Антология интима. Amoroso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 1

Александр Амурчик

Кажется, что это незатейливые истории сексуальной самореализации юноши в псевдопуританском социалистическом обществе. Но вчитайтесь – и вы обнаружите, что это острые горькие книги о сочувствии ближнему и естественных радостях бытия. В стране, где высшим достоинством представляется сила, высшей добродетелью – деньги, а высшим духовным взлётом – половой акт, дети родятся от случайного зачатия и, вырастая, продолжают унылый порочный круг. Автор нашёл в себе силы выйти за пределы этого круга.

Новелла вторая. Новый ресторан

Коктейль «Фокстрот»

Светлый ром 40 мл

Ликер любой 10 мл

Лимонный сок 20 мл

Все компоненты вместе с кубиками льда встряхните в шейкере, и нацедите в стакан.

Секретари и председатели

директора и заместители

их как ни шли к ебене матери, они и там руководители

Игорь Губерман

Открытие в нашем прекрасном южно-молдавском городе, городе-курорте всесоюзного значения по статусу, нового ресторана обещало стать грандиозным событием, настоящим праздником, как для городских руководителей всех профилей и рангов, так и для простых его граждан.

На это долгожданное мероприятие, — а новый ресторан строился почти десять лет, — местное начальство — райком партии и горисполком — планировало пригласить чуть ли не всех республиканских министров и руководителей ЦК, при этом, не мудрствуя лукаво, обещало приурочить празднество ни много, ни мало, как к открытию летних олимпийских игр в Москве. Однако их разгоряченные головы вовремя остудил звонок сверху — из ЦК компартии Молдавии. Мудрые коммунистические руководители республики в лице завотделом ЦК по идеологии праздновать открытие разрешили, а также благосклонно приняли приглашение, пообещав приехать на это торжество, но вот связывать как-либо открытие ресторана с олимпийскими играми запретили.

А вся эта история с новым рестораном началась гораздо ранее, когда выяснилось, что старый ресторан, построенный еще в девятнадцатом веке при румынских властях, и просуществовавший в этой ипостаси более ста лет, все это время оставаясь единственным в городе, к середине 70-х уже совсем обветшал, а какой же город, согласитесь, да еще город-курорт имеет моральное право называться таковым, если в нем нет хорошего ресторана? Нет, местные власти побеспокоились, конечно, о поддержании реноме города и вот уже почти с добрый десяток лет на смену старому строился новый современный двухэтажный ресторан. Только вот незадача — «умные» городские архитекторы отвели ему место точно посредине между зданиями ДОСААФ, Дворцом культуры, детским садом и спортивным комплексом, — более неудачного места для ресторана, согласитесь, нельзя себе и представить. Хотя чего уж там, нынешний городской дом пионеров, например, и вовсе располагается в бывшем, правда, существовавшем до 40-х годов, публичном доме, что неизменно вызывает смех старожилов нашего города, а теперь стало предметом шуток и анекдотов для их детей и внуков.

Итак, из-за не слишком удачного расположения ресторана, что многократно обсуждалось на всевозможных городских и республиканских совещаниях на всех уровнях, работы на строящемся объекте велись ни шатко, ни валко, власти даже всерьез подумывали о перепрофилировании здания, когда в 1977 году в румынских Карпатах грянуло землетрясение, сильно потрясшее всех и вся в самой Румынии, а также в соседней с ней Молдавии. При этом весьма ощутимо пострадал наш город Кагул, расположенный всего в нескольких километрах от границы с Румынией. Многие здания в результате этого землетрясения были признаны аварийными, по большей части старой постройки, и среди прочих здание старого ресторана, по стенам и потолку которого пошли широкие опасные трещины. И тогда было принято решение — новому ресторану быть!

Каким-то чудом дознавшись, что в новом ресторане вместо кондитерского магазина в качестве эксперимента решено было устроить коктейль-бар — дело в нашем городе совершенно новое и незнакомое — я, взлелеяв почти утопическую мечту устроиться работать на новом месте барменом, наудачу отправился в общепит: до чертиков надоело работать по специальности, а именно — мастером на стройке. И моя мечта сбылась: меня приняли на работу, правда, пока лишь в старый ресторан и с испытательным сроком, но с перспективой последующего перевода в новый.

Итак, теперь я с раннего утра приходил в строящийся ресторан, так как меня назначили ответственным за все материальные ценности, там находившиеся — то есть теперь я считался на объекте кем-то вроде сторожа; и, кроме того, уже по собственной инициативе, я наблюдал за ведущимися на объекте работами, — как строителю, мне все происходившее там было небезынтересно. К слову сказать, в ресторане в этот период оставалось устранить лишь ряд недоделок и закончить малярные работы, а основные были практически закончены.

Вечерами, обычно к 19 часам, когда строители покидали объект, я отправлялся из строящегося в старый, действующий ресторан, расположенный отсюда в паре минут ходьбы, где до 24 часов, то есть до полуночи, работал в качестве мальчика на побегушках, эдакого фигаро, заменяя того, кто требовался им на текущий момент: то швейцара, то мясоруба, иногда гардеробщика, а то и кухонного рабочего, то есть я принимал и выдавал пальто и куртки, рубил мясо, перемещал с места на место тяжелые мешки и ящики, или же помогал буфетчице получать со склада различные товары.

По штатному расписанию я числился в старом ресторане администратором, но работу эту, естественно, знал весьма поверхностно. Подчиненные мне официантки — в подавляющем большинстве прожженные дамочки от 40 до 50, — воспользовавшись этим обстоятельством, быстро нашли мне применение: любая проблема, возникавшая в зале, в гардеробной или же на кухне, — и меня бросали в «прорыв».

