Полёт стрелы в обратную сторону

Александр Баканов

Если вы задумывались вернуться в прошлое, чтобы исправить там допущенные ошибки, то можете представить движение в обратную сторону.С главным героем мы пройдём долгий путь и узнаем, что заставило его выстрелить в лучшего и единственного друга.Вам придётся погрузиться в мир первобытного племени, выживающего благодаря охоте. Племени, где проживают только приспособленные к этой деятельности мужчины.Эта книга – альтернативная история человечества. Ответ Автора, что было до Адама и Евы.

Часть I. Или как главный герой учился ходить

Солнечные лучи касались верхушек деревьев и гуляли по бескрайнему лесу. Всякое утро такой поход начинался с высокой горы, которая скрывала восходящую звезду. Медленными шагами взбиралась линия рассвета на эту возвышенность, словно человек, впервые решившийся покорить горный хребет. Уже показывая своё присутствие, солнце, наконец, выбиралось из заточения, в котором его держала каменная масса. Точно птица оно расправило свои яркие крылья и продолжало лезть вверх по небосклону. Лучи прибавили темп и побежали по горному скату, охватывая всё больше и больше территорий. Темнота, не в силах сопротивляться, пряталась за стволами деревьев, образуя похожие тени. Ночь отступала в глубь густого леса. Пробудившись ото сна, птицы пением приветствовали наступившее утро. Словно в оркестре, разные звуки переплелись в единую мелодию, которая, распространившись по всему лесу, вытеснила царившую недавно ночную тишину. Каждая травинка, пополнила свои запасы необходимой энергией и выпрямилась.

Передвигаясь по лиственным верхушкам, лучи добрались до небольшого пролеска, окружённого торжественными деревьями. В самом центре её стоял один высокий и очень старый клён, который отбрасывал внушительную тень, способную укрыть от солнца дюжину человек. Гора с редко растущими на ней деревьями и кустарниками, усыпанная крупными камнями, возвышалась над зелёной стеной на самом краю. С её вершины можно было разглядеть каждый уголок открытого лесного пространства. И если бросить с неё взор, то можно увидеть, как узкая извилистая река протекает почти вдоль всей поляны. Её тихое течение незаметно, словно это пруд или малое озеро. Освещённая яркими солнечными лучами река будто ожила. Мелодичное журчание приятно радовало слух, обитавшим на этой поляне людям. Людям племени Керука.

I

«Три брата разных между собой быстро разошлись во мнениях. Ачьюта — старший, самый сильный и храбрый охотник, призывал племя идти в глубь страшного леса», — так начиналось одно из моих любимых сказаний, которые рассказывал мудрец Бхаргава. Это история про великого вождя Ачьюту, который повёл за собой преданных мужчин в тёмный и пугающий лес. Его мастерство охотника помогло выжить и разгромить опасных врагов, что без конца встречались на их пути. Мы вслушивались в страшные битвы охотников и больших опасных зверей и замирали в критические моменты. О двух других братьях в своей истории мудрец не упоминал.

Бхаргава — старший мужчина нашего племени и советник вождя. Его шалаш находился на склоне каменистой горы в небольшом отдалении от нашего посёлка, чтобы быть в покое и тишине, как и положено мудрецам. Правда, там ему этого найти не удавалось. К нему за советом приходили все жители посёлка, включая и тех, кто хорошо показал себя на охоте. К вождю он ходил сам, но в силу возраста опирался на изогнутый волнами посох, который был украшен мелкими косточками животных. Иногда казалось, особенно после долгих дождей, когда землю размывало так, что ходить было трудно, будто старик и не нуждается ни в какой сторонней помощи. Бхаргава совершал свой поход каждый день в лучах рассветного солнца, и все знали, что он помогает вождю принимать важные решения в спорах поселенцев или подаёт идеи. Его пальцы в отличие от пальцев охотников имели длинные ногти будто бы птичье, а держал он свой посох так же, как любая пернатая дичь сидит на ветке. Это придавало старику исключительности.

Дети прибегали к мудрецу в шалаш, встречали его, когда он шёл вдоль посёлка, и сопровождали до самого шатра вождя. Всякий раз они просили у него очередную историю, а седобородый старик улыбался им глубоко внутри себя.

В дождливые дни все мальчишки собирались в его маленьком шалаше и плотно рассаживались перед ним. Бхаргава устраивался удобнее на своём змеином ковре и, поглаживая седую бороду, начинал рассказ. Его лицо, усеянное мелкими шрамами, украшала едва заметная, но широкая улыбка, а глаза превращались в узкую приветливую щёлочку. Длинные волосы ветхой косой на затылке завершали притягательный образ рассказчика. На него смотрело две дюжины восторженных глаз, и это забавляло Бхаргаву.

Шалаш из крупных веток утеплили шкурами животных, хотя стояло лето. Поэтому внутри было душно. Вход прикрыла плотная занавеска, а перед шалашом, словно опознавательный знак, стояло копьё с большим черепом неизвестного животного сверху. Внутри, кроме места, где мудрец зажёг свой костёр, и змеиного коврика, было немного выделено пространство под множество разных деревянных чаш. Они были свалены в одну кучу и, если подойти поближе, дурно пахли. Остальное пространство занимали мягкие меха.

— Эта история произошла, когда я только научился ходить. Меня оставили одного в шалаше, и ко мне заползла огромная змея. Вот с такой головой, — показывая руками расстояние примерно от кончиков пальцев до плеча, рассказывал историю Бхаргава. — Я даже не подозревал, какая меня поджидает опасность, поэтому со смехом стал подходить к змее. Расстояние между нами уменьшалось. Её рот наполнился слюной, которая большими каплями падала на землю, и брызги её разлетались в разные стороны. Змея ускорилась. Она предвкушала лёгкую добычу. Между нами осталось несколько шагов. Её глаза блеснули, и она бросилась на меня.

Он всегда делал паузу в этом месте, смотрел в глаза ребятишек и искал в них страх. Бхаргава находил его и продолжал, когда мы снова наклонялись вперёд:

— Она оказалась надо мной. Изо рта слюна капала прямо на лицо, и тогда в мою маленькую голову пришла мысль, что это недружелюбная змея. Мной овладел страх. Ноги уже несли в сторону, но она обхватила меня и заковала в кольцо. Несколько раз змея проползла вокруг моего маленького тельца, а после стала сжимать. Я поймал монстра за то место, где у него заканчивалась голова, но крохотные ручки не могли полностью обнять громадную шею. Мне повезло, что вымазался противной слюной, поэтому легко выскользнул из тесных оков, продолжая держаться за толстую шею. Змея извивалась, пыталась меня сбросить, пару раз ударяла хвостом, но попадала себе по голове. Ею овладел испуг. Я пытался задушить своего врага, но пальцы никак не сходились. Тогда я расковырял ей холодные глаза… От шалаша уже ничего не осталось, её хвост метался из стороны в сторону, и к нам подбежали охотники, которые боялись к ней подойти. Видимо, устав, она прильнула к земле. Мне, между тем, удалось схватить едва помещающийся в руке камень — размером будто песчинка для этой твари — и забраться на неё сверху. Змея снова задёргалась. Я стал бить её между глаз, где, по моему мнению, должен был находиться крошечный мозг. После дюжины ударов я разбил череп и свалил мёртвую змею на землю. Вот так у меня появился коврик, на котором сижу.

— Ещё! Ещё! — в один голос кричали мы после короткой паузы, восхищённые рассказом.

— Завтра придёте за новой историей, — как всегда радушно говорил Бхаргава — уже ночь близится. А ну, давайте разбегайтесь по шалашам.

Я любил слушать его истории и потому не спешил уходить. Другие ребята всё же медленно поднимались и, недовольные, покидали свои места. Нас осталось двое. Я оглядел маленький шалаш и удивился. Как он вмещает такое количество детей?!

Мы с моим другом остались неподвижны.

— Ньёрд, Мидгард вам нужно идти, уже стемнело. Утром у вас очередная тренировка. Ваши отцы не потерпят опоздания. Скоро вы станете мужчинами, охотниками и смените самых старших. Будете добывать пищу для всего посёлка и охранять его. Тренировка важна. Кто знает, какие звери водятся в тёмном лесу… А завтра вы придёте ко мне и услышите новую историю, — Бхаргава широко улыбнулся, поднялся с места и больше не обращал на стоящих перед ним мальчишек никакого внимания.

Нехотя мы всё же встали и, попрощавшись, направились к выходу. Покинув шалаш, я увидел костяную голову, которая висела на копье.

— Это череп той самой змеи. Посмотри, как проломлен у неё лоб! — Я почти кричал и ткнул локтем друга.

— Даже не знаю, водятся ли такие змеи. Все те, что я встречал, были с головой не больше моего кулака. Наверное, то был последний. Я тоже когда-нибудь убью здорового зверя и повешу его череп перед своим шалашом. Это будет самое огромное животное, которое когда-либо видели. Я придушу его голыми руками и стану лучшим охотником, — Мидгард казался серьёзным. Он бросил всего один взгляд на череп змеи и больше не смотрел в его сторону.

— И ты будешь рассказывать эту историю таким как мы через много-много лет, и тебя будут слушать с открытым ртом, а после выйдут двое, и один скажет, что хочет убить такого же большого зверя.

— Но он не найдёт такого, потому что самого огромного убью я, — сказал Мидгард, и мы оба засмеялись.

Солнце уже скрылось за горами, предоставляя очередь луне освещать наш маленький посёлок. Звёзд ещё видно не было, а ветер еле слышно шелестел по листьям, напевая колыбельную лесу.

— А о чём ты думаешь, когда закрываешь глаза перед сном? — Голос Мидгарда звучал как воздушный поток, щекочущий мои руки.

Я остановился и уставился на камень, попавшийся мне под ногу.

— Я хочу забраться на эту гору, — продолжил Мидгард, разглядывая тьму за шалашом мудреца.

— Но нам нельзя. Бхаргава и отец говорили, что это опасно.

— На тренировке я самый лучший. Я способен защищаться и атаковать. Когда стану охотником, смогу ходить туда, куда мне захочется.

— Мёрд себя тоже считает самым сильным, — мой голос прозвучал тихо, другу было едва слышно.

— Еще немного позанимаюсь с отцом и покажу ему, кто лучше, а он останется водоносом с носом. — Мидгард продемонстрировал горделивую позу и даже не улыбнулся.

— А что будешь делать, когда заберёшься на гору?

— Думаю, оттуда видно, где живет самый крупный и опасный зверь этого леса. Он должен быть такой большой, что я сразу его замечу.

— Стемнело уже, нужно идти, — с неудержимой усмешкой поторопил я его и подтолкнул вперёд.

Мидгард отошёл, а я наполнил грудь приятным вечерним воздухом и медленно выдыхал, пока не заметил пристальное внимание друга.

— Ты опять сделал это, — заметил Мидгард. Он выглядел удивленным, но на лице была ехидная улыбка.

— Что?

— Головой из стороны в сторону, как змея. Я заметил, ещё когда Бхаргава рассказывал нам свою историю. — Он попробовал повторить движение.

— Не делал я так, — ответил я, и на моём лице расплылась улыбка. Вращение головой у Мидгарда из-за короткой шеи выглядело забавно.

— И не только в ходе рассказа. Ты часто так двигаешь головой. Скоро высовывать язык начнёшь, а потом в змею обратишься — Мидгард скорчил рожицу и развернулся.

Мы направились в поселок. Каждый шалаш в лунном свете казался украшенным разноцветными шарами из-за догорающих угольков. Открытый огонь лишь в шатре вождя, который никогда не гас и был живым сердцем посёлка, как мне казалось. Мы дошли до развилки нашего пути и, попрощавшись друг с другом, разошлись в разные стороны.

Я быстро дошёл до своего шалаша. Отец уже спал. Тихонько прокравшись внутрь, я лёг на лежанку из мягкой шкуры медведя. Угли еще были красные, видимо, отец не так давно заснул. Хенир был когда-то охотником, но сменил свой род занятий, занявшись земледелием, как назвали это позже. Проводя целый день в своих угодьях, он выращивал лекарственные и съедобные растения, которые находил в лесу. Этим не занимался больше никто, и бывший охотник часто слышал насмешки со стороны других мужчин. Отец не стал таким как Мерс, кто должен заботиться о всех в посёлке, думаю из-за ранних своих заслуг, например Улап почтительно всегда к нему обращался. По мере увеличения числа различных культур в его саду, к нему всё чаще стали обращаться лекари и пожилые люди, даже Бхаргава пару раз заходил к нему. Отец любил своё занятие и хотел привить интерес мне, объясняя тем, что теперь не нужно ходить в лес и рисковать наткнуться на какого-нибудь зверя. Без мяса можно обойтись, питаясь ягодами и корнеплодами. Но не нравилось мне целый день ползать на коленях и выдёргивать траву, да и вкусно поесть я люблю.

После долгих уговоров он всё же согласился меня тренировать, как и все остальные отцы своих детей. Он уже много лет занимался садом, но не утратил охотничьих навыков. Отец учил меня изготавливать копья, луки и стрелы, а его опыт растениеводства позволил подобрать самые подходящие для этого материалы. Верёвку он плёл из тончайших волокон растения тхулуху — тетива из него была особенно прочной. Остальные же использовали кишки животных. Сам лук отец изготавливал из нескольких сортов деревьев, надежно склеивая их между собой. К поиску заготовки для стрелы отец подходил строго. Она должна иметь определённый изгиб почти у самого ушка. Отец научил меня узнавать нужный и рассказывал, что такая стрела никогда не отклоняется от траектории, а при умелом обращении сможет обогнуть дерево и попасть точно в цель. Даже показывал мне это, но повторить мне не удавалось.

Заточка копья и стрел проходила особым способом. Сначала он наконечник делал квадратным, а потом округлял две противоположные грани. Другие оставлял острыми, говоря, что именно они будут резать плоть, если попадут поперёк волокон. Отец учил меня изготавливать каменные наконечники, но это сложная и кропотливая работа, поэтому я использовал заточенные стрелы.

По традиции каждый отец начинал тренировку своего сына, когда тот достигал возраста десяти лет. И продолжал её по достижению четырнадцати. Начиналось занятие рано утром, чтобы приучить детей быстро вставать. Будили тихо, так как сон у охотников должен быть чутким. При этом детей никто насильно спать не гнал, и они ложились в любой момент суток. Но если не могли утром подняться, то следующую ночь проводили в крохотном шалаше, а сверху текла маленькая струйка воды, поэтому уснуть было невозможно.

Детей в посёлке любили, при этом относились к ним строго. Поднять руку на чужого или даже своего сына каралось презрением, а порой — изгнанием из племени. За провинности придумывали различные наказания, которые служили отличными тренировками. Самая распространённая форма — держать на вытянутых руках тяжёлый камень. Отец считал вслух, и если ребёнок ронял глыбу до того, как он дойдет до определенного числа, то был вынужден начинать сначала. Я не испытывал подобных наказаний, являясь самым усердным из поколения.

Чтобы не разбудить едким и громким шипением отца, гасить красные угли я не стал. Только открыл входную занавеску для лёгкого, тёплого ветерка. Устроившись удобнее, я видел перед собой висящие рога оленя. Они напоминали о мечте стать охотником и о прошлом отца. Он часто бросал на них взгляд, однако никогда не рассказывал, как рога появились в шалаше. Я закрыл глаза. История Бхаргавы не выходила у меня из головы. Какую он расскажет завтра? Не терпится уже услышать её. Может, это будет рассказ о том, как он однажды ушёл в лес и встретил там медведя? Его копьё сломалось о толстую шкуру зверя, поэтому ему пришлось залезть на дерево и прямо там сделать себе другое. Медведь стал карабкаться к нему, но Бхаргава убил его могучим ударом нового копья в глаз. Эту историю я слышал уже много раз, и готов послушать ещё столько же.

Мной овладела приятная слабость. Думать стало тяжело, и я уснул, отдавшись тихой ночи.

II

— Ньёрд, — тихо произнёс отец.

За три года я научился просыпаться от такого шёпота. По телу пробежала лёгкая дрожь утренней прохлады, что закралась по открытой руке. Переборов себя, я поднялся и направился к выходу. Казалось, я совсем не спал. Глубоко вдохнув свежий воздух, я вышел из шалаша. Темнота всё так же окутывала посёлок, но звёзды уже слились с небосклоном. Я огляделся по сторонам и больше никого не увидел, вероятно, мы встали раньше всех. Оружия для тренировки уже аккуратно лежали на траве.

