Играй, гормон! Impetuoso. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 9

Александр Амурчик

Некоторые молодые люди воспринимают половую близость как высочайшее проявление общественной жизни. Если бы предприимчивость, проявленную в интимной сфере, эти парни обратили на бизнес, то непременно бы преуспели. Но в условиях страны, где победила социалистическая идеология, их единственным богатством оказывается сексуальный опыт, несомненно пышный, избыточно разнообразный – и потому же жалкий и бесполезный. Как горько ловеласу сознавать, что в мире ещё остались неудовлетворённые им женщины…

© Александр Амурчик, 2018

ISBN 978-5-4490-2023-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Новелла первая. Пена памяти

Коктейль «Влад» («VLAD»)

Водка — 50 мл.

Ликер «Зеленый шартрез» — 15 мл.

Один дэш ракии.

Три дэша ликера мятного прозрачного.

Три дэша сиропа вишневого красного.

Четыре дэша соуса «табаско».

Одна чайная ложка молотого турецкого шалфея.

Одна чайная ложка давленого чеснока.

Коктейль назван по имени Влада Дракулы, в честь которого и был создан.

Природа торжествует, что права,

и люди, несомненно, удались,

когда тела сошлись, как жернова,

и души до корней переплелись.

И. Губерман

1

В воскресный день мы с Юлией, моей тётушкой, отправились к озеру «Фрумоаса» (название которого буквально означает «красивое») позагорать и искупаться. Прибыв на место и разоблачившись до купальников, мы пощупали пальцами ног воду, показавшуюся нам недостаточно тёплой для купания, после чего вернулись к своему пляжному покрывалу, брошенному на траву. Оглядев лежавших тут и там отдыхающих и не обнаружив среди них сколько-нибудь интересных для созерцания дамочек, я улегся поудобнее, а тётушка, вооружившись фотоаппаратом, отправилась в расположенный поблизости лесок, намереваясь поснимать там птичек, жуков, муравьев и прочих животинок; это у неё на тот период времени было такое хобби. Оставшись один, я задремал под легкое шуршание набегавших на берег волн. А очнулся спустя примерно час, когда нас стало уже трое: рядом с тетушкой Юлией на покрывале сидела молоденькая женщина по имени Люба, её новая подруга, о которой я прежде кое-что слышал со слов тётушки, но лично еще не видел. Пока они разговаривали, обсуждая общих знакомых, покуривая и при этом манерно держа сигареты, я, не подавая вида, что проснулся, исподволь стал разглядывать тётушкину подругу. Лет мне минувшей зимой исполнилось восемнадцать, то есть наступило совершеннолетие, и с этой поры мне были интересны женщины почти всех возрастов — от 15 до 40.

Люба — дамочка среднего роста с хорошей женской фигурой, брюнетка, волосы прямые, короткие, до плеч, уложены под каре, кожа слегка смуглая. Лицо приятное, черты правильные, рельефно выраженные: нос с небольшой горбинкой, средней полноты сочные губы; единственное несоответствие в лице — узко расставленные карие глаза. Зная об этом недостатке, хозяйка лица грамотно подкрашивала глаза по уголкам, чтобы они визуально выглядели более крупными. Голос у Любы был слегка хрипловатый, возможно, потому что обладательница его курила. Моя тётушка тоже курила, только, насколько я знал, редко и играючи, то есть не затягиваясь. Весь предыдущий год Юлия проживала вместе с нами — мною и мамой, приехав к нам «на юга» из города Новосибирска, где у неё остались родители и ещё одна сестра. Я, если честно, не имея братьев или сестер, был рад её приезду и гордился своей тётушкой, которая по возрасту — разница-то была всего в пять лет — более годилась мне в старшие сёстры, которой, как я теперь понимаю, мне так не хватало в жизни. Она была всесторонне развитой, современной, грамотной девушкой, любила музыку, была начитана, а также имела своё суждение на любую тему. Короче, мне рядом с ней было интересно и совсем не скучно.

