Детские страхи пожилого юноши. Книга вторая. Бои с правилами и без правил

Александр Воронцов, 2020

Эта книга – маленький путеводитель по Советскому Союзу. Или экскурсия в прошлое. С такими подробностями, которые вы вряд ли найдете в интернете. Например, о том, как как главный герой работал в тюрьме. Или как он в 1991 году оказался на баррикадах в Москве. А еще – о том, как он участвовал в подпольных боях без правил, как лазил в горы, как играл в театре и выступал на одной сцене со знаменитыми «Лицедеями» и «Масками». В общем, эта книга расскажет вам о том, о чем не расскажет ни один роман в жанре non-fiction. Потому что это не только, точнее, не столько документальная проза или воспоминания – нет! Это, скорее, исповедь ребенка, который повзрослел, но так этого и не понял. Но о своей жизни он рассказывает откровенно и достаточно иронично. О себе, о стране, об окружающих людях. И о своих страхах. Которые преодолевает всю свою жизнь. И порой полезно учиться у других преодолевать свои страхи. Содержит нецензурную брань.

Глава седьмая, где рассказывается о том, как тяжело даются сержантские лычки

Учёба давалась уже легко — стрельба и политподготовка шла на «ура», тактика и тактика-специальная подготовка тоже особых проблем не вызывали, строевую Никита уже мог сдать не хуже каких-нибудь кремлёвских часовых. Оставалась физподготовка — никак не получался подъём переворотом. Но однажды Васнецов всё же поймал тот самый момент, когда надо послать ноги вверх и при этом уйти головой вниз — и у него получилось! После чего сделать шесть раз этот элемент уже было несложно.

В общем, все зачёты он сдал и на экзаменах просто надо было повторить это ещё раз. Так что по всем показателям курсант Васнецов был отличником боевой и политической подготовки. А вот отношения с товарищами по отделению явно не сложились.

Конечно, в первую очередь виноват был сам Никита. Ну вот неинтересно ему было с ребятами, у которых и тем-то для разговора кроме как про баб да про жратву особых и не было. А тут ещё сержант Левчук совсем достал своей простотой, которая хуже воровства. То посылки прошманает и самые лучшие вкусняшки отберёт, то масло постоянно за завтраком тырит. А сколько раз их четвёртое отделение на самые грязные и тяжёлые работы усылали? И всё потому, что Левчук — чмошник, его все сержанты, которые во взводе по сроку службы старше, чморят и на их отделении отыгрываются.

И когда Никита предложил своему отделению на Левчука аккуратно наехать, парни его поддержали. Вот только так получилось, что, когда вызвали сержанта на разговор, все языки в одно место засунули, а самым главным в сваре получился Васнецов. В итоге его одного остальные сержанты вызвали ночью в туалет на «беседу». Нет, не били — внушали. Было унизительно и очень неприятно. Мол, ты, щегол, на кого бочку катишь? Ну и так далее. Особенно неприятно было, когда замкомвзвода, старший сержант Кимеле — кстати, немец по национальности — напоследок всё же врубил курсанту по печени. Чтобы помнил и не зарывался.

После этого случая Никита со своим отделением был в контрах. Даже посылки, которые присылали ему из дому, пошёл делить с третьим отделением — там были его земляки из Днепропетровска. Всё же землячество в армии — гораздо более важная штука, нежели все остальные связи — дружба или национальность. Вон, Коля Мурсалов, хоть и азербайджанец, а не только со своим земляком Акифом постоянно поддерживал отношения, но и с земляками из Днепра всё время кучковался. Кстати, он-то как раз и попал в третье отделение.