Ко всему прочему я, единственный в ресторане молодой мужчина (вторым и последним был дядя Володя, человек 60 с лишним лет, наш швейцар), должен был улаживать периодически возникавшие конфликты официанток с клиентами, то есть успокаивать пьяных и агрессивных, а также не упускать и стыдить тех, кто не желал платить по счетам. Проработав в таком режиме пару недель, я смекнул, что при договорах об оплате всевозможных банкетов и свадебных торжеств моим официанткам администратор почему-то не требовался, они, очевидно, и сами неплохо умели деньги считать и между собой распределять.

Постепенно постигая все эти премудрости, я понял, что мне необходимо повысить образовательный уровень и, засев за специальные книжки, в течение нескольких недель проштудировал многие из них, а вскорости, по моему предложению и последовавшему за ним прямому указанию директора общепита, была проведена аттестация всех работников ресторана, во время которой я был самым требовательным экзаменатором.

Ах, что тогда началось! Великовозрастные официантки, многоопытные работницы — ветераны общепита, а ведь среди прочих у нас имелась и призер Всесоюзного конкурса официантов (!) (в 60-ые годы) Вера Николаевна, прежде едва замечавшие меня, бледнели и краснели, когда я без улыбки на лице, со всей строгостью требовал от них исполнить то сервировку стола юбиляра, то обслуживание в обнос, то детские именины — их высокие разряды требовали знания и умения всех этих видов обслуживания.

Уже на следующий день после аттестации мои коллеги, а некоторым из них были понижены разряды и, соответственно, зарплаты, стали относиться ко мне всерьез, и называть только по имени-отчеству, и вскоре я был допущен в сферу расчетов с клиентами, где особенно меня интересовали свадьбы, банкеты и другие торжественные мероприятия, на которых я теперь стал обязательно присутствовать в качестве администратора и одновременно официанта, — семью-то надо было кормить, а зарплата администратора, а это сто пять рублей в месяц, меня не вполне удовлетворяла.

Так прошло несколько месяцев, а вскоре из отдела кадров мне сообщили, что на работу в бар ко мне напарником принят новый человек.

Мы познакомились: моего будущего напарника звали Саша, фамилия Чумаков. Это был высокий — за 190 см, парень с умными насмешливыми глазами и косым прибором русых волос. Он был лишь двумя годами старше меня, недавно отпраздновал 26-летие, но его житейский опыт, как вскоре выяснилось, на целый порядок превосходил мой.

У Саши были большие грубые ладони рабочего человека с длинными, слегка подрагивающими пальцами. Подшучивая над собой, он говорил, что дрожь эта оттого, что его пальцы машинально отбивают ритм, потому что он, мол, профессиональный музыкант, контрабасист и барабанщик.

С приходом Саши мы решили начать собственно обустройство бара, так как оказалось, что он был единственным человеком в нашем городе, кто знал в этом толк.

Наш непосредственный руководитель, директор строящегося ресторана — Александра Семеновна, бодрая и энергичная женщина возрастом 50 с небольшим, руководила ресторанными делами; мне, по молодости лет, было поручено самое беспокойное занятие — поставки оборудования и инвентаря, и в течение последующих нескольких недель я завез из Кишинева все необходимое для функционирования ресторана — от специальной мебели и ковров молдавского национального колорита, до последнего гвоздика для дверной ручки, от жарочных шкафов с мармитами и варочных котлов, до бокалов, стаканов, вилок, ножей и ложек.

Саша, мой напарник, оказавшийся человеком весьма незаурядным, а также мастером на все руки, тоже без дела не сидел и в течение нескольких последующих месяцев превратил — с моей помощью, конечно — ободранное непрезентабельное помещение, предназначенное для кондитерского магазина, в весьма элегантный современный бар, создав его практически из ничего — то есть, из подручных материалов.

Саша, в отличие от меня, человека, несведущего в барменском деле, прежде уже работал в баре, причем, не где-нибудь, а в Ялтинском международном молодежном центре. Кроме того, в межсезонье, когда у него, как у профессионального музыканта, были перерывы в работе, он подвизался работать в ресторанах родного ему города Ворошиловграда официантом «на хозрасчете», то есть за чаевые, не получая за это зарплаты — администратор попросту присваивал ее себе, после чего делился с вышестоящим начальством.

Таким образом, Саша был специалистом в барменском деле — и, слава богу! — хорошо бы мы с ним выглядели, если бы оба оказались дилетантами.

Как раз в описываемый период в наш город судьба занесла группу музыкантов Росгосконцерта с концертом — они вели свой круглогодичный «чес», и вот от них во время дружеской застольной беседы я узнал, что мой напарник прежде действительно был профессиональным музыкантом и неплохим: кто не слышал в середине и конце 70-х об ВИА «Лейся песня», «Добры молодцы» и джаз трио «Ленинград», — во всех этих коллективах наш Саша работал барабанщиком. А вообще на эстраде он подвизался с 12 лет, играя в столь юном возрасте профессионально на контрабасе; даже школу он закончил не как все нормальные дети, а заочно, не имея, в связи с частыми гастролями и переездами, возможности посещать ее нормально.

От себя относительно своего напарника я могу лишь добавить, что столь всесторонне одаренных и талантливых людей, как он, мне в жизни ни до, ни после не приходилось встречать, — что и говорить, повезло мне с напарником.

Тем временем близился день открытия ресторана — со складов стали завозить товары: водку различных видов, шампанское, коньяки и некоторые вина — из дорогих, а также ликеры, сиропы, соки, в том числе импортные, пиво чешское, польское и немецкое в бутылках; мешок кофе в зернах, растворимое в банках, сигареты в коробках и многое другое, а также стаканы, бокалы, фужеры, рюмки и даже соломинки для коктейлей — прежде невиданная в наших краях вещь, и даже ведерки для шампанского, не считая прочей мелочи, включающей в себя всяческие барменские приспособления.

