Если друг…

Александр Всполохов

Здесь затрагиваются проблемы, применимые для любого периода. Парню хочется вырваться в другой мир, кажущийся ему свободным. Ради своей цели он не считается ни с какой моралью и даже с самым преданным другом. Но его цель примитивно материальна, а настоящая дружба имеет духовные основы, которые нельзя нарушать. И когда помощь уже бывшего друга становится жизненно необходимой, только тогда наступает прозрение, которое бывает слишком запоздалым, потому что ничего уже невозможно изменить.

© Александр Всполохов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сам по себе

Жил такой паренёк в застойные семидесятые годы, звали его Вадиком. Среди сверстников он немного выделялся, но не настолько, чтобы быть бесспорным лидером, но его всегда тянуло к чему-то неординарному. Когда он ещё учился в школе, то ничем особым себя не проявил. Лет с двенадцати он посещал секцию борьбы «Самбо», но и здесь выдающимися заслугами не прославился, хотя был выше среднего уровня по сравнению со своими сверстниками. Когда его школьное обучение подходило к концу, у них в семье случилось несчастье, умер его отец, который жил с тяжёлыми ранениями, доставшимися ему ещё с Отечественной войны. Мать не смогла его контролировать должным образом, поэтому Вадика завлекла улица. Парень начал попивать в тихоря водочку, такой грешок был и у его отца.

С самого раннего детства он дружил с одним парнем, — Тимохой. Его друга совсем ничего не интересовало, он был просто весёлый и бесшабашный. Рядом с Вадиком, он позволял себе всё, что хотел. Тимоха часто влезал в дурные истории, имея за плечами друга самбиста, он задирался с кем угодно по любому поводу и без повода. Вадику приходилось отдуваться за своего друга. Из-за своего дружка Вадика и выгнали из секции «Самбо». Один раз они выпили изрядную дозу спиртного и пошли на танцы. Там Тимоха развязал драку с одними ребятами, а Вадик сломал руку какому-то мнимому обидчику своего друга. Вся эта потасовка нашла своё продолжение в народной дружине, а после, их дело передали в милицию. До суда дело не дошло, но на секции «Самбо» пришлось поставить крест. Но Вадик был целеустремлённый парень, он где-то на книжном рынке раздобыл книжку по боевому искусству владения холодным оружием. Книжка была издана в Польше на их языке, но для человека, владеющего основными навыками самбо, она не представлялась трудной для понимания, тем более, что она изобиловала большим количеством иллюстраций. Вадик, со своими друзьями начал понемногу тренироваться по новому пособию.

После окончания школы на серьёзное продолжение учёбы не хватило знаний, поэтому он пошел в профессионально-техническое училище на специальность столяра-краснодеревщика. Его друг Тимоха, тоже пошел в какое-то ПТУ, но учиться в нем не хватило сил, его выгнали за прогулы, а ещё на что-то, у Тимохи не хватило сил. Так он и слонялся без дела, а как только ему исполнилось восемнадцать лет, его забрали в Армию. Вадику дали доучиться до конца, но его будущая профессия разочаровала его ещё во время учёбы. Он видел, когда они ходили на практику, как пашут работяги на производстве, такая перспектива не прельщала его.

В то время вышел на экраны страны фильм «Остров сокровищ». Тогда его охватила скрытая зависть: «Вот, как бы и ему оказаться рядом с этими сокровищами».

В его ПТУ предлагались ребятам разные кружки при Доме культуры их профильного предприятия, в том числе и спортивные. Вадик записался в секцию фехтования. Хотя для его возраста было уже поздно начинать незнакомый вид спорта, но приобрести необходимые навыки, он считал полезным.

Тема пиратства овладела его умом, Вадик начал покупать книжки на эту тему, и с удовольствием читал их.

Учёба в ПТУ закончилась быстро, и Вадика призвали в Армию, попал он в погранвойска, на границу с Финляндией. Сразу пришлось столкнуться с дедовщиной, что для его рассудка было недопустимым. Вадик был очень обидчивым парнем, тем более, что уложить любого из старослужащих, он мог без всякого труда. Но Вадик понимал, что один на один драться у него никак не получиться, поэтому он старался искать какой-то иной выход, посчитаться за свои обиды.

На их заставе, помимо выхода на охрану Государственной границы, ходили в наряд и по казарме. Старшими наряда назначались солдаты из числа старослужащих, которые следили за порядком в казарме. Они же назначали молодых новобранцев на разные работы, не забывая лишний раз, унизить их. Среди старослужащих особенно выделялся один боец, по имени Матвей, призванный из деревни. Тот любил поиздеваться над новобранцами, прибывшими из города. Его характерными привычками во время несения дежурства по казарме, было: одёргивание молодых, резкое повышение голоса, притаптывание ногой, но для большей острастки он вынимал штык нож и тряс им в воздухе. Этим самым, он ощущал свою значимость, повышая собственную самооценку. Сразу, как только Вадик прибыл на заставу, деды учинили над молодыми допрос. Так этот Матвей спросил Вадика: «А у тебя родители богато живут? Корова есть?»