Сегодня меня ждал очередной урок. Отец вчера говорил, что придумал что-то новое и хочет поделиться этим со мной, а в полдень ждёт совместная тренировка с Мидгардом и Улапом. Такие занятия проходили достаточно часто, так как сад отца требовал тщательного ухода.

Он стоял ко мне спиной. Длинные взлохмаченные волосы, доходящие до пояса, развевались от лёгкого ветра.

— Можешь сходить на реку умыться, только возьми с собой чашу и принеси воды.

Отец всегда выглядел сурово и сегодняшний день не стал исключением. Его брови сдвинуты к переносице, взор погружен в раздумья или словно сосредоточен на чём-то. Квадратная челюсть заросла густыми усами и плотной тёмной бородой.

Он указал пальцем на место, где стояла чаша. Большой деревянный сосуд находился возле шалаша, который обычно никуда не переносили и наполняли водой из кожаных мешков. Но отец настаивал, чтоб я взял именно его. Схватив тяжелую чашу, я направился к реке, которая была недалеко.

Тишину нарушал только звук моих шагов, разлетающийся по всей округе.

Я, наконец, дошёл до реки. Отложив чашу, подошёл к краю берега. Тёмно-синяя вода казалась неподвижной, такой спокойной. Мои глаза опять начали слипаться. Опустившись на колени, я погрузил свою голову в воду, опершись на обе руки. Прохладная река хорошо взбодрила. Освободившись от плена сна, я поднялся.

— Нужно наполнить чашу. Отец, наверное, уже заждался.

Взяв её, я вернулся к реке. Зачерпнув воды, чуть пошатнулся, но удержал равновесие. Чаша стала невероятно тяжёлой. Обхватив её как можно крепче, я направился обратно к шалашу.

Усталость быстро пробралась в руки, ноги и спину. Остановившись, я поставил чашу на землю. Мой взгляд приковал странный отпечаток, похожий на чей-то след. Я принялся его рассматривать. Прокравшись, солнечные лучи, осветили находку. Отпечатки размером намного больше моей ступни уводили в сторону леса. Я надавил со всей силы на землю, но не оставил никаких видимых углублений. Прыгнул, результат тот же. Переборов желание двинуться по следам, я поднял чашу и направился дальше.

Такой отпечаток оставил крупный зверь, который своим весом превосходит всех жителей посёлка. Один след не даёт понятия, как передвигается животное, но можно хорошо представить его размеры. Сокрушительным ударом он без труда свалит меня на землю, а острые зубы с лёгкостью разделят меня на кусочки. Такого зверя и нужно убить Мидгарду, — подумал я, но мои размышления посреди короткого отдыха прервал голос отца.

— Поставь чашу возле шалаша. И приступим к тренировке.

Опустив сосуд на землю, я подошёл к отцу.

— Начнём со стрельбы из лука, — продолжил он. — Нужно точное попадание, чтоб перейти к следующему заданию.

Попасть в цель, которая стояла в тридцати шагах от нас, мне уже больше года не составляло труда. Подняв лук и стрелу с земли, я встал перед мишенью. Этот большой кусок слегка подгнившей коры, подвешенный на невысокой палке, был уже весь в маленьких и больших дырах от прошлых моих тренировок, поэтому целиться нужно в целые места. Солнце, выглядывая из-за гор, слепило привыкшие к сумеркам глаза, но к этому я быстро приспособился. Смотря внимательно на маленькую мишень, я поднял лук. Лёгкую стрелу перевешивал небольшой каменный наконечник. Едва ушко коснулось тетивы, мои руки затряслись. Я задержал дыхание, но прицелиться было невозможно. Напряжение заиграло всем телом, и я опустил лук.

— Часто после долгой охоты сил совсем не остаётся. Руки с трудом удаётся поднять, не говоря уже о стрельбе из лука. Но медведь или другой страшный зверь спрашивать тебя не будет, он нападёт, когда ты меньше всего ждёшь. Поэтому слабость нужно побороть, успокоить свои руки и попасть, но попасть точно. Второго шанса может не быть.

Я кивнул отцу и снова поднял лук. Он немного изогнулся от напряжения. Рука начала слегка подёргиваться, и чем дольше я держал лук в таком положении, тем сильней становились колебания. Через силу я всё же отвёл стрелу на нужное расстояние, но сразу же её отпустил.

Стали слышны звуки просыпающегося посёлка. До моего уха доносились тихие голоса, отдалённо напоминающие ветер. Повторялся треск втыкающейся стрелы — видимо, кто-то тоже начал упражняться с луком.

Не отрывая глаз от мишени, я в третий раз поднял оружие. Тетива остаётся спокойной, я представил траекторию полёта и примерную силу. Прицелился и задержал дыхание. Быстрым движением приготовил своё оружие. Приостановив на мгновение стрелу, отпустил хвостовик. Моя судьба отдана удаче, если я смогу убежать, то выживу. Но цель не была поражена. Белое оперение снаряда красовалось рядом с мишенью.

— Для первого раза совсем неплохо, — с улыбкой произнёс отец. — Я в твои годы так близок к мишени не был. Приступим к следующему заданию, но для начала проверим твой навык бросания копья. Возьми его и попади вон в то дерево, — он указал на единственный клён в посёлке.

Взяв из рук отца копьё, я приготовился к броску. Дерево стояло недалеко, примерно в двадцати шагах от меня. Я не попадал в мишени, которые находились ближе примерно наполовину. Пришлось взять разбег и вспомнить все уроки, чтобы в этот раз попасть. Копьё, как и стрела, не нашла свою цель. С глупой улыбкой на лице я повернулся к отцу, чтобы получить его ободряющий кивок, но он лёгким движение руки, коснувшись моей головы, повалил меня на землю.

— Для охоты этих навыков может хватить, но если на тебя нападёт огромный зверь, то луком от него не отбиться. — сказал отец. Я медленно поднялся, недовольный произошедшим. — Копьё потеряешь после первого же броска. Ты не обладаешь большой силой, чтоб пользоваться дубиной, особенно если она с камнем. Ньёрд, — лицо отца сделалось серьезным. Я сразу понял о чём он заговорит, так бывает каждый раз, когда у меня что-то не получается. — Охота не единственное занятие для жителей посёлка. Лес полон зверей, для которых человек еще более простая добыча, чем крошечная белка.

Мой гнев, готовый вылиться ругательством и топтанием ногами, угас, когда рядом с шумом на весь посёлок бежал Мерс, а за ним еще четверо мальчишек моего поколения. Они забрасывали громилу камнями, обзывали его и толкали под ноги палки. Из под брови Мерса текла кровь, а на одежде, казалось все же была не его. Он нес свежие шкуры на выделку.

— Мерс не охотник, забрасывай его камнями, — подзывали других мальчишки.

— Прекратите! — я поддался вперед. Мальчики обернулись, посмотрели кто крикнул и побежали догонять Мерса. — Вот я им покажу.

— Ньёрд, — отец положил мне на плечо тяжелую руку и остановил мой рывок вперед. Он будто и не видел ничего. Только я, кажется, не могу привыкнуть к такому.

— Хватит. — я сбросил с плеча его руку и пошел к шалашу. — Не хочу слушать про твой сад. Ты уже решил меня обучать охоте, так продолжай. — злость снова вскипела. Я обернулся высказать все отцу. — Если у меня получится занять место в отряде, я буду с гордостью носить знак отличия. Если же, как ты говоришь, моих сил окажется недостаточно и вождь решит оставить меня наравне с Мерсом, я буду помогать тебе. Только после этого.

— Не злись. Мне не помощь твоя нужна. Я беспокоюсь о другом. — он улыбнулся, разглядывая обиженного ребёнка, и после короткого молчания продолжил. — Это кинжал, — отец протянул мне светлый предмет. — Он изготовлен из прочной кости медведя и при этом достаточно острый. Им легко убить или сильно ранить. Он короткий и главное лёгкий, поэтому его можно всегда носить с собой.

Я проследил, как группа мальчишек и Мерс скрыли у реки, и взял кинжал. Мои пальцы обхватили удобную рукоять, которая была ограждена от острия небольшим уширением. Белая кость действительно была лёгкой. Отец протянул мне чехол из кожи. Взяв этот длинный кармашек, я привязал его к поясу и положил туда новое оружие. Волнение поднялось изнутри и раскатилось по горлу. Слова боялись слететь с губ. Как часто я хотел спросить? Почему так редко делал это?

— Почему ты занимаешься своим садом? — Едва слышно удалось произнести. Мне хотелось как-то его отблагодарить, так пусть расскажет о своём любимом занятии.

— Следуй за мной, я кое-что покажу. — Отец улыбнулся, как всегда делал, когда я спрашивал про сад, и указал в сторону разнообразных трав и небольшого кустарника. Про последний он и заговорил. — Взгляни на это растение. Что видишь?

— Ствол, ветки, листья и, — я напрягся, чтоб заметить, — ягоды.

— А я про них что рассказывал?

— Ну хватит, просто поведай. Ты говорил, — выражение лица бывает многословнее, — никогда их не есть и не трогать. И так высказываешь каждому.

— Не только это. Объясняю, чем ягоды отличаются от тех, что встречаются везде у нашего посёлка.

— Я других не видел, — я солгал, на что отец закатил глаза.

Утреннее солнце уже полностью освещало посёлок. Лучи, отражаясь от капель росы, украшали зелёную поляну. И тут громкий голос молодого охотника обрушился на посёлок, и это спасло меня от продолжения разговора. Охотник бежал от берега реки.

— Нергал, Нергал! Возле реки замечены его следы. Нергал вернулся.

Криками ему удалось привлечь к себе внимание. Я не знал значение слова, но почувствовал в голосе сильную тревогу. Все отложили свои дела, глазами встречая и провожая охотника. Тот торопился к шатру вождя. Направляясь туда прямой тропой, он всё же прошёл через большую часть посёлка, поэтому все слышали его крики. Слова разлетались снова и снова, вскоре темп бега снизился и перешёл на шаг. Дойдя до шатра, он замолк и исчез внутри. Повисло напряжённое молчание. Казалось, всякий обдумывал услышанное. Не показывая признаки беспокойства, каждый отец, из тех, кого я увидел, обнял своего сына за плечи и проследовал к шалашу.

— Зайдём внутрь, — обеспокоенным голосом сказал отец.

— Что происходит? И кто этот Нергал? — приближаясь, спросил я.

— Я надеюсь, это ошибка. Пегас — охотник молодой, неопытный. О Нергале знает лишь понаслышке. Видимо, кто-то рассказал ему вчера вечером историю, а он, впечатлённый рассказом, увидел что-то возле реки и решил, что это может быть Нергал.

— Так Нергал какой-то зверь? Я видел у реки странный след, который шёл в лес. Отпечаток был глубокий.

— Это, скорее всего, медведь выходил ловить рыбу. Ты же знаешь — её в этом месте много. Нергал — не простой зверь. Он — единственный из своего рода.

— Расскажи мне про него.

— Для начала я схожу к шатру и узнаю, что там приключилось.

Отец вышел. Расстроенный тем, что он ничего не рассказал, я уселся возле кострища и, подобрав палку, стал ковыряться в золе.

Атуэй

Атуэй был ещё ребёнком, когда отец притащил в шалаш маленького волчонка — он хотел показать, как выглядят обитатели дикого леса. Но будущий вождь, взглянув на свернувшегося клубком щенка, увидел в нём своего нового друга. Отец, поддавшись долгим уговорам, разрешил его оставить, но пристально наблюдал за растущим зверем. Юного зверька назвали Сурт.

Атуэй заменил волчонку отца, но делал это как человек, таская его с собой повсюду, как маленького ребёнка на руках. Перед сном он укладывал серый комочек возле себя и, обняв, засыпал. Сурт боялся новой обстановки, но не скулил, показывая отцу сильный дух. Его лапы ещё не окрепли и к тому же тряслись, поэтому ходить он не мог. После семи дней, когда Атуэй случайно не добросил до волчонка кусочек мяса, Сурт, поднявшись с лежанки, зашагал к нему, виляя хвостом в разные стороны. Съев пищу, он направился к своему маленькому другу и, когда дошёл, опустил крохотную голову ему на ногу, глядя прямо в глаза.

Волчонок был радушно принят детьми. Бегая с ним по траве, ребята заливисто смеялись. Многие из них просили себе такого же волка, но не все отцы рискнули пойти на поводу. Появилась ещё пара волчат, правда, спустя пару ночей они убежали в родной лес.

Дни шли за днями. Дружба между человеком и волком становилась крепче. Сурт взрослел, обрастал красивой серой шерстью. От правого глаза до хвоста у него тянулась узкая белая полоска. Росли и острые клыки Сурта. Человеческая кожа не в силах противостоять множеству маленьких кинжалов. Когда Сурт впервые схватил Атуэйя за левую руку, у того мгновенно потекли узенькие струйки крови, наполнившие пасть волчонка. Он замер. Атуэй молчал и мокрыми от слёз глазами смотрел на своего мохнатого друга, упрашивая его успокоиться. Хищный аппетит блеснул в ответном взгляде. Громко проглотив содержимое пасти, волк облизнулся. Его взор переместился на окровавленную руку, а задние ноги немного пригнулись, словно он готовился к прыжку.

— Сурт! — окликнул его Атуэй, пытаясь разбудить.

Перед ним стоял многовековой потомок тёмного леса, который уже не слышал голоса. Но всё же в последний момент волк посмотрел сидящему перед ним человеку в лицо, и его взгляд потух, как последний уголёк костра. В самый раз подоспел отец, который отогнал палкой волчонка. Раны были глубокими. Осмотрев их, разъярённый родитель схватился снова за импровизированное оружие, и хотел было ударить сидящего неподалёку Сурта, но Атуэй успел его остановить.

— Он мог тебя убить. Животное опасно. — Сказал с тревогой отец.

— Сурт мог сделать это уже много раз. Он всё понимает. Его нельзя убивать, — со слезами стал умолять Атуэй.

Отец опустил палку и ещё раз взглянул на волчонка. Тот сидел с опущенной головой, словно сожалея о содеянном. Впоследствии Сурт ещё не раз хватал Атуэйя за руку, но оставлял лишь небольшие царапины.

Четыре года тренировок, а после Атуэй вступил в число охотников, заняв место Бхаргавы. Он был сразу и радушно принят всеми, так как его навыки охоты превосходили умения новичков, а волк был весьма полезен. Сурт аккуратно приносил подстреленную дичь, прикусывая её зубами, а его нюх помогал отряду находить лисьи норы. С появлением Атуэйя и волка в группе процесс охоты заметно ускорился. Этот дуэт работал настолько слаженно, что остальным мужчинам оставалось только наблюдать. Атуэй отстреливал из лука парящих между деревьями птиц, а Сурт, не дожидаясь команды, бросался за добычей. Между ними существовала какая-то духовная связь. Они безошибочно понимали друг друга без слов. Двое — человек и волк — стали одним целым. Однако Атуэй и Сурт занимались лишь ловлей мелкой дичи. Они участвовали в охоте на более крупных зверей, но лишь издалека. Заметив оленя, отряд бесшумно подкрадывался к нему против потока воздуха, чтобы ветер не передал запахи животному. Атуэй готовил лук. Стрела при точном попадании в глаз или сердце могла мгновенно сразить ничего неподозревающее животное. Но если охотник ошибался, молодой Сурт участвовал в погоне, направляя жертву к охотникам.

Вождём в тот период был тщеславный Ванадис, который не сильно отличался от своего предшественника. Его гладковыбритое лицо с узкими и близко посаженными глазами, а также слегка кривые губы, вызывали у жителей отвращение, поэтому редко кто встречался с ним взглядом. Он проводил ленивый досуг в шатре, сидя на своём деревянном троне с высокой спинкой. Голову ему украшала сложенная из мелких костей корона, которая напоминала широко раскрытую пасть крупного зверя, усеянную множеством зубов. Ступни защищали плоские деревянные палки, привязанные к ноге верёвкой. При ходьбе они издавали много шума, но он отказывался их снимать. Кожаная накидка, пришитая к верхней части одежды, сковывала движения правой руки. Вождь любил смотреть, как отряд охотится, но своими криками и шагами нередко отпугивал животных.

— Я, надев корону предыдущего вождя, стал в один ряд к почитаемым святым. Вы должны выполнять все приказы или принять кару небес, — верещал Ванадис всякий раз, когда кто-то перечил. — Моя воля — воля Создателя природы и леса.

