Шаг. Рассказы

Александр Воронин, 2021

В сборник вошли разноплановые рассказы сегодняшнего времени. Здесь есть места, где можно и посмеяться, и поразмышлять над некоторыми ситуациями.

Внезапное воскрешение

1

В доме Кутюровых жаркое полуденное солнце на время кутюровской сиесты было поубавлено ставнями и плотными шторами. В уголке общей комнаты тихонько бубнил неугомонный телевизор. Галина после сытного обеда отдыхала в кресле и листала журнал.

— Вить, а ты веришь в загробную жизнь?

Супруг, зыбко дремавший на диване, приоткрыл щелки глаз и дипломатично пофилософствовал: «Галочка, ну как тебе сказать?!.» — и снова сомкнул веки.

— А вот Рината Литвинова пишет: «Я верю в любовь до гроба и после гроба…» Такая у ней концепция. А ещё глянь, что тут прочитала: «Один старец ложился спать в выкопанную могилу»…

Галина угомонила раскрытый журнал у себя на груди, закатила глаза, немного поразмышляла и сказала что-то вроде: «Круто!» Тогда Витя покинул диван, взял лопату и ушёл в огород.

2

— Ты либо дурак?! — сказала она, когда увидела, между чесноком и клубникой вспененный чернозём, внутри которого обозначился чёткий контур углубления два на полтора.

— Да это ж я не тебе, Солнышко! — в своём ответе Витя был искренен.

— Ты точно с дубу рухнул! — резюмировала она.

Витя было начал закапывать, но неизменная Галина фраза «Ты либо дурак?!» приостановила и снова смутила его.

— Будет компостная яма, — разъяснила она.

И день начал свою тянучку, а работы на своём участке в эту пору всегда прорва.

— Вот у моей подружки муж молодец! — Галина стояла, широко расставив ноги, сделав продолжительный наклон до самых корешков сорняка. Из-под мышки торчал отполированный черенок лопаты, и говорила она, словно в микрофон, зарытый прямо тут, под землёй. — И на огороде какие-то новшества внедряет, и струи бобра пьёт, и из кури́ных яиц уколы внутримышечно делает, а из бы́чьих — деликатесы на сковороде.

— Дорогая, я вычитал, что у индетерминантных сортов огурцов три нижних пасынка удаляют. Давай для пробы на двух-трёх плетях попробуем? — Виктор свои размышления просто озвучивал вслух. Отвечать ниже пояса он не мог, а выше — Галины не наблюдал.

— Я тебе попробую! Огородником себя возомнил?

Взведёная пружина разогнулась, и Витя встретился с супругой лицом к лицу.

— Из пятидесяти кустов, только пару для пробы пропасынкуем… — мужаясь, повторил он, дабы быть уверенным, что услышан.

— Ты меня десятка молодых огурцов лишить хочешь?! Да или нет, я спрашиваю?

— Нет, не хочу.

— Вот то-то…

— Зая, глянь-ка, это не Светка идёт? — Витя увидел за штакетником по улице шла женщина, похожая на его сестру.

— По сравнению со Светкой, эта идёт, словно сваи вколачивает. Да и чего Светка пойдёт круголя, если с остановки до кумы той дорогой намного ближе. Сколько, кстати, там накукарекало?

— Куме-то? — улыбнулся Витя. — Со́рок соро́к…

— Это я и так знаю. Не пора ли собираться, говорю, идти?

Витя посмотрел на часы:

— Пора.

Не так уж и много времени понадобилось, чтобы собраться в гости, но темнеет в это время суток очень быстро.

Витя потянулся к выключателю и разом переменил освещение — ярко-жёлтое пространство комнаты почернело, а чёрный квадрат окна, наоборот, вдруг засветился тускло-синим отсветом уходящего в вечность дня.

Кутюровы пошли к куме.

