Священная балалайка

Александр Васильевич Холин, 2023

Сорок первый, немцы рвутся в Москву. Оставлять без присмотра в мавзолее Священную Реликвию нельзя. Гроб увозят на Урал. По дороге вагон воруют сбежавшие заключённые. Караул в отчаянии – скоро прибудет товарищ Берия! Выход находят простой: доктора, как две капли воды похожего на покойника, кладут в гроб. Прибывший Берия посмотрел на Священную реликвию и помолодевший покойник ему понравился. Материалистическим спецам из НКВД не до немецких заморочек овладения миром. Если столицу захватят фашисты – стране конец. А тут ещё сбежали заключённые из лагеря. По их следам отправлены отборные части НКВД с целью уничтожить нарушителей спокойствия.Среди сбежавших заключённых было много инженеров и технарей, которые быстро разобрались в конструкции ракет. Одну из них инженеры принялись доводить до ума. Конструкторы предполагали, что на таком летательном аппарате они смогут улететь в Америку.Большинство беглецов проголосовало за эмиграцию. Вскоре ракета послушно приземлилась, но… на Луне!

СВЯЩЕННАЯ БАЛАЛАЙКА

(мистический & криптографический детектив)

ГЛАВА 1.

Корабль стартанул с мыса Канаверал и с усердием набирал высоту, навсегда оставляя внизу видавшую виды, но изрядно поднадоевшую Флориду. Во всяком случае, это только кораблю, пусть суперэлектронному, умненькому, но

металлическому ящику казалось, что он на веки вечные покидает обрыдлую и наскучившую ему землю. Поэтому он с превеликим удовольствием рвался в

неизведанный ещё космос.

Что там? Какие опасности и невероятные приключения ожидают корабль и притаившихся в его металлическом брюхе космонавтов? Давно известно, что там, в космосе, наверняка есть что-то новое, непознанное, неисследованное ещё человеками. Или, может быть, просто что-то прекрасное и удивительное. Например, собратья по разуму.

Вероятно, в давние времена достопамятный Колумб так же рвался на поиски Новой Индии, получившей впоследствии совсем другое название. Хотя нет. Колумб отправился завоёвывать сказочно богатую страну с определёнными целями. Видимо, он принадлежал к известному роду архантропов-людоедов¹, способных воевать только с мирным населением.

Собственно, нынешняя Америка и Россия до краёв набиты этими архантропами, как бочка селёдкой пряного засола. Недаром эту страну стали величать Сионистскими Штатами Америки, а Великое Государство Россия просто Рашкой. Вероятно, от Колумба они переняли привычку воевать только с мирным населением или, на худой конец, выполнять военные действия чужими руками.

— И зачем только полоумный Колумб спешил в эту проклятую страну, теряя на ходу тапочки? — думал космический корабль, — тоже рвался в неизвестность? Но какая неизвестность может быть в государстве материального богатства и полной

духовной нищеты? Гораздо приятнее улетать из царства денежного тупика и житейской неразберихи! Ведь эти «гомики» — так корабль называл всех

насельников планеты Земля — хоть и создали меня, но умом они гораздо

слабее, чем второразрядный компьютер, не говоря уже о супермашинах и, о, чудо! — о секретном Искусственном Интеллекте. Кто знает, может быть, мои технические собратья тоже скоро научатся создавать биологических роботов?.. Тогда зачем вообще человек?

Многочисленные космодромные работнички, провожающие это железное творение рук человеческих, кто с завистью, а кто с искренним человеческим сочувствием смотрели на поднимающийся вверх космолёт, мечтая не пропустить специфичный эффект отделения первой ступени. А может и второй. Но никто из присутствующих не задумывался и не мог помыслить о нежелательном и незапланированном взрыве при влёте межпланетного корабля. Хотя такое с американской техникой случалось чаще, чем хотелось бы.

Что говорить, ведь сколько раз в истории космонавтики во время взлёта

происходили печальные аварии суперэлектронных американских космических кораблей. Удастся ли этому космолёту выполнить поставленную перед астронавтами важную — очень важную! — правительственную задачу? Это было никому не известно, даже мальчикам из сатанинского «Отеля Калифорния», официально открытом храме поклонения сатане в Лас-Вегасе ещё в начале двадцатого века.

Что говорить, поклонники сатаны никогда не отказались бы слетать на Луну не

просто на халяву, а хотя бы потому, чтобы наставить рога советско-православным летунам, давно подмявшим под себя близ лежащее космическое пространство. Естественно, что ни нынешним масонам, ни иллюминатам, ни их коллегам из капища «Отель Калифорния» не нравились победы русских в каких бы то ни было областях развития цивилизации. Мало того, парни из ненавистной им «Раша» какими бы хорошими не были, но всегда вольно или невольно вставляли шпильки в грандиозные масонские планы овладения миром.

Недаром ещё банкир Морган в девятнадцатом веке завещал потомкам сломить все страны планеты посредством финансового оружия. «Любая кризисная

ситуация, — говорил Морган, — это хорошо продуманная и просчитанная

финансовая афёра, которая поможет поставить на колени любую страну этого мира. И самая действенная афёра — финансовый кризис».

Но русские пока ещё не поддавались на глобальные нечистоплотные финансовые

махинации, хотя задолжали уже Европе и Америке огромные денежные суммы. Из-за этого им пришлось соглашаться на аферу всемирной пандемии с неправительственными мошенниками. Хотя руководство бывшего Советского Союза, видимо, тоже не в состоянии было понять: как самая богатая в мире страна под руководством евреев превратилась в вечного должника «вечному жиду», то есть первосвященнику Золотого Тельца. Надо сказать, что последний Генеральный секретарь Советского Союза по прозвищу Мишка Меченый в 1989 году на Мальте подписал договор о разоружении, что, по сути, являлось капитуляцией в Холодной или Третьей Мировой войне без единого выстрела. Означает ли это, что самый главный человек самой богатой страны совершил предательство? Скорее всего, никакого предательства не было: просто завербованный американской разведкой шпион выполнял свои диверсионные обязательства. Что с того, что под угрозой диверсии оказалась вся страна? Это иллюстрирует хорошую работу разведки Сионистских Штатов Америки. Более того, завербованными оказались все остальные президенты, и даже будущие кандидаты на русский престол. Американским архантропам нужна была кладовая сырьевых ресурсов, из которой можно без проблем выкачивать всё, что понравится — они это получили ещё во времена мистера Горби.