Вадик не нашел ничего умного, как ответить ему: «А где же нам её держать? На балконе, что ли? Чтоб она на прохожих сверху гадила».

Такой ответ вызвал хохот у других старичков, но Матвей усмотрел в нем оскорбление, по отношению к себе. Он взбесился не на шутку: «Ах ты, салага, а ну, марш в туалет, толчки чистить. Я тебя научу, как дедушкам отвечать».

Вот, как раз его и решил проучить Вадим. У них в каптёрке находилась, своего рода мастерская, где солдаты могли произвести, кое какой мелкий ремонт обуви или мебели, а также поставить подковки на сапоги. Там имелся скромный набор инструментов, среди которых был здоровый, остро наточенный, тесак. Каптерка часто стояла открытой, потому что там, иногда собирались старослужащие.

Настал день, когда Матвей заступил на дежурство по казарме. Он был самолюбивым, ему нравилось, когда молодые трепетали при его присутствии, на этом и решил сыграть Вадим. Когда Матвей стоял в коридоре, Вадик, демонстративно прошел мимо него, читая какую-то брошюру и не обращая внимания на дежурного.

Матвей нервно окликнул, его: «А ну, стой, салага. Ты что, старших не замечаешь?»

Вадим остановился и стал тупо глядеть на него, выражая чувство недоумения.

Матвей, видя, что молодой не реагирует соответствующим образом, начал его донимать: «Тебя что, научить, как надо стоять перед дедушкой, когда тот находится при исполнении служебных обязанностей?»

Вадик произнёс: «Как?»

Матвей продолжал: «Сколько ты уже служишь, а до сих пор не научился? Ты должен трепетать перед старослужащими. Понял?»

Вадик продолжал тупо смотреть на него, не выражая ни каких эмоций.

Тогда Матвей топнул ногой и выхватил для острастки из ножен свой штык нож, пытаясь напугать салагу. Но Вадик сделал вид, что испугался и побежал прочь от него. Для самолюбия Матвея было достаточно, что напугал молодого, и он поднял нос перед своими товарищами.

Вадик же забежал в каптёрку, достал здоровый тесак, засунул его сзади за ремень и направился опять к своему обидчику. Матвей, в это время продолжал болтать в коридоре со своими одногодками.

Вадик опять встал перед ним и тупо уставился на него, не выражая никаких эмоций.

Матвей пренебрежительно посмотрел на Вадика и произнёс сквозь зубы: «Ну, что тебе, салабон, ещё надо? Не видишь? Дедушка разговаривает. А ну, пошел вон, пока цел».

Вадим продолжал стоять и, тупо, глядел на него.

Матвей возмутился: «А ну, брысь отсюда».

Для острастки Матвей, опять притопнул ногой и вытащил свой нож.

Вадику только этого и нужно было. Он перехватил руку противника, которая была с ножом, а сам, другой ругой вытащил тесак из-за спины и приставил остриём к горлу Матвея. Это произошло так быстро, что никто, из стоящих вокруг, не смогли даже опомниться. Матвей, чувствуя остриё ножа у своего горла, начал пятиться назад, но остановился, упёршись в стену.

Тогда начал говорить Вадик: «Ну что, нападающий, прирезать тебя в качестве самообороны?»

Матвей весь побледнел, разжал руку со штык ножом, и тот полетел на пол, тогда он произнёс: «Что ты, что ты? Я же пошутил».

«А я не шучу», — ответил Вадик.

Матвей уже умолял: «Что ты, парень? Я ничего, я так».

Вадик уже чувствовал себя хозяином положения: «Ты даже имени моего не знаешь, а служим уже пять месяцев».

Матвей взмолился: «Прости меня, мне всего месяц служить осталось, тебя больше никто не тронет, я обещаю».

Стоящие рядом старослужащие, тоже замотали головами: «Мы тоже обещаем, никто не тронет».

Вадик был даже слегка опьянён сиюминутной властью над беспомощным человеком.

Он решил немного поиздеваться: «Ладно, на какую глубину проткнуть тебя ножичком на первый раз, чтобы хорошо запомнил?»

У Матвея полились слёзы из глаз: «Не надо, прошу».

От долгого держания острия на горле в месте прикосновения образовалась капелька крови.

Кто-то крикнул у толпы: «Гляди, кровь пошла».

Эти слова, стали приговором для Матвея, он обмяк и потерял сознание.

Вадик отпустил нож, отвернулся и презрительно бросил: «Слабак».

Потом, не спеша, он отправился в каптёрку и положил нож на место.

Такой инцидент на следующий день стал достояние гласности на уровне командного состава. Его и Матвея повезли в штаб. Допрашивал Вадика замполит в чине майора: «Рядовой Соловьёв, почему Вы набросились с ножом на дежурного?»

Вадим усмехнулся: «Это не я набросился на него с ножом, а он на меня. Я просто оборонялся».

«Но ведь Вы специально пошли в каптёрку и взяли нож. Это говорит о том, что Вы специально готовились к нападению».