Каждый житель посёлка должен был склонять колени перед ним и отдавать любую вещь, которую тот пожелает. Ванадис — это уже четвёртый вождь, чьё высокопарное правление не нравилось жителям, но у него были приближённые, которые верили в его слова и охраняли. Он возомнил себя всесильным и способным призывать дождь и молнии, но, на всякий случай, окружал себя дюжиной воинов и отрядом охотников. Когда ему становилось скучно сидеть на троне в своём шатре, Ванадис любил пройтись по поселению, заглядывая почти в каждый шалаш. При этом у него был важный вид: вождь высоко поднимал голову, шагал медленно, размахивал впёред-назад левой рукой, а локоть правой сильно выпирал из-под накидки. Три больших воина всегда сопровождали его.

Ванадис часто заходил в палатку Атуэйя, который был у всех на слуху. Ему нравился волчонок, бегавший у ног этого ребёнка. Не раз вождь пытался притронуться к зверю, но подпрыгивал всякий раз, когда тот скалил свои белые зубы. В глазах читался страх, но Ванадис, делал гордый вид — будто ничего и не было — и уходил.

День выдался удачным. Солнце светило во всю силу. Охотники собрались на краю посёлка, что находился на границе с лесом.

— Сегодня с нами отправится вождь, — сказал один из охотников. — Он не встанет на пути твоей меткой стрелы, Атуэй. Явился. Смотрите.

Ванадис важной походкой приближался к отряду. За его спиной шагало трое воинов, а на лице играла довольная улыбка.

— Надеюсь, сегодня будет славная охота. Давно я не видел окровавленные стрелы и страх в глазах несчастных животных. — Он оглядел преклонивших колени охотников и сделал им знак подняться.

Отряд во главе вождя направился в бескрайний лес. Охотники шли друг за другом. Короткой тропинкой они проходили всё глубже и глубже. Миновали кусты с крупными красными ягодами, и закидывали их в рот, совсем не обращая внимания, как они это делают. После короткого привала, не пройдя и двадцати шагов, Атуэй заметил пёструю куропатку, которая сидела на самой нижней ветке невысокого дерева. Он замер и медленно достал стрелу из-за спины. Отряд, заметив его пристальный взгляд, тоже остановился. Вождь подскочил к нему, встав с ним на один уровень. Найдя глазами беззащитную птицу, он стал внимательно за ней следить, иногда переводя взгляд на опасный лук Атуэйя. Со свистом стрела покинула своё место. Сурт прыгнул в сторону падающей птицы, а вождь заликовал, громко хлопая в ладоши.

— Да этот парень один может охотиться. Видели, как он попал точно в голову маленькой птичке с расстояния двадцати шагов. Это превосходно.

После паузы он сказал охотникам:

— Вы можете оставаться здесь или возвратиться в посёлок. Дальше мы пойдём втроём. — Он указал пальцем на одного из своих сопровождающих. — Ты пойдёшь с нами. Малыш Атуэй, покажи, на что ты ещё способен.

Небольшой отряд стал пробираться в глубь леса. Животные, чуя приближение опасности, попрятались в своих убежищах. Даже птицы замолчали. Тишину нарушали громкие шаги вождя и неотёсанного великана. Атуэй и Сурт двигались бесшумно.

— Твой питомец прекрасен, — тихо произнёс вождь. — Свирепый и покорный. Настоящий и преданный друг. Он навевает страх, когда смотрит, а его рычание заставляет содрогаться. А ведь ещё юн.

Атуэй молчал. Его лук был готов в любое мгновение выстрелить. И вот, выдался момент. Недалеко под деревом сидел заяц, который навострил уши, прислушиваясь к приближающимся звукам.

— Тише, — произнёс Атуэй.

Ванадис хотел возмутиться, но сосредоточенный взгляд молодого охотника его остановил. Все трое замерли. Атуэй сделал шаг вперёд, а Сурт прижался к земле своим брюхом. Он сделал ещё один шаг. Заяц приподнялся на ноги, его уши задёргались, вылавливая звуковые колебания. Но тут приготовившегося к выстрелу Атуэйя прервал голос вождя — Внадис тоже заметил серого зверька.

— Давай! Чего ты ждёшь? Он убежит. Попади ему в голову.

Его лицо исказила улыбка. Ожидая повторного успеха, Ванадис развёл в стороны руки, словно готовился к аплодисментам. Тетива напряглась сильней. Атуэй, отчётливо видя перед собой цель, направил лук на зверька. Едва стрела начала полёт, заяц дал дёру. Наблюдавший за происходящим Сурт резким прыжком поднялся с земли и побежал следом. Убрав оружие за спину, Атуэй тоже направился быстрыми шагами в сторону убегающих животных. Разочарованный вождь оставался на месте, но потом последовал примеру молодого охотника, а сопровождавший его воин отправился за ним.

Погоня заводила их всё глубже в лес. Солнцу становилось всё сложней пробиваться сквозь плотные листья высоких деревьев, но всё же оно достаточно хорошо освещало путь бегущему зайцу. Серой тенью преследовал его Сурт. Их дорога петляла, поэтому Атуэй движущийся по прямой, отставал не так силтно. Позади него плёлся вождь и его воин. Уставший от долгой погони, заяц стал снижать темп. Молодой волк, которому это всё нравилось, приближался к нему. Наконец, зубы Сурта настигли свою добычу, крепко сжав шею зайца. Слившись в ком, они прокатились кубарем десять шагов. Волк быстро встал. Отряхнувшись, Сурт посмотрел на свою жертву. Окровавленный заяц лежал около передних лап.

— Молодец, Сурт, — похвалил его подбежавший Атуэй.

Оглядев добычу, он подошёл к своему другу и потеребил его шерсть, дыбом стоящую на голове. Вождь появился нескоро. Вид крови привёл его в восторг. Взгляд Ванадиса, бегающий от зайца к хищнику и обратно, выражал одномоментно и изумление, и радость.!!

— Твой волк не перестаёт меня удивлять, — начал говорить он. — Если ты его отдашь мне, сделаю тебя приближённым воином.

— Какой мне от этого прок? — Дерзко ответил ему Атуэй.

Лицо Ванадиса покосилось от его наглости.

— Да как ты смеешь так разговаривать со мной? А ты что стоишь? Проучи его.

Тень, которая все эти мгновения находилась за спиной вождя, направилась к молодому охотнику. Их разделяло шесть шагов, и когда расстояние сократилось до двух, вдруг послышался какой-то звук. Оглядываясь по сторонам, они будто забыли недавнюю ссору. Сурт, сидящий у ног своего друга, прислушивался, но звук больше не повторился. Тишина забрала себе всё, но ощущения безопасности не появилось.

— Пойди проверь, что там, — обратился Ванадис к своему охраннику.

Тот, удаляясь от Атуэйя, направился в сторону звука. Отойдя шагов на пятнадцать от места, где все стояли, громила начал пропадать из виду. Толстые стволы деревьев загораживали тело здоровяка. Он остановился, казалось, что-то услышав. Сурт приподнялся, насторожился, не отрывая взгляда от стоящей фигуры. Губы завибрировали, слегка обнажая белые клыки, из пасти вырывалось негромкое рычание.

— Что ты слышишь, мой друг? — присев и обняв волка, сказал Атуэй.

На секунду что-то мелькнуло среди деревьев. И до стоящих донёсся звук падающего тела. Здоровяк пропал из виду. Атуэй еле удержал дёрнувшегося Сурта.

— Где он? Что с ним случилось? — Воскликнул перепуганный вождь.

Он начал судорожно трястись и пятиться назад в поисках укрытия за молодым охотником. Но сверкнувшие в темноте глаза заставили вождя обратиться в бегство. Сидевшие неподвижно Сурт и Атуэй заметили, как за ним погналась взрослая рысь с окровавленной мордой.

— Нужно спасти его, — спокойным голосом обратился Атуэй к волку.

Взглянув на своего друга, Сурт бросился в погоню.

Молодой охотник догнал своего волка — мохнатый друг уже остановился. Взору Атуэйя предстала неприятная картина. Вождь упал, перевернулся и пытался пятиться назад, пристально смотря в глаза рыси. За ним начиналась крутая возвышенность, поэтому Ванадис не смог двигаться дальше. Крупный хищник, осторожно приближался к нему, глаза блестели.

— Ну, малыш спаси нашего вождя, — сказал Атуэй наблюдающему волку.

Сурт громко зарычал и подбежал сзади к рыси. Та, заметив его, сделала прыжок в сторону и, развернувшись, стала внимательно смотреть на соперника. Описывая окружность, они двигались то влево, то вправо. Вождь замер, наблюдая за танцем зверей. Атуэй достал из-за спины лук и стрелу. Повторяя кончиком своего оружия движения рыси, он стал медленно натягивать тетиву, но через миг та заметила, что Сурт уступает ей в размерах, набралась храбрости и бросилась на волка. Сурт увернулся, сделав прыжок назад. Расстояние между животными сильно сократилось, поэтому Атуэй, боясь оказаться целью для следующего прыжка, сделал пару шагов назад. Его руки затряслись от напряжения тетивы, но стрелок выжидал подходящего момента. Рысь сделала повторный рывок вперёд — также безуспешно. Сурт не пытался атаковать, прыгая из стороны в сторону. Он всё больше злил дикую кошку, и та стала делать выпады чаще. Рысь выкладывала в эти рывки последние силы, а в один из моментов сильно ударилась грудью о землю.

Атуэй набрался храбрости и подошёл ближе, сократив расстояние до пяти шагов. Рысь, сделав очередной прыжок, почти дотянулась до шеи молодого волка, но он снова увернулся. Кошка не успела приготовиться к падению и кубарем покатилась по земле. Мальчик, воспользовавшись шансом, выпустил острую стрелу. Она попала под лопатку и упёрлась в кость, поэтому вошла неглубоко. Когда рысь поднялась, стрела почти сразу отпала. Молодой охотник завозился, вытаскивая следующий снаряд. И, поймав на себе свирепый взгляд, начал медленно отступать. Наконец, стрела была натянута, но быстро приближающаяся рысь вывела охотника из равновесия — руки затряслись. Атуэй заметил, как её задние ноги напряглись, готовясь к прыжку, глаза блеснули и рысь облизнулась. Мгновение — и Сурт сбил летящую рысь, когда та была уже у самого носа Атуэйя. Звери упали. Молодой Сурт быстро вскочил на ноги. Кошка прилегла отдышаться, дав охотнику возможность прицелиться. Эта ошибка стоила ей жизни — больше рысь так и не встала.

Вождь, который до это лежал на земле, поднялся и подбежал к мёртвому телу. Его лицо выражало ликование.

— Точно в сердце. А ты не хуже своего волчонка, — не отрывая взгляда, сказал Ванадис.

Уже начало темнеть, когда небольшой отряд вышел из леса. Первым выбежал их встречать отец Атуэйя, который, начиная со второй половины дня, уговаривал охотников вернуться за его сыном. Сурт бежал впереди, за ним шёл босой вождь, а Атуэй, погрузив на себя опасную добычу, шёл позади.

Несколько десятков раз сменило солнце луну, пока Ванадис не ходил на охоту. И вот однажды, когда Атуэй решил остаться дома, тот не вернулся. Отряд рассказал, что его задрал голодный медведь. Жители посёлка думали иначе, но не высказывали это вслух. Из леса охотники вынесли лишь окровавленную корону.

Прославленный охотник и умный парень Атуэй занял место Ванадиса по единодушному решению жителей поселения.

Молодой вождь, в отличие от своих предшественников, отказался носить головной убор. Он объяснял это так:

— Корона возвышает меня над людьми племени Керука. Последние правители возомнили себя выше остальных, приближая собственные ничтожные дела к желаниями и требованиям священных духов, что оскверняет нашу историю. Я же ничем от вас не отличаюсь. Я, как и Ачьюта, о котором каждый отец тайно ночами рассказывает сыну, друг ваш и брат по крови и духу. Собой я лишь представляю единство племени, чьё главное назначение — поддержание порядка и создание условий процветания. Сила наша в общем единении друг с другом и природой. Ванадис не скрывал, как стал вождём. И мы понимаем, к чему это привело, и почему плохо сказалось на всём посёлке. Мы должны следовать главному — заботе друг о друге.

III

— Почему я глупый охотник? Я видел след возле реки и могу отличить его от множества других. Этот не похож ни на один из тех, что мне приходилось видеть. Он глубокий, хотя почва в том месте достаточно твёрдая. Животных уже и не встретишь так близко к посёлку.

Вождь сидел на троне, а волк лежал у его ног, лениво наблюдая одним глазом за гостем. В шатре горел маленький костёр, хотя полуденное солнце с лёгкостью проникало внутрь. С правой стороны от трона лежали аккуратно разложенные трофеи, среди которых знаток мог узнать и череп рыси. На некоторых костях ещё виднелись следы недавно засохшей крови — свидетельство того, что они были убиты совсем недавно. Недалеко от входа напротив вождя беспорядком лежали кушанья и несколько чаш с водой.

— Ты не видел никогда Нергала и, сделав поспешные выводы, напугал всех, — обратился к охотнику стоявший рядом Бхаргава. — Необходимо сначала разобраться. Нергала не видели уже более тридцати лет, а ты утверждаешь, что зверь снова объявился. Наш посёлок — последнее место, куда он хотел бы возвратиться. Ты знаешь его историю?

Короткие волосы и лёгкая щетина, покрывающая лицо, не помогали скрыть возраст молодого мужчины. Пегас обладал вполне хорошим телосложением и ростом, считался самым быстрым охотником, и дети любили с ним играть, а он, кажется, был не против. Добрый и всегда улыбающийся юноша выглядел напуганным.

— Да, — обратился Пегас к мудрецу. — Отец часто о нём рассказывал, вспоминал те годы и грустил по утрате. Я уверен, что это следы того зверя.

— Твой отец умер несколько лет назад, — начал говорить вождь. — Он был хорошим охотником, но перед болезнями лук и стрелы, увы, бессильны. Ты не можешь отдышаться. Выпей воды, мой друг, и угощайся, чем хочешь.

Пегас вышел вперед, огляделся над холодными закусками и залпом опустошил чашу. Поблагодарив, он вернулся к выходу.

— Очень жаль твоего отца, — продолжил вождь. — Но всё же, на одни рассказы опираться нельзя. Ты взволновал всех и поторопился с выводом.

В шатёр вошли одномоментно ещё двое мужчин, практически упираясь друг другу в плечо. Одного роста и одинакового телосложения, но с совершенно разными лицами.

— Это правда? — поинтересовался первый из них.

— Пока не знаем, Хенир, — ответил ему вождь. — Пегас утверждает, что это так.

— Нужно сходить и посмотреть на следы, — сказал второй мужчина.

— Безусловно, Улап, пойдём. Бхаргава — единственный знаком с Нергалом непонаслышке.

— Я считаю, что это пустое. Не мог Нергал вернуться. У молодого охотника разыгралась фантазия, — возразил мудрец. — Сам поощряю разные придумки, но то истории, и рассказаны они в соответствующем месте. Придя туда, мы, скорее всего, ничего не обнаружим.

— Мой сын Ньёрд говорит, что тоже видел следы у реки, — встал на защиту молодому охотнику Хенир.

— Сходим, посмотрим. Это поможет успокоить всех. Да и ноги хочу размять, засиделся.

Вождь поднялся с трона, перешагнул через собственный обед и направился к выходу. Его серый друг следовал за ним, держась у левой ноги. Атуэй вышел первым. Глубоко вздохнув, он направился к реке. Пегас, Хенир и Улап шли за спиной вождя, а Бхаргава медленно плёлся позади. По пути несколько мужчин спрашивали про Нергала, но вождь уверял всех не беспокоиться и говорил, что это, скорее всего, ошибка.

— Мы почти дошли, Пегас. Где следы? — Спросил Атуэй.

Сурт кинулся вперёд. Он обогнал всех на двадцать шагов и, унюхав след, остановился.

— Твой волк как раз возле того места, — показывая пальцем, сказал Пегас.

Они подошли и, окружив отпечаток, довольно долго рассматривали его. Первым заговорил Улап:

— Не видел я таких следов. Он и правда большой. Не похож на медвежий — слишком вытянутые пальцы. У него, наверное, здоровенные когти.

Он присел. Ощупывая землю, старался нажать так, чтоб оставить свой отпечаток, но, как не давил, его рука нисколько не углубилась.

— Вот видите. Земля твёрдая. Чтоб так провалилась лапа, нужен большой вес, — заявил Пегас.

— Подождём, что скажет Бхаргава, — ответил вождь.

Мудрец сильно отстал от группы. Опираясь на свой посох, он шёл медленно.

— Послушались юнца и пошли в такую даль. Для моих-то косточек подобный путь тяжёл, — бубнил себе под нос Бхаргава. — Не мог Нергал вернуться. Не стал бы. Ему, должно быть, столько же лет, как и мне. Хотя что года значат для животного, живущего в диком лесу.