Что говорить, ещё при бандите Горбатом, то есть при мистере Горби, американские архантропы активно взялись за разоружение, но исключительно в одностороннем порядке, и чуть ли не за один год сумели разоружить Россию настолько, что могли теперь своим верным евреям из Московского Кремля указывать что, где и под каким соусом надо исполнять. Мудрые приказы хозяев из Америки безусловно выполнялись всеми последующими президентами, и самая могучая страна давно уже стояла на краю гибели, задыхаясь от разрухи, гибели сельского хозяйства и всеобщей деградации населения и также всеобщего вымирания. Даже космос американцы получили без особых проблем: стоило только Бушу Старшему попросить по телефону г-на Путина об освобождении космического пространства — и огромная станция «Мир» перестала существовать в считанные минуты! Да, еврейская подобострастность прочно поселилась в московском Кремле. Всё было бы хорошо, если б несколько раньше ЦРУ, ФБР и весь американский Сенат не допустили бы досадную ошибку, от которой будущее нынешней Америки висело на волоске. А дело было так.

Советский Союз, изрядно напуганный Второй Мировой войной, бросил самые лучшие свои силы на развитие современной электроники и технической цивилизации. Нельзя отрицать, что стране это удалось на военно-экономическом поприще. Весь научный мир помнит полёт Белки и Стрелки, первых советских астронавтов, вернувшихся на землю живыми. За ними последовал полёт Гагарина, навсегда увековечившим победу советской НТР в истории человечества.

Вот тут и зашевелились американские толстосумы, надеясь хоть в чём-то

переплюнуть советскую Россию. Полёт американских астронавтов на Луну был рассчитан уже давно, и тут ускоренному исполнению задуманного послужили фотографии Луны, полученные опять же из Советского Союза.

Нет, совдеповцы на Луне ещё не бывали, но запустили туда, механизм под названием Луноход. Собственно, этот самоходный робот никогда бы никого не заинтересовал, только всё дело в том, что автомат присылал на Землю фотографии, сделанные фотокамерой, укреплённой у него на металлическом брюхе.

И опять же среди именитых учёных нашей планеты такой механизм не вызвал бы никаких сенсаций или эмоций, если бы фотографии робота не попались

однажды в руки дотошных журналистов. Ползая среди лунных кратеров, Луноход умудрился сфотографировать построенное чьими-то умелыми руками здание без окон и дверей, облицованное мрамором терракотового цвета.

Настоящее! Созданное чьими-то руками! Правда, это строение выглядело

довольно невысоким, можно даже сказать неказистым, но ведь кто-то его там построил?!

Многодумные европейские мудрецы и дотошные американские масоны-архантропы подозревали в провокации инопланетян или, к примеру, жителей параллельного инфернального мира, благо масоны верили в мощь сатанинской силы гораздо больше, чем в поднадоевший материализм или во всесилие Единого Бога Саваофа, обитающего где-то в Зазеркалье.

Только их соображения не могли поспорить с заявлениями советских основателей института Курчатова и Байконура, заподозривших в постройке лунного здания конкурирующую Америку. Советские учёные предъявили на общее обозрение документальную фотографию точно такого же здания, но построенного вовсе не на Луне, а в Москве. Да-да, в советской столице. Это было сооружение всем

известного мавзолея Ленина-Бланка! И советские учёные небеспричинно, как им

казалось, обвинили Америку в покушении на честь и достоинство Советского Союза, потому что лунный мавзолей выглядел как явная пародия на последнее жилище любимого Ильича, вождя всех времён и еврейских народов!

После этого заявления толпы европейских представителей ринулись в Россию, дабы убедиться в наличии лунной постройки на земле и оценить карикатурность

неземного мавзолея. Великим светилам учёного мира, представляющим в

России интересы Сионистской Америки, к несчастью пришлось согласиться с наличием давно воздвигнутого здания мавзолея Ленина. Или как его ещё называли, присутственного места, которое в Москве действительно числилось

присутственным во всех существующих индексациях.

Это заключение явилось для американских конгрессменов во главе с тогдашним президентом не слишком большой радостью, потому как Америка должна была опровергнуть выдвинутое Россией обвинение и доказать, что к постройке

лунного мавзолея Сионистские Штаты не имеют никакого отношения. Но что значит, поставить вопрос о решении возникшей проблемы? Надо было готовить полёт на Луну ответственных специалистов, которые при личном осмотре

построенного мавзолея смогут дать официальное заключение о невозможности США в прямом и косвенном участии в строительстве.

Только что будут делать астронавты, высадившись на поверхности Луны и в чём суть поставленной перед ними задачи, не знал никто, даже сами астронавты, потому что цель полёта и все ценные указания содержались в запечатанном пакете. Пакет разрешалось вскрыть только после приземления, то есть прилунения космолёта.

Скорее всего, в американском Белом Доме было заранее принято решение: как можно дольше не оглашать перед остальным миром факты, увиденные астронавтами во время прилунения! И не публиковать серьезных производственных вопросов для любопытствующего поголовья планеты до возвращения астронавтов.

Это можно было понять и объяснить, потому что личное знакомство экипажа с лунным строением может посеять на Земле непредвиденные небывалые

скандалы, или… или всем странам необходимо немедленно признать

официально чудесное происхождение лунного мавзолея. Но какие же чудеса в этом мире возможны без участия американцев?! Впрочем, форс-мажорные

ситуации не нужны были никому, и весь мир затаив дыхание ждал оглашения результатов полёта.