Замдиректора общепита Мария Ивановна, находящаяся в приступе эйфории, принесла из дому несколько банок различных сортов лично сваренного ею варенья для оформления и украшения коктейлей.

Обойдя несколько вещевых магазинов, я приобрел для нас с Сашей белые и черные пиджаки, а он сшил из шелка и бархата несколько пар белых и черных бабочек, — ведь наш внешний вид за стойкой тоже немало значил.

Руководство общепита, видимо, для «обкатки», решило запустить бар на несколько дней раньше ресторана, что и произошло одним тихим июльским вечером без всякой помпы и рекламы. Местная молодежь, конечно, была нами оповещена, и в бар в тот день потекли первые клиенты. Я внимательно наблюдал за действиями напарника, с интересом и удовольствием постигая секреты совершенно новой для себя деятельности, и вскоре сам уже обслуживал клиентов, а уже через пару недель после открытия мы совместно с Сашей создали и наработали коктейли, которые вскоре отправили в Кишинев на утверждение.

Десятки наших знакомых, едва знакомых и даже вовсе незнакомых нам людей, жителей нашего города, которые все предыдущие месяцы то и дело заходили и спрашивали нас, когда же, наконец, откроется, собственно, бар, были наконец удовлетворены, — этот день наступил.

А спустя еще несколько дней — в официальный день открытия — мы должны были принимать в баре «дорогих» — во всех смыслах этого слова — гостей, «слуг народа»; наверх же, в зал ресторана, во избежание возможной сумятицы и беспорядка по случаю открытия, на всякий случай решено было посторонних не пускать, а… отпраздновать день рождения, так сказать, междусобойчик, на котором могли бы присутствовать только свои — работники торга и общепита, а также некоторые приглашенные гости. Да, таким образом в ресторане в этот вечер был проведен обыкновенный день рождения — 18-летие дочери заведующей складами общепита Тамары Васильевны — Елены.

Тамару Васильевну Финолис знали в нашем городе все, кому положено было знать: работники райкома партии, райисполкома и горисполкома, высокое и среднее городское начальство и что-либо значившие в городе и районе руководители — директора, замы, управляющие, ответственные; а также некоторые врачи, по большей части заведующие отделениями. Все дефициты к ним на стол попадали через руки Тамары Васильевны: икорка черная и красная, колбасы копченые, полукопченые и вареные, рыбка всякого рода, вида и различного посола, и консервы — из тех, которых не бывает в свободной продаже; а также конфеты и прочее.

Отец именинницы — Константин Васильевич, также был весьма известной и уважаемой в городе личностью: он трудился на лесоторговой базе в должности старшего продавца и, несмотря на наличие над ним директора, а также заместителя директора, фактически всем там единолично заправлял.

Сама Елена, виновница торжества, уже вполне созревшая к своему совершеннолетию, была девицей роста выше среднего и ладно сложенной — что называется, кровь с молоком, и при этом довольно симпатичной внешне. Кроме того, она была весьма общительной и вечно улыбалась, что ее еще больше красило. Познакомившись с ней и ее неразлучной подругой Ольгой несколькими месяцами ранее, мы с Сашей, моим напарником, завели с девушками приятельские отношения, а вскоре уже все окружающие считали нас неразлучной четверкой. Внутри самой четверки мы, естественно, разбились на пары — Саша дружил с Еленой, а я с Ольгой. Мы проводили довольно много времени вместе: днем — гуляя по городу, вечера же коротали в баре; а после работы, ближе к полуночи, мы отправлялись к соленому озеру, где, бегая друг за другом, бесились, дурачились, смеялись и купались конечно, причем нередко нагишом. Отношения внутри пар уже долгое время балансировали между дружескими и любовными, но до сих пор, как ни странно, не включали в себя интим: нас с Ольгой связывала некая почти платоническая дружба — иногда мы с ней до запоя целовались, но к телу она меня почему-то не допускала; а Саша, в свою очередь, боясь возможных последствий, могущих помешать его дальнейшей работе в баре, оберегал честь Елены.

И вот сегодня, впервые взглянув на именинницу под иным углом зрения, я вдруг сообразил: да ведь Елена — невеста! И весьма достойная со всех точек зрения!!! А первым кандидатом в женихи выступал, к моему несказанному удивлению, мой товарищ и напарник Саша Чумаков. Почему к удивлению, спросите вы, как я мог не знать об этом? И будете правы, я даже не подозревал, что Сашка на полном серьезе решил свататься к Ленке. И лишь хорошенько поразмыслив над ситуацией, я наконец-то уразумел, с чего это он, парень, в отличие от меня, разумный и весьма практичный по жизни, — проводил с нами, можно сказать, несмышленышами по сравнению с ним, массу времени: у него, оказывается, были на то свои причины, то есть его целью, по большому счету, были деньги. ДЕНЬГИ!

Да, именно так, с большой буквы, большие деньги, путь к которым открывала женитьба на Елене. Потому, что кроме всего того, что могли заработать на своих «хлебных» местах родители Елены — а это, согласитесь, совсем немало, речь шла о совершенно других деньгах, даже не снившихся многим миллионам простых советских людей.

А дело было в том, что дядя Костя, отец Елены (все знакомые его, и стар и млад, именно так и называли — дядя Костя), грек по происхождению, был одним из основных наследников своего отца-миллионера, проживавшего в Греции, и слухи, наводнившие в последнее время наш город, говорили о том, что в городской банк уже поступили на имя дяди Кости деньги — что-то около полутора миллионов рублей — официальный эквивалент двум миллионам долларов, подаренных отцом сыну. Да, это был бы, доберись Саша до этих денег, действительно куш! А я, наивный, еще поначалу удивился, чего это он сегодня прибыл в ресторан весь такой из себя солидный и нарядный — а напарник мой, надо признать, немало лет проработав на сцене, умел красиво одеться и достойно подать себя. К тому же сегодня его сопровождала мама, тоже разряженная, словно новогодняя елка, с множеством крупных золотых украшений на руках, в ушах, а также на груди и на шее.