Шевельнувшись, я выдал себя, и на меня одновременно уставились две пары глаз.

— Это и есть твой племянник? — шутливо спросила Люба, с интересом разглядывая меня.

— Ну да, познакомься, это Савва, я тебе о нём говорила.

— Очень приятно! — наконец сказала Люба, и я тут же отозвался:

— Взаимно.

Позднее мы пошли к воде уже втроём. Стали купаться, плескаться и брызгаться, в результате чего выяснилось, что вода вовсе не холодная, а очень даже приятная, бодрящая. Так проведя время до полудня — в попеременных купаниях и сеансах солнечных ванн, во время которых шёл общий разговор о чём угодно, — мы с Любой получше познакомились и даже стали испытывать друг к другу симпатию. Тётушка Юлия, уловив эти зачатки только-только зарождающихся между нами отношений, была, казалось, чуть-чуть покороблена, так как Люба была старше не только меня, но и её самой на целых три года, но виду не подала. Она пару раз щёлкнула нас своим фотоаппаратом «ФЭД», правда, не вместе, а порознь. К слову, моя тётушка целыми днями с ним не расставалась, так как работала журналистом в одной из местных газет. Домой мы уходили уже после обеда: Любу мы проводили до автобуса, а сами пошли пешком, так как идти было недалеко.

2

Спустя несколько дней я повстречал Любу в городе, она шла к себе на работу. Остановились, улыбнулись друг другу, поздоровались. И тут в ходе разговора выяснилось, что она работает кассиршей в нашем кинотеатре, единственном в городе. Какой кайф! А я как раз в тот период просто мечтал, что у меня когда-нибудь появится знакомая или знакомый, который мог бы доставать порой дефицитные билеты на всякие разные фильмы; или же хоть изредка пропускал на сеансы бесплатно…

— Ты хочешь сходить сегодня на 19.30 на итальянский боевик? — спросила меня Люба.

— Да, — затаив дыхание ответил я (она ещё спрашивает); мечты сбывались.

— А после кино, если хочешь, вместе погуляем. Ты как насчёт погулять, мама ругаться не будет? Время-то уже будет позднее.

Голос женщины слегка дрогнул, выдавая волнение, мне, впрочем, непонятное.

— А после проводишь меня. Тебе не в тягость будет тётеньку моего возраста домой проводить?

— Да подумаешь, я и до самого утра могу гулять, — самонадеянно заявил я, хотя и не помнил толком, когда такое случалось.

— Вот и замечательно, — подытожила Люба. — Пойдем, я тебе билетик презентую.

Не припомню уже о чем был тот фильм, а вот по окончанию его мы с Любашей встретились у рекламной тумбы кинотеатра, на которой были наклеены афиши, и отправились гулять по пешеходной улице Ленина, где даже в этот поздний час было ещё немало народу. Со мной то и дело здоровались парни-сверстники, коллеги по спорту, изредка знакомые девчонки, с Любой же раскланивались граждане постарше и посолиднее.

Поев мороженого, попив лимонаду и вдоволь наговорившись, мы отправились тёмной неосвещённой улицей в сторону автовокзала, где в одном из общежитийу неё, как мне сообщила Люба, была своя комната.

Когда мы поднимались по лестнице и проходили по коридору, Люба слегка напряглась, боясь, что кто-нибудь заметит нас в этот поздний час вместе, но нам повезло проникнуть туда незамеченными. Комната на втором этаже двухэтажного здания, расположенного напротив автостанции, оказалась большой и довольно уютной.

Входя Люба включила, а уже спустя несколько секунд выключила свет в комнате, потянувшись ко мне всем телом, а я, хотя был тогда еще малоопытный и робкий малый, от такого доверия почувствовал себя совсем взрослым и открыл ей навстречу свои объятия. Спустя минуту мы уже лежали в постели, сумбурно помогая друг дружке избавиться от одежды. Ах, этот сладостный миг близости, слияния, соития, — на нём, как мне тогда казалось, зиждется мир. Сделав с «голодухи» три захода подряд, я решил перекурить; и тут оказалось, что для этого в комнатке Любы имелся особый закуток — миниатюрный уютный балкончик.