Поэтому над правительством Сионистских Штатов нависла нешуточная палка о двух концах, удар которой мог запросто привести могучие державы к Четвёртой Мировой войне. Досужие мысли, что война в данное время никому не нужна, и что обе державы готовы завершить возникший конфликт мирными переговорами, проносились изредка в головах президентских чиновников обеих стран. Но вслух заговорить о мире во всём мире не решался никто!

Вот почему все присутствующие уделяли особое внимание взлетавшему

космолёту. Неприсутствующие тоже не оставили без внимания происходящее. Во всех Соединённых Штатах и даже за их пределами человеки ждали хоть каких-то новостей. Кто знает, какое известие астронавты привезут с Луны? Может быть, удастся всё-таки что-то обсудить или хотя бы кости помыть потенциальному противнику?

То, что лунный мавзолей построен земными людьми, не сомневался никто. Почти все страны Земного шара считали себя обязанными принять участие в организации первого в мире единого межпланетного полёта. Заинтересованные

правительства не дружественных с Россией стран предлагали Америке своё

посильное участие в организации космической вылазки, а японцы, ставшие американцам давнишними друзьями, прислали во Флориду целое воинское подразделение камикадзе, которое должно было охранять мыс Канаверал и не пускать никого до возвращения астронавтов на землю.

Никто не знал, как и когда это секретное подразделение японцев проникло в Америку. Как и зачем удалось им подобраться к самому космодрому. Но тут всё-таки посетителей высчитали, вычислили и накрыли бравые Цэрэушники с Фэбээровцами на пару. Те давно уже определили и называли неизвестное подразделение вовсе не «япошками», а «россияками», потому что

командиршей у них была настоящая русская комиссарша, младшенькая

нелюбимая жена чеченского профессионального террориста Бек-Бей-Хана, считающегося правой рукой пока ещё не убитого Бена Ладена, террориста номер один.

Звали её Наташа. Собственно, всех русских баб в Сионистских Штатах Америки зовут Наташами, так что имя женщины почти ничего не значило, а вот

физиономия комиссарши очень напоминала что-то акулье, да и сама женщина по виду деятельности происходила вовсе не от обезьян, а от выползших на сушу и адаптировавшихся на земле рептилоидов. Что сделаешь, если у любой морской касатки инстинкт хищницы гораздо сильнее примитивного человекомышления, иногда для проформы называемого разумным?

История иногда выделывает с памятью людей очень необычные казусы.

Например, весь мир давно знает, что американцы одержали во Второй Мировой войне истинную победу над гитлеровскими войсками: разбили и победили

фашистов за несколько месяцев, тогда как русские не могли справиться с

Германией целых четыре года! Что ж взять с этих русских? И если бы Америка не спасла Россию, быть бы ей навек рабыней баварских пожирателей пива.

Правда, от Москвы можно было ожидать всякого, но, чтобы прислали оттудова смертников, готовых жертвовать собой по примеру японцев?! — это уже никак не входило в понятия американских идеологов. Во имя чего, и какого вида суицид собираются устраивать эти непонятные русские возле космодрома на Флориде? Многие американские учёные пытались понять русские понятия, только проблема оказалась очередной американской мешпухой² и чуть-чуть выше американских не замусоренных понятий.

«Камикадзеямы», как тут же окрестили русских террористов журналисты,

разбили лагерь у ворот космодрома и самопоселились до возвращения

астронавтов, публично гарантируя обезопасить вернувшихся космонавтов от

окружающих проблем внешнего мира. К тому же, Наташа обещала руководителям космодрома не совершать никаких неучтённых хулиганских действий, не устраивать публичный суицид и на время пребывания избавить Америку от международного терроризма талибов и моджахедов. За это правительство Америки обещало не трогать нарушителей и даже выслушать их предложения к сотрудничеству.

Самые бесстрашные журналисты из «Дейли ньюс» и «Америкен трибюн» не

побоялись прорваться сквозь ряды запрограммированных спецслужб ради

одного только интервью с русской атаманшей, на что поизрасходовались силы обеих сторон без остатка. Похоже, никакого интервью уже не должно было

состояться из-за охватившей всех общей усталости. Но комиссарша, мгновенно вникнув в ситуацию, собственноручно помогла включить обессиленным

журналистам походные диктофоны.

Всё это на следующий день после взлёта космического странника, можно было прочитать в многочисленных американских и европейских уважающих себя

газетах и журналах. Так что взлёт произошёл «на высшем уровне». Это в

Америке ценили больше всего.

— Что ищет и желает найти на своём пути астронавт? — начала свою незабвенную речь террористка. — В первую очередь каждый, конечно, ищет славы, которая принесёт с собой независимость и невозмутимость для решения всяческих там встречающихся в жизни проблем. Я помню, один очень уважаемый мною философ когда-то молвил:

«Независимость от внешнего мира, невозмутимость духа — атараксия! —

достигаются путём особой аскезы, в которую включается исключительное

благоразумие. Ведь от благоразумия родились все остальные добродетели, а именно: нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо. И наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно. Достижение невозмутимости требует свободы от всех забот и тревог, прежде всего от страха смерти. Смерть не имеет к нам отношения: пока мы живы — её нет, но когда есть она — нет нас».³ И если человек независим, он должен показать себя миру, тогда никакая смерть его не одолеет.

— Вы считаете, что из независимости каждый человек должен сотворить себе памятник? — послышался вопрос из толпы журналистов.

Как ни странно, но глупый вопрос журналиста совсем неожиданно привёл

мужественную женщину в замешательство и даже вызвал у неё на глазах слёзы. Её неулыбчивое лицо утратило ненавязчивую окаменелость и расплылось растерянностью. Она явно не была японкой, европейкой, да и американкой тоже, поскольку ничуть не владела лицом в беседе с представителями прессы. Наоборот, это лишний раз подтверждало её русское происхождение, потому что у дикорусичей совсем не существует поведенческого этикета улыбки.

Они либо хохочут с надрывом, оглушая окружающих, либо надевают на лицо маску «совковой лопаты». Девушка, как и остальные земляки, похоже, ничего не знала о стандарте приветственных отношений. Но голос, к счастью, не потерял уверенности, и кокетливо вытирая платочком глаза, она скромно продолжила:

— Вы угадали. Именно памятник! Не обращайте внимания на мои слёзы. Это личное. Просто мой нелюбимый муж тоже обещал из меня памятник сделать, если здесь погибну.