Небрежно кивнув мне, они, деловито проследовав через бар, направились наверх — поздравлять именинницу. Тем временем Ольга, неразлучная подруга именинницы, покинув торжество и двигаясь в обратном направлении, спустилась ко мне в бар. Сообщив, что соскучилась, она перегнулась через стойку и, застенчиво ткнувшись носом мне в шею, поцеловала где-то за ухом, после чего присела напротив.

— Я хочу пока побыть с тобой, Савва, — сказала она, мило улыбнувшись. — Там, — она указала пальчиком вверх, — сейчас проводится конкурс подарков, им не до меня. — И тут же спросила кокетливо: — Ты разрешаешь мне здесь с тобой посидеть, пока твои гости не пришли?

— Сиди, конечно, — разрешил я, затем спросил: — Выпьешь какой-нибудь коктейль? — И, не дожидаясь ответа, достал высокий, фирменный, с изображенным на нем гоночным автомобилем, чешского стекла стакан; каждый из нашей четверки имел в баре свой стакан, персонально Ольгин был «Мак Ларен», мой — «Лотус».

— Что ты, что ты, какой в столь раннее время коктейль? Налей мне, пожалуйста, березовый сок, ведь вся гулянка с выпивкой еще впереди. — И Ольга, откинувшись на пуфе, посмотрела на меня долгим и преувеличенно томным взглядом. Отведя свой взгляд, я вздохнул: следовало признать, девушка была весьма эффектна — высокая стройная брюнетка, интересная внешне и маняще привлекательная; ее черное, открытое на груди и спине приталенное платье лишь подчеркивало великолепные, по-девичьи стройные формы. Ей, также как и имениннице, 18 — исполнилось несколько месяцев тому назад. Признаюсь, с самого первого дня нашего знакомства я был влюблен в нее, я ее хотел, я буквально жаждал ее, но дальше объятий и поцелуев у нас дело не шло, несмотря на то, что я был взрослым, женатым 24-х летним мужчиной, а она — женщиной: в ее жизни, насколько мне было известно, уже «случилось» несколько коротких романов. Впрочем, весьма вероятно, Ольга придерживала меня на дистанции еще и потому, что видела во мне потенциального жениха (зная о моих, мягко говоря, не очень хороших отношениях с женой).

Прервав эти размышления и вновь бросив взгляд на Ольгу, я улыбнулся своим мыслям, полагая, что теперь-то уж наверняка знаю мечту-задумку наших подружек-невестушек. «Через несколько месяцев будем гулять две свадьбы, причем и пары уже составлены: Ольга и Савва, Лена и Саша» — так, наверное, думали они.

Однако вернемся к нашему повествованию.

Итак, открытие ресторана выпало на обычный летний выходной день — субботу. Беспокойная душа первого секретаря райкома партии Юрия Никитовича Посуляка, большого любителя ресторанных застолий, проявившего, и это надо особо отметить, весьма деятельный интерес к строительству ресторана, буквально рвалась и жаждала праздника, — и он его получил, праздник состоялся!

В гости к нам — прямиком из Кишинева, столицы солнечной Молдавии, прибыли следующие лица (без объявления фамилий): министр гражданского строительства МССР; министр торговли МССР; министр сельского строительства (не путать с первым!) — наш земляк и выходец из нашего города, он приехал вместе со своим заместителем; завотделом ЦК МССР, курирующий торговлю — его, соответственно должности, надо было бы поставить в список первым номером, ну да ладно; заместитель председателя госплана МССР — почетный гость; председатель госкомитета печати на правах министра — совсем еще молодой мужчина, также наш земляк, и, кстати, давний обожатель моей дражайшей супруги, не раз делавший ей всевозможные недостойные и одновременно привлекательные предложения; а также первые секретари партии соседних районов — Вулканештского и Леовского; председатели гор. — и райисполкома; и, наконец, сам «именинник», имя которого я уже называл в самом начале — первый секретарь райкома Посуляк, — всего набралось 25 человек; последним из приглашенных в списке оказался Володя по кличке Толстолобик (причем, под этой кличкой его знала практически вся Молдавия) — единственный человек, имеющий непосредственное отношение к строительству и оформлению ресторана, а по должности главный инженер объединения «Молдторгреклама». Он, впрочем, при первой же возможности улизнул из «высокой» компании и устремился наверх, в зал, где праздновался день рождения — публика там была попроще, да, пожалуй, и получше, а главное, там находилась вожделенная им с давних пор заместитель директора общепита Марья Ивановна — женщина еще довольно молодая и весьма привлекательная внешне.

Для обслуживания «высокого начальства» к нам в бар определили опытную официантку, 28-летнюю Машу из старого ресторана, который, кстати, с сегодняшнего дня получил пониженный статус и другое название — кафе «Весна». Маша была довольно аппетитная бабенка с круто очерченными бедрами и другими выпуклыми в нужных местах частями тела, рвущимися из-под узкого форменного платья и тем самым притягивающими мужские взгляды. Ей в работе помогали, периодически спускаясь со второго этажа, наши новенькие официантки — 17-летние Виктория и Нина — эти девушки совсем недавно прибыли в наш город прямиком из Кишиневского торгового училища, которое они закончили всего несколькими неделями ранее.

Вскоре столы, устроенные в центре бара, были сервированы по высшему разряду — исключительно хрусталь и серебро; и все блюда, расположившиеся на нем, следует признать, были исполнены с высоким мастерством и исключительно из высококачественных продуктов.

