Ева-пенетратор, или Оживители и умертвители

Александр Бренер, 2020

Новая книга художника и писателя, легендарного нарушителя спокойствия, пугала обывателей всей Европы и последнего странствующего философа современности Александра Бренера в доступной форме рассказывает о тайном смысле и прикладном значении искусства.

Дёготь

Недавно я видел художественного критика и куратора Екатерину Дёготь.

Мне нравится её имя — Дёготь.

Оно напоминает мне нечто опасное, разбойничье, чёрное, запретное, вне закона.

Но это — иллюзия, химера.

Я знаком с Катей с московских времён, с 1990-х.

Тогда она была газетной критикессой.

А сейчас работает куратором в Австрии, в Граце.

Она там важная шишка — директриса.

А я сижу в Цюрихе на скамейке.

Я — без паспорта, без гнезда, с одной только голой Варькой — торчу в жирной Швейцарии, как цыганка Чирикли.

И вот Катя приехала к нам из Граца.

Мы сходили с ней в старый ботанический сад, посидели на озере, поговорили.

Оказалось, она не хочет ни думать, ни воображать, ни оживляться.

Она не хочет быть ни разбойником, ни святой, ни вавилонской блудницей, ни маленькой девочкой Катей.

Она не хочет быть чёрным, опасным дёгтем.

Она хочет лишь одного — быть защищённой.

И так было всегда — со всеми с ними.

С Толиком Осмоловским, с Ярославом Могутиным, с Михаилом Шолоховым, с Павлом Пепперштейном, с Виктором Пелевиным, с Юрием Лейдерманом, с Андре Жидом, с Александром Серафимовичем, с Валентином Катаевым, с Анатолем Франсом, с Львом Рубинштейном, с Александром Скиданом — имя им легион.

Они хотели быть защищёнными: от веселья, гибели, дикости, мудрости, чащи.

То есть от всего настоящего — защищенными до самой смерти.

И от искусства, что ли?

Искусство — потухшее солнце.

Из-за него Сесар Вальехо умер от голода, с окровавленными потрохами, без копейки в кармане.

Когда Солнце тухнет, оказываешься во мраке, на мокрой скамейке, незащищённым.

А когда ты к Солнцу летишь на игрушечных крыльях, — сгораешь.

Все вокруг только и делают, что защищаются — от солнца, от мороза, от заразы, от головной боли, от несчастья, от священной скуки, от наводнений и засухи, от террористов, от кентавров — и от мёртвого Вальехо тоже.

Но нельзя же быть как все, Катя!

Почему ты жадна не до жизни, а до одной защищённости от оной?

Это — смегма.

Поэтому выход один: незащищённость.

Это твоё единственное спасение, пройдоха.

Ты не кулебяка и не ананас, ты — Дёготь.

Тебя не сварили в бульоне и не замуровали в урне.

Катя, почему ты так поглупела?

Почему ты ничего не слышишь — как все эти толпы?

Почему ты всё время кладёшь в свой дёготь мерзкий мёд из пластмассовой банки?

Почему ты не подлинный дёготь?

Пойми: единственным твоим правом является право быть ничем не защищённым дёгтем.

Непризнанным, осмеянным, презренным, заброшенным и отвергнутым чёрным дёгтем.

А ты не дёготь, а какая-то дегтярная медовуха.

Опомнись и оживи, дорогая девочка Катя!