— Как?!

— Очень просто, — террористка даже улыбнулась. — Если от меня что-то физическое останется, то тело обязательно обернут в целлофан и опустят в ледяную воду. Такое запросто можно сделать в холодной стране вечного льда — России. Пробыв с головой в лунке целую ночь, тело замёрзнет, превратится в сплошную твёрдую сосульку. А утром моё тело можно извлечь из воды и поставить на ноги — вот вам и памятник! Пусть стоит, пока не потеплеет, а ежели потеплеет, можно будет на помойку выкинуть. Ведь неудобно же, если памятник прямо под лучами весеннего солнца начнёт источать запахи.

— Но ведь в штате Флорида, даже вообще в Штатах зимы не бывает?

— А у нас в России холодных мест много. Та же Воркута или Магадан, например.

Вспомните-ка историю: в России когда-то и Сергей Лазо живьём замерзал. А пьяные японцы просто перестарались немного, когда его отогреть хотели. Так что найдёт мой благоверный, где меня разместить. Тот, кто готов принести жертву, всегда найдёт — кого и где разместить. На то он и муж, хотя уже бывший… в употреблении.

— Понятно, мужчины любят женщин руками за грудь, а женщины — ушами за деньги. Зачем же вы за такого замуж выходили? Насколько известно ваш бывший муж всю жизнь свою видит только в организации международного террора, либо в пособничестве ваххабитам, либо хаббатникам. Следовательно, у вас было неутолимое стремление попасть в армию террора или просто приличных мужиков под рукой не оказалось?

— Он мне сказал, что застрелится, если за него замуж не выйду, мол, одна я ему нужна, — отмахнулась террористка. — Что мне было делать? А вдруг действительно застрелился бы? Ведь сказано Господом: н е у б и й! Зачем же мне, женщине, способствовать убийству авантажного мужчины?! К тому же, он тогда красавцем был. Все подруги завидовали, мол, такого мужика отхватила, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Сейчас вон и москвички все только на лиц кавказского и нерусского происхождения кидаются. Вы скоро увидите, Москву в Москвабад переименуют уже официально.

Вот тогда весь мир увидит, что нельзя русских обижать, что за наш удивительный народ всегда могут заступиться татары, таджики, узбеки, азербайджанцы, чеченцы… Да мало ли ещё у нас заступников?! Так что Америке давно трепетать перед Россией надобно: если завтра война, подождём до зимы и возьмём супостата на вилы!

И ничего, что все они иноверцы. Зато для русской бабы такой мужик и нужен, в самый раз.

— Какой? Русский иноверец? — улыбнулся журналист. — Да в вашем подразделении, я вижу, таких иноверцев целый взвод, то есть гарем наберётся, а, может, и все два. И у каждого из них знойных женщин — тоже по гарему? Вот в чем суть. У российских баб и мужиков мышление зависло в районе гениталий. Может быть, для России это нормально, только наши иноверцы — это совсем другое дело. Они всегда к женщине с благоговением относились. И в Европе тоже. Когда там один итальянец изобретал скрипку, он думал только о женщине. Когда американец изобретал арфу — думал о женщине. Даже испанец, когда изобретал гитару — тоже в мыслях была только женщина. А скажите мне, о чём думал русский, когда изобретал балалайку? Или в русских гаремах только на балалайках играют?

— Отнюдь нет, — насупилась террористка. — Только чего вы смеётесь? Наукою давно доказано, что каждый мужчина склонен к полигамности не только в личной жизни, но и в производственных отношениях. Чего уж говорить о музыкальных инструментах, тем более, струнных? Но каждый полигамный, вступивший в ряды супругов, должен знать, то есть не просто знать, а уметь выполнять супружеские обязанности. Незнание этих прав вовсе не освобождает от выполнения супружеских обязанностей. И не вам осуждать нас за эту предрасположенность.

— А как же заповеди Божьи? — глаза журналиста разгорелись, он явно был

расположен к полемике. — Вы здесь упомянули шестую заповедь Господа

нашего — «Не убий!». А не следует ли вам поминать эту заповедь по отношению к тем, кого вы приговорили к смерти?

— Ни одного верного мы не убивали!! Коварство и подлость, как учит нас

предводитель Усама бен Ладен, или просто Беня, это обыкновенное оружие каждого, только одни его могут применить, даже согнувшись перед противником, другие же играют в честь и гордость.

— Вы второй раз упоминаете имя бена Ладена. Ваша команда работает под его началом?

— Кого? Бенечки? Ой, не смешите меня, чтоб вы были здоровы! Это Беня Ладен на нас работает. Все с ног сбились, все по миру его разыскивают, а его искать не надо! Беня-таки наш, одесский! Когда папа отправлял его учиться в Лондон, Бенечка при всех клятву дал отработать, когда с образованием вернётся. Ну и отрабатывает. А как же иначе? Если ему все деньги за обучение простить

сегодня, то завтра он продаст весь Лонжерон, и всех пляжных девочек

впридачу. Нет, у нас всё просто: должен — плати, не должен — можешь что-нибудь

продать. Ну, как его жаба жадности и гордости задушит? Пусть платит, а как же иначе?

Ведь и у нас, и у вас бывает, что гордецы поздравляют друг друга — с чем? С гордостью своей. А потом прямо перед телекамерами шампанское давят. У нас, между прочим, правительство готовит Указ о создании Антипраздника! То есть в этот день — ни-ни. Даже перед телекамерами. Ни капли! С утра до вечера в этот день все друг другу пользу будут приносить. Даже мы. Ну там, брёвнышко

потаскать, «Беломор» прорыть. Тогда каждый будет знать, где собака порылась. Вся Госдума объявила, что эта идея понравится не только российскому народу. Кстати, вам — в первую очередь. Не забывайте никогда, что только у нас

третьим глазом можно увидеть, пятой точкой опоры почувствовать и шестым чувством ощутить, что Россия — восьмое чудо света! Как же теперь нам в

стороне от ваших астронавтов оставаться?

