Ясновидец Пятаков

Александр Бушковский, 2022

Александр Бушковский родился и живёт в Карелии. Автор четырёх книг прозы. Финалист премии «Ясная Поляна» (сборник «Праздник лишних орлов») и лауреат Национальной премии им. Валентина Распутина (роман «Рымба»). Гаврик, герой нового романа «Ясновидец Пятаков», получает неожиданный дар слышать мысли других людей и транслировать без слов свои. Неведомым образом ему удалось установить связь с чем-то запредельным, и теперь он словно бы пытается предупредить тех, кто его слышит, что за спиной обрыв и оглянуться нельзя – засосёт и утянет за край…

6

Свадьбу своего друга Жорика Гаврик сто лет не вспоминал и почти забыл, но вот Ирку, самую близкую подружку невесты, до сих пор помнил хорошо. По многим причинам. Для начала она оказалась пусть и невысокого роста, под стать Гаврику, да уж очень ладной. Всё в ней сразу ему понравилось. И то, что фигура у неё что надо, задница прямо взгляд притягивает, и улыбается хорошо, глаза аж сияют. И очки её не портят, наоборот, форсу будто придают.

Жорик уговорил Гаврика быть на свадьбе свидетелем, а на должность свидетельницы у невесты была только одна кандидатура — Ира. Их познакомили за неделю до свадьбы, в квартире, которую снимал жених втихаря от невестиной родни. Дело было в том, что родители невесты, оно и понятно, очень строго относились к предстоящему замужеству дочери, и Жорик каждый вечер провожал Светку домой не позднее полуночи. Потому они и встречались в съёмной квартирке Жорика, маленькой, однокомнатной, вместо Светкиной институтской учёбы в дни его отгулов от работы.

— Она тебе понравится, зуб даю! Твой размер! — убеждал Жорик Гаврика по пути из магазина, где они накупили вина и закуски. — И делать тебе ничего не надо будет. Она активная, эта Ирка, у неё уже и сценарий для свадьбы написан. Твоя роль только венок, в смысле венец, в церкви подержать надо мной да пару тостов за столом толкнуть. Сможешь ведь? Ты крещёный, кстати?

— Да вроде бы. — Гаврик задумался, вспоминая, что дед говорил давным-давно, как его, Гаврика, крестили, пока мама Нина лежала в больнице с осложнением после родов. И как окрестили, она, мол, сразу пошла на поправку.

— Ну и отлично! А то я-то нехристь был, но Светка заставила. Венчаться хочет. На днях ходил с ней в церковь, водой поливали, маслом мазали. Вроде успокоилась. Даже меньше сопротивляться теперь стала… Только вот мы с ней длинные, а венки эти, то есть венцы, они тяжёлые, говорят. Нелегко вам с Иркой придётся… Заходи! Привет, девчонки! Знакомьтесь! Ирина, это Гарик. Гарик, это Ирина.

— Ого! Как Сукачёв? — Ира улыбнулась, и Гаврик, поначалу замешкавшись, вдруг почувствовал, как по всему телу, от живота к голове и обратно, в ноги и даже руки, разливается новое, ещё не изведанное им ощущение. Истома вперемешку с куражом. Ирка была в юбке по колено и на толстых каблуках, светлые волосы собраны в клубок на затылке и проткнуты деревянной иглой. Лёгкая блуза оказалась застёгнута на все пуговицы, но рукава её были зачем-то закатаны до локтей, и всё это вместе с очками на носу и озорной улыбкой могло бы выглядеть комично, если бы не выглядело таким вожделенным и не потрясло его. Запястья Иркины были узкими, щиколотки тонкими, а бёдра, наоборот, широки, и грудь полна. Довершало впечатление радостное выражение лица девушки и ещё исходящий от неё запах печенья с корицей. Курабье, — догадался Гаврик и пожал протянутую ладошку.

— Не, как Пятачок! — ответил за Гаврика Жорик, пока тот хлопал глазами и вдыхал сдобный запах. — Он же у нас Пятаков.

— Тогда я буду Совунья!

За журнальным столиком в комнате засиделись до полуночи, болтали, смеялись, выпили всё вино. Жорик со Светой, оба высокие и худощавые, легко умещались в кресле, она время от времени будто ненароком сползала с мягкого подлокотника к нему на колени. Совунья-Ира, устроившись рядом с Гавриком на диване с поджатыми под себя ногами и слегка касаясь плечом его плеча, читала по бумажкам сценарий и объясняла прибалдевшему Пятачку его роль свидетеля. Тот ощущал через футболку тепло её тела, скошенным глазом осторожно оглаживал её колени, чуял лёгкий запах вина вперемешку с корицей и боялся шевелиться, чтобы не упустить ни одного контактного движения.