— Как тебе со мной? — спросила меня Люба, когда мы вновь завалились в постель.

— Классно! — честно ответил я.

— А у меня такое ощущение, будто ты, начиная меня любить, каждый раз разрушаешь мою девственность.

— Ну, в общем-то… Только отчего же так? — спросил яудивленно. — Ты ведь рожала, дочке-то восьмой год.

— Не спрашивай, это вообще особая история. Ты же чувствуешь, какая «она» у меня узенькая? Словно соколиный глаз, есть даже такая поговорка. Иногда еще говорят так: «мышиный глаз».

И она засмеялась счастливым мелодичным смехом.

— Ну да, точно, слышал как-то в разговоре между парнями такие слова, — неуверенно сказал я, не имея достаточного опыта в этом деле.

Прошло несколько недель. Теперьс регулярностью два-три раза в неделю мы с Любашей уединялись в её комнатке, казалось, наэлектризованной любовью. Если в постели нам в какой-то момент становилось жарко, мы включали огромный вентилятор, стоявший в углу комнаты, который приятно охлаждал наши разгорячённые любовью тела; жажду же мы удовлетворяли холодным пивом или вином, которое всегда присутствовало в холодильнике. Вскоре поменялся и наш любовный темп: если поначалу я кончал трижды, а она за этот период лишь раз, то теперь стало наоборот: мне хватало и раза, чтобы заставить её кончить трижды.

Короче, всё у нас было прекрасно, но вот незадача: кое-кто из начальства, курировавшего данное общежитие, имел, судя по всему, свои собственные виды на Любу и никак не желал, чтобы она водила в комнату общежития посторонних, желая заполучить дамочку для себя лично. Это я понял из её разговоров с подругами и кое-каких намеков. Короче, Любу вскоре выдворили из общаги, и стала она ездить, — а то и пешком ходить, — в село Рошу (Красное), что в пяти километрах от города, где у неё имелся, как оказалось, собственный домик.

3

Итак, из группы просто знакомых между собой молодых людей, в которую раньше входили моя тётушка со своим женихом Илюшей и две её подруги — Люба и Мара, у нас теперь создалась крепкая компания, состоявшая из трёх пар: это были сама Юлия с женихом, я с Любой, и третья их подруга Мара со своим Владом. Если у Юли с Илюшей было всё путем, то есть всё складывалось благополучно и дело шло к свадьбе, а наши с Любой отношения всем понятны, то у Влада с Марой всё еще было неясно. То они были вместе и являли для окружающих пример любви и единодушия, то вдруг наступал период охлаждения, а то и вовсе отчуждения, чуть ли не ненависти, и тогда мир нарушался энергичным скандалом, доходившим порой, как мне казалось, и до рукоприкладства, причём непонятно было, кто кого лупил, учитывая мощное сложение и буйный темперамент Мары.

Вот вам к примеру случай, имевший место всего неделю назад, когда моя мама отправилась отдыхать на курорт в город Сочи. Юля теперь все вечера (а иногда и ночи) проводила у своего жениха, а я, скучая по Любе, которая по какой-то своей срочной надобности взяла отпуск и полетела к себе на родину, куда-то в Сибирь, временно вернулся к прежней своей «любви» — Ирине. Семнадцатилетняя Ирина — стройная, утончённая и нежная, имела и натуру хрупкую, почти воздушную, являя собой образ этакого ангелочка. Одухотворённое, с мелкими чертами хорошенькое её личико только подчеркивало это впечатление, а нежный голосок и длинные, ниже лопаток, светлые, слегка вьющиеся волосы закрепляли его. И вот в описываемый вечер, устроившись с Ириной на тахте в моей комнате, мы затянули нежную и томную песню любви. Но едва мы, уже обнажённые, только-только сблизились, как в дверь сильно постучали. Мне пришлось извиниться перед партнершей, встать, надеть труселя и, заранее состроив грозное лицо, отправиться выяснять, кто пришёл.