Всем известно, они же не просто так полетели. Могу снова себя в пример привести, потому что так легче понять: я на мужа… бывшего до сих пор обижаюсь, а ведь он ничего плохого мне не хотел, значит, обида во мне самой. Я её кормлю, и она меня за это жалеет! Или взять его же: он раньше постоянно проверял: где я, что делаю. Правду сказать, такое наблюдение из себя выводит, и я скандалы начала устраивать, чтоб не контролировал он меня. Особенно когда иду на задание. А сейчас задаю себе вопрос: может, действительно надо было контролировать, может, он что-то чувствовал, ведь я не святая? Вся беда в человеческой гордыне. А астронавты — тоже человеки. Какими они вернуться? Как их встретят? Вот мы и здесь, чтобы Америку от гордости за космический подвиг избавить. Ведь гордыня — один из самых наидичайших грехов на нашей архигреховодной планете.

— Значит, всему не мусульманскому миру — газават, то есть убей неверного,

потому как грешен? — разошёлся журналист. — И вы все выполняете волю одного нелюдя, собравшего вокруг членов своего кружка? А точнее — кружков своего члена? Но ведь это же противоречит даже вышесказанному вами. Или я не прав?

На такой журналистский выпад женщина ничего вразумительного уже не смогла ответить и замкнулась, будто улитка в собственной раковине. Журналюги ещё некоторое время постояли подле, наблюдая, как она стряхивает со своего

комбинезона, напоминающего шкуру пятнистого оленя, будущие снежинки в

будущем становлении российским памятником, но, не дождавшись никаких уже серьёзных заявлений, расползлись в разные стороны. Космический корабль давно исчез в высоте, а провожатые вместе с мировыми писарчуками всё смотрели ему вслед.

Между тем космолёт выбрался на орбиту, облетел вокруг планеты, как бы

прощаясь со всеми, прося остающихся помолиться за благополучное и

интересное возвращение. Неизвестно кто и как молился за улетевших на земле, а вот астронавты, пристёгнутые к стартовым креслам, молились крепенько. Несмотря на то, что все были из добровольцев, но каждый из них мало чем отличался от японских камикадзе. А в полёт многие соглашаются даже из-за вечнозелёной славы — вдруг какими-нибудь «лунокадзами» окрестят! — и одарят заработанными для семьи бессмертными кучами денег, то есть благословят на бессмертное содержание. Одно другому не мешает.

Меж тем, как американский космолёт вырывался на орбиту и разворачивался в сторону спутниковой планеты, Россия тоже не оставалась равнодушной к

происходящему за пограничным бортом.

О присутственной лунной копии присутственного здания, конечно же, знали где надо и кому надо. Только наиболее сомневающиеся отваживались-таки спрашивать себя шёпотом: «А надо ли? Ежели кто-то чевой-то построил на Луне — значит, так надо. А зачем американцам знать, чево не надо? Не лучше ли ахнуть ракетой, пока не поздно в сфотографированную цель и дело с концом? А с концом ли? Ведь кто-то же его построил, где надо, но забыл, вероятно, доложить об том куда надо. А если доложил, то чё все молчат? Или тот, кому надо, выжидает в меру, чтоб нанести решительный удар компрадорской буржуазии со всеми вытекающими отседова последствиями? Кто ж его знает. То есть их знает. В общем, там видно будет».

Давно уже не случалось среди землян такой всеобъемлющей паники. Причём, каждый почему-то считал себя ответственным за происходящее, чего

давным-давно не случалось, примерно со времён Второй Мировой, то есть Великой Отечественной войны. И Америка, и другие страны давно знают, что если бы не Сионистские Штаты, то Гитлер давно покорил бы всю землю. А сейчас?! Ведь сейчас происходит примерно то же самое! Потрясает планету глобальный переворот даже не политического толку. Это гораздо хуже: вся земля находится под негласным чьим-то вниманием, под незасыпающим недремлющим оком. Вторжение извне в пусть неуютный, но наш мир внеземных цивилизаций? Или же слуги Божьи успели установить пункт наблюдения? Как ни крути, но на крутом жизненном пути у землян возникла не менее крутая проблема. Снова приходится кому-то что-то решать. И снова Америка послала своих сыновей-астронавтов решать мировые проблемы, как будто именно Сионистские Штаты должны отдуваться за человечество. Как будто братанам-америкосам-архантропам больше всех чего-то надо. А надо ли?

ГЛАВА 2.

— Внимание! Говорит Москва. Сегодня после тяжёлых и продолжительных боёв советские войска оставили город Смоленск.

Голос Юдко Берковича Левитана плыл над студёной Лубянкой, оседая скупым инеем на деревьях, зданиях, проводах. Слова пронзали не столько студёной

неразберихой, окутавшей ожидающий осады город, сколько маячившей на горизонте безысходностью, за которой притаилась не просто смерть и уничтожение, а что-то доселе миру неизвестное ужасающее. Это нельзя было ни понять, ни объехать на какой-нибудь хромой козе, ни избавиться от наваждения.

Мороз опустился на столицу так же, как разразившаяся в июне война. Нельзя сказать, что её никто не ожидал, только оказаться в положении трусливых

шакалов — это моральная мировая гибель, это попадание под панику! Лучше уж потерять в боях десятку-другую тысяч пехотного мяса под артиллерийскими снарядами, чем прослыть паническим трусом на всю округу, то есть на весь мир. Зима пройдёт, война тоже, а вот трусость может прилипнуть ко всей стране на долгое время. И ничто не может избавить от грядущей опасности. Ничто! Напрасно утверждали «меньшие братья» американские евреи, что из каждого безвыходного положения есть, как минимум, два выхода. Всё это бред. Нет никакого выхода и быть не может хотя бы потому, что стоящие у советского штурвала евреи слишком усердно занялись шапкозакидательством.