— Где след? — громко сказал мудрец, когда приблизился к компании. Не дожидаясь ответа, он начал искать отпечаток. Глаза с прищуром смотрели на место, которое разнюхивал волк. Нога старика резко согнулась и отодвинулась назад, словно придерживая его от падения, а свободная левая рука едва заметно затряслась. Пальцы сильнее сжали скрюченный посох. В голове у мудреца мелькали силуэты всех ему известных животных. Один за другим следовали самые крупные звери, но никто из них не смог бы оставить такую отметину в земле. Огромный медведь — единственный, кто мог бы это сделать, но пальцы на отпечатке не похожи. Неужели ты и правда вернулся — думал Бхаргава. Опираясь обеими руками на свой посох, мудрец медленно опустился на одно колено и начал ощупывать дрожащей рукой землю вокруг следа.

— Что скажешь, Бхаргава? — спросил вождь.

–…Этот след не может принадлежать Нергалу. Скорее всего, чья-то глупая шутка. Даже ведук не смог бы оставить такой отпечаток, ещё и один.

— Если это он, то нечего бояться. У нас дюжина отличных охотников. Я думаю, мой сын Мидгард и один справится, — с долей гордости в голосе сказал Улап.

— Здесь высохла грязная лужица, — заметил Хенир, который тоже присел на одно колено. — След находится в небольшой ямке, куда скопилась вода после недавнего дождя. Так что этот след вполне могло оставить какое-нибудь животное.

— Значит, он принадлежит медведю. А вода придала ему такую форму… Пегас, — вождь повернулся к молодому охотнику, — в следующий раз не стоит поднимать такую суматоху. Немедленно приходи ко мне, а мы уж разберёмся. Теперь нужно объяснить всем, что произошло. Ступай, Пегас, успокой всех.

Молодой охотник быстрыми шагами направился в сторону посёлка, а остальная компания продолжала стоять возле отпечатка.

— Ты уверен, что это не может быть Нергал? — Обратился вождь к мудрецу. — Приближается День племени, и если он явится, то застанет нас врасплох.

— Я сам прогнал его отсюда, Атуэй, очень и очень давно. И зачем ему возвращаться? У животных нет чувства мести, а Нергал всё же животное, — ответил Бхаргава. — Мало того, он не моложе меня, — старик поднялся и пошёл к подножью горы, где находился его шалаш, но остановился и добавил, — если он ещё жив.

Уверенность Бхаргавы передалась остальным. Они молча наблюдали за медленно удаляющейся фигурой мудреца. Когда тот отошёл от них на добрые тридцать-сорок шагов, они, переглянувшись, разошлись. Пара волка и человека направилась к умиротворённой реке. Словно мальчишка, вождь бросился бежать, стараясь перегнать четвероногого друга. Лицо Атуэйя выражало радость и полную безмятежность. Остановившись у самого берега, он схватил Сурта за морду и начал качать её в разные стороны, а потом, обхватив обеими руками, бросил в воду, громко смеясь.

Улап и Хенир вместе направились к посёлку. Недолго они шли молча.

— Твой Ньёрд — добрый малый, но уж слишком худощав. Совсем не даёшь есть? — С лёгким смешком прервал молчание Улап. — Ему бы твою силу. А ты тратишь её впустую, коротая целые дни со своей травой.

— Хорошо знаешь, почему я с ней вожусь.

— Твоя зелень к мясу хороша, но ты был охотником, отличным охотником. Половина нашего отряда против тебя долго не продержится, если окажется по другую сторону от тебя в лесу. В умении обращаться с луком с тобой сравнится разве что Вегейр…

— В который раз ты начинаешь этот разговор, — прервал Хенир своего собеседника, но Улап не отставал.

— Охотиться с тобой плечом к плечу — одно удовольствие. Если бы не тот случай…

— Я отлично помню, что тогда произошло, — снова он прервал Улапа, не дав договорить. Лицо Хенира изменилось. Тусклый взгляд упал в ноги, а брови сошлись, как при глубоком раздумье. — Поэтому необязательно мне напоминать. Я не хотел брать больше в руки лук, но согласился тренировать Ньёрда. И скоро пожалел.

Улап рассматривал лицо своего товарища. Ему казалось, что он возвращается в прошлое, наблюдая, как давно произошедшие события вырисовываются на лице Хенира. Его длинные волосы, аккуратно собранные сзади в косу, открывали высокий и морщинистый лоб. Усы и борода давно не стрижены, но всё равно Улап заметил, как губы друга крепко сжались. Хоть это и произошло в одно мгновение, Улап уловил боль, охватившую лицо товарища. Разве могут воспоминания давно прошедшего события вызвать такое невыносимое страдание?

— Он не отличается большой силой, — продолжал Хенир. — Но я научил его тому, что умел сам. Все навыки владения оружием, какие только знаю, я передаю ему, но где найти такой, что спас бы, напади на моего сына даже средний медведь. Тут-то я и пожалел, что вообще взялся за его тренировку. Я стал учиться большему, продолжая передавать свой опыт ему, а он все рвётся скорее в лес.

— Ньёрд — отличный стрелок, — хотел утешить Улап своего расстроенного товарища. — Не забывай, Мидгард — его лучший друг, уж вдвоём не пропадут. Весь отряд будет присматривать за твоим сыном, когда он станет одним из них. Тебе не стоит волноваться, всё давно не так как было раньше. Забота друг о друге — наш способ выживать. И мы с тобой уже не справимся с медведем, окажись с ним наедине. Разве что я. — Улап подтолкнул локтем Улапа. — Я еще думаю завалить лося за рога.

Повисло неловкое молчание. Сменив еле заметную поступь на быстрый шаг, они вошли в посёлок, и, когда им нужно было расходиться, остановились.

— Совсем вылетело из головы. На счёт совместной тренировки всё ещё в силе? — Начал новый разговор Хенир своим обычным тоном.

— Конечно, — ответил Улап, слегка улыбаясь. — Как и договаривались, проведу тренировку. Занимайся своими травами.

— Только не пускай их в лес. И — Хенир задумал, но решил добавить: — Думаю, у Мидгарда больше шансов положить лося за рога на бок.

— Да. Я так и не смог получить такой трофей. Но, кто знает, может и выдастся случай. Повешу его в своём шалаше. — Улап остановился и тихо добавил: — Мне тоже нужна такая память.

Хенир выслушал, но в ответ ничего не сказал. Они разошлись в разные стороны, но через несколько шагов Улап обернулся:

— Жду твоего сына. Думаю, эта тренировка им будет на пользу.

IV

Мне быстро наскучило копаться в золе и, бросив палку, я вспомнил про свой кинжал. Вынуть его из чехла не составило труда. Подставив другую руку, я расправил ладони вверх, чтобы хорошенько рассмотреть новое оружие. Нужно показать кинжал Мидгарду, — подумал я. Лёгкий, но всё же может причинить куда больший вред, чем дубина. Такой маленький, и в тот же момент, внушающий чувство силы и способности убить. Хотя страха оружие не вызывало. Пусть только увидят его действие.

Крепко сжав его в правой руке, я стал размахивать им словно дубиной, но понял, что с кинжалом нужно обращаться по-иному. Его сила в острие, поэтому необходимо бить прямо или наотмашь, а это, в свою очередь, позволяет защищаться свободной рукой, выставив её перед собой. Я встал и попробовал ударить своего невидимого соперника. Сделал несколько попыток и остановился. Кровь, казалось, закипела, а в глазах словно разожгли огромный костёр. Небольшие капельки пота проступили на лбу. Всем нутром хотелось скорее попробовать его в реальном бою, ощутить всю мощь скрытой силы. Во мне заговорил охотник, сотни охотников, которые хотели вонзить этот кинжал в живую плоть. Поддавшись желанию, я готов был бежать в лес, но остановился у самого выхода из шалаша.

— Сначала покажу его Мидгарду, а потом мы отправимся в лес — охотиться, — произнёс я вслух.

До жилища друга добежал быстро. Он с присущим ему азартом тренировался, колотя не по возрасту огромными кулаками закреплённый на деревянном столбе кожаный мешок. Его так плотно набили листьями, что даже моя стрела не могла вонзиться. Но под мощными ударами Мидгарда мешок мялся как животный пузырь с мочой. От каждого удара столб всё больше наклонялся, словно умоляя о пощаде. Но руки охотника не знали жалости и продолжали сокрушать стойкого противника. Глухие звуки, похожие на звуки загнанных в угол зверей, разлетались по всему посёлку. Я продолжал смотреть: Мидгард, отступив на шаг назад, нанёс последний сокрушительный удар и обрушил столб, осыпав себя брызгами земли. Грязь из пыли и пота подчёркивала отлично сложенную фигуру. Мой друг был самым высоким среди сверстников. Из-за широких плечей он выглядел взрослее, и дополняли образ разъярённые чёрные глаза.

— Каждый день вкапываю бревно глубже и глубже, а оно всё валится, — сказал Мидгард, стоя ко мне спиной. Он поднял столб и попытался вернуть его на прежнее место, но тот снова упал. Махнув рукой, уставший друг подошёл ко мне.

— Обрезал волосы? — начал первым я, и, когда Мидгард приблизился, провёл грязной рукой по его коротким волосам. Губы Мидгарда растянулись в обычную, широкую и приятную, улыбку.

— Жарко и мешали. — Его пальцы также коснулись моих волос, едва достающих до плеч. — Тоже бы избавился от своих, так намного лучше.

Я хотел было представить себя с короткими волосами, но вспомнил, что пришёл показать свой подарок. В спешке замешкался, но после пары неаккуратных движений всё же достал из кармана оружие.

— Отец подарил, — начал я, подавая Мидгарду кинжал. Тот не спешил брать его в руку. — Этот кинжал способен быстро отнять жизнь. Лучше, чем дубина.

— Эта штука может отнять чью-то жизнь? — сказал, усмехаясь, Мидгард. Маленький предмет в огромных лапах казался куда менее устрашающим. — Ей даже муху не убить. К тому же эта штука такая лёгкая, что её небольшой порыв ветра сдуть может. И ты по всему посёлку за ним бегать будешь.

Мидгард продолжал смеяться. Я выхватил из его руки кинжал и молча ждал, когда друг успокоится.

— Твоя дубина с ним не сравнится. Пойдём в лес, и я тебе покажу, — сказал я, когда он прекратил смеяться.

— Твои глаза засверкали, — не переставая улыбаться, отметил Мидгард. — Я читаю в них желание охотиться. Ньёрд, нам запрещено ходить в лес. Прости меня, мой друг, если своим смехом тебя обидел, но не могу поверить в силу твоего кинжала.

Он снова подавил смешок, прикрыв рот ладонью. Желание доказать, что подарок отца — достойное оружие, — разрывало меня изнутри. Я знал, что эта легкая палочка в моих руках может остановить радость Мидгарда навсегда, как и хохот любого другого. Меня всё больше переполняла злоба, норовя вылиться из моего тела и растечься по земле.

— Я покажу тебе на этом, — сказал я Мидгарду, обращая внимание на лежащий возле столба кожаный мешок. — Мой кинжал с лёгкостью проткнёт его, как и любую живую плоть.

— В него даже стрела не вонзится, но ты можешь попробовать. — Мидгард, сделав жест, указал мне проследовать первым.

Я гордо двинулся к мешку, с каждым шагом всё крепче сжимая рукоятку кинжала. Мне было понятно, что оружие справится со своей задачей, но я боялся, вдруг у меня не хватит сил. Я остановился у кожаного мешка, крепко привязанного к столбу. Мидгард обошёл меня, встал напротив. Я опустился на одно колено над своей жертвой, готовый к смертельному удару. Опершись левой рукой об мешок, я завёл правую за спину, чтобы размахнуться сильнее. Всю силу, отведённую мне тренировками и природой, я вкладывал в это блестящее оружие. Не дам Мидгарду ещё один повод смеяться надо мной. Пусть почувствует силу, заключённую в этом лёгком предмете.

Рука с кинжалом разрезала воздух. Плечо подалось вперёд, а глаза закрылись, хотя я успел заметить настороженное лицо Мидгарда. Рука опустилась, но звука за этим не последовало или, может, я его не услышал. Я медленно открыл глаза. Пальцы всё так же крепко сжимали рукоять, а лезвие кинжала уходило в глубь мешка. Ликование охватило меня, но я постарался скрыть его.

— Я же тебе говорил, что это опасное оружие, — мой тон неумышленно отдавал хвастовством.

Мидгард не выглядел удивлённым или разочарованным. Его чёрные глаза словно одобрительно смотрели на меня, а широкая улыбка продолжала сиять.

— Ты как дикий зверь, выпущенный на волю. Того и глядишь, начнёшь скакать. В твоих глазах разгорелось сумасшедшее пламя. Ты — настоящий охотник, но жажду крови нужно успокоить.

В его голосе прозвучала лёгкая тревога, которая тут же сменилась новым смешком.

— Ты чего опять смеёшься? — Сказал я с недоумением.

— Видел бы ты своё лицо. У тебя как будто одна бровь.

— Ну всё, сам напросился.

Я быстро раскинул руки в разные стороны и со смехом бросился на Мидгарда. Он встретил мой напор так, как если бы я боролся с деревом — друга не удалось сдвинуть ни на шаг. Мидгард громко засмеялся и, обхватив меня одной рукой, повалил на землю. Я поднялся и начал дразнить его, вызывая напасть на меня. Пока я корчил рожи, он стал быстро приближаться ко мне, нагнувшись вперёд. Наконец, его плечо упёрлось в мой живот, а руки обхватили ноги. Мы пронеслись так несколько шагов, а потом рухнули на землю с громким смехом.

— Ты цел? — заговорил Мидгард после того, как перевернулся на спину и перестал смеяться.

— Кажется, да, — мне еле удалось ответить из-за льющегося потока смеха.

Мы недолго пролежали молча. Когда встали, я заметил тёмную полоску на щеке Мидгарда, идущую от глаза. На моём, наверное, была такая же полоска от слёз, вызванных беспрестанным смехом.

— Я покрылся грязной коркой. Неплохо было бы сходить умыться.

Я поддержал идею Мидгарда, и уже развернулся в сторону реки, но вспомнил про кинжал. Вытащить его легко из мешка не получилось. Он прошёл глубоко внутрь и не поддавался. Мидгард решил помочь и с большим трудом достал. Не переставая улыбаться, я убрал оружие обратно в чехол.

К реке мы шли молча. Солнце стояло в высоко, работая в полную силу. От ярких лучей и льющегося пота мои глаза были почти закрыты, но на середине нашего пути мне удалось заметить группу охотников на краю поселения. Здесь собрались не все мужчины, способные добывать еду, но всё же большая их часть. Они готовили снаряжение для похода. Охотники были в приподнятом настроении и, когда заканчивалась очередная шутка, по всему посёлку прокатывался громкий и искренний смех, невольно вызывавший улыбку у других жителей.

— Через зиму, когда снег освободит землю, мы с тобой тоже будем охотниками — сказал я после того, как группа оказалась за спиной.

— Всё верно, Ньёрд. И я рад, что ты перестал переживать. Ты лучший стрелок нашего поколения, а стрелки на охоте всегда нужны. Вегейер протоптал тебе эту тропинку, можно сказать. Да мы с тобой можем заменить целый отряд.

Мидгард посмотрел мне в глаза и кивнул. Улыбаясь, он своей большой рукой подбадривающе хлопнул по моей спине. Я прислушивался к добрым словам. Вера друга в меня придавала сил.

— Никак не перестану вспоминать одну тренировку охотников, когда вместо белок или косули выступали Мерс и Иво, — сказал я.

Мидгард промолчал, лишь коротко вздохнул. Тогда охотники хотели повеселиться, хотя подобное Атуэй и запрещает. Но разве эти двое будут жаловаться? Здоровяка Мерса и хилого тощего Иво облепили древесной корой, подвязывая её верёвками. У колен, ступней и рук кору убрали, чтобы она не сковывала движения. Когда всё было готово, Мерсу и Иво дали простую команду бежать. Три охотника вышли на изготовку. По условиям игры, кто первым ловит одну из убегающих мишеней, тот и выигрывает. Всё должно было пройти аккуратно и весело. Но не в этот раз.

Нас с Мидгардом не пустили в глубь леса, когда оттуда раздался страшный крик боли. Мы увидели тогда, как Мерс выносит уже безжизненное тело друга в сопровождении совсем не весёлых охотников.

— Ты знаешь, почему Мерс и Иво послушно выполняли всё, что им говорят, даже если они этого не хотели?

