Иллюзия не реальной реальности

Александр Владимирович Коротаев, 2019

В рассказах автор акцентирует внимание читателя на событие происходящие в наше время с людьми. Как они влияют на простых людей. Показаны какие ошибки совершает человек, что наверняка заставит читателя задуматься, что с нами происходит. Какие выводы можно сделать из прочитанного, решать читателю.

Ночная рыбалка

С Алексеем Прокопьевичем Петрашовым мы не только породнились, но и крепко сдружились. Мой старший брат женился на однокласснице Надежде, дочери дяди Лёши. Он инвалид войны второй группы, умудрённый житейским опытом, надёжный, замечательный человек. Ни разу не слышал, чтобы он на кого-либо повышал голос. Работал Алексей Прокопьевич перед пенсией в совхозе водителем на бензовозе. Заправлял технику в поле. Увлекался с детства рыбалкой. К рыбной ловле относился по-хозяйски. Всё какое-то разнообразие к семейному столу. Не любитель похваляться, но рыбными гостинцами своих знакомых одаривал щедро.

Как-то зашёл я к нему в знойный полдень июльского дня. Дядя Лёша, развесив в ограде сети, промывал их водой из шланга. Его жена тётя Люба под навесом выбирала из сетей серебристых карасей и пёстрых окушков. Рядом стояли два эмалированных таза, один таз доверху наполнен рыбой. Караси подпрыгивали и вылетали на дощатый пол. Тётя Люба ругалась на них.

— Ух ты! С богатым уловом тебя, дядя Лёша! — восхищённо воскликнул я.

— Да на черта такой улов. Замучилась выпутывать их, все руки исколола, — проворчала, сетуя, тётя Люба. Она показала свои ладони и добавила. — Ещё паразиты пытаются ускакать. Смотри, куда упрыгал.

Я посмотрел в указанную сторону. В метрах семи под скамейкой у стены, где стоял ручной сепаратор, бился карась. Сидевшая рядом кошка не обращала на него внимания. Наелась рыбы до отвала. Я присел помогать вытаскивать запутавшуюся в сетях рыбёшку. Дядя Алексей позвал меня порыбачить в ночь на одну из проток реки Белой.

— Я, Саня, рыбное место надыбал. Может, съездим половим? Надо до сенокоса успеть.

— Да какой из меня рыбак? Я только могу ловить рыбу ложкой из котелка.

— Мне не нужен рыбак. Мне надо, чтобы ты на берегу был. Мотоцикл покараулил да чай вскипятил на костре, пока я сети ставлю и проверяю. Пока погода позволяет.

— На такое дело — с большой охотой. Я только и могу — украсть да покараулить, — с удовольствием согласился я на предложение дяди Лёши.

Подошло назначенное время. Закинули вещи в мотоколяску, сверху привязали вверх дном небольшую плоскодонную лодку. Как раз в аккурат легла между габаритным фонарём на крыле коляски и мотоциклом. Чих-пых! Тронулись. Алексей Прокопьевич — впереди за рулём, я — у него за спиной. Путь недалёкий. Со слов дяди Лёши, километров пятнадцать, пожалуй, будет, а может, меньше. Перед съездом с трассы на луговую дорогу остановились покурить. По краям дороги росли заросли кустов ивы, покрытые слоем пыли. На обочине — почерневший от старости, отполированный дождями кусок бревна. Смели пыль, сели на него. Курим, по сторонам смотрим, местность разглядываем.

— Смотри-ка, это никак тараканы? — Алексей Прокопьевич показал на кромку дороги у самой канавы, наполненной водой. Там, можно сказать, строем друг за другом по несколько штук в ряд двигались на марше обыкновенные рыжие тараканы.

— Ого! Точно — тараканы! — удивился я. — Откуда они здесь взялись?

— Чёрт их знает. До посёлка, со стороны которого они идут, километров тридцать будет. Это что же получается, они в нашу деревню идут? Ну и ну!

— Может, они в лесу живут? Может, это лесные тараканы?

— Тогда чего они по дороге кочуют, а не по лесу? Умные тараканы, ничего не скажешь. Поехали, Саня, ещё надо успеть засветло сети расставить.

Свернули в луга. Вокруг буйствовала разноцветием сочная травушка, изгибаясь под собственной тяжестью.