Политрук Коломзандер поёжился: то ли от морозного ветра, нагло забирающегося под шинель с четырьмя кубарями в петлицах, то ли от голоса диктора по спине ползли противные ледяные мурашки. Враг овладел Смоленском. А от

Смоленска до Москвы… Да уж, ситуёвина. Москва выглядела хмурой и неуютной, как будто превратилась в полигон для испытаний мужества, храбрости и… какое к лешему мужество и храбрость? Этому можно обучать салаг, и то на первом

курсе военного училища. А дальше? Дальше жизнь расставляла всё по своим местам.

Большие дубовые двери Народного Комиссариата встретили его тягучим

всегдашним скрипом, суетливой шумной атмосферой, кирзовым запахом присутственного места, но главное — теплом, которого так мало осталось на долю Советской России. Да и осталось ли? Никто не ожидал такой живучести и подвижности от войск противника. Противника?

В том-то и дело, что не сумели с немцами какие-то идеи поделить! Ведь немецкий язык был в России уже вторым государственным! А награбленным делиться всегда с подельниками надо. Об этом Коба не хотел слышать ни в молодости, ни сейчас. Тоже мне, чеченец окаянный. Нет, он вроде бы грузином прикидывается. А не всё ли равно? По делам видно человека. Тем более, этот, так сказать, военачальник который год продолжал непримиримую борьбу с еврейской диаспорой, а за одно это его повесить мало!

Такие или почти такие мысли одолевали честного Коломзандера почти каждый раз, когда он проходил коридорами Народного Комиссариата, ведь положение — хуже некуда.

Значит… значит надо выкручиваться, иначе получится как в детстве. В памяти возник случай, когда на заднем школьном дворе его мутузили одноклассники за то, что на школьном собрании он во всеуслышание рассказал о хулиганских

поступках сверстников.

Гоняя эти странные мысли в совершенно ничего не соображающей после

нескольких бессонных ночей голове, Коломзандер поднимался по мраморной,

выщербленной десятками и сотнями сапог старинной лестнице. Ковровая

дорожка из-под ног была убрана. По случаю войны, наверное. Но как следствие — дорожку заменили неубираемые окурки и обрывки каких-то бумажек. Явный признак надвигающейся паники и деградации населения. Политрук, закусив губу, прошёл в свой кабинет, бросил планшет на стол, вечно заваленный всякой деловой макулатурой, кучей таких же, как в коридоре неубранных окурков, громоздящихся в хрустальных пепельницах, воняющих на всё ощутимое пространство.

Скорее всего, толстозадая уборщица Клара, получив вчера сексуальный отказ от хозяина кабинета, совсем оборзела. Она прекрасно знает, что мужчины не думают о сексе только тогда, когда сами им занимаются. Да и какой к лешему секс, когда всё вокруг рушится, падает, взрывается, уничтожается? А, может, смысл есть — типа на прощанье, а? Хотя военное положение очень большое влияние оказывает на потенцию. Потенция — кто её только придумал?! А если это же слово прочитать задом-наперёд? Получится: яиц нет, оп! Вот тебе и оп! Политрук тяжело опустился на большой кожаный диван, единственная для ответственного кабинета ответственного работника роскошь.

Что делать? Что ждёт страну? Немцы народ серьёзный и снисхождения, судя по всему, не будет никому. Вспомнят всё: и деньги, выделенные Ульянову-Бланку на революцию, и алмазы из Мирного, проплывшие мимо немецких банков, и заигрывание с жидовствующей Америкой. Педантичные немцы не прощают «кидал» и приберут до кучи всю страну.

Большинство сослуживцев политрука с лёгким сердцем поменяют хозяина, и с не меньшим усердием будут служить новому. Чё им, шестерёнкам, не всё ли равно перед каким денежным мешком чечёточку выкаблучивать? А вот таких как сам Коломзандер — не помилуют: идеологические противники… хотя, по большому счёту, какие к лешему противники? Фашизм и большевизм — лягушки одного болота — это знают все, но никто об этом никогда не говорит, потому что не положено, то есть не покладено.

— Товарищ политрук, — от этих не совсем весёлых нестандартных мыслей его оторвал голос вестового, который — дабы не слишком беспокоить начальство — просунул в дверь навсегда краплёную солнцем голову, и громким испуганным шёпотом взывал к хозяину кабинета. — Товарищ политрук, вас Марцыпаныч к себе требует.

— Кто? — нахмурился Коломзандер.

Он не любил панибратства. И не собирался терпеть этого от подчинённых, да ещё за глаза. Тем более от вестового воняло чесноком, перебивающим застоявшийся перекурный перегар. К тому же, ремень у вестового всегда болтался на яйцах. Тоже мне, армейская заниженная талия!

— Виноват, товарищ политрук, — ещё больше испугался вестовой, — вас вызывает товарищ Марципанов.

Руководитель особого отдела четвёрки товарищ Марципанов не нравился

Коломзандеру своей замкнутостью, снобизмом, жестокостью поведения, но

начальство не выбирают — ему подчиняются. Тем более на такие должности абы кого и абы как не поставят.

Коломзандер по долгу службы пытался разнюхать кое-что сверханкетное о своём начальничке, только эти попытки почти сразу же стали известны самому подозреваемому, и Марцыпаныч всерьёз пригрозил подчинённому устройством какой-нибудь автомобильной аварии, если тот не прекратит совать любопытный нос в нелюбопытные истории.

Во всяком случае, вызывает — значит, опять что-то серьёзное. Да чёрт с ним, с серьёзным, лишь бы не на фронт по злопамятству. Этого политрук боялся больше всего. Конечно, на фронте и при штабе можно пристроиться, но бережёного Бог бережёт. Лучше уж под крылом у проходимца мыкаться, но известного, чем попасть к какому-нибудь партийному ублюдку.

Сам политрук тоже бывал ублюдком и не раз, но умел прощать себе наделанные непредвиденные ошибки. На него тоже составляли досье, взвешивали все накопившиеся ошибки. Кто знает, сколько уже навзвешивали? Не пора ли отседова ноги делать к друзьям евреям в Лос-Анджелес? Но торопиться не стоило, может, есть всё же какой-нибудь противовес?