Жорик обжимался со Светкой, когда выходил на кухню курить в открытую форточку. Из коридора доносился их тихий смех и шёпот. Ира, не обращая на это внимания, продолжала раскрывать Гаврику свой режиссёрский замысел, а он рискнул и похвалил особенно удачное место. Под конец Гаврик в азарте снял со стены над диваном старую гитару и хулиганским голосом спел под её рассохшийся аккомпанемент пару дворовых песен о любви, чем довёл градус веселья до кипения.

Конечно, Жорик с невестой опоздали на последний троллейбус и побежали до Светкиного дома бегом, благо им было недалеко. А вот Ире предстояло добираться на другой конец города, и перед уходом Жорик незаметно и будто невзначай сунул в руку Гаврику ключ от квартиры. Гаврика бросило в пот.

Все вместе зачем-то дошли до остановки, там распрощались. Девчонки расцеловались, парни пожали друг другу руки, и, когда Жорик со Светой скрылись за углом, Ира вопросительно взглянула на Гаврика. А того давно уже накрыло счастливой волной влюблённости. Он чувствовал радость и силу, перестал робеть и казался себе остроумным и красивым. Ну не меньше чем симпатичным. К тому же рассудительным.

— Слушай, Совунья, — заговорил он с улыбкой, — уже ночь, а там и до утра недалеко. Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.

Ира улыбнулась в ответ.

— Тебе на Гвардейскую, а мне на Товарную. Как честный поросёнок, я не могу отпустить тебя одну, но денег на такси у меня нет. Если мы пойдём пешком, только к утру дойдём, наверное. Я потом быстренько побегу прямо на работу, а ты, сонная, пойдёшь учиться. Предложение такое. Вернуться в Жоркину квартиру, спокойно выспаться и утром на учёбу и работать. А?

И он извлёк из кармана и показал ей ключ.

— Ты на диване, а я на коврике в прихожей, — добавил он, видя её сомнения. — Чессло, буду вести себя прилично!

— Не надо на коврике, — рассмеялась Ира, — там матрац есть надувной, я видела. Только чур не приставать и честное слово держать. И не подсматривать.

Обратно они шли не торопясь. Белая июньская ночь одновременно и бодрила, и разнеживала. Гаврик был в ударе и смешил Иру всякими глупостями, чему удивлялся и сам. Никогда раньше не замечал за собой способностей к весёлой болтовне. Когда вернулись и включили свет, оказалось, что не мешало бы убрать посуду. Носили чашки, тарелки и бокалы из комнаты в кухню, встречались и осторожно расходились в дверях, будто стараясь не задеть друг друга, но всё равно чуть задевали. Потом Гаврик раздвигал диван и накачивал насосом-лягушкой надувной матрац, а Ира позвякивала посудой и шумела водой из кухни. Когда кухня стихла, стук Гаврикова сердца заглушил звук душа из ванной.

Ира вышла оттуда в длинном, до полу, Светкином халате, без очков, но всё так же с собранными в узел волосами. Блузку и юбку она несла в руках.

— Утром голову вымою, а то сейчас не высохнет, — сообщила она и аккуратно положила одежду на подлокотник кресла. — Иди в душ, а я застелю пока.

Под душем Гаврик лихорадочно придумывал, как убедительнее обосновать попытку перелезть с матраца на диван. Когда он в джинсах и футболке вернулся из ванной в комнату, диван был застелен, а на матраце лежали плед и подушка.

— Слушай, у них подушки-то две, но вот постельное только одно, — посетовала Ира и спросила: — Сможешь так, под пледиком?

Гаврик разочарованно пожал плечами: мол, придётся.

— Тогда отвернись! — Она выдернула иглу-заколку из волос и стала развязывать пояс халата, не дожидаясь, когда Гаврик действительно отвернётся.

Пока он стягивал джинсы с футболкой и укладывался на матрац, из-под одеяла на диване остался виден только нос Иры. Она укуталась с головой, оставив щёлочку, чтобы дышать, и заодно подсматривала через неё за Гавриком. В сумерках комнаты повисло бессонное молчание.

— Пойми меня правильно, — сказал тот через минуту, — но матрац сдувается. Я уже почти на полу лежу, чувствую локтем.

Ира подумала немного.

— Ладно, ложись сюда, — ответила она. — Но руки чур не распускать. Я тебе говорила, что у меня есть парень.