— Изгнание из племени просто потому, что ты слабее остальных или не нужен посёлку, думаю, страшнее вещей, которые им приходится делать. В тот же вечер, когда это произошло, отец снова повторял, как забота друг о друге в посёлке важна.

Верить в свои силы всегда было сложно. Удастся ли мне стать охотником? Отец перестал проводить тренировки с дубиной почти сразу, как увидел мои способности. Весь упор он сделал на усовершенствование навыков стрелка. Я овладел стрельбой из лука и метанием лёгкого копья, но в близком бою так и остался беспомощным. Поэтому Мидгард иногда занимался со мной. Однако и этого может не хватить. В отряде не нужны два стрелка и, если я не стану лучше Вегейра, я останусь ждать, когда первый не сможет охотиться.

Его отец Улап лук в руке никогда не держал и отдавал предпочтение тяжёлой дубине с большим заточенным камнем. Мидгард перенял силу и мастерство отца в ближнем бою. На совместных с ним тренировках, когда мы оставались одни, я учил его стрелять. У друга успехов было больше. Физические упражнения, которыми он загонял меня, не приносили результата. Удары оставались слабыми, а дубина, которую я поднимал, походила больше на трость. Впрочем, Мидгард тоже не мог овладеть стрельбой: ему удавалось поразить цель, но перед этим он обстреливал всё пространство вокруг мишени. Лук ему не нравился, и он забросил стрельбу.

— Звери ушли с другой стороны посёлка? — спросил я. Обычно промысел вели на противоположном краю, ближе к шалашу Мидгарда. Ещё ни разу охотники не ходили в другом направлении, но сегодня они явно были настроены пойти именно этой незнакомой тропинкой.

— Сборы не на охоту. Скоро праздник племени, им нужно сходить в посёлок Канду. Мой отец должен был отправиться с ними, но он отказался. Несколько охотников всегда остаются, чтобы добывать пищу, в этот раз среди них мой отец и Атуэй. Группа ждёт Мерса, который будет носить воду, разжигать костры и готовить еду. Почему он не стал охотником и отказался убивать, даже обладая способностями. Правда, говорят, заниматься хозяйством ему даже нравится. А вот, собственно, и он.

Повернув голову в направлении взгляда Мидгарда, я увидел идущего навстречу нам Мерса. Здоровяк казался небольшой горой, способной ходить на человеческих ногах. Его и без того крупное тело дополняли две большие ёмкости с водой, изготовленные из высушенных желудков. Они были перевязаны между собой верёвкой, перекинутой через голову. Небольшая полоска меха смягчала трение на шее, которую едва можно было заметить. От тяжести воды Мерс сильно сгорбился, но продолжал уверенно шагать. Его голова была низко опущена, а плечи, словно стараясь его опередить, выступали вперёд. Своими большими руками, такими, что он мог потягаться с Мидгардом, Мерс придерживал ёмкости, чтобы вода не расплескалась от ходьбы. Помимо больших на его поясе были ещё маленькие сосуды из кожи. Такого запаса воды группе охотников хватит надолго. Когда Мерс проходил мимо нас, увидеть его лицо не удалось из-за его густых распущенных волос. Проводив его взглядом, я развернулся и продолжил путь к реке.

В каждом поколении, как правило, есть тот, кто не принимает участия в увлечениях остальных. Он занимается разделкой животных, принесённых охотниками, и распределяет мясо между всеми жителями. А ещё в его обязанности входит изготовление одежды и её починка, плетение верёвок и нитей. Этот человек также сопровождает отряд, когда охотники собираются в долгий путь. Уважение к таким жителям посёлка никакого. Пугающий путь для каждого мальчишки, которые занимаются усерднее, когда видят проходящего мимо Мерса, если не хватаются за камни.

Меня часто пугали, говорили, что стану одним из них, но, глядя в глаза Мидгарда и слушая, как он говорит, что я достойный охотник, я всегда успокаивался. И всё же, мысли по этому поводу меня иногда посещали. Наше поколение небольшое — всего шесть человек, из которых я — самый хилый.

Бхаргава

— Снова это противное мясо. Почему мы должны жрать его?

— Заткнись, Ренис! Охоту на ведуков начал ещё Ачьюта. Тогда он не истребил всех и оставил этот долг потомкам…

— Знаю, — перебил жующий мужчина, взмахнув руками, словно отмахиваясь от чего-то. — Пёрнс, скажи, ты правда думаешь, что это когда-то случилось? Как по мне, так всё это детские сказки.

Пёрнс молча сидел на коленях и неспешно разглядывал своего лежащего на боку товарища. Рана открылась на груди Рениса и немного кровоточила, но он не обращал на это никакого внимания. Четыре ровных полосы на всю грудь напоминали о недавней битве. Будь раны немного глубже, Пёрнс остался бы без друга, как и Катру, который крепко спал около костра.

— Поймать бы себе парочку зайцев, чем есть это вонючее мясо.

— Ресурсы леса не безграничны.

— Я обязательно должен сожрать ещё и сердце? — Шёпотом заговорил Ренис, поглядывая на спящего. — Вакурий болтает, что повелевает лесом и погодой. Это разве не значит, что дела Ачьюты могут быть забыты?

— Вакурий сам нас и послал убить ведука…

— Но не есть его сердце, — снова прервал Пёрнса Ренис, немного повысив голос.

— Он уже третий вождь, который твердит об этом. Ты же видишь, что это неправда. Ачьюта говорил… — Пёрнс замолчал, когда Катру начал ворочаться, но, убедившись, что тот продолжает спать, продолжил. — Ачьюта говорил, что лес и природа способны давать столько, сколько ты сам готов вернуть им, а иначе — жди беды. Сохранять баланс сложнее. Не одно поколение покидало обжитые территорий… в придачу от таких вождей, как у нас, толку нет. От того, что я сгибаю колени и отдаю им еду, пользы столько же, сколько от навозной кучи.

— Говорят, сердце ведука прибавляет силы. Надеюсь, это так, — сменил тему Ренис.

— Этот был сильный. Он унёс за собой жизнь хорошего охотника. Успокаивает то, что остался последний. Теперь, когда логово разрушено, зверь быстро появится в нашем посёлке.

— Ужасный вкус, — пробормотал Ренис с набитым ртом.

Пёрнс не смог сдержать улыбки, наблюдая, как его друг ест сердце ведука.

— Завтра мой сын вступит в ряды охотников, — начал новый разговор Пёрнс, когда товарищ закончил свою трапезу.

— Бхаргава — славный парень. Из него получится хороший охотник. Ты недурно его натренировал. Он займёт место Катриса, который уже еле ходит. Жаль, что ребёнок один остался из своего поколения, некоторым старичкам придётся ещё побегать по лесам.

— Хватит болтать. Легли бы лучше спать, — заговорил проснувшийся Катру. — Утром вернёмся в посёлок.

— Ложись подремать, Пёрнс, — позёвывая, сказал Ренис и перевернулся на спину.

Отец будущего мудреца всматривался в звёзды, но вскоре тоже заснул.

***

— Бхаргава, проснись. Ты теперь охотник и нужно защищать наш посёлок. Слышишь крики? Кажется, что-то случилось.

Бхаргава открыл глаза. В его руках уже была дубина. Его отец, Пёрнс, вооружившись луком и стрелами, выбежал из шалаша. Последовав примеру, сын быстро поднялся и направился к выходу.

Догнать, правда, он смог отца, только когда тот остановился на краю посёлка у последнего шалаша. Кричал семилетний мальчик, которого успокаивали несколько мужчин.

— Ведук напал на Рениса и убил его, пока тот спал в своём шалаше. Это его сын Улап, — сказал Пёрнс Бхаргаве и присел на одно колено перед ним. Он трясущимися руками обхватил плечи своего ребёнка и увидел лицо взрослого мужчины с застывшей слезой, а в глазах — огромную печаль и сильную задумчивость.

— А где зверь? — спросил Бхаргава у стоящих рядом с ним охотников.

— Скрылся в лесу, — последовал ответ.

Пёрнс подскочил, словно его ударила молния. Едва уловимый хруст, с которым он сжал свой лук, донёсся до ушей стоявших здесь людей. Охотники только начали догадываться о намерениях Пёрнса, когда тот стремительно бросился в сторону леса.

Бхаргава наблюдал, как фигура отца скрывается за тёмной границей. Ночь и ветки деревьев плотно обхватывали тень Пёрнса, оставляя лишь маленькую точку слабо горящего факела. Вскоре и её поглотила тьма. Желание броситься следом появилось не только у Бхаргавы, но и у некоторых охотников. Они сделали несколько неуклюжих шагов в сторону леса, однако все остались на своих местах, пристально наблюдая за деревьями, где скрылся Пёрнс. Глубокая тишина повисла над посёлком.

— Он обязательно вернётся, — сказал один из охотников — Несар, похлопывая по плечу мальчика. — Я не знаю никого более упрямого, чем твой отец. Ты не переживай…

— Я и не переживаю, — перебил Бхаргава, оторвав свой взгляд от места, где скрылся Пёрнс.

Пробежав глазами по разрушенному шалашу, он направился к центру жилища. Из-под ног Бхаргавы доносился хруст бывших стен — словно скорбящий отклик того уюта, что не так давно царил в шалаше. На теле Рениса лежала большая плотная ветка, служившая когда-то стеной его жилища.

— Бросаться за Пёрнсом опасно, можем погибнуть вместе с ним. Не то чтобы я не верил в его возвращение, но…

— Ты бы не говорил так при его сыне. Но твоя правда. Нужно оставить кого-нибудь следить за посёлком на случай возвращения ведука.

Тихий разговор мужчин слабо доносился до сознания Бхаргавы, который разглядывал единственную открытую часть тела Рениса.

— Только правая рука осталась нетронутой. — Прозвучал голос за спиной.

Бхаргава не узнал его, но оборачиваться не стал.

— М-да, жалко паренька, такая потеря может сломать, но может и сделать его намного сильнее остальных.

Только теперь Бхаргава заметил, что среди охотников стоит мальчик. Слабое освещение факелов на мгновение осветило его печальное лицо, показав силу скорби. На щеках ещё блестели следы недавних слёз, но глаза уже были сухими. Мальчик смотрел на стоящего рядом с ним Катру и внимательно слушал охотника. Маленький Улап видел всё, что произошло, но не нашёл, чем помочь своему отцу. Очевидно, ведук не обращал никакого внимания на мальчика, пока тот стоял и наблюдал. Если и пытался помешать ему, то что он мог? Стоять и размахивать руками между зверем и Ренисом?

Бхаргава ещё раз оглядел сумрачную поляну и заметил то, что раньше скрывалось от его взора. В десяти шагах от тела, словно каменный булыжник, лежал череп ведука, убитого когда-то Ренисом. Если Бхаргава не знал, что это, то не обратил бы никакого внимания. Шалаш убитого славился трофеем, и Бхаргава не раз смотрел на него, впечатлённый размерами.

Бхаргава быстро дошёл до черепа и заметил, что тот тоже повреждён — лобная часть была покрыта множеством мелких трещин. Присев на одно колено перед черепом, Бхаргава рукой нащупал длинную прямую ветку. Очистив её от мелких отростков, он схватил её левой рукой, а правой осторожно поднял череп. Затем под взглядами охотников двинулся к своему шалашу.

Незаметная снаружи, но жгучая изнутри злость захлестнула Бхаргаву. Возле шалаша он воткнул ветку глубоко в землю. Затем наклонился, чтобы поднять череп, который положил у своих ног, и повесил на ветку. Мелкие кусочки с лобной кости, посыпались на землю. Бхаргава надеялся, что этот трофей приятно обрадует отца, когда тот вернётся.

***

Следующий день для посёлка начался рано. Едва показалось солнце, все охотники собрались у места ночной трагедии.

— Сходи до шалаша Пёрнса и разбуди Бхаргаву. Мальчик теперь охотник. Тем более, это его отец, так что пусть идёт с нами.

Один из мужчин — самый молодой из пришедших — побежал к шалашу. То, что он увидел, заставило его сильно удивиться. Но ещё больше удивилась остальная группа, когда охотники узнали, что Бхаргавы нет в шалаше. Кое-кто стал опасаться, что мальчик мог ускользнуть в лес вслед за отцом.

— Не тот момент, чтобы строить догадки и рассуждать. Нужно отправляться на поиски Пёрнса. Будем надеяться, что он не нашёл ведука, а ведук не нашёл его, — прервал тихий гул группы Катру. — Выдвигаемся, чего ждёте.

Разделившись на два отряда, охотники направились в глубь леса. Каждый взял с собой еду и воду, чтобы не отвлекаться на охоту.

Солнце стояло в зените, когда старшие члены группы начали отставать и всё чаще спотыкаться. Лес становился гуще, поэтому охотникам всё сложней было идти. Наконец мужчины решили передохнуть. Не разводя костра, они стали есть холодное мясо, которое взяли с собой. Один из молодых охотников, быстро расправившись с едой, отошёл от места привала подальше за деревья, чтобы справить нужду.

Удаляясь от молчаливой группы, он уловил странные звуки, которые с каждым его движением становились всё сильнее. Шаги охотника стали тише. Мужчина передвигал ноги осторожно, стараясь не создавать шума. Вскоре он остановился. Прислушиваясь, охотник пытался понять, куда двигаться дальше. Наконец, определив, что звуки доносятся с другой стороны пригорка, он начал медленно подниматься, пригнувшись и касаясь руками земли. Едва охотник поднялся, до его ушей донёсся знакомый голос. Это был Бхаргава, который, казалось, разговаривал с кем-то и голос его был тихим и напряжённым.

Охотник быстро выпрямился, но картина, которую он увидел, заставила его сделать несколько шагов назад и застыть на месте. Бхаргава стоял спиной к охотнику и не мог его заметить. В его руках было копьё, направленное на противника. Шагая из стороны в сторону, он смотрел ведуку прямо в глаза и пытался с ним говорить медленно и прерывисто.

— Тебе меня не одолеть… Думаешь, я устал сражаться с тобой? Нет… Я не сдамся, а ещё и тебя убью…

Окровавленная морда ведука испускала тихое рычание, зверь оскалил белые клыки. Повторяя движения Бхаргавы, животное держалось на расстоянии, словно опасаясь внезапной атаки. Выставив с криком правую ногу вперёд, Бхаргава сделал выпад копьём — зверь попятился назад, но вскоре снова вернулся на место. Гигантский медведь с необычайно огромной челюстью и когтями, способными разрезать любого пополам, стоял напротив Бхаргавы. Казалось, зверь считал его равным соперником. После очередного выпада с копьём ведук с громким рычанием встал на задние лапы и начал размахивать передними. Охотник, наконец, пришёл в себя. Он бросился бежать к месту привала.

Расстояние было небольшим и молодой охотник быстро добежал до своих — даже не запыхался. Но всё же ему из-за сильного волнения сложно было объяснить, что он видел. После короткого рассказа молодой человек схватил дубину и хаотичными жестами призывал немедленно следовать за ним.

Проводник бежал впереди всех, указывая дорогу. На мгновение он остановился на вершине пригорка, чтобы осознать происходящее, а потом бросился бежать в сторону зверя. Лишь когда он приблизился к врагу, тот перевёл тяжёлый взгляд на охотника. В этот момент из-за пригорка выбежали остальные. Бхаргава был так удивлён стоящему рядом товарищу, что из его рук выпало копьё.

— Ведук бежал как волчий щенок! — громко крикнул один из мужчин, когда спина могучего зверя спешно скрылась среди деревьев.

***

Когда уставшие охотники вернулись в посёлок, то поняли, что другая группа уже давно пришла. Они нашли тело Пёрнса в лесу и принесли к его шалашу, положив на кучу веток.

— Оставим сына с отцом наедине, — обратился Катру к охотникам, собравшимся у погибшего товарища. — Мы подождём тебя у шатра, Бхаргава. Как будешь готов, подойди.

Мальчишка долго стоял за спинами охотников, но когда они начали уходить, он стал медленно приближаться к отцу, не поднимая глаз от земли и делая маленькие неуверенные шаги. Только тогда, когда Бхаргава приблизился так, что двигаться было уже некуда, он посмотрел на лежащий перед ним труп.

Естественный цвет кожи сменился на оттенки — от тёмно-красного до почти розового. Плечо правой руки было покрыто рваными ранами, а грудь вдавлена внутрь. Добавляло ужаса и то, что у тела не было половины шеи. Выдержав чувства, Бхаргава наклонился к отцу. Сын аккуратно обеими руками повернул голову в свою сторону и освободил лицо от волос. Глаза у погибшего были открыты, и когда Бхаргава увидел это, немного отступил.