Пришла… Мара, которая вела за собой за руку своего нового ухажёра… певца нашего городского ансамбля, любимчика публики, Юрку Павленко.

— Что случилось? — негромко спросил её я, но Мара, находившаяся под сильными алкогольными парами, втащила своего партнёра внутрь, попутно дохнув на меня мощным перегаром, икнула, и только после этого спросила, где моя тётушка Юлька.

— В городе где-то со своим гуляет, — ответил я, после чего Мара, ухватив меня за руку, повела к двери спальни, по дороге шепча: «Ты побудь пока, дорогой мой Савва, там в спальне. Самую малость, а мы тут с товарищем отдохнем в зале».

Отвлекусь тут на минутку и опишу внешность Мары: она была крепко сложена и вытесана грубовато: плечи, груди, бёдра, ноги — мощные и объёмные; кожа смуглая, волосы чёрные как смоль, лицо круглое, глаза огромные, выпуклые, тёмно-карие, крупный нос с горбинкой, большой чувственный рот с двумя родинками над левой губой.

«Отдыхали» Мара с Юркой довольно долго, с час примерно, и сопровождался этот «отдых» дикими вскриками, охами и вздохами Мары, а финалом этих звуков оказался громкий треск. Спустя пару минут я, сторожко приоткрыв дверь, выглянул в зал. Диван, одна из ножек которого была подломлена, стоял перекошенный, а парочка в комнате отсутствовала. Я было обрадовался, что они уже ушли и пошел проверить заперта ли дверь, но парочка обнаружилась в туалете, причём его дверь была не заперта. Юрка сидел голышом на унитазе, Мара же, стоя перед ним на коленях, энергично двигала головой. Ничего не поняв из происходящего, я вернулся к Ирине. О сексе нечего было и думать, так как сумасшедшая Мара могла ворваться в нашу комнатку в любую секунду.

Тем временем стемнело. Одевшись, мы потихоньку стали выбираться из комнаты, но тут откуда-то наперерез нам выскочила Мара. Она была в одной ночнушке, а её партнера нигде не наблюдалось.

— Савва, извини что диван ваш сломала, — гортанно рассмеялась она, — починим, не волнуйся. А могу я твою девушку попросить ещё немного в комнате посидеть, а? А ты мне тем временем разок-другой вдуешь, хорошо? Партнер-то мой слабеньким оказался, два раза стрельнул и сбёг. Хуже нет, чем быть недолюбленной. Не побоишься ведь тётке Маре вдуть, а?

От Мары несло резким запахом пота, словно от тигрицы в зоопарке, не считая запаха алкоголя, да и вообще, блин, всё это было уже слишком, поэтому я без слов решительно отстранил её рукой и мы с Ириной подались к двери.

— Охолонись, Мара! Жду тебя снаружи через пять минут, собирайся и на выход, — выкрикнул я.

Но Маре на этот раз хватило и трех минут; обиженная женщина, успев за это время одеться, выскочила из квартиры, словно пробка из бутылки шампанского, и без слов побежала по ступенькам вниз. Моя Ирина, под впечатлением самого вида Мары и особенно её слов, так побледнела, что я уже стал опасаться за её здоровье, и мне пришлось дорогой её успокаивать.

Получасом позднее, гуляя по улице Ленина, мы с Ириной, которая только-только пришла в себя, повстречали мою тётушку с её женихом, вместе с ними был и Влад. Мы поздоровались, перебросились парочкой фраз, и тут Влад, ухватив меня за руку, отвёл в сторону.

— Савва, ну ты же наверняка знаешь, где моя Мара, ну-ка, скажи мне скорее!

— Нет, мне нечего тебе сказать, — ответил я, — потому что сегодня мы с Марой не встречались.