Гаврик выдержал короткую паузу и моментально перелез под тёплое одеяло. Ира повернулась к нему спиной. От напряжённости момента Гаврика изнутри слегка потряхивало, он завозился, чтобы улечься поудобнее, и вдруг, легко и практически случайно задев её спину предплечьем, почувствовал со сладким ужасом, что Ира без ночнушки и даже без лифчика. «Ну правильно, тяжело же, небось, спать в такой сбруе, — попытался мысленно объяснить себе эту ошеломительную новость Гаврик, — тем более с её-то…» Он понял, что мысль уже далеко впереди, и он не может за ней угнаться.

— Мы же договорились! — прошептала Ира и повернулась к нему.

Её лицо оказалось совсем рядом, и Гаврик вопреки своему сознанию чуть подался вперёд и осторожно прикоснулся к её сухим и горячим губам такими же своими.

— Я руки не распускаю, — оправдался он еле слышно.

— Ещё бы… ты их распустил! — так же тихо ответила она и спросила: — А почему ты глаза не закрываешь, когда целуешься?

— Нравится на тебя смотреть…

Не закрывая глаз, она так же осторожно его поцеловала.

Всю следующую неделю Гаврик ходил как пьяный. На работе он думал о ней, снимая скобелем тонкий слой коры со ствола сосны и обнажая её светлое тело, а потом топором зарубая в нём чашки и пазы. Он погружал пальцы в свежую стружку и мял её. Пальцы слипались и пахли смолой, он плевал в ладони и скатывал смолу в маленькие пластичные шарики тёмного янтаря, прилеплял их к чистому дереву и видел родинки на Иркиных лопатках. Если на стволе попадался кап, он очищал его лезвием и лепил на него шарик побольше.

Каждый вечер они с Ирой встречались в Жоркиной квартирке, чтобы репетировать свадьбу, немного выпивали какого-нибудь вина, а иногда и не выпивали, и оставались до утра на диване жениха и невесты. Ира принесла постельное бельё, чтобы не смущать Жорку со Светой, а те улыбались и уходили не позднее десяти. Гаврик даже не задумывался, где ночует Жорик.

Ночи проходили без сна, без долгих разговоров и почти без мыслей, только на ощущениях. На впечатлениях, вызванных касаниями кожи, жаром ладоней и прохладой бёдер, усталостью припухших губ и испариной спины, запахом коричного печенья, терпкого тела и судорогами мышц живота. Иногда она плакала, но не отпускала его, а он пугался её всхлипываний, но не останавливался и продолжал двигаться.

Утром первой обычно уходила Ира, а Гаврик делал вид, что спит, и подглядывал, как она в одном белье на цыпочках бегает из ванной в комнату, натягивает джинсы или юбку, поочерёдно поправляет груди в чашках бюстгальтера и сушит феном волосы. Он понимал, что краем глаза она замечает слежку, и наслаждался тем, как она делает вид, что не замечает.

Полностью одевшись, застегнув босоножки и даже повесив сумочку на плечо, она подходила, садилась на край постели и целовала его в губы, а он просовывал руку и, несмотря на то что приходилось мять и задирать юбку, обхватывал её за бедро. Она вырывалась, говорила: «Всё! До вечера!» — и шла к дверям деловой походкой. В дверном проёме она останавливалась, чтобы поправить юбку, при этом изящно выгибала спину и приподнимала голень с оттянутым, как у балерины, носком, а потом, юморно и дерзко качнув задом, делала решительный шаг на площадку.

Вечером всё повторялось с растущим напряжением. Утром накануне свадьбы первым уходил Гаврик. Ира спала, не притворяясь и не подглядывая. Он наклонился и поцеловал её в висок.

— Ну Димочка, дай поспать! — сонно пробормотала она. — Мне в ночь дежурить…

Гаврик заметил, как Ира напряглась, проснувшись от собственных слов. Не дав ни ей, ни себе времени сообразить, он быстро вышел, сбежал по лестнице и выскочил из подъезда, как из проруби. Отдышался и пошёл в общежитие переодеться в костюм и явиться к Жорику, чтобы ехать выкупать невесту.

Как прошла свадьба, он не очень помнил. На Ирку не смотрел и не говорил с ней. В церкви, стоя с ней рядом, вместо запаха печенья с корицей вдыхал дым ладана, но священника не слушал и даже почти не слышал. В ресторане, после того как закончились поздравления и началось веселье, он быстро выпил несколько рюмок с отцом и тестем Жорика, передал через них жениху, что утром опоздает на второй день, и вышел на воздух.