— Эх, Саня! Такую траву косить — одно удовольствие! — пересиливая тарахтенье двигателя, крикнул мне через плечо Алексей Прокопьевич. Настроение приподнятое. Ещё бы! Одурманивающий запах луга. Охлаждающий ветерок, разгулявшийся на просторе. Склонившиеся под тяжестью листвы ветки раскидистых берёз. Чистое, без единого облака, голубое небо. Солнышко радужно сверкает лучами на исходе дня. Красотища, волнующая грудь!

Прибыли на облюбованный дядей Лёшей берег. Выбрали место для стоянки. Распаковались. Алексей Прокопьевич спешно отплыл закидывать сети. Я занялся заготовкой дров на ночь. Срубил, заострил две рогульки для таганка. Развёл костёр, повесил закопчённый чайник с водой над огнём. Стал готовить продукты к ухе. Почистил картофелины, чтобы не почернели, залил водой. Под звонкое пение многочисленных птиц угасала вечерняя зорька. В сумерках вернулся Алексей Прокопьевич, достал со дна лодки с десяток окушков.

— Не успел ещё второй конец сети в воду опустить, а они уже сидят. Сидите, думаю, на обратном пути заберу. Надо будет за ночь несколько раз сети проверять. Если эта мелочь сети перекрутит, то крупной рыбы не видать нам.

Мошка с заходом солнца унялась. Редкие комары не доставляли особых хлопот. Изредка так хлопнешь на себе изрядно усердствующих, что мельчайшие капельки крови разлетаются по лицу, оставляя бордовые пятна. Сварили уху, с аппетитом поужинали. Побаловались душистым ароматным чаем, пахнувшим дымом костра. Дома такой не попьёшь. Чай, сваренный на костре, сильно отличается от чая, вскипячённого на плите или в электрочайнике. Покурили, поговорили, я задремал.

— Спишь, Саня? Поехал я проверять сети, — дядя Лёша натянул резиновые сапоги, повесил через плечо аккумулятор шахтёрского фонаря. Сам фонарь прикрепил на лбу, включил, проверил — работает. Кинул шест в лодку, столкнул с песчаного берега и шустро запрыгнул в неё. За кустами по дороге, мелькая фарами, проехала легковая машина. Я поправил угли в костре, сноп искр взлетел вверх и медленно угасал. Так и мысли в голове возникают и исчезают. Откуда приходят и куда уходят? Лёг поблизости тлеющих углей на спину, закинув руки за голову. Ночь завораживала своей таинственностью. В небе ярко мерцали звёзды, наводили на глубокие размышления. Кто мы, откуда, зачем и почему? Вечные вопросы человечества. Думать мешал нудный писк комара над ухом. Пересвистывались на все лады полуночные птички.

Внезапно тихо подошли к костру два мужика. Городские, судя по одежде. Я сел, машинально подвинул к себе топор.

— Здорово, рыбачите? Мы к нашим приехали, они тут где-то рыбачат. Не видел? — спросил один из них. Показалось, сочиняет на ходу. — Как улов?

— К утру узнаем, — не очень доброжелательно недовольно буркнул я в ответ. Мужики почувствовали неприязнь, поспешили распрощаться и исчезнуть в темноте. Через некоторое время послышался звук удаляющейся машины. Никаких сомнений у меня не осталось. Ясное дело, хотели поживиться. Иначе зачем нужно оставлять машину подальше и подкрадываться к костру? Могли бы напротив остановиться. Как таких людей назвать? Шакальё — и никак иначе. Поди, семейные, детей воспитывают. Не убей, не укради — внушают детям. Как же они им в глаза-то смотрят после этого? Не зря меня Алексей Прокопьевич взял с собой. Я взглянул на тёмную гладь воды, где-то немного подальше скользил, маячил пучок света от фонаря, доносился плеск. В ряби водной поверхности отражались, покачиваясь, звёзды. Подбросив сухих сучьев в костёр, решил поставить кипятиться воду в чайнике. Дядя Лёша приплывёт, а у меня чай свежий готов. Тревожное настроение в связи с приходом непрошеных гостей улетучилось. Низкое звёздное небо, умиротворяющий спокойный плеск воды, отблески пламени на кустах, запах дыма. Сама природа, тихая тёплая ночь, обнимает тебя, шепчется приятным шелестом листвы. С замиранием сердца, сдерживая дыхание, прислушиваешься к разным звукам тьмы. Потрескивание костра, надсадная трель ночных цикад. Мелькание сине-голубых огоньков светлячков. В лесу, на противоположном высоком берегу проухал филин. В ответ протявкал гуран, лесной козёл. Сказочная романтика! В такие минуты поневоле задумаешься о смысле жизни. О наших пращурах. Наверное, так же сидели у костра, смотрели на звёзды. О чём они думали? Ощущаешь себя крохотной песчинкой в этом бесконечном мире. И, конечно, разыгрывается фантазия. Мечтать хорошо, всматриваясь в звёзды, отыскивая знакомые по учебнику астрономии созвездия. Сколько звёзд! Поражает воображение. Не может быть, чтобы где-то ещё на других планетах не было жизни.

