно вошло в русский язык отсюда ― из Макушина. Невозможно читать статьи этого Фрукта в районной газете, чтобы не воскликнуть: «Ну и Фрукт!». Вы знаете, его откопал в соседнем Макушинском ОПХ Владилен Лошадкин, когда его назначили первым секретарём. С ним приехал и его папаша — престарелый Потап Иванович, которого он тут же поставил заведовать торговлей.

Фрукт стал главным редактором районной газеты и пошёл писать статьи, что Потап Иванович старейший член партии, организатор Советской власти в Сибири. Старик сам в это поверил и придумал от себя, будто в декабре 1923 года он лично встречался с Лениным, тот дал ему мешок ёлочных игрушек и со словами: «Поезжай, Потап, порадуй сибирских детишек», проводил до калитки горкинской усадьбы. С тех пор старик регулярно выступает со своими воспоминаниями в школах, а Фрукт каждый год печатает эту ахинею в газете.

Сара Абрамовна разошлась. Она оседлала своего любимого конька и погнала по дороге обличительства.

Вскоре я узнал, что никто из жителей не называет районную газету «Макушинские зори» иначе чем «брехаловка». Прежде она называлась «Степная правда». Но однажды надо было срочно выдать номер с отчётом о пленуме райкома. Из названия выпали три буквы, и весь тираж вышел под названием «Степная вда». Понятно, газета с таким названием не имела морального права освещать такое важное событие, как пленум райкома. Тираж был уничтожен, номер перепечатали, Фрукт самолично набрал название и намазал его краской. Но и в следующем тираже значилась проклятая «Степная вда». Фрукт кинулся к наборному ящику. Литеры трёх букв исчезли из названия будто их и не было. Невозможно описать его отчаяния! Он приварил буквы сваркой ― всё нормально! Стоят как гранит! Начинают печатать — они словно испаряются. Газету печатали всю ночь, извели трёхмесячный запас бумаги, и только в шесть часов утра, наборщик по фамилии Цинцинатов (благодаря этому подвигу имя его осталось в Макушинской истории) предложил: «Давайте переименуем газету». Набрали название «Макушинские зори» ― после бессонной ночи ничего лучшего на ум не пришло. Название встало на положенном месте, будто всегда стояло. С тех пор и пошли «Макушинские зори».

Мне некогда было слушать разоблачения Сары Абрамовны. Надо было как-то обустроиться в квартире, которую предоставил мне Лошадкин: помыть пол, разложить вещи, застелить кровать, чтобы переночевать по-человечески. К тому же хотелось есть. Я стал досадовать на старушку и искать предлог, чтобы выпроводить её вон. Повода не было. Помощь пришла, откуда не ждал. Из кухни прибежала мышь и, нисколько нас не стесняясь, по-хозяйски стала что-то искать.

— Как, у вас мыши!? — Сара Абрамовна удивлённо оборотила на меня свои сливовые глаза.

— Что вас удивляет? Я только приехал и не успел завести кота.

— Тогда пойдёмте.

Недоумевая, вышел я вслед за ней и обомлел. Прямо перед моим крыльцом в три ряда сидело десятка полтора котов. Впереди восседал, очень важный кот с чёрными пятнами над прищуренными глазками. Кого-то он мне напоминал.

— Это Брежнев, ― сказала Сара Абрамовна, ― не правда ли, удачная кличка? А это Суслов, ― она указала на худого котика с острой мордочкой, какого-то блёклого цвета, которому и названия подобрать невозможно. ― А вот это Горбачёв. Видите, какие у него пятнышки на голове? Он, правда ещё не член, но обязательно будет. В общем всё Политбюро. Я вам, пожалуй, оставлю Суслова. Он мне не нужен, да и никому не нужен, а вам сгодится — он хоть и старый, но мышеловный.

— Это всё ваши? — спросил я потрясённо.

— Оправдываю фамилию⁹, ― и она повернулась, чтобы идти, но вдруг опять обратилась ко мне, ― А хоронить-то кого будем?

— Да это я так брякнул, не подумав — не придавайте значения.

— Уклончивый вы — толкачом вас в ступе нельзя поймать, ― сказала она и, наконец, ушла со всеми своими кошками. А Суслов остался у меня ловить мышей.

Утром, с папиросой «Севера» зашла Сара Абрамовна:

— Ну как мой котик?

— Шестнадцать штук поймал. Разложил в шахматном порядке по всей кухне.

— Я же вам говорила, что он мышеловный.

— Ну а вы ввели постельный режим? — у меня в голосе против воли проскочила насмешливая нотка.

Старушка обмякла. Вопрос обидел её. Она втянула в себя столько дыму, что некоторое время дымилась сама. Дым выходил у неё изо рта, носа, ушей, из глаз. Даже из-под белого колпака и халата поползли струйки. Я вскочил и схватился за графин с водой, чтобы залить её… К счастью, она справилась сама. Вытолкнула из себя серо-голубые клубы с такой силой, что полминуты в кабинете ничего не было видно.

— Я понимаю, что выгляжу глупо. Вы можете даже принимать меня за сумасшедшую. Хорошо, я откроюсь вам, ибо знаю, что вам можно доверять…. Я их ужасно боюсь….

— Кого?

— Детей! Знаете, они меня когда-нибудь убьют.

— Да что вы, Сара Абрамовна!

— Да, да, да! Когда я родилась, раввин предсказал, что меня убьёт ребёнок. А раввин никогда не ошибается! Никогда!

— Зачем же вы пошли в педиатры?!

— Я хотела идти на терапевтический. Но там конкурс был 60 человек на место. А на педиатрическом был недобор. Я пошла к равви, и он сказал: «От судьбы нельзя уйти. Ты можешь стать хоть электриком, а тебя всё равно убьёт ребёнок».

— Во всяком случае, в ближайшие 10 лет вам ничего не грозит. Я ведь тоже в некотором роде предсказатель.

— Да, я знаю. За тем и шла, чтобы сказать вам…

Но закончить она не успела. Вбежала сияющая Фаина Ивановна:

— Аркадию Самсоновичу стало лучше! Он попросил манной каши и съел полтарелки!

— Завтра он съест больше, ― сказал я.

— Скажите, а как вы так правильно предсказали? Вы что, ясновидящий?

— Я предсказал неправильно. Я предсказал, что он попросит кашки только на третий день.

Примечания

9

Каценфройнд — друг кошек (нем)