3

На ж/д переезде, показавшийся вдалеке поезд походил на недозрелую маленькую электричку. Каково же было удивление, когда мимо проехал товарняк в четыре вагона. Обычно, краёв таких поездов не бывает видно… Обмельчали нынче времена, но не запросы.

Уже минут сорок как Светлана выехала на воплощении своей мечты — собственном автомобиле. Пусть для начала это всего лишь потрёпанный Опелёк, пусть даже поддавшийся местами натиску напористой ржавчины. Не скоро эти и другие недостатки будут вменяться ему.

Страстная мечта не может быстро опротиветь!

Никто из близкого окружения ещё не знает о её приобретении. Это будет сюрприз!

Сразу за переездом паслась белая машина с синими номерами и полосами.

— Мальчик… А если бы цвет был розовый, то — девочка.

Не успела Светлана выплескать этот каламбур, преодолевая рельсы, как из авто вышел отделочник Джамшут, но, правда, в форме представителя власти, а не комбинезоне строителя. Игнорируя по соседству действия большого шлагбаума, миниатюрный в его руках опустился и снова преградил путь Опелю.

— Гражданочка, почему нарушаем?! — спросил он в окошко с приспущенным от недержания стеклом.

Светлана, нервно сжимая руль, прикидывала, что она могла нарушить?

— Что же вы так руль тискаете?! — речь Джамшута была без акцента.

— Я… оператор машинного доения, — хлопая глазками вдруг произнесла Светлана. По части врать, она мастерица, в отличие от своего брата Виктора. И, похоже, слетевший с карминовых губ, этот аргумент должен разжалобить полицейского.

— О как! — встрепенулся держатель серьёзной палочки. — А я машинист оперативного доения! Лейтенант полиции Обераев, — ответил полицейский и продемонстрировал свой документ.

То ли шутник, то ли совсем без страха?!

— Позвольте поинтересоваться? — сказала Светлана. «Разговаривать надо по-человечески, — подумала она и стала поправлять белые кудри. — Он же тоже, всё-таки, человек».

— Вы не пристегнуты ремешочком. И заехали на переезд, не дождавшись зелёного света.

«Блин, забыла пристегнуться, правда… А шлагбаум ведь поднялся…»

В попытках избежать штрафа, Светлана стала что-то говорить про полную рассинхронизацию шлагбаума и светофора, про грудь, которую жалко, да и вредно плющить ремнями, про то, что будь у неё возможность, она вообще жила бы в другой стране.

Поговорили по душам. Джамшут… Хотя зовут его как-то по-другому…

Джамшут сажает самшит, Светланин знакомый, которого, если впихнуть в форму и поставить рядом, мама родная не отличит.

…Этот смягчился и выписал минимум.

Включая первую передачу, Светлана всё же буркнула себе под нос: «Понаехали тут!»

Штраф лёгонький выписали. Счастливого пути пожелали. Пьяной садиться за руль строго настрого запретили. На юбилей успела вовремя. Почему бы и не повеселиться?

4

Вечер свернулся окончательно и ушёл. Последние остатки зарева сопроводили его уход. Праздник у кумы был в разгаре. Взрослые уже подвыпили и вели непринуждённые беседы, почти не обращая внимания как сытая мелкотня стрекотала в просторной части комнаты.

— Я буду оратором, — сказал Ярик и начал носиться и орать, что есть мочи.

— Я буду декоратором, — ещё одну диковинную профессию выдал пятилетний Глеб.

— А я — иллюстратором… — Алёнка не сводила глаз с коричневой полосы, возникающей на велюровых обоях. Зажав маркер в кулаке, как букет, она сосредоточенно рисовала на стене гигантские ромашки.

— А я — ассенизатором! — не ударил в грязь лицом и Петька, заслышав такой перечень непростых профессий.

— Ух ты! А как это? — все посмотрели на Петьку.

— Это… наверное, — стал он выдвигать свою версию, — те, кто осеняет идеями и декораторов, и иллюстраторов!?.