Но в конце концов через месяц предстояла отправка в часть. И Васнецову уже было фиолетово, как к нему относятся его нынешние, так сказать, «товарищи по оружию». Он, в принципе, привык к тому, что был всегда один, сам по себе. В Экибастузе, когда Никита заступал в караул, он часто общался с осуждёнными. И узнал от них, что в зоне тоже бывают такие зэки, которые и не в активе, и не в «отрицалове». То есть, часть осуждённых ходят с красными повязками и работают на «козырных» работах типа заведующего библиотекой или нормировщика. А часть — это «блатные» и «приблатнённые», «козырная масть», которые живут по воровским понятиям и на работу, как правило, не выходят.

Но основной контингент осуждённых, так называемые «мужики» — те, кто работают на производстве и на которых, собственно, и держится вся зона. И среди таких вот «мужиков» есть одиночки, которых называют «ломом подпоясанные». Они сами по себе, они не входят ни в какие группировки и просто отбывают свой срок. При этом не контактируют с уголовным миром и «паханами». Таким на зоне трудно — нужно быть очень сильной личностью, чтобы тебя не сломали и не подчинили. Но именно таких как раз обычно не трогают — достаточно один раз дать отпор. Примерно так же обстоят дела в любом чисто мужском коллективе, в том числе и в армии.

Познакомившись поближе со спецификой исправительно-трудовых учреждений, которые в народе называют «зонами» и «лагерями», Никита очень сильно изменил своё мнение по поводу осуждённых. Раньше, ещё в школе, он находился под влиянием советской пропаганды, которая внедряла в массы месседжи типа «наказаний без вины не бывает» и «все, кто отбывает срок — преступники». В реальности он не раз сталкивался с ситуациями, когда срок отбывали или совсем невиновные люди, или же степень наказания не соответствовала степени вины.

В оперативной части ИТК усиленного режима он познакомился с «кумом» — так в колонии называли начальника оперчасти. Этот немолодой капитан, которого в своё время «сослали» в Экибастуз из Днепропетровска, обрадовался, встретив земляка. Ну, понятное дело, сиживал Никита с ним за «рюмкой чая» — они часто беседовали, когда Васнецов заступал в караул. Видимо, махнувшему на свою жизнь и карьеру капитану юный курсант напомнил его сына, которого жена после развода запретила ему видеть. Вот тогда во время одной из бесед капитан со смешной фамилией Заднеулица и показал Васнецову личные дела некоторых осуждённых.

— Смотри, Никитка, — сказал он Васнецову, — в нашей стране посадить могут кого угодно. Поэтому пословица «от тюрьмы да от сумы не зарекайся» — она не зря придумана. Вот меня тоже могли посадить, да друзья не позволили.

— А что же вы такое сделали, за что вас сюда сослали? — спросил Никита.

— Дело прошлое. Я, конечно, не ангел был, но сука, принципиальный. И когда служил в Днепре, начальник колонии, гнида, наладил торговлю в зоне — для него отдельный цех мебель делал на заказ. Я это дело раскрыл, написал рапорт, а у начальника всё схвачено было. Вот он меня и турнул с понижением. Вернее, не он турнул, а областное руководство. Хотели из органов попереть якобы за аморалку — я тогда с женой разводился. Но друзья не дали, с которыми училище одно заканчивал.

— Так аморалка — не повод для уголовного дела, — заметил Никита.

— Аморалка да, не повод. Я ж начальнику своему морду набил, да ещё при всех, при офицерах… Так что могли и погоны снять, и посадить — был бы повод, — вздохнул капитан.

Но если начальник оперчасти всё же совершил проступок, за который его могли упрятать за решётку, то те люди, чьи личные дела прочитал Никита, вообще были наказаны ни за что. Один подрался на свадьбе, что происходит сплошь и рядом, второй получил год общего режима за «спекуляцию» — коллекционировал марки, нужда прижала и решил продать свою коллекцию. А третий вообще потерял паспорт, а, точнее, скорее всего паспорт у него украли. И потом мошенники по его паспорту купили «Волгу» и перепродали её. Суд не стал разбираться, а припаял срок владельцу паспорта. И никто не стал спрашивать — откуда у рядового советского инженера с зарплатой в 150 рублей деньги на «Волгу» стоимостью до 10 тысяч.