Наверху, в ресторанном зале, заиграла музыка, сразу два оркестра по очереди озвучивали сегодняшний именинный банкет: молодежное ВИА, которые в эту пору входили в моду по всей стране, в составе которого было двое гитаристов, ударник и клавишник; а также оркестр из старого ресторана: контрабасист, барабанщик, аккордеонист, скрипач, флейтист и саксофонист. Сегодня начальству предстояло решить, какому из этих оркестров отдать предпочтение, что, соответственно, открывало избранным возможность работать в новом ресторане, то есть, по сути дела, для музыкантов это был своего рода конкурс.

ВИА, повторяю, был представлен четырьмя молодыми парнями с пышными неухоженными прическами «под битлов»; старый оркестр был еще более живописен и являл собой эдакий малый интернационал: в нем играли русский, цыган, болгарин, молдаванин, украинец и еврей — то есть, в нем были представлены все основные национальности, населяющие Молдавию, исключая разве что гагаузскую — очевидно, размеров оркестра не хватило.

Празднество начался шумно и весело — наверху, в зале, стали слышаться здравицы в честь именинницы, перемежаемые бравурным тушем, а у нас внизу, в баре — звучали здравицы в честь первого секретаря райкома партии Юрия Никитовича, так как все знали, что ресторан — это любимое им и выпестованное под его руководством детище.

Первый тост, произнесенный завотделом ЦК, был самым уместным — за победу коммунизма во всем мире (видимо, предполагалось, что открытие нашего ресторана могло существенно поспособствовать этому процессу). Затем пошли тосты менее глобальные, по очереди вставали министры, их сменили местные партийные бонзы, затем, тем самым завершая круг, встал наш первый секретарь райкома — Юрий Никитович. Он с высоты своего почти двухметрового роста медленно обвел всех присутствующих строгим взором, и они притихли.

Известно было, что в руководстве республики его весьма уважали, а некоторые даже побаивались, стараясь заручиться его дружбой и поддержкой, так как он имел все реальные шансы для дальнейшего продвижения вверх, — статность, солидность, представительность, относительно молодой возраст; был достаточно грамотен — высшее сельскохозяйственное образование и высшая же партшкола в Москве при ЦК партии; а главное — он умел выпить три бутылки водки и, при этом, как ни в чем не бывало, продолжать говорить исключительно партийными цитатами; кроме того, на груди его уже красовались два ордена Ленина, а третий, как известно, давался обязательно в паре с медалью Героя Социалистического труда.

Свою речь, которую мы здесь по понятным причинам приводить не будем, наш герой завершил, как обычно, своим любимым выражением: «Желаю вам, дорогие товарищи, мира, здоровья, процветания и всяческих благ!» И все, конечно же, выпили. До дна. А спустя пару минут, не затягивая паузу, повторили.

Вскоре я обратил внимание, что присутствовавшие на банкете гости — все без исключения — не пропускают ни одного тоста, методично накачиваясь водкой, словно верблюды водой после долгого перехода в пустыне.

Я заметил также, что строгости в этикете по ходу празднества не было никакой — все, кто желал, могли выйти из-за стола и пойти прогуляться, что многие и делали, из-за чего у меня с Иван Иванычем, начальником райотдела милиции, в самом начале вечера вышел казус: он вдруг вспомнил, что является ответственным за безопасность высоких гостей (наш районный начальник КГБ, большой любитель выпить, отговорился от этой обязанности тем, что у него не было в наличие достаточного количества людей) и сказал мне: «Савва, я запрещаю кому-либо покидать бар».

— Попробуй-ка сам скажи это кому-либо из присутствующих, — прошептал я ему на ухо. — Знаешь, что, пожалуй, лучше будет, если ты вызовешь сюда нескольких оперативников в гражданской одежде, да чтобы рожи у них были поинтеллигентнее, дабы не напугать гостей. И пусть станут по двое у каждой двери, всем улыбаются и одновременно следят за порядком.

Иван Иванович молча пошамкал губами, я так понимаю, собираясь на меня обидеться, при этом лицо его, прежде розоватого оттенка, налилось кровью и сделалось свекольного цвета, однако ему все же достало ума понять, что я был прав, и он сказал:

— Гм… Пожалуй, так и сделаем. Где тут у тебя… ну-ка дай мне по телефону позвонить.

Я пропустил его в подсобку, а тем временем к стойке бара присели двое из присутствующих гостей: министр торговли и министр строительства.

— Сделай-ка мне, Савва, большую чашку кофе, — попросил министр торговли, — и добавь туда для вкуса пару капель коньяка.

Министр строительства тем временем, указывая на меня пальцем, спросил его:

— А почему, собственно, уважаемый Петр Николаевич, мои дипломированные работники, как, например, наш бармен Савва, уходят работать к тебе, в торговлю?

При этих словах я, честно говоря, немного струхнул и, нацепив на лицо угодливую улыбку, весь превратился в слух — как знать, возьмет сейчас министр торговли и «отдарит» меня своему другу-министру обратно. Да, и самое интересное, откуда он узнал о том, что я строитель, ведь прежде нам с ним встречаться не приходилось.

— Видать, плохо платишь, — ответил коллеге министр торговли, по-мальчишески подмигнув мне. — Вот и бегут ваши люди к нам, в торговлю. И вообще, у нас веселее, не то, что у тебя на стройке — бетон, раствор, пылища, скукотища, хотя и там и здесь все одно и то же — пьют.

Не успел я вздохнуть, успокаиваясь, и уже понимая, что разговор, на мое счастье, принял шуточный характер, как мои клиенты встали и куда-то ушли, прихватив свои чашки, а к стойке подошел завотделом ЦК — главный гость, то есть самая большая «шишка» на празднестве.