Жалко мне было Влада, но не говорить же ему правду. Они поссорятся, затем она набрешет ему «с три короба арестантов», после чего они лягут, полюбятся-помирятся, на десерт Мара сделает ему приятно, и по оконцовке я останусь виноват. А то, что я гулял с девушкой, так тут мне было легко соврать: тётушка сразу поверила, что Ирина просто подружка мне, невинная ещё.

4

Спустя пару недель после описанных выше событий вернулась мама с курорта, затем и моя Любаша прилетела; ножку дивана починили ещё раньше, и всё вернулось на круги своя. Даже Ирина осталась в выигрыше: её сосед Игорь, парень из довольно зажиточной семьи, предложил девушке выйти за него замуж. Она поплакалась вечерок на моём плече, пострадала, но делать было нечего, ведь я жениться в свои восемнадцать никак не был готов…

5

Как-то вечером Люба закончила свою работу в кассе кинотеатра немногим раньше обычного и упросила меня сходить вместе в ресторан. Я, по правде говоря, ещё не был избалован подобными мероприятиями, но бодро повёл свою даму в это заведение, зная, что в нашем ресторане цены вполне разумные, а у меня в потайном кармане было заныкано целых тридцать рублей — на всякий случай.

Невозмутимый швейцар с поклоном принял у нас куртки, и мы вошли внутрь. Большинство столиков было занято, и нам был предложен четырёхместный столик у стены. Люба заказала официантке бутылку марочного вина «Примэварэ» (что означает «весна»), салаты, а также отбивные. Я сказал, что целиком полагаюсь на её выбор.

Публика в зале в этот вечер была средненькая, судя по скромным нарядам, но пёстрая по составу: пара компаний по 5—6 человек — местных граждан, которых я с легкостью отличал от остальных — праздновали дни рождения, о чём мы узнали из прозвучавших вскорости «музыкальных подарков» в исполнении ресторанного ансамбля. Ещё были несколько парочек, а также десятка два водителей трёх городских автобаз, заскочивших сюда выпить и закусить; ну и немногочисленные командировочные, которых можно было вычислить по одежде, говору, манере держаться и скромным заказам.

Я смаковал вино «Примэварэ», довольно вкусное, кстати, втихарька разбавляя его минералкой. Люба же тем временем, одетая с претензией на шик, держала бокал высоко в руке и торжественно оглядывала зал, словно заявляя: «Смотрите, вы, завидуйте, какой у меня молодой и симпатичный любовник». В зале действительно было довольно много её знакомых; или же, скорее всего, она была здесь частой гостьей, так как многие с ней раскланивались. Я же, принимая саму Любу и наши с ней отношения как некую подготовку к «взрослой жизни», избрал для себя позицию спокойного или даже как бы стороннего, насколько это возможно, наблюдателя. Вечер плавно тёк, мы с Любашей пару раз потанцевали под музыку оркестрантов, затем продолжили возлияния за столиком под немудрёную беседу. Но к нам неожиданно подошёл мужчина среднего возраста, невысокий, явно еврейского типа, энергичный и подвижный, но с животиком. Я сразу узнал его: Люба ещё раньше описала мне его как своего кандидата в женихи. Семён, так звали этого товарища, работал на городских стройках прорабом и обещал Любе достойную и даже роскошную жизнь, как только она выйдет за него замуж.

Поздоровавшись, Семен представился, Люба назвала ему моё имя, и мы пожали друг другу руки. Замечу к слову, что мы с Семёном были шапочно знакомы и прежде. Город наш небольшой, все в нём так или иначе друг друга знают.

