Долг

Александр Гарцев, 2019

Уличный мир шестидесятых. Какой путь выбрать подростку? До армии далеко, а улица – вот она, рядом.

На улице было холодно. Славик поежился и, отодвинув массивную дверь главного входа, увидел подходящий к остановке троллейбус с ярко горящей в левом окне цифрой три.

— То, что нужно. — обрадовался он. Побежал. Успел.

Сегодня особый день. Друг детства, Венька Горлов, уезжает в армию. Но не идти на учебу Славка просто не мог. Во-первых, не хотел подвести свою группу. Семинар по физике и пообещал ребятам побольше времени на себя взять, доклад интересный подготовил. Если б не пришел подставил бы. А не любил это — обманывать друзей.

Уж кого-кого, а товарищей своих подводить нельзя. Это был его принцип. Хотя повод для того, чтобы сачкануть денек от учебы был ну очень уважительный.

Провожали вчера всей компанией Веньку, друга детства, в армию.

А сегодня состав отправляется в Котельнич. Там областной призывной пункт. Вот и сейчас он спешил на вокзал. рукой хоть помахать на прощание. Может, успеет.

На вокзал он чуть не опоздал. Прибежал за 10 минут до отхода электрички.

Провожающих на перроне почти не было.

Удивился, ожидал увидеть другую картину. Например, как в кино, полный вокзал народа, пеструю толпу родителей, друзей, знакомых, девушек. Машины солдат с автоматами в оцеплении, оттесняющих кричащих, ревущих, тянущих руки провожающих гражданских, пьяных, с гармонями, балалайками, военные машины.

Но ничего этого не было.

Призывники, уже все обритые парни, такие смешно-печально одинаковые из-за этой круглой белизны вместо голов, были уже в вагонах. И из окон лишь робко выглядывали их грустные лица.

Только у одного вагона стояла солидная толпа провожающих. Со спины не было видно, свои это или нет, но коротко остриженная голова Веньки, неудобно просунувшаяся в щель окна, развеяла все сомнения.

Свои.

Славик бросился в толпу, растолкал всех. Подошел к окну.

— А вот и Кудрявый пришел, — сказал кто-то в толпе, а Славик уже торопливо жал Веньке руку, смотрел в его возбужденные предстоящей разлукой с родными, друзьями, с городом глаза, и, не зная, что сказать, промямлил глупое:

— Вень, завязывай — ка с армией, вылазь-ка давай через окно и оставайся с нами.

— Э, нет., — прищурился Венька, — лучше уж ты поезжай служить со мной.

–Я? — Славка пренебрежительно сощурился — Я? Служить в армию? Молодость свою губить? Да, никогда.

А потом, подумав, добавил:

— Ну, если ты генералом станешь, а меня капитаном возьмешь.

Почему именно капитаном, он и сам не знал, но нравилось ему это слово. Капитан. — Вот офицером я бы пошел.

— Капитан, капитан, улыбнитесь, — пропел он, изображая игру на гитаре.

Юмор в их кампании всегда ценился. Все ржут. Хоть немного напряжение спало.

— За этим не станет. Буду рваться в генералы.

Пауза. Стоит сзади толпа провожающих.

Печально, сквозь слезы смотрела на единственного сына, которого и воспитала одна без мужа, тетя Вера.

Смотрит, даже не вытирая глаза. Зачем и вытирать?

То и дело подносила к глазам весь промокший платок и Ванькина девчонка, Тая. Его любовь и нелюбовь, Зинка Власова, да и все женщины, тети, двоюродные сестры. Все они в слезах.

В общем лишь мужики держали себя чинно и достойно. Ободряюще смотрел на вагон и Санька Чешик, только что крикнувший Веньке, чтоб он не забывал их походы на остров и кацо.

А дядьки Веньки, уже подвыпившие слегка, остановили проходящего мимо капитана и, показывая на их улыбающегося призывника, объясняли ему, какой это хороший парень, Венька Орлов, наивно спьяну думая, что делают хорошую протекцию.

Капитан понимающе кивал и, почти не останавливаясь, шел дальше.

А третий его дядька, уж который раз кричал через головы провожающих почему — то про границу:

–Венька, чтоб граница на запоре была!

Сам, наверное, бывший пограничник, но спьяну не понимающий, что Веньку могут забрать куда угодно, но только не на границу. Там отдельный набор. Специальный. Вот Вовка, тот наверно туда попадет.

Моросил дождь, мелкий, противный.