— Слышишь, как тебя там?.. — произнес он, вперившись в меня тяжелым пьяным взглядом. — Сколько ты тут имеешь в месяц?

— Вы, наверное, имеете в виду, какая у меня зарплата? — спросил я и тут же бодро ответил: — Оклад у нас 87 рублей.

— Нет, — скривился он. — Сколько ты имеешь сверху, кроме зарплаты?

— Вот этого я не знаю, — стараясь не раздражаться, ответил я. — Я первый месяц здесь работаю и еще не знаю, сколько буду иметь сверху.

— Вот у меня, например, зарплата 370 рублей, — скрипя зубами и наваливаясь на стойку, произнес он, — а у вас, барменов, как я слышал, гораздо больше в месяц выходит.

Мне бы сдержаться, промолчать, улыбнуться, опустив пониже голову, но я действительно работал в торговле первый месяц и потому опыта никакого не имел, особенно в общении с высокопоставленными работниками, поэтому сказал:

— Я что-то не пойму, товарищ, вы со мной что, местами работы желаете поменяться? Так я, имейте в виду, уже заранее согласен. Если только меня на ваше место возьмут.

У «большого босса» от гнева перекосилось лицо, и он, размашисто шлепнув ладонью по стойке, открыл, было, рот, желая, видимо, продолжить и дальше интересующий его разговор, но, к счастью для меня, в эту самую минуту к месту спора подоспел наш директор торга Владимир Викторович Ткачев. Он нежно за плечи обнял своего главного республиканского начальника по партийно-торговой линии и увел куда-то, а на душе у меня от этого разговора остался тошнотворный осадок.

Устав от начальственных лиц до ряби в глазах, я решил выйти на свежий воздух и, сунув в зубы сигарету, направился к выходу, на ходу сообщив девочкам, обслуживающим банкет, что выхожу прогуляться.

Маша-официантка, легко порхая по бару и при этом успевая наводить на столах должный порядок, приветливо махнула мне рукой — иди, мол. Я, между тем, невольно залюбовался ею: она, несмотря на свои довольно крупные формы, телом своим владела виртуозно, успевая одновременно и работать и еще каким-то чудом уворачиваться от многочисленных протянутых к ней рук уже возбужденных алкоголем клиентов, которые, не сумев обнять ее, старались хотя бы ущипнуть за какую-нибудь аппетитно оттопыривающуюся часть тела.

Первыми, кого я увидел, выйдя на улицу, были замминистра сельского строительства и наш заместитель председателя горисполкома: они шли, покачиваясь, обнявшись, тем самым уравновешивая друг друга, у обоих брюки до самого низа были мокрыми, и я даже не сразу понял, что они банально обоссались. Одновременно, так сказать на брудершафт. Веселые ребята, подумал я, им, наверное, не сказали, что рядом с баром, в вестибюле ресторана, функционирует туалет.

Пройдясь по аллее, ведущей от ресторана в сторону ближайшего к нему комплекса зданий ДОСААФ, я вдруг обратил внимание на то, что кусты, которые в этой части аллеи растут особенно густо, как-то странно шевелятся. Я немедленно направился туда в надежде обнаружить нечто любопытное, но заметил вначале офицерские погоны с тремя маленькими звездочками на каждом, тускло блеснувшими в свете луны, а затем и их обладателя, милиционера, который с придыханием, сосредоточенно и методично пинал ногами распростертое на земле тело.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что поблизости больше никого нет, я шагнул в самую гущу кустов.

— Достаточно с него, не так ли? — сказал я, крепко схватив милиционера за плечо. Тот вначале дернулся, резко обернулся, затем, увидев и узнав меня, оскалился и пробормотал:

— Погоди, Савва, я тут одного гада… не обращай внимания, я его должен проучить.

— Постой секундочку, — сказал я и наклонился к лежащему человеку. Не без труда повернув незнакомца окровавленным лицом вверх, я узнал в нем… сына начальника милиции, Игоря. Возрастом совсем еще мальчишка, парень этот заметно отличался от сверстников наглым поведением, а внешне — ранней взрослостью, при этом и лицо его было необычным: крупным, породистым, с резкими чертами напоминавшими скорее какого-нибудь голливудского актера, играющего гангстеров. Однако в настоящую минуту этот самый Игорь представлял собой весьма жалкое зрелище, лицо его было разбито в кровь, и парень дышал шумно, с натугой.

— Знаешь что, лейтенант, — сказал я милиционеру строгим, не терпящим возражений тоном, — давай-ка ты сваливай отсюда по-хорошему. А я все улажу.

— Да я его… — дернулся было тот, — на куски порву, он меня сукой ментовской назвал.

Я усмехнулся.

— Эх ты, да ему ведь позволено такие вещи говорить, потому что он сын Иван Ивановича, твоего босса. А начальственных детей, дорогой лейтенант, надо знать в лицо.

Лицо милиционера в одну секунду побелело, на нем, что было заметно даже при свете луны, не осталось и кровинки.

— Е… твою мать, что же теперь будет-то? — его голос из грозного еще минуту назад стал плаксиво-жалостливым, — вот меня угораздило…

— Немедленно уходи отсюда и понадейся на меня, я все устрою, — повторил я, хлопнув милиционера по плечу, после чего выбрался из кустов и направился к ресторану. Набрав 02 на телефоне-автомате, висевшему в фойе, я сказал дежурному по РОВД, что в кустах у ресторана лежит избитый сын начальника милиции, и, не назвавшись, сразу положил трубку. Хотя отец Игоря Иван Иванович находился совсем рядом, в ресторане, с ним о случившемся я говорить не стал, и вы сами, наверно, догадываетесь, почему. Пока я звонил, рядом послышались громкие голоса, затем я увидел группу движущихся людей: оказалось, это министр торговли делал по ресторану обход; с двух сторон его под руки поддерживали наш первый секретарь и директор торга, который каким-то образом уже успел избавиться от завистливого и склочного завотделом ЦК.

