Умерла – так умерла

Александр Владимирович Хвостов, 2020

О чём моя новая книга? Я бы сказал так: она о непростых отношениях родителей и детей, о предательстве, о любви, о памяти, совести и их отсутствии. В этой книге можно найти и мистические, и реалистические рассказы. Однако дело не в жанре, а в том, что надо просто любить своих близких и помнить о них как при жизни, так и после смерти. Содержит нецензурную брань.

«Поездка к отцу»

Воскресный день. Рано утром я поехала на кладбище, на могилу к папе, где не была без малого две недели по вине непогоды: изо дня в день было дождливо, сыро и по-осеннему холодно, хотя тогда было лето. Помню, меня эта история так достала, что я, стоя перед иконой Христа, прямым текстом говорила ей: «Господи, молю тебя со всей любовью, какая есть в моём сердце: хотя бы на будущее воскресенье дай сухой и тёплой погоды! Я очень хочу проведать папу, без которого мне на этой земле тяжело и одиноко. Пожалуйста, Господи, сделай то, что я у тебя прошу! Во имя отца и сына, и святого духа. Аминь!» Кончив это, как мне кажется, подобие молитвы, я трижды перекрестилась. И мои слова дошли до адресата: в то воскресенье, о котором я пишу, бог дал хорошую и тёплую погоду. Впрочем, тогда это было далеко не единственным чудом, о котором я расскажу позже.

Наверно, следует рассказать про папу. Начну, пожалуй, с того, что он меня сам воспитывал. Где была моя мать — я до сих пор не имею понятия и даже концов в этой истории найти не могу: ни свадебных фотографий, ни дневников у папы не было. Роль мамы тогда на себя взяла тётя Зоя, папина сестра. Хорошая женщина, добрая, улыбчивая, хотя, если надо было, и поругать могла, и по попе дать… Но это было очень редко и сердитости тёти Зои хватало минут на пять, а после она отходила и всё становилось нормальным. Но в отличии от папы, с которым я жила постоянно, тётя Зоя была моей «гостевой мамой», поскольку ходила я к ней по выходным и на каникулах. Чтобы покончить с вопросом о матери и перейти наконец к папе, расскажу один случай: мне было лет 14-ть и я рискнула спросить папу о маме (тётя Зоя тоже это слышала!). И вдруг я увидела, как у папы мгновенно поменялось лицо: из весёлого оно превратилось не то, чтобы в злое… Скорее в холодное, даже каменное, вроде тех лиц, которые я иной раз вижу на кладбищенских памятниках. И таким же каменным голосом мне сказал: «Лиза, твоя мама умерла, когда ты родилась: у неё отказало сердце. Я тебя прошу, не спрашивай ни меня, ни тётю Зою впредь об этом, пожалуйста!». Я машинально покорилась. И вот теперь, спустя 20-ть лет, я, по-моему, понимаю, почему у отца и фотографий маминых нет, и его такой ответ: она умерла для него, потому что, видимо, бросила меня с ним и сбежала к кому-то другому. Но это лишь моё предположение.

Папа, как и тётя Зоя, тоже был человеком строгим, но справедливым. Не помню случая, чтобы он ругал или наказывал меня не за дело. До сих пор хорошо помню два случая, когда папа отлупил меня от души: один раз это было, когда я в те же 14-ть лет попробовала покурить (я сейчас уже не помню, кто меня угостил сигаретой, кажется, Сонька Лысова, моя одноклассница) и, как дура, пришла домой с запахом. Отец это учуял… Сказать, он меня выпорол, — это всё равно, что пожаловаться на шишку или синяк. Я думала, что у меня от зада и пыли не останется, так нехило мне отец его отделал ремнём. Про то, что я визжала, как свинья, которую решили зажарить живьём, я уж не говорю. К слову сказать, папа сам не курил никогда, и тогда он меня отвадил от табака надолго, приучив к спорту и отдав на плаванье. Жаль, что сейчас я и плавать бросила, и курить опять начала. Второй раз мне влетело за то, что я химичке на уроке сказала, что хочу быть переводчиком, и в гробу хотела бы видеть её дурацкую химию со всеми её законами и элементами, а ещё плюнуть на это всё туда. Наверняка, химичка, жалуясь отцу, сгустила краски… Однако, как бы там ни было, а всыпали мне всё же за дело.