— Классно! — никто не знал значения этого слова, и Петькина дефиниция пришлась всем по душе.

— Осени меня на создание лучшей декорации… А меня на новые иллюстрации, — загалдели будущие художники. А Ярик просто продолжал носиться и орать.

Атмосфера весеннего солнечного настроения, с обновлённой палитрой цвета, дымом костров, жужжанием пчёл, была явно перенесена в стены этих ночных посиделок. Желтый свет люстр, клумбы праздничных яств, дым сигарет и сплошной гул бесед, где каждый мог выдавать свою версию полёта шмеля, вторили прекрасному дню.

— Какой бы зять не был чужой человек, но внук — это уже родная кровинушка! — соседка баба Тоня любовалась своим внучеком Яриком.

— Смотри как доча твоя загорела! — продолжала она разговор с Федюней, соседом, тоже приглашённым на юбилей. — На чурку теперь похожа.

— Дочурке… до чурки… чуток… далеко… — не то мямлил, не то уже сомневался Федюня.

— Пап, пап! — подбежала Алёнка. — А нам сегодня в садике прививку делали!

— Какую? — полюбопытствовал отец.

Проносившийся мимо, как ураган, Ярик выкрикнул:

— Манту делали.

— Нет, папа, не волнуйся, не в ман…у, а вот сюда, в руку! — и показала на запястье образовавшийся пятачок. — Сказали, не мочить.

И дети снова унеслись в свои игры.

— Господа! — муж юбилярши театральным тоном вынудил всех обратить на себя внимание. — А вот ещё одна брехенька, но коротенько…

Все улыбнулись лёгким авансом.

— Да сядь уже, угомонись! Артист хренов! — попыталась юбилярша избавить гостей от всякой ерунды.

— Я рождён дарить себя человечеству! — тон супруга был воистину масштабным.

— Только дома ничего не хочешь делать! — два сапога были явно одной парой хорошего театра.

— Дома?! Дома — это слишком мелко… Кстати, надо заметить, сегодня мы сажали картошку, — далее последовал пилотаж высшего актёрского мастерства, когда диалог двоих со сцены, концентрируясь в мысли, вобравшей в себя несформулированную мощь столетий вне временного пространства, обрёл форму нескончаемо цитируемых афоризмов и, всей своей масштабностью, минуя партнёра в мизансцене, полетел к зрителю. — Сегодня мы сажали картошку, а посеялась мысль: «Умереть в труде не так постыдно будет, как в праздности»! Чем не тост?! Давайте выпьем! Но в меру, чтобы все могли ещё вернуться в исходное состояние и доделать свои земные дела.

И пока все чокались и пили, он успел поведать коротенький, с перчиком сказ про каких-то Гриню и Груню.

Там был настоящий экс-сказ. Озорной в его исполнении, хоть и слышанный гостями много раз.

5

Светлана сидела на кровати в спаленке, с отодвинутыми занавесками в дверном проёме, и листала фотоальбом, когда к ней подсел новый знакомый.

— Когда-то и у меня была молодость, весна, Италия… — вдруг сказала она, наигранно вздохнув.

— Ну почему же было? Вы и сейчас ещё молоды, свежи… и с талией, да и не только… — он откровенно рассматривал Светлану в упор, — фигура у вас прекрасная.

— Спасибо! Вас, кажется, Алик зовут? Я раньше о вас не знала…

— Я случайно здесь оказался… Мы с Егором неделю назад познакомились. Вчера к нему погостить приехал, а тут вот у его друзей — юбилей приключился…

Много Светлане не понадобилось, чтобы понять, что ей уже наскучило быть одной, что ей сейчас приятно общество этого молодого человека. Пусть он значительно моложе её, она будет стремиться соответствовать во всём. Может, и жизнь наконец-то наладится. Он остроумен, весел, и кажется, у них возникла взаимная симпатия.

— А сейчас все идём на праздничный салют! — кума, стойко приняв кучу тостов, вовсю старалась привносить в вечеринку задор.