Юного охотника захлестнули эмоции. Бхаргава столько усилий потратил на то, чтобы держать в себе боль, что не было возможности сделать хоть шаг. Немного успокоившись, он снова наклонился к телу и, прислонив свой лоб ко лбу отца, тихо заплакал.

Мысленно попрощавшись с ним, Бхаргава накрыл тело находящейся рядом шкурой ведука, которая принадлежала когда-то Ренису. Он сам отыскал эту шкуру и принёс к шалашу. Бхаргава постоял ещё немного и после этого направился к вождю.

У шатра уже собрались все жители посёлка. Юный охотник прошёл сквозь толпу и зашёл внутрь. Вакурий сидел на своём троне и пристально разглядывал корону, не обращая внимания на вошедшего гостя. Войдя, Бхаргава не остановился и не преклонил колено, как это было положено. Он быстрым шагом направился к костру, возле которого лежали палки для факелов.

— Зачем тебе понадобился священный огонь? — Неожиданно заговоривший Вакурий прервал Бхаргаву, который разжигал пламя. — Твой отец неуважительно относился ко мне и осуждал мои действия. Разве могу я позволить уйти ему достойно? Мы предадим его земле, бросив в канаву, или отправим вниз по реке на съедение рыбам.

— Я не позволю этого сделать! — Прокричал в ответ Бхаргава. — Тело моего отца должно покоится с миром, а не быть кормом.

— У тебя нет выбора… Всё, я не хочу с тобой больше говорить. Отгоните его от костра. — Вакурий махнул рукой в сторону Бхаргавы двоим приближённым, которые стояли за плечами вождя чуть позади трона.

V

— Хороша вода, — объявил Мидгард, когда мы вышли на берег.

— Да, неплохая. А мы не опоздаем на тренировку? Мне кажется, Улап нас уже заждался.

— Он, как и твой отец, ушёл к шатру вождя после того, как Пегас пробежался по утреннему посёлку. Не думаю, что они быстро закончат.

— Интересно, что это за зверь такой — Нергал, из-за которого все так всполошились. Никогда о нём ничего не слышал. Но, наверно, он крупный, судя по тому, какой след оставил на берегу. — Сказал я и указал рукой на место, где обнаружил утром отпечаток. Оно было более чем в ста шагах за изгибом реки и, к тому же, скрывалось за небольшим холмом.

— Этот зверь как раз для меня, — с улыбкой произнёс Мидгард и хлопнул меня по плечу. — Уже скоро его череп будет висеть возле моего шалаша.

— Мне кажется, он тебе не по зубам. Будь Нергал не так опасен, наши отцы не стали бы волноваться.

— Я и не хочу, чтоб было легко. В чём прок от лёгкой добычи, которая не смогла бы защитить себя? Понимаешь, Ньёрд, я хочу стать прославленным воином, лучшим мужчиной, чтоб обо мне кто-нибудь сочинил историю. Пусть даже скучный Бхаргава, неважно. Важно, что обо мне будут помнить и восторгаться. К тому же, большая часть охотников покинула посёлок. Кому, как не нам, защищать теперь племя, если этот Нергал нападёт.

Мы замолчали. Я не знал, как продолжить разговор, а Мидгард не стал бы даже думать. Ему хорошо в тишине. Впрочем, длилась она недолго. Вспомнив о группе охотников, которые покинули посёлок, я заговорил снова.

— Я никогда не спрашивал у отца, да и он сам мне ничего не говорил про День племени и для чего охотники отправляются в далёкий посёлок Канду. А ты знаешь? Кажется, в последний раз этот праздник проводился давно.

— День племени устраивают каждые семь лет, но я тоже мало что о нём знаю. Мне известно только, что дорога туда занимает двое суток, а обратно они возвращаются трое суток, итого пять долгих ночей охотников не будет.

— Интересно, что разница между поколениями всегда составляет столько же лет, через сколько проводится День племени. Почти через год нам будет четырнадцать, а младшему — семь.

— Знаешь, Ньёрд, это мне совсем неинтересно, — Мидгард слегка сбавил темп, так как немного меня опережал, и посмотрел мне в глаза с небольшой насмешкой. — Ты любопытный, в отличие от меня.

Дальше мы шли молча. Солнце светило нам в спины с такой силой, что казалось, будто оно спустилось с небес, и преследует нас по пятам. Практически каждый шаг я смахивал рукой пот с лица, а камни обжигали босые ступни. Хотелось вернуться к прохладной реке и пробыть там оставшийся день.

— Эй, Мидгард! — Это чуть позади нас окликнул Мёрд.

Он подошёл к нам вместе с Фахатом и Игулем.

— Я придумал, как в очередной раз определить, кто из нас сильнее.

— А как же обычный метод? На кулаках. — Мидгард раззадорился. Все предыдущие разы он выиграл. Кисти рук сжались в кулаки.

— Не, это никак не показывает мастерство. Правда, ребята? — Сказал Мёрд и его друзья кивнули.

— Рассказывай, что придумал.

— Встанем у реки. Кто кинет дальше всех камень, тот и лучший. Определим по всплескам воды. Так что важно, чтоб он попал именно в воду. Всё просто.

Мидгард не скрывал своего любопытства узнать, кто окажется сильнее. Я тоже был заинтригован. Мы быстро вернулись к реке. Мёрд сначала предложил попробовать другим. Фахат швырнул первым. Его камень улетел шагов на тридцать вперёд. Игуль бросил следующим и немного не докинул.

Следующим был я. И мне хотелось попасть хотя бы между ними. Ладонь ощутила гладкую поверхность камня. Может, сказать, что мне попался самый тяжёлый? Хотя размеры одинаковые, сами же отбирали. Бросок! Всплеск воды, показалось, был чуть дальше, чем у Игуля.

— Надо кидать друг за другом, — заметил Мёрд. — А то непонятно будет, кто дальше.

— Одномоментно тоже нельзя — не разберём чей, — добавил Игуль.

— Кидай первым, — Мёрд подтолкнул Мидгарда и расчертил линию на песке. — Я брошу следом.

Камень моего друга засвистел в воздухе. Всплеск был таким оглушительным, что достиг окраины посёлка. Соперник кинул камень сразу же, Мидгард даже не успел развернуться. Второй камень упал дальше, но всплеск воды едва был заметен. Мёрд и его друзья подняли руки от радости.

— Я выиграл. Я лучше.

— Давай ещё раз.

— Да хоть сколько.

Но другие попытки оканчивались тем же. Мидгард кидал первым, Мёрд — после, и всегда дальше и с меньшим всплеском. Я вглядывался вперёд, и каждый раз камень второго терялся из виду. Его снаряд, казалось, летел не в воду, а ближе к берегу. Мидгард просил ещё повторить, Мёрд не отказывал. Но тут показался его отец Вегейр. Он шёл как раз на пути летящего камня, и ему пришлось пригнуться.

Вегейр встал в шагах сорока. Он посмотрел в нашу сторону, проследил за траекторией полёта камня, чтоб понять, куда мы бросаем, а там нашёл Эгиля. Они коротко переговорили, но этого хватило, чтобы всё понять. Мидгард быстро вспылил.

— Давай бросай, пока Эгиль отвлёкся. — Он с силой вложил камень в ладонь встревоженного Мёрда. — Вот, держи полегче.

— Не могу, меня зовут, — соперник выпустил камень из руки и пошёл к своему отцу. Остальные, недоумевая, отправились за ним.

— Самый лучший врун, — сказал Мидгард, не отставая от соперника.

— Зато меня отец поведёт в лес заниматься настоящей охотой.

— Ты уже соврал, а значит, и это ложь.

Мидгард остановился и проводил взглядом соперника.

— Думаешь, они пойдут? Ещё ведь нельзя. Даже охотникам первого поколения никогда не разрешали, — отметил мой друг.

— Он обманывает. Соврал один раз, значит, и остальные слова — неправда.

— Вегейр — лучший стрелок из охотников. Может и пойти.

Мы тоже пошли в посёлок, размышляя, чем заняться. Но увидев шалаш Мидгарда, вспомнили, что нам предстоит тренировка. Друг нырнул внутрь жилища, но быстро вышел обратно, сказав, что его отца ещё нет.

— Возможно, он в шатре вождя или ищет нас у моего отца, — предположил я.

— Сомневаюсь. О, смотри, идёт, — ответил чуть повеселевший Мидгард, указывая пальцем за мою спину. — Наконец наша тренировка начнётся.

— Ньёрд, сын, а вы что бездельничаете? А ну-ка за работу, — начал говорить Улап ещё до того, как подошёл к нам. Мидгард молча показал рукой на результат своих тренировок — опрокинутый столб и разорванный мешок. Это вызвало улыбку на лице его отца, и он продолжил:

— Сколько сил в тебе накопилось. Ну, ничего, следующий столб я забью так, что его даже всем посёлком не вытащишь.

Улап дошёл до нас и, потрепав волосы сына, пошёл к шалашу. Его улыбка быстро исчезла, а глаза стали выражать небольшое беспокойство. Только когда Мидгард напомнил, что мы сегодня должны провести тренировку в лесу, он снова улыбнулся.

— Вы ведь уже большие. Настоящие охотники. Можете отправляться к тенистым деревьям на ловлю, но слишком далеко не заходите и вернитесь, пока не стемнело.

Казалось, он произнёс это с небольшим сомнением, опасаясь за нас. Но радостный Мидгард не дал рассмотреть лицо его отца. Он был настолько счастлив, что пытался подбросить меня в воздух. Сообразив, какая это плохая идея, Мидгард кинулся искать любимую дубину.

— Направляйся к себе за луком и стрелами, встретимся у шалаша Бхаргавы. Я хочу в первую очередь подняться на гору.

— Ньёрд, только отцу своему не говори, — крикнул мне в след Улап.

Когда я увидел Мидгарда вблизи шалаша Бхаргавы, тот метался из стороны в сторону, изнемогая от ожидания. Хотя я довольно быстро подготовил своё снаряжение.

— Сколько тебя можно ждать? Ты отнимаешь у нас сотни шагов по лесу, которых итак немного, — слегка обиженным тоном начал говорить Мидгард, как только заметил моё приближение.

— Я бежал почти всю дорогу. Кажется, даже потерял несколько стрел. Так мы пойдём или ты продолжишь стоять и размахивать руками?

— Ньёрд, Мидгард, — приветствовал нас Бхаргава, показавшись из своего шалаша. — Что вы здесь делаете?

— Мы собираемся на охоту, — ответил Мидгард, сделав небольшой шаг вперёд и показав свою дубину с заострённым камнем. — Мой отец позволил нам отправиться в лес.

— Без сопровождения? Улап, как всегда, безрассуден. Что же, я не могу запретить ему воспитывать сына, как ему вздумается. Но, Ньёрд, что скажет на это Хенир? Ох, — он оглядел наши лица, светящиеся от счастья, — будьте осторожны. — Бхаргава вышел из шалаша и начал обходить нас по кругу. — Иногда лес и то, что там прячется, способны удивить. Те события, что кажутся невозможными, легко могут произойти. Не ходите далеко от края посёлка и помните все историе, какие я рассказывал.

— Хорошо, — снова ответил Мидгард, стараясь поскорее отвязаться от мудреца. — Пошли, Ньёрд.

Друг, не оборачиваясь в мою сторону, направился к высокой горе. Я видел её уже много раз, но теперь, когда мне предстояло восхождение, я впервые осознал, насколько же гора высокая. Она величественно возвышалась над макушками старых деревьев на добрых двадцать шагов, и было абсолютно неясно, что находится на её вершине. Кажется, это Мидгарду и хотелось узнать. Деревья, растущие у подножья, укрыли нас от палящего солнца, дав возможность полностью открыть глаза и вдохнуть прохладный воздух. Гора становилась всё круче, поэтому мы замедлили шаг. Иногда приходилось лезть наверх практически по вертикальному склону.

Мы быстро преодолели тот участок в тени леса и снова оказались под жарким солнцем. Его теплотой были пропитаны камни, которые составляли основную часть горы. Ступни ощущали жар, но Мидгард упорно лез наверх, продолжал молчать и не оборачивался на меня. Я знал, что он упрямый и целеустремлённый. Поэтому удивился, когда мой спутник остановился.

— Я не поднимусь на эту каменную стену, — признался Мидгард, — почти нет выступов, и я не хочу искать обход. Осталось-то преодолеть только это препятствие. Подсадишь меня?

Он не стал дожидаться ответа и бросил дубину наверх. Я подошёл вплотную к стене и сложил руки так, чтоб Мидгард мог поставить на них свою ногу. Он схватился за мои плечи и оттолкнулся от созданного мной упора. Затем мой спутник зацепился за край стены и быстро забрался наверх. Я от его толчка рухнул на спину, едва не скатившись с горы.

Я поднялся на ноги и оттряхнулся, а Мидгарда всё не было видно.

— А мне поможешь туда залезть? Ты там что, уснул?

Лишь после моих слов он выглянул ко мне, но снова скрылся. Я уже был готов возмутиться, но остановился, потому что Мидгард протянул ветку.

— Хватайся за неё. — Услышал я голос друга, но не увидел его самого из-за плотных листьев. Он с лёгкостью мог опрокидывать столбы, поэтому и меня без труда поднял на каменную стену.

— Где ты взял ветку? Здесь всего одно дерево, и то давно мёртвое.

— Эта ветка была единственной на нём. Сухие, как мне кажется, могли поломаться. Ты посмотри на этот вид. Глаз не оторвать, поэтому забыл немного про тебя.

Небольшое дерево чуть ниже меня стояло в самом центре горы. Оно единственное когда-то пробралось сквозь плотные камни, но от недостатка влаги высохло и оставило после себя лишь полуживую тень. Я повернулся к Мидгарду и, сделав пару шагов, увидел то, чем он любовался. Наша поляна казалась большой ямой среди зелёного полотна разных деревьев, устремлённых во все стороны, куда только не падал мой взор. Солнце возвышалось ровно над ней, словно ему никуда и не нужно больше. Оно освещало каждый тихий уголок и всякий шалаш. Река завораживала ещё сильней. Лишь отражённое мерцание заставляло меня отвернуть от неё голову, но ненадолго. Было видно и каждого члена нашего посёлка на светлой поляне, и мы могли с лёгкостью определить, кто и чем был занят.

— Как здесь красиво! Кажется, я бы мог…

— А теперь найдём этого зверя, чьи следы ты видел у реки, — резким голосом прервал моё восхищение Мидгард. — Жаль, что сверху его не видно.

Он быстрым шагом направился вниз с противоположной стороны. Я неохотно поплёлся за ним, надеясь, что всё-таки мы не будем искать встречи с животным. Но моё сознание, словно дразня, напомнило об утреннем наваждении проследовать за отпечатком, который был направлен именно в ту сторону, где мы находились. Говорить о любопытстве и страхе своему другу я не стал, да и бесполезно отговаривать — скорее всего, это его только подзадорит. Я спускался неторопливо, Мидгард поджидал уже внизу.

— Ну, что ты такой медленный?

— Может, и медленный, — шёпотом ответил я, когда поравнялся с ним, — но уже заметил свою первую добычу.

Мидгард неспешно обернулся и, проследив за моим взглядом, увидел рыжую белку с пушистым хвостом. Та сидела в десяти шагах от нас на высокой ветке и спешно, будто вот-вот отберут, грызла шишку, иногда постукивая ей по дереву. В одно мгновение я зарядил своё оружие и лёгким движением выпустил стрелу с заточенным наконечником. Едва глухой звук тетивы донёсся до ушей моего друга, белка уже летела вниз.

— Поздравляю с важнейшей добычей. — Мидгард первый подбежал к тушке и вытащил из неё стрелу. — Для начала неплохо, но уж слишком легко. Углубимся в лес и найдём достойную добычу.

Я взял из его протянутой руки стрелу и положил её обратно. Он аккуратно обрезал остриём на дубине хвост и выдернул его, после чего привязал себе на пояс.

— Тушку не бери, — громко, развернувшись, высказал Мидгард, когда я наклонился поднять брошенную белку. — Кровь может привлечь других хищников или спугнуть остальных животных. Хочу встречи только с одним.

— Да, я знаю, — соврал я. Мне не хотелось бросать свою первую добычу, но не придумал убедительного повода подобрать.

Дальше мы шли медленно, обсуждая, какие животные нам могут встретиться и на кого стоит охотиться. Мидгард не унимался, надеясь увидеть неизвестного зверя. Вместе с тем, солнце всё меньше проникало сквозь толщу листьев, но света было достаточно, чтобы прекрасно видеть красные ягоды и маленькие цветы, устилавшие тропу.

— Мне кажется, мы зашли слишком далеко, нужно бы вернуться.