Внимание привлекли всплески воды, раздавшиеся над протокой. Подошёл к кромке берега. В темноте ничего нельзя различить, сколько ни всматривайся. Не видно луча света фонаря Алексея Прокопьевича. Ясно одно — кто-то барахтается в воде. Может, лось решил в этом месте переплыть протоку? С какой стати в самом широком и глубоком месте? Лихорадочно заработал мозг. Что, если это дядя Лёша? Что-то случилось? Я побежал вдоль берега на шум воды. Хлёсткие ветки тальника затрудняли движение. В голове крутился только один вопрос — что произошло? Скоро поравнялся с тем местом, откуда доносились удары по воде. Ничего нельзя было разглядеть, но кто-то находился в воде. Это дядя Лёша, догадка подтвердилась. Забежал в воду, побрёл на шум. Дно под ногами разом исчезло. Окунулся с головой, вынырнул пробкой. Быстро поплыл, подгоняемый прохладной водой. В такой воде плыть легко.

— Дядя Лёша, что случилось? — крикнул я, подплывая к хлеставшему по воде руками Алексею Прокопьевичу. Брезентовая куртка вздулась у него за спиной.

— Тону, Саня, — преодолевая холодный озноб, на одном выдохе произнёс он.

— А чего молчком-то? — ничего умнее я в эту минуту не мог спросить. Я имел в виду — почему не крикнул, не позвал меня на помощь. Но получилось как получилось. — Держись одной рукой за плечо.

Плыл быстро, раздвигая с силой воду перед собой по сторонам. До берега — не больше пяти метров. Не заметил, когда дядя Лёша уже перестал держаться за меня. Он брёл за мной. Я плыл, пока колени не начали задевать дно. Вышли на берег, оглянулись.

— А лодка где? — Мокрая одежда прилипла к телу. Меня знобило от холода и от перенесённого потрясения.

— После пошли греться, сушиться. — Дрожа от холода, дядя Алексей стал пробираться сквозь густые заросли кустов к нашему биваку. Выжали одежду, развесили возле костра сушиться. Вода в чайнике выкипела, эмаль накалилась докрасна. Я снял его с огня, навалил дров в костёр. Хотел было вновь набрать в чайник воды.

— Ты погоди, Саня, пускай остынет, а то эмаль вся потрескается, — остановил меня дядя Алексей. — Чайник-то у нас как новый стал. Вся многолетняя копоть обгорела.

— Дядя Лёша, что произошло? Почему ты в воде оказался?

— Алёша я, Саня, — рот открытый. — Это у него любимая присказка. Когда сделает что-нибудь не так, таким образом обругает себя. — Подплыл к сети — поплавки утоплены. Потянул за бечеву — не идёт. Думаю — корягу подцепил. Сильней потянул, лодка над сетью встала. Сеть на поверхность поднялась. Осветил — ничего себе коряга, таймень килограммов на пятнадцать. Я за нижнюю бечеву взялся, ну, чтобы мешком, чтоб не ушёл. Лежит на сетке у самой поверхности, плавниками шевелит, жабры раздул. А я, Алёша, думаю — уйдёт же. Дай, думаю, я его за жабры схвачу, надёжней будет в руках-то у меня. Ну и схватил, а он как дал хвостом — и в воду. Я не ожидал, следом полетел. Мощный, чёрт, оказался! Лодка на дыбы, черпнула через край до бортов. Под воду пошла. Хорошо, что в сетке не запутался. Вот Алёша так Алёша.