Несколько гостей вышли из дома, кто-то прильнул к окнам изнутри. Полная луна, лениво поднявшаяся над горизонтом, в мутную охру размыла вокруг себя ночной ультрамарин. Витя подошёл к сестре. Заметив, как явно начинают завязываться отношения у Светланы с этим Аликом, он решил поделиться с ней своими опасениями:

— Свет, не внушает он мне доверия. Ты вот молодец, что с прошлым завязала. Машинёнку взяла — это хорошо, только в кредитах теперь по уши, а молодчик этот тебе на шею сядет, я это вижу. Поверь мне. Не потянуть тебе такой воз навьюченный.

Салют прозвучал, как понос, но это не помешало ему чуть ярче озарить несколько соседских домов и сорвать шлепки аплодисментов.

— Если у нас получится, и мы будем вместе, я на всё пойду ради него, хоть в тюрьму… — Светлана была мягка и светла. Она действительно изменилась за последнее время, а может, за сегодняшний вечер.

Наконец-то дело дошло до чая. Хозяйка, предлагая тортик, спросила:

— Галина, твоему мужу кусочек с ро́зочкой положить?

— Нет, — говорит, — без розочки. Он кроме меня, никакие другие не признаёт.

Кума пошла дальше по гостям, а Галина тихонько спросила у мужа:

— Вить, ну что, ты со Светкой поговорил?

— Ды поговорил. А толку-то что?! В другую душу ведь не влезешь! В своих часто не можем порядок навести.

Витя разрезал свой кусочек тортика.

Раздался баян.

Половинку Витя подложил супруге и, не то заслышав баян, не то про тортик (и то, и другое было уместно), сказал:

— Зай, дерзай!

6

Сидя дома — далеко не уедешь.

Сакурность в новых отношениях побуждала писать стишки и колдовать над салатиками из каких-нибудь морских моллюсков или заморских изысков. С одной стороны. Её. С другой — жужжание молодого шмеля, до времени постигшего, что цветы должны раскрывать ему свои бутоны и привлекать нектаром, породило в нём царско-потребительское поведение. И вот уже не он, а цветы сами летели к его ногам, только период их быстротечен.

Будни удавом накидывали свои кольца и, спокойно выжидая каждого очередного выдоха, стягивались всё плотнее и плотнее.

Всё гуще становились и сумерки.

Пока Алик слизывал грим с её лица и добрался до плоти, ему стало подташнивать от этого косметического крема на приторном тортике.

— Если бы ты знал, как я могу делать людей счастливыми! Просто мне всегда не везло… — Светлана пребывала в состоянии благоухания от Алика, от осознания, что он молод, а она — без пяти минут его молодая жена, пусть уже и не молода.

— Свет, а давай медовый месяц проведём на Гавайях?!

— Алик, солнышко. На Гавайи обязательно слетаем, немного погодя. Потерпи. С деньгами пока туго. Ты же знаешь, что на мне кредит большой висит, коллекторы уже названивали, а помимо — квартира, коммунальные, продукты каждый день. Сегодня ещё «письма счастья» от гибэдэдэшников принесли, будь они не ладны! Но я постараюсь как-нибудь подработать, чтобы ты ни в чём не испытывал нужды, мой котик.

— Света… как-нибудь не надо! Узнаю, изменяешь — терпеть не буду!

— Что ты, Отелло мой! Как ты мог об этом подумать!?

Алик немного помолчал, будто даже всхрапнул слегка, но тут же бодро заговорил:

— Светка, кажется, у меня созревает мысль, как можно разбогатеть. Но мне надо чуток обдумать…

— Когда в тебе просыпается теоретик, а судя по твоим рассказам, это происходит, когда сам ты засыпаешь, то твоим идеям может позавидовать любой гений. Так что спи уже, мой Билл Гейтс!

Конец ознакомительного фрагмента.