Но при своей строгости, папа был добрый и весёлый человек. Сколько я себя помню, нам никогда не было скучно вместе: например, лепя пельмени, мы нередко могли обсудить или фильм, который мы вместе смотрели, или книгу, которую я читала, да и просто события из жизни класса папе были интересны. Кстати о книгах! Именно папа приучил меня читать и привил мне к этому делу любовь, за что ему большое спасибо. Про то, какова у папы была фантазия и как он мог буквально на ходу выдумать какую-нибудь весёлую байку, я и вовсе молчу! Честное слово, я, слушая это и наедине с папой, и в компании гостей, когда они у нас бывали, всегда удивлялась трём его свойствам: быстроумию, лёгкости, с которой вёлся каждый рассказ, и умению папы подать всё так, что ты слушаешь, разинув рот и развесив уши, и не сразу разнюхаешь, что это байка. Жаль, я не помню ни одной такой истории… Да даже если бы помнила, я бы не сумела пересказать по-отцовски весело и легко. Но поверьте мне, посади с папой великого барона Мюнхгаузена — по-моему, папа его бы переплюнул. Ещё папа здорово играл в волейбол, пел и играл на гитаре. До сих пор в памяти нежный, спокойный перезвон гитарных струн и мягкий, но низкий голос отца. Он почему-то больше любил спокойные песни или романсы и пел их не менее ярко и живо, чем рассказывал свои байки. А что до волейбола — то, было дело, иногда мы вместе играли, благо, что и бассейн, и спортзал находились в одном помещении спорткомплекса «Тонус». И хотя я по первости, бывало, получала мячом по балде, но желания играть это у меня не отбивало, напротив, я лезла играть вновь и вновь, и даже ухитрялась забивать голы. И вот теперь, глядя на всё написанное, я задаюсь вопросом: откуда у папы было столько талантов? Ведь он был простым автомехаником.

Говоря о своём папе, как о справедливом человеке, не могу не отметить ещё одной его черты: он не давал меня в обиду ни в школьные годы, ни в начале моей студенческой поры… За что однажды заплатил своей жизнью. И виновными в этом назначили моего (слава богу, бывшего) парня и одногруппника Григория Яшина и его дружков. Чёрт, аж мерзко стало, когда вспомнила имя этого гада. Если в двух словах — то вся история началась с того, что мы с Гришей поссорились из-за того, что я получила видео от некой Анжелы, где она и Гриша занимались сексом. Я тогда потребовала у Гриши объяснений, на что мне было сказано: «Знаешь, а я даже и не раскаиваюсь! По крайней мере, у Анжелки и сиськи красивые, и ноги хоть куда, и попка тоже вполне аппетитная! Про то, что она, в отличии от тебя, которая корчит из себя хорошую девочку и прилежную студентку для папочки и тётушки, живёт легко и готова давать в любое время дня и ночи, я и не говорю. А ты так и сдохнешь старой девой или найдёшь такого же ботаника, как ты сама, у которого нет яиц, и будешь с ним в койке перед сном умные беседы вести вместо того, чем надо бы заниматься». Это всё меня взбесило — и я от всей души врезала Грише по щеке. Он стал избивать меня, ругаясь самой отборной бранью. Каким-то чудом в гостиную, где происходило всё это безобразие, влетел папа и, увидев данную сцену, выволок Гришу за шиворот на лестницу.

Я узнала о том, что папу убили Гриша с его дружками, когда их взяли, и то по чистой, почти что невозможной, случайности: один из этих выродков явился в милицию и сдал всю компанию. И фамилия у него под стать: Стукачёв. На суде Гриша, видно, понимая, что назад хода нет, спокойно и хладнокровно рассказал и о том, как отец ему надавал, когда выволок за шиворот, а после чего он (отец) сказал Грише: «Пока я жив, ни один сукин сын не ударит мою дочь!», на что Гриша, уходя, ответил: «Вот именно! Ты жив лишь пока!»

На другой день, вечером, когда папа шёл домой с работы, они его убили. Как говорил тот же Стукачёв, сперва он и трое его дружков забили папу до полусмерти, а потом Гриша зарезал его ножом в сердце, после чего все пошли отдыхать к одному из них. Простите, я больше не хочу писать про этих упырей. Скажу лишь, что их посадили надолго. И, слава богу!

Конец ознакомительного фрагмента.