— Что-то я не видел таких люстр в моем хозяйстве, — сказал министр торговли, задрав вверх голову и указывая на огромную люстру, висевшую над лестницей, ведущей в зал.

— А это наш бармен своими руками изготовил, — гордо сказал Владимир Викторович, и, оглядевшись по сторонам, указал на меня пальцем. Мне оставалось только с достоинством поклониться, не мог же я в эту минуту начать им объяснять, что люстру сделал вовсе не я, а мой напарник Саша — настоящий мастер «золотые руки».

— А из чего сделал? — спросил министр, не переставая удивляться, какой красивой и солидной вышла самодельная люстра.

— Собрали и сварили из шести настенных бра, — бойко пояснил я, приблизившись. — Не знали, куда их прицепить и вот…

— А что, надо сказать, неплохо, очень даже неплохо получилось, — похвалил министр, — талантливые у вас тут ребята, как я погляжу, все умеют. — И обращаясь ко мне, хитро спросил: — Вот все у вас хорошо, все замечательно, а скажите мне, девушки у вас есть? — И тут же добавил: — Для развлечений, я имею в виду. Блондинки там, рыженькие или брюнетки, ну, ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, а как же, — не сморгнув, ответил я. — Имеются, конечно. Вам с какой пропиской, подойдет с местной или же обязательно требуется столичная, кишиневская?

Министр, мужик совсем еще не старый, и вполне привлекательный внешне, при последних моих словах смутился, вспомнив, наверное, что в Кишиневе у него семья — жена и дети, поэтому лишь вздохнул и, махнув рукой, стал подниматься по ступеням.

— Пойдемте все наверх, — обратился он к своим попутчикам, — мы ведь еще именинницу не поздравляли. Некрасиво получается — мы вроде как бы тоже приглашены. — И в окружении сопровождающих лиц он продолжил свой путь; позади всех водитель министра, пыхтя от натуги, волок в одиночку большой картонный ящик, очевидно, подарок.

Как очень скоро выяснилось, Сашке Чумакову вместе с его мамой не удалось превратить день рождения в день обручения, а при благоприятном развитии событий, и в свадьбу. Родители именинницы твердо отвергли их поползновения после первых же намеков на женитьбу и на наследство, к тому же Тамара Васильевна, как вдруг выяснилось, почему-то решила, что не Сашка, а именно я встречаюсь с ее дочерью Еленой. Не пойму, каким образом моя личность вообще бралась ею в расчет, так как по всем раскладам — будь у Ленки женихов даже под сотню — я был бы в их обойме, безусловно, последним номером, ведь по своим финансовым возможностям я был никчемной фигурой.

Тем временем главный оформитель ресторана Володя по кличке Толстолобик, — об этом мне на следующий день рассказала подруга Ольга, — станцевал с Марией Ивановной несколько танцев подряд, не обращая внимания на ее мужа, и, вероятно, не подозревая о том, что они с партнершей со стороны выглядят несколько забавно, так как Володя был на голову ниже своей дамы. Затем, видимо всерьез огорчившись тем, что такая шикарная женщина принадлежит не ему, а кому-то другому, Володя направился к столу и в короткий период времени — в какие-нибудь полчаса — вылакал 7 (семь!) полных фужеров водки, а ведь буквально накануне хвастал всем вокруг что «завязал» — бросил пить. Запив это количество водки тремя фужерами шампанского, он, ни с кем не прощаясь, вышел на улицу, сел в свой знаменитый на всю Молдавию автомобиль «запорожец» и укатил к себе в Кишинев.

Он оказался первой «потерей» среди гостей, а вскоре следом за ним по домам потянулись и другие.

А в это самое время бар, пока я делал обход ресторана, жил своей обособленной жизнью: партийные начальники среднего звена, очевидно, ввиду отсутствия руководителей, «расползшихся» по ресторану словно тараканы, очень скоро дошли до предела: когда я вошел, они по очереди на спор выпивали 700-граммовый наполненный водкой фужер штучного чешского стекла ручной работы, каждый из которых, не побоюсь этого слова, был произведением искусства, после чего с размаху шлепали им об бетонный пол, уничтожив, таким образом, в короткое время около полутора десятков фужеров из 24, имевшихся в наличии. Остановились они лишь тогда, когда я, успев вернуться до полного ихуничтожения, демонстративно убрал со стойки все оставшиеся фужеры.

Примерно в это же время, в самый разгар празднества, где-то около полуночи, мой напарник Саша и его мама, расстроенные неудачным сватовством, по пути домой заглянули ко мне в бар; Саша, рассеянно посмотрев сквозь меня, небрежно кивнул головой на прощание и, подхватив маму под руку, отправился восвояси.

Следом за ними в бар заскочили разрумянившиеся, разгоряченные танцами и шампанским Оля и Ленка-именинница. Девчонки громко и весело разговаривали; Ленка, подойдя и взявшись руками за борта моего пиджака, притянула меня к себе и звучно поцеловала в губы, после чего девушки признались мне по секрету, что хотят сбежать в город, так как им здесь, среди взрослых, без сверстников скучно. Я, заговорщицки подмигнув им, сказал, что если их хватятся и начнут разыскивать, то только в этом случае сообщу маме именинницы, где они, после чего девицы, взявшись за руки, выпорхнули из бара и исчезли в ночи.

А к этому времени мои гости — «стойкие» коммунистические вожаки — были уже совсем никакие: их опытные и привыкшие ко всему водители обманом и уговорами выводили «слуг народа» по одному на улицу, усаживали в машины и увозили кого по домам, а кого в гостиницу райкома партии. «Большой босс» — завотделом ЦК, перед уходом вновь подошел ко мне, и я весь напрягся. «Ну, что этот „товарищ“ на этот раз придумает?» — неприязненно подумал я. Предчувствие меня не обмануло: он таки придумал.