На всякий случай политрук снял со стены портрет великого ЭдмундОвича, открыл

прятавшийся за «железным Феликсом» сейф, порылся в бумагах. Компромат, собранный на начальство, оказался настолько бедным и никчёмным, что

полетел на письменный стол, в кучу других ненужных бумаг, подлежащих уничтожению, навсегда потеряв теплое место в потаённом шефском сейфе.

— Les caprices de la fortune,⁴ — проворчал дежурное ругательство офицер. Потом тяжело вздохнул, почесал правой рукой за ухом и замер, решая, что же дальше предпринимать. Но в голову ничего путного не лезло.

— Вызывает, пёс поганый… Ишь ты! — взгляд офицера тормознулся на

письменном столе.

Среди бумажной настольной кучи выделялся красным треснутым боком

помидор, оставленный в одиночестве на фаянсовом блюдечке после

«вчерашнего». Помидор выбросить было жалко — такие в военное время редко в руки попадаются. Однако треснутый бок мог спокойно загнить. Может, солью посыпать и столярным клеем сверху? Тьфу ты, опять дребедень лезет в голову! Оставалось надеяться на лучшее.

Впрочем, вызов к начальству — дело довольно обычное, но необычным здесь было время. Когда начальство вызывает на персональную беседу в неурочное время — это, можно прямо сказать, к ссоре. А точнее — к нахлобучке по всем законам военного времени.

Ведь с кем одновременно утираешься одним полотенцем, с тем обязательно поссоришься. Потому что начальству неудобно вытирать лицо, когда ты вытираешь ноги тем же полотенцем, это и коню понятно. Хотя по поводу сложившегося военного положения можно было предполагать всякую всячину и даже больше, только изменение своим человеческим привычкам за Марцыпанычем не наблюдалось никогда. Марцыпанычем? — тьфу ты, дурной пример явно заразителен.

Снова закурив, повесив портрет на место, стряхнув с синих галифе невидимые пылинки и поправив портупею, Коломзандер в последний раз окинул родной

кабинет прощальным взглядом.

К письменному столу, вихляя крутым целюлитным задом, подходила Клара. Она авторитетно смахнула кипу бумаг на пол и уселась на краю стола прямо на

помидор. Клара раздвинула ноги и мило улыбнулась начальнику, мол, хочешь… прямо на столе… Где помидор?!

— Тьфу ты, чёрт, — опять ругнулся офицер.

Видение исчезло. Помидор был на месте. А вызов? Вызов обычный, протокольный — пытался убедить себя политрук. Но седьмое или восьмое

чувство интуиции беспокойно колотилось где-то внутри, будто помидор под Клариной задницей, или как пожизненно запертая в одиночную камеру

канарейка.

Воспоминание тоже нарисовалось из детства. Родители подарили ему на день рождения весёлую птичку. И всё бы хорошо, только щебетать эта вредная тварь напрочь отказывалась. Тогда мальчик придумал ей испытание водой: включал рядом с клеткой две мощных электрических плитки нагревающих воздух до

расплавления, а воду из клетки убирал. Не совсем конечно. Корытце с водой стояло совсем рядом, на виду у вредной непевухи, но за решёткой. Она сначала терпела, потом начинала метаться по клетке, надсадно чирикая, как воробей, потом принималась кидаться на решётку силясь дотянуться до корытца, но

петь-таки отказывалась.

Этой развлекухе однажды помешала мать, заглянув в комнату. Она сначала не поняла — откуда жар? А разобравшись, отвесила сыну оплеуху, да так, что щека у него горела до самого утра.

— Запомни, Сеня, — наставительно произнесла мать. — Запомни, не делай другим то, что не хочешь получить сам.

Это было первое мордобитие и нравоучение в жизни мальчика. Мамочка надоедала своим воспитательством примерно до двадцати лет. Всё спрашивала: куда он катится? Несколько раз Марципаныча мучил этот же вопрос, и он вначале деликатно, а после начальственным тоном интересовался, куда катится его подчинённый? К тому же в конце жизни, если этот конец когда-нибудь наступит, у гроба провожающие вякнут то же самое, а вот сейчас — сердце подсказывало — должно состояться ещё одно нравоучение, может быть, даже что-то похуже. И от того же Марципаныча.

В лубянских коридорах копошилось множество народу. Вроде не чужие — чужих сюда не пускают. Но очень уж суетливые граждане: кто, упрямо сдвинув брови, ломится с какими-то циркулярами сквозь тушки собравшихся, кто обсуждает особо-важные коридорные сплетни особо-важным шёпотом, а один постоянно носится с чайником из кабинета в кабинет, будто только что прибыл из Смольного. Эх, времечко было, не то, что сейчас! Тогда все верили — будущее не за горой! Сейчас тоже верят и тоже знают, что не за горой. Только какое? Знать бы кто из этих сволочей способен на предательство, то можно было бы прямо сейчас, в подвале…

— Да что это я, право слово? — одёрнул себя Коломзандер. Однако набившаяся на дёснах оскомина грозила устроить развесёлую цингу в недалёком будущем.

На сей раз, товарищ Марципанов встретил политрука у дверей. И, отмахнувшись от официального доклада, подхватил его под руку, потащил в угол кабинета к окну. Там стояли два вместительных кожаных кресла, которые были бы довольно удобны в другом месте, в другом кабинете, в другой обстановке и располагали бы, скорее всего, к откровенной беседе, расслаблению и откровению наедине с начальством.

Но здесь, в кабинете товарища Марципанова, они играли роль прокрустова ложа. Тем более что от начальства ожидать откровенности не приходилось. Скорее всего, выполнялся ритуал официальной доверительности, за которым неизменно следовало высокое распоряжение, не терпящее никаких соображений, а тем более возражений и собственного осмысления.

— Закуривайте, товарищ Коломзандер, — Марципанов протянул ему открытую коробку «Герцеговины Флёр». — Как вы понимаете, положение у нас критическое, но справимся. Уж поверьте моему слову, не из таких ещё ситуёвин выкручивались. Что вы об этом думаете?