Но Вадим не сдавался: «Я нож взял для самообороны, после того, как дежурный уже один раз поднял свой нож на меня. Я просто боялся оставаться безоружным. А когда он второй раз напал на меня, вот тогда мне пришлось применить его».

Майор всё же попытался дожать упёртого новобранца: «Да для всех было ясно, что дежурный просто решил попугать тебя. А ты же, на полном серьёзе, набросился на него».

Вадим усмехнулся: «Так я же не зарезал его. Я, на полном серьёзе, просто напугал его. Там было очень много народа, я думаю, на следствии, они подтвердят мои слова. Я ничего не придумываю».

Майор решил закончить разговор: «Ладно, я всё проверю, разговор не закончен. Но от себя я тебе скажу, что это первый такой случай в моей практике. Другие новобранцы приходят и, почему-то, терпят все тяготы воинской службы. А тебе, видите ли, тяжело стало переносить свалившиеся испытания».

Вадим ответил: «Мне тяготы и испытания переносить не сложно, а вот дедовщину, я терпеть не могу. Вот как меня достали, эти издевательства, что за нож приходится хвататься».

При слове «дедовщина», майор задумался: «Да, от этого парня можно ждать больших неприятностей. Не хватало нам ещё разбирательств по неуставным отношениям».

Это разбирательство протянули ещё около месяца, начальство не захотело большой огласки, никому не хотелось получать выговора от вышестоящего начальства. Матвея, при первой возможности, демобилизовали, а к Вадиму все претензии отошли на второй план с приходом нового пополнения новобранцев. Вадим же завоевал определённый авторитет, теперь его побаивались, и никто не пытался его, даже задевать. А после одного случая, его стали даже уважать. Один раз его поставили обучать вновь прибывших салаг, пользоваться снаряжением и обмундированием. Вадим накинул на себя плащ палатку и стал показывать, как её надо носить на себе. Когда он немного запутался, к нему незаметно подошел со спины один сверхсрочник и, ради шутки, накинул плащ палатку ему на голову. Вадим мог видеть только хромовые сапоги шутника и полушерстяное галифе. Тогда он догадался, кто это может быть. Не долго думая, он схватил прапорщика за руки, присел и бросил нападавшего через себя, знакомым ему приёмом.

Прапорщик грохнулся об пол с большим шумом, потом, кряхтя, стал подниматься. Вадик подскочил к нему, сделал озабоченный вид и стал помогать ему, говоря, как-бы с сожалением: «Надо же, как я так мог. А я-то думал, кто-то из ребят так шутит».

Прапорщику было уже далеко за сорок, такой удар, он переносил, с трудом. Согнувшись в три погибели, он заковылял в каптёрку, повторяя неустанно: «Всё, убили меня, убили, напрочь убили».

После этого случая, Вадима начали просто бояться. Он ощущал это, тем самым, тешил своё самолюбие. Первый раз в жизни он радовался тому, что его бояться. К нему очень многие лезли в друзья, но он понимал, что это вовсе не дружба, а просто лизоблюдство. Так, без друзей, он прослужил до конца срока, потеряв надолго это волнующее чувство, которое он ощущал только рядом со своим бывшим одноклассником Тимохой. Служба на границе потекла скучно и однообразно. Переходов через их границу не было давно, да и что толку её переходить, если с Финляндией был договор о взаимном возвращении нарушителей. На участках, ближе к Выборгу попытки перехода всё же были. Это была в основном молодёжь, попавшая под влияние иностранных радиостанций, жаждущая пожить в капиталистическом рае. Были даже отдельные случаи перехода границы, но всех незадачливых нарушителей возвращали финские власти. На их же участке, была такая глухомань, что по приезду на автобусе в соседнее селение какого-нибудь чужака, об этом событии знали уже все соседние заставы. Работа с местным населением велась на высоком уровне.

Но это расхолаживало и самих пограничников. Вадик был парнем дотошным, он научился, как надо выравнивать пропаханную контрольную полосу небольшой рогаткой, чтобы это было незаметно, потом научился проходить и все секретные сигнальные провода, проложенные в траве. Всё это он использовал, когда его наряд заступал на охрану Государственной границы. Когда его бойцы проходили за ворота после колючей проволоки и контрольной полосы, им следовало дежурить вдоль границы по нейтральной полосе, пока их не сменит следующий наряд. Но они поступали так. Растягивали колючую проволоку на ограждении и пролезали вместе с собакой обратно на свою территорию. Чтобы не цепляла колючая проволока, они подкладывали ватники на неё. Затем преодолевали пропаханную контрольную полосу, выравнивая за собой следы. Все остальные секретные провода, проходящие в траве, они знали наизусть. Потом весь наряд отправлялся в собачник, который находился поодаль от заставы, туда офицеры и прапорщики не любили захаживать. Там, в тёплой каморке двое солдат просто ложились спать, а самый молодой должен был следить за временем, чтобы не проспать к смене наряда и вернуться обратным путём на нейтральную полосу. Так и прошел у него этот скучный и бесполезный, как он считал, отрывок жизни, называемый, службой в Армии.