— Ньёрд, успокойся, — возмущённо ответил Мидгард и хотел что-то добавить, но его отвлёк странный шум. — Не шевелись и молчи.

Он слегка пригнулся и начал медленно перемещаться в направлении звуков. Я не двигался, наблюдая за ним, и иногда поглядывал вперёд. Местность казалась ровной, но звуки доносились от источника, который находился рядом, видимо, за той зелёной стеной из колючих кустарников. Мидгард остановился, когда услышал громкий шелест листьев, но не поднял глаза, и поэтому не заметил, как одно дерево хаотично зашаталось.

— Здесь глубокая впадина, — сообщил шёпот спереди из-за плотных кустарников. Что-то там выискивая, он делал маленькие шаги влево-вправо и, видимо, разглядел, а после чего направился обратно.

— Что там?

— Там моя добыча. — Мидгард улыбнулся и продолжил шёпотом: — Я не оценил его размеры, но, кажется, тот медведь достаточно крупный.

— Там медведь? — вопросил я, а он уже готов ринуться в бой, сжимая всё крепче свою дубину.

— Да медведь… Я подошёл сказать, чтоб не лез в мою схватку. Хочу сам его убить.

— Но ты не дрался никогда с настоящим зверем. Ты не знаешь, на что он может быть способен под угрозой смерти. — Я остановил его рукой, преградив дорогу, но для этого мне потребовалось немного пробежать. Мой голос в этой тихой глуши прозвучал громче, чем я ожидал.

Мидгард посмотрел мне в глаза и начал говорить с лёгкой злобой в голосе:

— Ну и что ты предлагаешь? Вернуться в посёлок с одним беличьим хвостом? Нет, я убью этого медведя и принесу отцу, если не его тушу, то его голову.

— Да постой ты. Раз уж хочешь попробовать сам это сделать, то, пожалуйста, но только давай придумаем запасной план.

Мидгард посмотрел на меня вопрошающим взглядом и снова отвернулся. Я понизил голос и продолжил шёпотом:

— Вот это дерево отлично подойдёт, чтобы я смог спрятаться и оттуда наблюдать за тобой. Если что-то пойдёт не так, я начну выпускать стрелы.

Мидгард быстро оглядел толстый ствол дерева и место на ветке, где я собирался прятаться, и кивнул, соглашаясь на предложенное решение. Он помог мне забраться на дерево и, наклонившись, поспешил к кустарникам, но медведь его опередил. С рёвом он выпрыгнул из крошечного для него зелёного ограждения и остановился, принявшись разглядывать юного охотника. Мной овладел страх. Размеры медведя превосходили любые представления. И лишь посмотрев на его пасть, я понял, что это и не медведь вовсе. Огромное туловище переходило в не менее массивную голову, а та заканчивалась чёрным носом, под которым — пасть с множеством белых клыков. Передние лапы были несколько больше задних и, в отличие от них, — с немалыми когтями. Такой зверь мог оставить отпечаток на твёрдом берегу реки. Это Нергал, — подумал я. Мидгарда я видел со спины, но, кажется, и он испугался.

— Как договаривались, Ньёрд, — сказал Мидгард, стараясь лёгкой усмешкой скрыть своё волнение, — это мой трофей.

Он с криком бросился на Нергала, но тот, видимо, пренебрегая им, откинул его тыльной стороной передней лапы, отчего Мидгард улетел к ближайшему дереву, ударившись спиной. Нергал мельком взглянул на распластавшегося соперника и направился дальше, проходя мимо меня. Шокированный произошедшим, я не сразу выхватил лук из-за спины, но всё же успел выпустить несколько стрел, от чего зверь остановился до того, как скрыться за деревьями. Снаряды отпрыгнули от него, не пробив даже шкуру. Нергал развернулся и посмотрел на Мидгарда с присущей ему злостью, казалось, расценивая мои выстрелы как удар в спину. Зверь не заметил меня, и поэтому медленно направился к лежащему Мидгарду, который наблюдал за противником также, как и я. Нергал проходил под веткой, на которой было моё укрытие, и поэтому я решил броситься на зверя сверху, вынув из кармашка крохотный кинжал. Крикнув что-то невнятное, я схватил оружие обеими руками и вонзил его в спину близко к выступающему позвоночнику. Потом быстро ухватился за шерсть животного, чтоб не свалиться с него, но не удержался, когда зверь взвыл от боли и встал на задние лапы. После этого Нергал начал метаться от дерева к дереву в попытках избавиться от раздражающего кинжала и быстро скрылся от наших глаз.

Я поднялся живо, а Мидгард оставался на земле, лишь изменив своё положение — теперь он лежал на спине и смотрел в небо. Подойдя к нему, я сел рядом.

— А твой кинжал всё-таки удивил. Я не ждал от него ничего подобного, но он спас нас.

— Говорил же тебе, что это опасное оружие. Но его больше нет, а я так его полюбил.

— Обещаю тебе, Ньёрд, что верну его тебе рано или поздно. Обещаю…

— Он навсегда останется в спине этого Нергала. Его никак уже не вытащить. Я глубоко посадил его. Даже если зверь перевернётся и начнёт тереться о землю, это лишь протолкнёт кинжал глубже.

— Так это был Нергал?

— Я думаю, да. Мы должны будем спросить у отцов. После такого они обязаны нам рассказать о нём.

VI

Мы встретили Бхаргаву у его шалаша, когда вышли из леса. Он сразу нас заметил, как и то, что Мидгард прихрамывал, иногда кривя лицо от лёгкой боли в спине. Мудрец направился к нам, без слов дав понять, что нам следует остановиться.

— Что случилось? — Его вопрос относился ко мне, так как Мидгард был впереди на несколько шагов.

Я кратко описал ему произошедшее событие, а Мидгард продолжал стоять спиной к нам и внимательно слушать мой рассказ. Бхаргава, казалось, вздрагивал всякий раз, когда я называл зверя Нергалом, но старался не подавать виду. Я быстро окончил рассказ и ждал, что ответит мудрец.

— Ох уж этот Пегас. Намутил воды. Это никак не может быть Нергал.

— Тогда кого мы видели? Очевидно, ты нам расскажешь, кто такой Нергал, — резким голосом вступил в разговор Мидгард, повернувшись на месте.

— Этот зверь, которого описывает Ньёрд, похож на животное из воспоминаний, но им он быть не может. Пройдём внутрь, и я вам всё расскажу.

Мы последовали за Бхаргавой к его шалашу, хотя солнце начало склоняться к горизонту и нам надо было возвращаться домой. В жилище мудреца, разбрасывая искры, горел слабый огонь. Старик сел на привычное место, а мы расположились около выхода. И только когда он почувствовал, что нам уже не терпится услышать историю, мудрец продолжил:

— Я был немного старше вас, то есть уже был охотником и неплохим, когда Нергал вернулся в посёлок. Ой, что это я. Вы же ничего не знаете. Придётся начать с самого начала.

Давно существовало такое существо как ведук. Внешне похожий на медведя, имеет тот же окрас, но превосходящий в размерах и отличающийся строением морды. Его пасть способна за один укус разделить человека на две части. Да что рассказывать, кажется, его описание вы где-то уже слышали, но кое-что вам не могли поведать. Его и без того длинные когти способны вырастать в один миг, поэтому сложно изворачиваться от его ударов. Ещё в годы жизни Ачьюты на ведуков была объявлена охота и их истребляли, поедая при этом их сердца. Мы считали, что в сердце заложена сила зверя, и если его съесть, то она переходила к храброму охотнику. Численность ведуков уменьшалась, но они становились сильней и больше. По истечении многих лет и зим остался один ведук. Он сумел унести жизнь моего отца.

Бхаргава остановился перевести дух от нахлынувших воспоминаний, опустил голову, чтоб не показывать влажных уголков своих глаз, и затем подбросил веток в костёр. Помедлив немного, он продолжил:

— Я его долго выслеживал, а мерзавец, казалось, не прятался и приходил в посёлок, когда ему вздумается. У нас с ним было много стычек и битв один на один. Но даже силами всех охотников не удавалось его одолеть. Этот ведук сильно отличался от остальных и смог унести жизни хороших охотников. Тогда я нарёк его Нергалом. Он был единственным из оставшихся в живых, я в этом уверен.

Нергал боялся огня и разрушал шалаши, в которых горели костры. Я решил воспользоваться единственной обнаруженной слабостью и прогнать его из посёлка. Преследовал его трое суток с факелами. Но потом споткнулся и больше уже не мог встать, а Нергал убежал, медленно скрывшись за горизонтом.

— А теперь он вернулся, — произнёс Мидгард, не надеясь на пояснения. — И я должен его найти и убить.

— Это не может быть он. Прошло столько лет — любое стойкое животное просто не дожило бы до сегодняшнего дня. И не стоит рассчитывать на лёгкую битву с подобным зверем, особенно в твоём юном возрасте.

— Однако он здесь, а Ньёрд совершил то, что не могли вы всем отрядом. Он ранил Нергала. Значит, зверь не такой неуязвимый, — продолжал Мидгард, наблюдая за мудрецом. Я сидел молча и пытался переварить рассказ Бхаргавы, а их беседу еле слышал.

— Он не позволял к нему приблизиться. Один удар лапой мог повалить троих взрослых мужчин.

— А почему на ведуков объявили охоту? — Я пришёл в себя и задал вопрос, но нас прервали — в шалаш зашли мой отец и отец Мидгарда.

— Я уже думал о худшем, но хорошо, что вы здесь. — Улап выдохнул столько воздуха, что показалось, будто он не дышал полдня. — Сказано было — вернуться до темноты. Почему вы сидите здесь?

— Зачем ты их вообще отпустил одних? — Тоном, каким Улап спрашивал у своего сына, Бхаргава обратился к нему.

— Не перестаю задавать ему тот же вопрос, — согласился с мудрецом мой отец.

— Я уже извинялся перед тобой, Хенир.

— Их задержал я. — Бхаргава потушил вспыхнувший огонёк ссоры. — Но у нас есть более серьёзные проблемы.

Мой отец и Улап стихли и внимательно слушали мудреца, продолжая стоять у выхода. И он рассказал им мою историю.

— Несмотря на то, что я не могу поверить в возвращение Нергала, нам нужно быть осторожными. Большей части охотников в посёлке нет.

— Проследуем к Атуэйю и там уже подумаем. А вы, — Улап обратился ко мне и Мидгарду, — отправляйтесь к себе.

Мы неохотно вышли из шалаша и направились в глубь посёлка, но Мидгард остановился перед огромным черепом, который висел на копье. Он разглядывал желанный трофей и раньше, но теперь взирал на него совсем по-другому. Наконец, он зашагал дальше и заговорил.

— Ты молодец, Ньёрд. Не будь у нас запасного плана, мы бы не вернулись.

Его голос звучал с грустью и разочарованием, а лицо неумело скрывало внутреннее беспокойство.

— Мы выжили после встречи с чудовищем. — Хлопнув Мидгарда по плечу, я желал его подбодрить. Но губы друга не дрогнули с привычной для меня азартной улыбкой — он был погружен в глубокое раздумье.

— Обещаю вернуть твой кинжал.

— Ты мне уже заявлял подобное.

— Я не шучу.

Слов не было, чтобы ему ответить, поэтому дальше мы шли молча. Мидгард шёл с постоянным темпом, не поднимая головы, но двигался уверенно. И даже когда наши пути начали расходиться, он не поднял головы, чтобы попрощаться, и плавно удалился в сторону своего шалаша.

Войдя внутрь, я быстро оглядел своё жилище и лёг на лежанку, бросив лук и стрелы к входу. Угли давно потухли или отец вообще не разводил костра, поэтому внутри было прохладно. Я укрылся лежащей рядом шкурой и медленно заснул.

Утром отец разбудил меня уже ближе к полудню — такого никогда не происходило. Я раньше не спал так долго, и поэтому был сильно удивлён, но, кажется, я не пропустил тренировку. Отец разбудил именно в тот момент, в который хотел.

— Готовься, мы идём к шатру вождя, — сказал отец и быстро вышел из шалаша.

Улап и Мидгард ждали нас у входа в шатёр, а внутри, кроме Атуэйя, его волка и Бхаргавы, были ещё и оставшиеся охотники. Атуэй сидел на троне и улыбнулся, когда мы вошли, смотря на меня и Мидгарда. Сурт лежал и не двигался у его ног, полностью отрешённый от происходящего. Бхаргава занимал место советника справа от вождя, а охотники стояли в ряд слева вдоль стены. Слабый огонь горел в центре шатра, а все остальное убранство придвинули к краю. Мы вчетвером встали у самого выхода.

Я не понимал, что происходит, но догадки строить не стал, а просто замер и ждал, что будет дальше. Атуэй заговорил первым.

— Вы мужественно выстояли против крупного зверя, несмотря на ваш юный возраст, и поэтому я принял решение, — вождь выдержал паузу и ещё раз широко улыбнулся, — сделать вас охотниками племени Керука. Настоящих охотников в посёлке мало. Их не будет в лучшем случае ещё четверо суток, но если ведук действительно бродит рядом, нам понадобится помощь.

Глаза и губы Мидгарда выражали большую радость. Улап, казалось, знал заранее об этом и улыбался ехидной или скорее самодовольной улыбкой. Мой отец был немного взволнован, его глаза смотрели на опущенные руки, а после он вышел из шатра.

— Вы становитесь полноценными охотниками и получите свой знак отличия. — Атуэй продолжал. — Раньше я определял это на совместном промысле, но теперь буду основываться на услышанном рассказе. Мидгард, ты силён и не сокрушим, смог выстоять против ведука, поэтому получишь его в качестве своего знака отличия. А твоим, Ньёрд, будет змей, потому что ты умён и способен напасть внезапно и незаметно. Я считаю, этот знак отлично тебе подойдёт. Тапир и Насив, — вождь обратился к ряду охотников, подтверждая свое решение — сделают вам рисунки. Отправляйтесь к ним, у них приготовлено всё необходимое.

Мы вышли. Я вскинул руки на эмоциях и был готов закричать, но остановился, когда увидел такое же счастливое лицо друга. За его широкой спиной показался Улап. Он вышел и попросил нас задержаться на мгновение и сразу же заговорил. Слова были сказаны больше для сына, чем для молодых охотников, я, всё же, вслушивался и пытался понять.

— Безрассудство, что свойственно юным мальчикам или тем, кто верит в свою большую силу, ни к чему хорошему не приводит. Я был таким, — и остаюсь, мысленно про себя сказал Улап и выдохнул с сожалением, — и это привело к гибели трёх человек, включая моего лучшего друга. Наш посёлок тесно связан с каждым из его жителей, поэтому главная задача всякого умелого охотника — оберегать близких.

Мидгард фыркнул довольно демонстративно, слова его не впечатляли, да и звучали они не совсем честно. Его злило, что отец оттягивает момент, когда он наконец станет охотником. Улап хотел привить важную мысли сыну, но сам верил в неё с трудом, предпочитая личное удовольствие от охоты безопасности группы. Он похлопал сына по плечу и вернулся в шатер.

Тапир и Насив были на поколение старше нас. Тапир — высокий и отличался мускулистым телосложением с широкими плечами. Мидгард всего на голову отставал от него, а уж по комплекции, казалось, даже превосходил. Насив по росту между ними занимал середину, сложением уступал обоим, но был значительно крупнее меня. Знаком Тапира являлся большерогий олень, а Насива — белка с огромными передними зубами. Мы проследовали к шалашу Тапира, который находился не так уж далеко. Мидгард, несмотря на полученные недавно травмы, ступал уверенно. Там они в приготовленный сосуд с жиром добавили пепел из костра и, перемешав тщательно всё это, начали накалывать наши отличительные знаки костяной иглой на левую часть груди.

Закончили они разом, за работой не произнеся ни слова. А мы лишь изредка прикусывали губу от неприятного пощипывания. Мидгард вскочил, едва игла легла в сосуд, и Тапир сказал, что закончил. Когда Насив отошёл от меня, Мидгард взглянул на мой рисунок и спросил, как мне его знак. Он выставил вперёд широкую грудь, но, не дождавшись ответа, сказал следовать за ним до реки. Мне тоже не терпелось разглядеть хорошенько собственный и долгожданный знак отличия.

На груди Мидгарда был нарисован стоящий на задних лапах с открытой пастью ведук, грозно раскинувший в стороны передние конечности с острыми когтями. Взгляд зверя получился суровым, и вся картина отлично изображала сущность Мидгарда. На моей груди был выбит змей, словно выпрыгивающий из неё. Из открытой пасти был высунут длинный, раздвоенный на конце, язык. Взгляд получился хитрый, а хвост волной уходил в подмышку.