Семён, не долго думая, уселся за наш столик, а тут как раз какой-то мэн пригласил Любу на танец. Подумав пару секунд, я согласился её отпустить, и таким образом, мы с Семёном остались вдвоём. Возможно, что и сама Люба желала этого разговора между нами. Семён же, оставшись со мной за столиком, повёл разговор не совсем о том, о чём я мог предполагать. Он стал мне рассказывать, что Люба в постели прямо огонь, отдаётся, как богиня, и прочее. Я спокойно глядел в упор на него и не мог понять, чего он добивается; Люба сказала мне, что с ним никаких отношений не имела, не имеет и иметь не хочет; он же, судя по всему, решил, что у нас с ней этих самых отношений ещё нет, потому и понёс эту выдуманную им галиматью, вероятно, с целью оттолкнуть меня от неё. К слову сказать, всё, что он говорил, никак не вязалось с реальностью: во-первых, Люба секс-бомбой не была, а была вполне обычной партнёршей, довольно пассивной в постели, но по многим параметрам приятной… Ну, и так далее. Его же слова — всё мимо, как говорится. Но к чему тогда весь этот базар, как у нас выражаются? Чтобы дать мне понять, что я — лишний? Убрать соперника? Прогнать мальчишку-сопляка, указав ему его место?

Мы позволили Любе еще один танец с тем же партнёром, сами же налили и выпили по сто граммов водочки, которую принесла по просьбе Семёна официантка. Но разговора у нас не получилось, так как мой собеседник чувствовал, что я его всерьёз не воспринимаю, и даже сказанные им слова о «секс-бомбе» на меня не возымели действия. И это его, мужчину в самом соку, задевало: как это я, мальчишка, столь хладнокровен в разговоре с ним. Тогда Семён, глянув на часы и сменив пластинку, с фальшивым сожалением сообщил мне, что его якобы где-то срочно ждут, и с тем сразу же по возвращению Любы убрался восвояси, заплатив, впрочем, за весь наш заказ. Я об этом не знал, пока позднее не попросил счет. Официантка, едва заметно улыбнувшись, сказала, что за всё уже уплачено. Я проглотил и это, где-то подсознательно понимая, что на месте Семёна и сам бы поступил так же. Да и счёт, откровенно говоря, был смешным, — не более десяти рублей.

6

— Ты пойми, Савва, — говорила мне дорогой Любаша спустя полчаса, когда мы, покинув ресторан, шли неторопливо по улице Ленина. — Ну не могу я выйти за него замуж, не люб он мне. Ростом низенький, живот вон какой, а ведь ему всего тридцать. То ли дело ты — высокий, стройный, красивый.

— В твоей ситуации, я считаю, Любанчик, кивать на живот предположительных женихов неразумно, — с умным видом сказал я. — Я тоже со временем приобрету медвежью фигуру, это вполне даже вероятно для спортсмена-борца. Но ведь он, Семён, реально сегодня существует, любит тебя, замуж зовёт. С деньгами человек, и, судя по всему, ребёнок, то есть дочечка твоя, ему не помеха. Очень много факторов за него. Подумай хорошенько. Ты ему ещё родить сможешь, жизнь продолжается.

Любаша от моих слов выглядела сконфуженно, даже подавленно.

— Ты считаешь? Стоит выйти за него? Но ведь я его не люблю.

Она выдавала эти сентенции скороговорками.

Я приподнял брови, но промолчал.

— Ну что ж, раз ты так считаешь, то я согласна, — наконец сказала она, поняв моё молчание. Видно было, что это решение далось ей нелегко, хотя разговор наш был просто разговором,

— Но при одном условии: ты останешься моим любовником.

— А может, он лучший любовник, чем я, — пожал я плечами. — Может же быть такое? Кстати, он сказал мне, что вы с ним давние любовники.

— Брехло, — лицо Любаши вспыхнуло. — Наглая ложь. Вот потому-то ещё я за него и не выйду, так как он пустой балабол. Я ему даже руку не позволяю себе целовать, а он — туда же… А ты, Савва, значит, считаешь, что семь с половиной лет, которые нас с тобой разделяют, непреодолимый барьер для того, чтобы быть вместе?

— Нет никакого барьера, Люб. И ты классная, спору нет! — откровенно сказал я. — Просто я ещё незрелый товарищ в качестве жениха, мне ни дама твоего возраста, ни девушка восемнадцати лет (тут я вспомнил Ирину), сегодня никак для брака не подходит. Я ещё попросту не готов к семейной жизни.