— А чего к берегу не плыл?

— Так я плавать не умею! Плыл как мог, — смеётся.

— Не может быть! Всю жизнь рыбачишь и плавать не умеешь? — поразился я, не веря ему.

— Да как-то не пришлось научиться.

— Как ты один рыбачишь, не боишься? Не было бы меня, утонул бы?

— Нет, не утонул бы. По дну вышел бы. Берег-то рядом, — со смехом рассуждает Алексей Прокопьевич.

Обогрелись, обсушились, на сон клонит. Стало светать. В тёплую ночь одежда высохла у костра быстро.

— Надо лодку искать, — озабоченно произнёс я, сопротивляясь наваливающейся дремоте.

— А чего её искать? Тут метров с триста ниже по течению — перекат. Течение хоть едва заметное, поди, уже её там к отмели принесло.

Мне стало понятно спокойствие Алексея Прокопьевича. Так и оказалось. Дядя Алексей снял сети, покидали их вместе с рыбой в коляску, дома выпутаем ельцов. Этих легко выбирать из сети. Не окунь с острыми плавниками.

Домой приехали через сельмаг. Тётя Люба нажарила большую сковороду карасей в сметане прошлого улова. Выпили, поели жареной рыбы. Замечательный этот жаренный на сметане до золотистой корочки карась! Хрустит корочка, что семечки на зубах. Мастерица тётя Люба жарить рыбу. Вкусно! Так и обожраться недолго. Выпитая водка, сытый желудок располагают к разговорам.

— Нужда заставила ловить рыбу, — рассказывает Алексей Прокопьевич. — Жили бедно, впроголодь, а рыба — всё же какое-то подспорье в еде. Рыбы в то время водилось много в речке. Хариус жирный, сытный. Тогда ещё ГЭС не было. Река текла по старому руслу. Тут вот мельница стояла. Пацаном лазил с острогой по корягам, высматривая рыбу в воде под ними. Возле мельницы хариус косяками ходил. Наколешь с десяток, домой несёшь, содрогаясь от холодной сырости, вымокнешь же весь. Дома выпотрошишь на скорую руку, солью посыплешь и за милую душу уплетёшь с ребятами прямо сырую. Потом война. Призвали нас, безусых, бестолковых. Толпимся на станции, что бычки колхозные. Глаза пялим вокруг. Что мы видели? Распихали по вагонам. Затрамбовали, что селёдку в бочку. Отправили на Восток, — Алексей Прокопьевич задумался, сменил тему. Не хотел он рассказывать про войну.

— Дядя Лёша, удивляюсь твоим зубам — белые, ровные, красивые. У тебя улыбка, как у Гагарина. Как тебе удалось сохранить зубы в отличном состоянии? Я вот ноги сегодня остудил, зубы разболелись. Опять крошиться начнут, полетят моментально.

— Конечно, красивые, — сказал Алексей Прокопьевич и быстро нижнюю, верхнюю челюсти одну за другой выкинул изо рта. Показывает мне на протянутой ладони протезы:

— Вот они, мои зубы. Я свои зубы на войне разом оставил.

— Как это?

— В атаку пошли. Японец бьёт пулемётной очередью из дота. Мы с товарищем обошли с тыла. Я в дверной проём гранату бросил. Алёша, рот-то открытый. Стою, заглядываю, жду, что будет. Как даст! — дядя Алексей проводит ладонью от подбородка ко лбу, запрокидывая голову назад. — Всё, отвоевался Алексей Прокопьевич. Когда пенсию хлопотал, инвалидность, вторую группу, дали. Любе добавили, как жене инвалида войны, пенсию за уход. Кто же знал, мог бы раньше инвалидность получить.

Алексей Прокопьевич закурил, смолк. Заметно воспоминания растеребили его душу. Замолчал и я, ожидая продолжения истории. Только продолжения не последовало.

— А что, выпить-то у нас хрен да хрен? — встрепенулся он, встал, достал деньги. — Сгоняй-ка, Саня, в магазин. Купи ещё одну бутылку водки.

Я, сам того не желая, потревожил его прошлое. Так узнал про короткий эпизод боя кавалера ордена солдатской Славы дяди Лёши. Светлая Алексею Прокопьевичу память!