— Мне кажется, у меня не такой взгляд, — сказал я, когда устал переводить глаза от рисунка на груди к своему лицу. — Но безмолвный взор ведука похож на твой.

— А мне нравится и твой рисунок. — Мидгард ухмыльнулся широкой улыбкой. Этот день он ждал с самого рождения. — И мы с тобой первые, кто вступил в ряды охотников в тринадцать лет. Знак моего отца — рычащий медведь, который стоит на четырёх лапах. Так что ведук мне отлично подходит. А знак твоего отца — рысь с выставленными вперёд лапами. Чем-то ваши рисунки похожи, но я не могу словами объяснить, чем.

— Но никому из нас так не подходит знак, как Атуэйю.

— Да, волк не только возле его ног, но и на его груди.

Мидгард громко рассмеялся, что заставило меня забыть о моём знаке и тоже похохотать.

— Отец шепнул, что вечером меня всё равно ждет наказание за вылазку в лес. — Заговорил я, когда перестал смеяться.

— Мой тоже.

VII

Повторяя линии своего знака отличия пальцем, я сидел возле только что разведенного костра. Рядом лежал пустой чехол из кожи, не раз притягивающий мой взгляд. Отец, кажется, ушёл за каким-то новым растением для своего сада, а Мидгард ещё не приходил. За пределами моего шалаша жизнь текла в обычном русле, напоминая о себе звуками голосов, смеха и привычным звучанием тренировок. Солнце сильно пекло, но костёр был нужен, чтоб приготовить поесть. Я бросил плоский камень в огонь и поднялся взять зайца, которого мой отец оставил перед уходом. Уже освежёванная тушка висела у боковой стены. Подойдя обратно, я только теперь заметил на камне остатки прошлого ужина, которые уже начали гореть. Как можно лучше очистив поверхность камня, я положил зайца жариться.

Получилось довольно неплохо. Я затушил костёр остатками воды и вышел из шалаша. Мне и Мидгарду нужно подойти к шатру, чтобы дать клятву. Идти сразу туда или зайти за Мидгардом? Но он, скорее всего, уже там. Уж такое дело друг не пропустит.

От беспощадной жары многие ушли к реке, и посёлок казался маленьким. Мальчишки первого поколения, испачканные в пыли, радостно играли между шалашами. В руках у них были свои дубины конечно, не такие, как у Мидгарда — под их руку. Двенадцать ребятишек носились так, что могли с лёгкостью сбить с ног любого охотника, и когда они пробежали мимо меня, мне с трудом удалось увернуться. Их звонкий смех оказался заразительным, и я невольно расплылся в улыбке. Ещё вчера я бы с лёгкостью к ним присоединился, но теперь я охотник и нужно вести себя соответственно.

— Ньёрд, — сказал подбежавший ко мне мальчик, — побежали с нами на охоту. — Он потянул меня за руку в сторону удаляющихся ребят.

— Элнос, я не могу. Мне нужно к вождю.

Он посмотрел на мою грудь.

— Ты охотник? Ещё ведь рано. Мой брат тоже должен стать охотником, но у него ещё нет знака.

— Он есть только у меня и Мидгарда. Атуэй решил, что мы уже готовы.

— Но Элеат тоже уже готов.

— Это не я решаю. Беги, а то упустишь своих друзей.

Элнос ещё раз взглянул на мой знак и побежал.

Я замедлил шаг. Мной овладели страх и сильное волнение — эмоции, столь неподходящие охотнику. Никто из них не должен испытывать подобные чувства. Я уже в их рядах, так чего же я боюсь? Пришлось остановиться, чтобы перевести дух, и в этот момент меня догнали уже все мальчики. Они просили посмотреть мой знак и рассказывали, какой бы хотели знак себе. Я с трудом от них отвязался и, улыбаясь, пошёл дальше.

Мидгард уже был в шатре. Кроме него и Атуэйя с его волком, там были ещё Бхаргава, как старейший из племени, и Улап, как один из главных охотников.

— Впервые клятву будут давать не перед всеми жителями посёлка, — начал Атуэй, встав с трона. — Но я, как их представитель, сам приму её. Ещё не срок, поэтому мы пришли к такому решению. Ну же, встаньте на колено и принесите клятву.

Мидгард сделал несколько шагов вперёд, ближе к вождю, и присел на одно колено. Я последовал его примеру.

— Клянитесь перед нами, что будете использовать ресурсы леса только по нужде своей или племени и никогда — для удовольствия.

— Клянусь, — уверенным голосом произнёс Мидгард.

— Клянусь, — повторил я, но уж очень робко, вспомнив, как бросил на первой же охоте тушку белки. А ведь хочется это произносить. Я стану охотником, я уже охотник.

— Клянитесь перед вождём вашего племени, что никогда не поднимете дубину, не направите стрелу и свою хищную силу на жителей этого посёлка.

— Клянусь, — вместе произнесли мы, во мне прибавилось уверенности.

— Защищайте нас от опасных и грозных зверей, врагов, если такие появятся, и заботьтесь обо всех как об отцах своих или детях. А теперь встаньте охотниками.

Когда мы вышли, нашу радость прервал Мёрд. Он подошел тихо со спины, поэтому мы его поздно заметили.

— Действительно теперь охотники?

— Да, — Мидгард развернулся в Мёрду и шагнул к нему, — что тебе, врунишка?

— К тебе, ничего. Меня удивляет, что Ньерду дали знак отличия. Ты только представь эту змею, когда он переродиться. Она же будет крохотная, как черви. Постой, Мидгард. Убери руки.

— Мне не хочется бить тебя снова, — Мидгард отпустил Мёрда. — прекращай говорить оскорбления.

— Хорошо. Последнее. То что вы стали охотниками еще не значит, что вы будете приняты в промысловые группы. Пока Ньёрд не превосходит владением луком и стрелами моего отца, он однозначно в них не попадёт.

— Мы будем охотиться сами, — гордо заявил я.

VIII

Прошло четыре дня. Ведук в посёлке не объявлялся, и его следов никто не обнаружил, словно его и не было, а случившееся в лесу было моим правдоподобным сном. Мне раньше случалось верить в сновидения. Однажды зимой, когда лёд закрепился на реке, но был ещё прозрачным, мы с Мидгардом ходили, словно по воде, и старались увидеть рыб, плавающих у самого дна. Нам было по семь лет, но Мидгард и тогда был достаточно крепкий, нетерпеливый и всегда носил с собой дубину. Ему захотелось поймать рыбу, которая поднялась к поверхности и плавала, не замечая нашего присутствия. Он бил по льду, двумя ударами пуская на холодную гладь воду, но рыба отплывала в сторону и продолжала двигаться медленно у края льда, словно дразня Мидгарда. Я лишь наблюдал, как он изнуренно пытается её поймать. После первого же удара рыба меняла свою траекторию, а Мидгард бежал вперёд делать очередную дырку на её пути.

Он отдалился на десять шагов, но я не стал подходить, зная, что извилистая дорога всё равно вернёт его назад. Моргнул и потому не заметил, как в одно мгновение друг ушёл под лёд, видимо, провалившись в дыру, которую он сделал своими же руками. Я бросился к этому месту, но не обнаружил Мидгарда. Течение реки всегда выглядело спокойным, но отец говорил, что есть ещё подводные скрытые потоки. Выпрямившись, я постарался прислушаться к звукам. Мидгард застучал по льду за моей спиной. Его лицо сквозь твёрдую пелену казалось бледным. Топнув ногой, я быстро осознал свою бесполезность и бросился в посёлок на помощь к отцу. Я вбежал в шалаш, взволнованно и тяжело дыша. Глаза неустанно бегали, а непослушное тело судорожно тряслось. Не сумев ничего объяснить, я схватил отца за руки и потянул за собой к реке, но сдвинуть его с места было не так просто. Он выглядел удивлённым и просил меня успокоиться. Но можно ли было взять себя в руки в подобной ситуации? Наконец, отец развернул меня и схватил обеими руками за плечи.

— Посмотри на меня, Ньёрд.

Я видел, как губы отца шевелились, но я не слышал его слов, продолжая вырываться. Моя щека вспыхнула и ощутила жар на коже, а я даже не заметил, отчего. Я посмотрел на отца и, поняв, что провозился уже слишком долго, сдался.

— Ньёрд, ты слышишь меня?

— Да. Мидгард… Там Мидгард.

— Ньёрд, ты только что спал. Тебе приснился страшный сон?

— Это был не сон. — Из моих глаз полились слёзы. Говорить становилось тяжелей. — Мидгард утонул в реке.

— С ним всё в порядке. Выйди из шалаша. Солнца ещё нет.

Кажется, я выбился из сил и потому заснул прямо на руках отца. Утром, веря, что всё это было на самом деле, я не хотел тренироваться и с мокрыми глазами лежал в шалаше. Отец сам привёл Мидгарда.

Может, и в данный момент мне всё приснилось? Я устал задавать себе этот вопрос, и уже окончательно смирился, что это был сон, но стоило опустить глаза на грудь, как я находил змея, жаждущего выпрыгнуть из неё, и снова появлялись сомнения.

Я взял стрелу с каменным наконечником, и с луком в руке вышел попробовать запустить её между деревьями, как учил отец. Было раннее утро. Солнце ещё не грело, и от прохлады по коже пробежали мурашки. Кажется, все ещё спали, а потому на поляне не было слышно ни единого звука. Неуверенный в том, что у меня получится, я держал тетиву натянутой долго. Руки начали слегка подёргиваться. Траектория, по которой должна пролететь стрела, описывала стоящее пугало, разве что издали напоминающее человека, и продолжалась к лесу. Этот маневр еще ни разу не получался. Отец его проделывал с такой лёгкостью, что не давал никакого шанса повторить или запомнить движения. Я поднял локоть, ослабил кисть. Пальцы отпустили хвостовик у самой щеки, но серое оперение стрелы, не повинуясь моим желаниям, красовалось в центре пугала. Звук приближающихся шагов остановил моё намерение выругаться. Я огляделся и увидел отца. Он возвращался с ночного дозора — его только что сменил следующий охотник. Охранять посёлок решили в шатре в тот же день, когда я получил знак отличия. Поочерёдно меняясь, мужчины ходили по краю леса с зажжёнными факелами и следили за тем, чтобы ведук или подобное ему животное не пробралось в посёлок незамеченным. Увидев отца, я, наконец, убедился, что это всё не приснилось.

— Ньёрд, ты уже встал? Я рассчитывал застать тебя ещё спящим. — Он взглянул на мою стрелу. — Ты долго целишься — я тебе уже много раз об этом говорил. А теперь я иду спать.

Отец прошёл в шалаш. Постояв немного, я вспомнил, что у меня полно вопросов, и проследовал за ним.

Мой отец уже лежал на боку, отвернувшись к стене, когда я вошёл в шалаш. Медленно подойдя, я легко покачал его за плечо, отчего он повернулся ко мне с вопрошающим взглядом — такой я видел у него нечасто.

— Я хотел спросить, — выпалил быстро я, слегка запинаясь, чтоб не заставлять его ждать. — Почему Ачьюта начал охоту на ведука? Из-за их сердец, которые придавали силу?

Губы отца изобразили небрежную улыбку, а глаза приняли прежний привычный вид. Он перевернулся ко мне и приподнялся на локте, догадываясь, что разговор может быть долгим.

— А что ты знаешь об Ачьюте?

— Бхаргава рассказывал о нём. Великий вождь и лучший охотник, что защищал наш посёлок от нападений других племён, а когда его терпение иссякло, он обрушил на них свой гнев и уничтожил все враждебные племена.

— Эх, Ньёрд, это всё детские сказки. Кажется, тебе пора узнать всю историю нашего племени. — Отец выпрямился, сел на лежанке и протяжно зевнул. — Я постараюсь быть кратким. Эту историю рассказал мне мой отец, а ему — его. Да, Ачьюта был лучшим охотником, став им намного раньше, чем все — в возрасте десяти лет. Меткий стрелок, крепкий не по годам и сильный, он заслуженно занял место в отряде. Ачьюта был настолько бесстрашный и смелый, что занимался охотой в одиночку, принося в посёлок медведей и взрослых оленей. Поэтому никто не удивился, когда он в четырнадцать лет занял место увядающего вождя.

На посёлок в тот непростой период нападали, но он отбивался около десяти раз, а когда Ачьюта был провозглашён вождём — ещё дважды. Он не стал ждать следующего нападения и решил сам напасть на ближайший посёлок, который оказался немного меньше их собственного племени. Звалось оно иначе, чем ныне — племя Тура. Всем отрядом — мужчин в нём было немного — он напал на соседнее поселение. И своим искусством скрытой стрельбы из лука смог напугать жителей настолько, что вождь сам вышел сдаваться. Тогда Ачьюте было пятнадцать. Чтоб продолжить воевать, вождь предложил мужчинам примкнуть к нему, а те, кто отказывался, погибали.

Отец остановился, видимо, что-то обдумывая.

— А что было дальше? Мы ведь не дошли ещё до ведука. — Я сгорал от нетерпения услышать продолжение истории, но отец продолжал молчать.

— Что ты знаешь о Дне племени? — Наконец продолжил он.

— Только то, что последний был шесть лет назад, а Мидгард рассказывал — он проводится каждые семь лет.

— Тогда, если хочешь услышать историю до конца, то ты должен молчать, а вопросы, которые тебя начнут терзать, пока льются слова рассказа, задашь позже.

— Хорошо. — Я согласился быстро.

— Так вот. Те мужчины, которые присоединялись к Ачьюте, должны были доказать свою преданность, а для этого вождь просил их принести в жертву собственных жён или сестёр. Жестокое испытание позволяло, как считал Ачьюта, избавить новых людей от старых связей и прошлого дома, сделав их безжалостными воинами.

Вот о чём говорил отец. Из его рассказа я услышал новые незнакомые слова, такие как жена и сёстры, но перебивать не стал, вспомнив, о чём он просил.

— Мало мужчин присоединилось к Ачьюте. Многие не смогли выполнить приказ и были убиты. Захваченных женщин оказалось больше, чем мужчин, которые решили присоединиться. Тогда в посёлке Ачьюты ещё были истинные дочери племени Тура, поэтому он оставлял только тех женщин из поверженных поселений, которых выбирали названные охотники. Остальных они убивали или оставляли без защиты одних на пепелище их родных шалашей. Для мужчин, которые решали к ним присоединиться, Ачьюта установил строгие правила — не приближаться к женщинам его племён, чтобы не допускать смешения крови. Он считал их слабыми, а его народ должен быть сильным.

Войско вождя росло с каждым захваченным посёлком, как и росло количество убийств, в особенности женщин. Поэтому Ачьюта предстал перед Создателем леса и всего живого, как говорит прошлое.

У меня снова возникли вопросы. Я знал наизусть историю Бхаргавы и хорошо помнил её строки «И предстало перед Создателем трое мужчин». Поэтому я хотел спросить, кто же те двое, которые были тогда с Ачьютой. Но снова промолчал, не желая перебивать отца.

— Больше ни у тебя, ни у твоих преданных охотников не родится женщина, пока ты не найдёшь способ убить личный страх. Так звучал приговор Ачьюты за его многочисленные убийства. Поначалу он даже не счёл это наказанием, радуясь быстрому росту войска. Однако через несколько лет вождь убедился, что в посёлке рождаются только мальчики, и он понял, как скоро чистый род может исчезнуть совсем. Женщин племени Тура становилось меньше, и у него не осталось выбора, кроме как разрешить смешение крови. Через несколько лет, когда Ачьюта заметил, что женщин вновь становится меньше, чем мужчин, чтобы остановить вымирание племени, он прекратил всякие войны.

Больше никаких решений этой проблемы в голову Ачьюты не приходило. Бесстрашный вождь принялся за поиски своего страха. Его попытки достигали безумия. Он мог проводить недели в лесу в поисках зверя, которого начнёт опасаться. Ачьюта влезал на рослые кудрявые деревья в поисках страха высоты. Прошли годы, прежде чем безумный мужчина столкнулся с ведуком. Огромный и грозный зверь не то чтобы внушал безумный страх в Ачьюту. Скорее, он считал ведука в душе опасным зверем, и поэтому вождь решил ухватиться за эту соломинку. Не сумев при первой встрече убить хитрого зверя, он собрал небольшой отряд охотников на поиски. Из десяти лучших после схватки уцелело только двое. Ачьюта вырезал сердце из мёртвого животного и в знак победы съел его сырым. Так началось преследование ведуков. А легенда о том, что сердце добавляет силы, возникла уже после смерти Ачьюты. Теперь можешь задавать свои вопросы.

Конец ознакомительного фрагмента.