На крыльце плакала высокая худая девица в жёлтом платье с сильно открытой спиной. Гаврик узнал её, это была старшая сестра невесты. Он даже вспомнил, что её зовут Марина. Светка говорила как-то, что она истеричка и ей не везёт на парней. Гаврик подошёл, вытащил из пачки две сигареты и протянул одну Марине. Та перестала вздрагивать и двумя пальцами взяла сигарету. Гаврик дал ей прикурить и закурил сам.

— Марина, поедемте со мной, я знаю много смешных историй и могу вас развеселить! — сказал Гаврик голосом Пятачка из мультфильма. — И руки я не распускаю.

— Вы крайне самонадеянны, Гарик! — ответила она в нос. — Именно поэтому я, пожалуй, и приму ваше предложение. Но руки не распускать!

— Да что вы, что вы! — Гаврик снял пиджак, накинул Марине на плечи и тихонько взял её за руку.

Они сели в такси и долго ездили по улицам и мостам в светлой мгле июньской ночи. Гаврик рассказывал Марине небылицы о своём детстве, о первой несчастной любви, о службе в армии и думал, что за последнюю неделю он уже второй раз в ударе. Наконец он назвал таксисту адрес и перевёл дух. Марина спала, закутавшись в его пиджак.

У Жоркиного подъезда такси остановилось, и он, выходя, увидел Ирку. Она сидела на скамейке в коротком синем платье с голыми плечами и мёрзла. Рядом лежала её сумочка, кофта и бумажный пакет из магазина. Гаврик застыл, пытаясь сообразить и принять решение.

— Гарик, куда ты? — донёсся из машины сиплый ото сна голос Марины. — Мы что, уже приехали?

— Шеф, держи! — Гаврик сунулся обратно в такси и протянул водителю купюры. — Выручи, отвези её назад. Я догоню. — И он захлопнул дверь.

Такси тронулось. Ирка встала со скамейки. Вытащила из пакета бутылку белого вина.

— Догонишь? — спокойно спросила она. — Ну, догоняй! А я-то, дура, с Димочкой рассорилась! Вот мне за это!

Она взяла бутылку за горлышко и легко, почти без брызг, разбила её о скамейку. В руке у неё осталась «розочка» с длинным лепестком.

— И мне, и тебе, и ему! — Ирка подняла левую руку и с каждым произнесённым словом стала сечь её острым обломком стекла. — И мне, и тебе, и ему! И ей заодно!

Она бросила горлышко на асфальт, села на скамейку и заплакала. Кровь, почти чёрная в сумерках, часто капала с пальцев бессильно опущенной руки. Преодолев первый испуг, Гаврик подбежал, наклонился, обхватил порезанную руку ладонью и сжал изо всей силы.

— Быстро! Пошла за мной! — крикнул он в лицо Ирке и потащил её в подъезд.

Она не сопротивлялась, стучала каблуками по лестнице вслед за ним и размазывала слёзы по лицу. Вбежав в квартиру, он посадил её в кресло и отлепил свои пальцы от порезов. Кровь уже почти перестала течь. Гаврик сдёрнул с расправленного дивана простыню и с треском оторвал от неё длинную полосу.

— Дай сюда, ну! — Он туго замотал ей руку и отошёл. — В травмпункт надо ехать.

Ирка сидела сгорбившись и здоровой рукой держала забинтованную, как куклу. С заплаканными глазами, растрёпанными кудрями и размазанной по лицу косметикой она вызывала у Гаврика жалость до боли и была страшно желанна.

— Только без тебя! — глухо проговорила она, встала и вышла в прихожую.

Оттуда позвонила. Гаврик расслышал только «приезжай за мной» и «тут недалеко», а потом она почти прокричала в трубку адрес и ушла в кухню. Встала у окна и стала смотреть в него не мигая. Гаврик стоял у окна в комнате. Через семь бесконечных минут к дому подъехал приземистый красный автомобиль, урчащий басом, и из него вылез брюнет в чёрной рубашке с подвёрнутыми рукавами и в светлых брюках. С виду он был на голову выше Гаврика и вдвое шире его в плечах.

Ира молча вышла и аккуратно прикрыла за собой двери. Из подъезда она выбежала, накинув на забинтованную руку кофточку. Брюнет усадил её справа на переднее сиденье, а сам сел за руль. Автомобиль уехал со двора, и стало совсем тихо.

Гаврик узнал потом, что Ира вышла за брюнета замуж и родила ему двух дочерей, Сашу и Настю. Он даже как-то раз видел её издалека с коляской, но не стал подходить. Зачем?