— На вот, возьми, — порывшись в кармане, он швырнул на стойку две смятых рублевых бумажки. — Чтобы потом не было разговоров, что на банкете я ел-пил бесплатно. — Он звучно рыгнул. — Надеюсь, ко мне претензий нет?

— Боже сохрани, — ответил я, смахнув бумажки в кассу и подняв руки вверх, в смысле сдаюсь.

— То-то же.

Было что-то около четырех утра, когда наши даже самые стойкие клиенты, наконец, разошлись, и обслуживающий персонал, в частности официантки, уже почти падавшие к этому времени с ног от усталости, смогли перевести дух. В баре в этот час вместе со мной еще оставалась Виктория — невысокая, черноволосая, постриженная под «гарсон», пропорционально сложенная девушка. Ее всегда улыбающиеся глазки, раскосые как у японки, от которых, я признаюсь, был в восторге, к этому времени превратились в едва видимые щелочки.

— Послушай, Вика, — остановил я девушку, совершающую очередной «рейд» в подсобку с полным подносом грязной посуды. — Ты не имеешь желания искупаться после такой работы в душе?

— Искупаться? А где? Здесь, в ресторане? Да, я слышала, что здесь есть душевая, но еще ею не пользовалась, — откликнулась она. — Я бы с удовольствием, только у меня нет с собой шампуни и полотенца.

— Так у меня есть, — сказал я, доставая пакет из своей сумки. — Вот тебе шампунь, а полотенце достаточно большое, рассчитано на двоих.

— Так ты мне и спинку собираешься потереть? — спросила она кокетливо, принимая пакет из моих рук, и я, не имея сил ответить, лишь кивнул ей. Я проводил девушку до душевой, где настроил в кране горячую воду, затем, извинившись, быстренько вернулся в бар, молниеносно постелил в одной из кабинок матрас, который вот уже несколько месяцев как получил постоянную «прописку» в баре, и вновь бегом отправился назад.

В душевой, преодолевая стеснение, мы действительно потерли друг другу спинку, после чего, чистые и взбодренные водными процедурами, вернулись в бар. Ресторан, наконец опустевший после долгого и бурного празднества, показался нам совершенно безжизненным, вымершим. На мое робкое, сделанное шепотом предложение провести остаток ночи вдвоем, Виктория не ответила, а лишь доверчиво потянулась ко мне своими маленькими ручками и почти упала в мои объятия.

Так начался наш с ней «роман», затянувшийся на целых два года, и окончательно прервавшийся лишь с ее отъездом в Кишинев.

Телефонный звонок разбудил нас до обидного рано, в восемь утра, и мне пришлось, поцеловав Вику на прощание, потихоньку выпроводить девушку за дверь, потому что, как сообщил мне по телефону дежурный по райкому партии, я должен был срочно выехать в село Старые Криганы за свежей рыбой, а заодно и за поваром, проживавшем в том же селе, имевшим специальный статус при райкоме партии, как специалист, умеющий варить необыкновенно вкусную уху. Ну а уха, понятное дело, требовалась начальственным желудкам на опохмелку, поскольку, как вы сами понимаете, самое главное в любой пьянке — грамотно опохмелиться.

Райкомовская «волга», уже поджидавшая меня у входа, быстро домчала нас до места, и вскоре из окна автомобиля стала видна цепь искусственных каналов и озер, принадлежавших местному рыбхозу, расположенному в пойменной части реки Прут, в которых выращивалась рыба самых разнообразных видов и размеров. Главный цербер на входе в это рыбное царство, бывший офицер, служивший раньше в рядах НКВД-МГБ-КГБ капитан Сергеев, ныне пенсионер, а на настоящий момент стойкий и неподкупный страж на складах рыбхоза, был, по-видимому, предупрежден о нашем приезде заранее, поэтому безропотно выделил требуемое количество дефицитной рыбы (естественно, бесплатно и без каких-либо сопроводительных накладных), и даже помог погрузить две полные корзины — что-то около ста килограммов, — в общепитовский мотороллер, как раз подоспевший к месту событий. По не до конца понятной даже мне самому причине Сергеев этот был мне глубоко антипатичен, так как давно знавшие его люди говорили, что он-де в сталинские времена был ГБ-шным палачом. Тем временем посланная машина привезла поднятого из постели повара, и мы, не теряя времени, отправились в обратный путь.

Спустя час-полтора у себя в баре я хлебал деревянной ложкой из средних размеров кастрюльки необычайно вкусную наваристую уху, и с ручкой в руке подсчитывал наши финансовые потери.

Всего накануне вечером начальственными лицами было выпито «горячительных» напитков на сумму 650 рублей, и это не считая поданных со складов и кухни блюд и закусок. То есть, вместе с тем, что было украдено позавчера утром электриками охраны РОВД, устанавливающими в моем складе сигнализацию, — я, по простоте душевной оставил их там на 20 минут без присмотра, — это составило 650+350 =1000. Тысяча рублей недостачи в кассе — хорошенькое начало! Ах да, я чуть было не забыл, два рубля ведь мне вчера заплатили, их лично босс ЦК-овский внес, так что итоговая циферка уже не круглая, и всего лишь трехзначная — 998 р. в убытке.

Если бы сейчас взяли да провели ревизию в баре, то нас с Сашей Чумаковым по результатам всего лишь одного дня работы вполне можно было судить и посадить, и получили бы мы ни много, ни мало от 3 до 7 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Здорово, а?! Бежать что ли, пока не поздно, с этой работы, мелькнула у меня шальная мысль.

Конец ознакомительного фрагмента.