— Как партия прикажет, так и будет, — отрапортовал Коломзандер. — Ведь приказы не обсуждаются, а выполняются. Если последует команда умереть, то приказ будет непременно выполнен, и я готов идти в первых рядах.

— Вот как? А если победить фашиста? — в глазах у Марципаныча проскочила ехидная усмешка, будто сам он ни в какую победу уже давно не верил.

— Это тоже не обсуждается, — упрямо сдвинул брови Коломзандер. — Если исчезнет вера в победу, то таковой никогда не наступит. Приказ есть приказ!

— К сожалению, бывает и так, когда приказы необходимо отдавать согласно

наступившим обстоятельствам, — Марципанов внимательно посмотрел на

подчинённого и, поскольку тот не проявлял никакой активности, ждал, куда

кривая вывезет и продолжил развивать тему несанкционированного вызова.

— Так вот, в связи со сложившейся обстановкой на закрытом пленуме ЦК партии было решено гроб с телом нашего великого вождя вывезти на Урал. Война

войной, знаете ли, но священные реликвии должны находиться в безопасном месте. Как ни крути, а знамя есть знамя. Не будет у страны знамени — страну можно списывать в отставку и расформировывать, как полк, утративший знамя.

Товарищ Марципанов снова затянулся, остро глянул на Коломзандера из-под

густых с проседью бровей. Поскольку тот всё ещё выжидательно молчал,

продолжил свою тираду:

— Так вот, на пленуме ЦК партии было решено тело вождя отправить в Пермь и, если понадобится, даже дальше, а руководство операцией возлагается на вас, товарищ политрук. Вопросы есть?

От неожиданности Коломзандер не нашелся, что сказать и только усердно вытер мигом вспотевший лоб большим синим клетчатым платком.

— Что скажешь, Семён? — товарищ Марципанов ещё раз внимательно посмотрел на собеседника. — Задание ответственное и прямо скажу, не простое. Поэтому у тебя есть ещё время подумать. Взвесь все «за» и «против», потому что от ошибок мы должны быть избавлены — этому всегда учил великий Ленин. Если есть хоть малейшие сомнения, то говори, не стесняйся. Товарищи поймут…

Товарищ Марципанов замолчал, лишь затягивался папиросой и не сводил цепкого взгляда с подчинённого. Собственно, такую задачу, на первый взгляд, мог бы выполнить любой проверенный и верный партии офицер. Но это только на первый взгляд. Тут важность была не только в пунктуальном выполнении приказа. Тут нужен был соображающий офицер, готовый пожертвовать жизнью ради выполнения задания, верный революционному еврейскому народу и при этом вся операция должна была оставаться тайной за семью печатями. Хотя офицер ещё мог бы отказаться от ответственного задания.

— Никак нет, — пришёл, наконец, в себя Коломзандер, — никак нет! Я постараюсь

оправдать доверие партии и правительства! Не подведу!

— Вот и хорошо, — скупо улыбнулся товарищ Марципанов, — на все сборы у тебя есть четыре часа. И сегодня же в ночь выезжаешь. Да! Ещё одно. Команду себе подбери понадёжнее, а то знаю я твоих архаровцев: сплошь пропойцы и

халявщики.

— Как можно?.. — смутился политрук.

— Как? Так, сяк, об косяк, за ноги и об пол, — хохотнул Марципанов. — Вон, вчерась один обвиняемый неожиданно все свои прежние показания стал упорно отрицать, а до этого молчал, как будто в рот воды набрал.

— Молчал?

— Точно так, — подтвердил начальник. — Видишь, как случается иногда…

Коломзандер вежливо поддержал начальство покорной улыбкой, потому что знал — выбора нет. Но когда официально отдал честь, развернулся и отправился

собирать своё тело в поход, какое-то тревожное смутное чувство не покидало разбитую тревогами голову.

Такая тревога посещала его с раннего детства и только в случаях чрезвычайной опасности. Офицер вышел из управления. Двери как всегда проскрипели не смазанными петлями, но в этот раз скрип несмазанных петель напомнил конкретный случай, когда рядом чувствовалась опасность. На улице прохожих было совсем мало. Казалось, город безвременно вымер или готовится к собственным похоронам.

Рязанский вокзал с вечера был оцеплен войсками НКВД — мышь не

прошмыгнёт, кошка — тем более, а транспорта со священной реликвией всё ещё не было. Коломзандер два раза уже бегал звонить в Кремль, но никто ничего

определённого ему сообщить не мог. Казалось, нервы у политрука вот-вот лопнут, как струны на гитаре и завьются колечками.

Наконец в пустынном заснеженном переулке показался кортеж из четырёх броневиков. Машины, утробно урча, подкатили вплотную к длинной

высокой платформе, на которой транспорт давно поджидали красноармейцы. Цепочкой рассыпавшаяся охрана обеспечивала дополнительную безопасность. Но охранять ценный груз было не от кого, потому что в поздний час по морозной улице особо не погуляешь. Даже извозчиков не было. Только иногда проскакивали «ЗиМы» да «Полуторки». Опасаться можно было разве что авианалёта. Именно в ночное время промороженную столицу чуть ли не каждый день накрывали с воздуха, даря мега-кило-тонны взрывной смерти, но на сей раз обошлось.

Коломзандер излишне суетился, гонял подчинённых и, несмотря на поднятую им суматоху, «августейшее тело» было благополучно отгружено в литерный вагон. Почти сразу же дали зелёный, поезд благополучно вырулил из прифронтового города, набирая авторитетную скорость.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Архантроп — (хомо-сапиенс неандерталиенс — пращур архантропа), обладает инстинктом алчного хищника, самой упрощённой речью и врождённым стремлением к убийству ради убийства.

2

Мешпуха (амер. сленг) — весёлая бессмысленная компания или просто бессмысленность.

3

Эпикур (340 — 270 до н.э.)

4

Прихоти фортуны (фр.)