Так что Никита Васнецов впервые задумался о справедливости советского общества и о том, что находится в коллективе — не всегда полезно и не всем необходимо. Он продолжал быть «ломом подпоясанным» и особо не переживал, что его недолюбливали сослуживцы. Хотя не отказывался кого-то из ребят выручить, если его просили.

Такой случай представился на ночных стрельбах, когда курсанты сдавали зачёт по огневой подготовке. К тому же нагрянула инспекторская проверка, и командиру роты кровь из носу нужны были отличные показатели. Васнецова и еще троих лучших стрелков вызвали к ротному. Старший лейтенант Коваленко, который, конечно же, запомнил Васнецова, буркнул:

— Ну, что, курсант, поможешь честь роты защитить? Нужно будет тебе отстреляться на ночных стрельбах за тех каличных курсантов, у кого руки кривые и глаза на жопе!

В принципе, вопрос звучал глупо — ротный мог просто приказать. Но и Никита мог отказаться, мол, отстреляюсь только за себя. Только принципиальность в армии всегда выходила боком — это Васнецов уже понял. Поэтому бодро отчеканил:

— Так точно, товарищ старший лейтенант, сделаю всё, что смогу!

Ротный, рожа которого была, как всегда, красной с перепоя, ухмыльнулся.

— Сможешь, Васнецов, ещё как сможешь. А то ты у меня лычек не увидишь! Правда, Ашуров?

Взводный Ашуров, мерзко улыбнувшись, ответил:

— Так точно, не увидит. А я ему на тренировке по самбо ещё и руку сломаю, правильно, Васнецов?

В принципе, это был такой армейский юмор — никто бы не стал Никиту срезать на экзаменах, всё-таки, отличников боевой и политической подготовки в роте было не так много. Да и руку ему Ашуров не стал бы ломать — кому надо ЧП в части? Но взводный на тренировках любил мордовать своих курсантов, так что его было лучше не злить.

— Я не подведу, товарищ старший лейтенант. У меня с ночными стрельбами всё в порядке, так что отстреляюсь на отлично.

Ротный немного пожевал губами, потом бросил отрывисто:

— Ладно, иди, курсант, будь готов.

Никита повернулся через левое плечо и услышал, как за спиной Коваленко сказал Ашурову:

— Бля…, в роте всего один очкарик, а стреляет лучше всех зрячих. Ты, Володя, скажи там, чтобы автомат Васнецова потом эти стрелки недоделанные почистили, он же за всю роту отстреляется. Автомат черный будет…

Ночные стрельбы прошли вполне предсказуемо. В темноте не видно было, кто конкретно выдвигается на огневой рубеж — проверяющие стояли на НП и их интересовало только, как будут поражаться мишени. Самое сложное было увидеть в темноте прорезь прицела и совместить её с мушкой. Но ростовая мишень, которая падала при попадании пули, подсвечивалась снизу, поэтому, когда она поднималась, нужно было просто успеть навести на неё мушку и уже потом совмещать её с прорезью прицела, а не наоборот. Эта нехитрая наука почему-то не приходила в голову многим сослуживцам Никиты, хотя он и объяснял им, как нужно правильно наводить оружие на цель.

Впрочем, хотя сам Васнецов стрелял отлично, но автомат был пристрелян под него. Ведь Никита был близоруким и носил очки с минусовыми линзами, так что, возможно, угол прицела у него был какой-то иной. По крайней мере, когда ротный один раз выполнял упражнение по стрельбе во время сдачи офицерских зачётов, он взял автомат Васнецова, как лучшего стрелка в роте. Но отстрелялся на тройку. И потом с раздражением швырнув ему автомат, ругнулся:

— Бля, как ты из него попадаешь? Не автомат, а какая-то коряга!

Конец ознакомительного фрагмента.