Этот разговор для нас обоих был тяжелым, но, как я понимал, необходимым. И последняя фраза, сказанная мной, поставила точку в выяснении наших отношений. Любаша эту тему больше не поднимала и не развивала, я — тем более. Но мы и в последующие дни всё еще оставались друзьями-любовниками. Нередко теперь после работы я провожал её домой, в село под названием Рошу, до которого идти хорошим темпом было не менее часа. И ещё столько же мне требовалось, чтобы вернуться домой. При этом мы часто, добравшись до ж.-д. станции, расположенной на краю города, а это было нам по пути, присаживались на полюбившуюся нам деревянную скамеечку, стоявшую в паре со столиком в тени двух крупных деревьев, кроны которых успешно отбивали свет от мощных станционных светильников, установленных на вышке. Тут Любаша, оперативно снимая трусики, забиралась на мои колени лицом ко мне или же задом, и мы в этих позах предавались любви. Очень редко в этот час кто-то проходил мимо, но увидеть что-либо со стороны было невозможно, разве что услышать наши охи-вздохи.

7

Приближался август, тётушка моя вот-вот должна была выйти замуж, а Любаша всё чаще бывала грустной.

— Что с тобой происходит, милая? — спросил я Любу одним вечером, когда весьма неожиданно для меня милицейский воронок, которым управлял какой-то знакомый Любы, подхватил нас в центре города и подвёз до Рошу, до самого её дома.

— Да вот подруга моя, тётка твоя, Юля, замуж выходит. Влад с Марой как будто тоже решили пожениться, а я, значит, одна остаюсь…

— Мы с тобой, Любаша, уже обсуждали эту тему, — мягко сказал я.

— Да, я помню… Короче, знай, сразу после Юлькиной свадьбы я уеду в родные свои места, в Сибирь. Что-то мне тут не климатит: жильё так себе, да и с работой никак не установится. И в любви не везёт. Таким образом, у тебя есть неделя, чтобы решить и дать мне знать, передумал ты или нет меня отпускать.

— Хорошо, — согласился я. — Пусть будет неделя.

Откровенно говоря, Любаша, конечно, мне тоже запала в сердце и мне было больно расставаться с ней, но жениться… Нет, на этот шаг я решиться не мог.

Вечером следующего дня я, гуляя по городу, случайно увидел стоявшую на Ленина милицейскую машину-газик, на которой нам с Любашей вчера повезло добраться до самого её дома. Я подошёл и увидел, что водитель в ней тот же, что и вчера.

— Приветствую, сержант, — натянуто улыбнулся я. — Хочу еще раз сказать спасибо, за то что вчера ты нас довёз до Рошу. Помнишь?

— Ах, да, — сказал милиционер, протягивая мне для рукопожатия руку. — С тобой была еще эта… Не помню, как её зовут.

— Соседка моя, Любой зовут, — уверенно подсказал я. — А я подумал было, что вы старые знакомые.

— Ну да, я её уже несколько раз туда возил, — сказал сержант. — Раньше-то проще было, она у автовокзала жила, теперь вот в Рошу переехала. Любовница она нашего Первого…

— Какого первого? — не понял я.

— Первого секретаря райкома, кого же ещё, — проговорил он. — Пару месяцев назад наш шеф, капитан, её домой повёз, дорогой всё в гости напрашивался, так Первый назавтра вызвал его к себе в райком и сказал, что ефрейтором сделает, хе-хе. Так-то, брат. А ты с ней серьезно, что-ли, встречаешься?

— Да нет, говорю тебе, соседи мы.

— Да-а? А то мне вчера показалось…

— Показалось…, — стараясь выглядеть равнодушным, сказал я.

Таким образом, после его слов все сомнения мои испарились, и я без сердечных мук расстался с мадам Любой. Встретились мы с ней в последний раз на свадьбе у Юлии с Ильёй, но там из-за суеты, шума и громкой музыки едва двумя словами перемолвились. А ещё несколько дней спустя она таки уехала. На родину, в Сибирь. За новой любовью, за новым счастьем.