"Тоже на проводы надо идти завтра. — вздохнул Славик отойдя от вагона чуть в сторону. Пусть тетя Вера побудет рядом с сыном поговорит, да помолчит. И то легче.

А дождь моросил. И кто-то крикнул:

— Венька, тебя с дождем провожаем, слышишь? С дождем значит, дождем!

И махали руками.

А дождь моросил и моросил, но никто не обращал на него никакого внимания, потому что уже знали, что сейчас, через две минуты тронется электричка, и его не станет. Он уедет. Он будет жить другой жизнью. И долго-долго не увидим мы его, и долго-долго не увидит он нас.

Все. Настала минута расставания.

Тая бежит за вагоном, Венька уже почти по — солдатски, уже почти по — мужски закусил губу, и только смотрит и смотрит пристально своими синими глазами, как бы всматриваясь в нас, как бы всматриваясь в свою прошлую уходящую от него навсегда детскую жизнь, беззаботную, веселую, бесшабашную. Все машут руками.

Сашка Чешик, Серега, Димка стоят. Молчат. Смотрят.

Славик вздохнул, поправил капюшон от яркой желтой курточки из модной нынче болоньи, и, как обычно, дал себе очередное указание, чтобы никогда, никогда не обижать и никогда плохо не думать о людях, особенно о тех, кто рядом, особенно если это твой друг, товарищ, однокурсник. Не думать о них плохо. Никогда. Особенно, пока он есть, пока они рядом. Иначе жизнь твоя потечет бестолково, случайно, тяжело.

Тая все бежит и бежит за медленно уходящим поездом. Она уже в самом конце перрона. Венька что-то ей кричит, но прощальный гудок электрички все заглушает. Тая не слышит. Останавливается.

Печальная картина расставания.

Все. Венька в Армии.

Вечером все это Славка описал в письме Кольке.

"Вот, Колька, — заканчивает он свое письмо — уехал в армию наш друг, а у меня такое ощущение, что уезжает вся наша прошлая жизнь, и мы туда, в эту жизнь, уже никогда не вернемся.

Вот так живешь рядом с человеком долго-долго, привыкаешь к нему, встречаешься с ним каждый день, и не знаешь ничего о том, что этот человек для тебя что-то значит, что этот друг-ли, знакомый ли тебе близкий человек и вдруг, когда уходит он из твоей жизни, словно что-то порвется в сердце, вдруг почувствуешь, что этот человек для тебя что-то значил, и что ты слишком плохо и незаслуженно иногда плохо обходился с ним, плохо иногда думал о нем, не ценил.

Отныне, я вдруг остро ощутил, что Венька и мне и тебе и Валентину больше, чем друг.

Венька это наше детство, наше общее детство, и вот оно это детство кончается здесь, на перроне кировского вокзала, в всхлипываниях матери Ванькиной и подруг наших, каком-то скорбном молчании друзей и пьяных подбадривающих криков его дядек, вот здесь, на перроне, и кончается наше детство, наша бесшабашная жизнь, и начинается что-то другое, взрослое, непонятное, жизнь, о которой они так мечтали, и которая настала так неожиданно, быстро, что все что-то растерялись, и мы, и родители, и вся компания наша.

Всё. Проводили Веньку, потом Валентина, потом и остальных. Все, Колька, кончилось наше детство."

Запечатал письмо в конверт, подписал адрес и пошел на почту. Такую новость надо сразу Кольке отправить.

Колька Князев, Князь, друг детства. Все они выросли здесь, в этих двухэтажных, построенных пленными немцами домах. А Колька в свое время перезанимался с гантелями, надорвал сердце. И в армию его не брали, как он не просился и какие комиссии не проходил. Все одногодки уже в армии. И от обиды взял Колька, нанялся на комсомольскую ударную стройку и уехал тоже"служить". Куда-то на юг в Пятигорск.

И главное просил Славика письма писать, обо всем, что тут происходит без него рассказывать. Что, Славик, с удовольствием и сделал, отнеся ему на почту свое первое письмо.

***

Актовый зал был полон. Первокурсники смиренно сидели, разглядывая красиво оформленный, с большими от пола до потолка окнами, выходящими на улицу Розы Люксембург.

–Товарищи, тихо, прошу внимания. Слово предоставляется заместителю директора Ивану Григорьевичу.

На трибуну поднялся невысокий, с блестящей макушкой, аккуратненький в белой рубашке с красным галстуком человечек. Его почти не было видно из-за трибуны. Поправив непомерно большие роговые очки, он развернул бумажку, взглянул в даль и наклоняясь к микрофону начал:

–Прежде всего, ребята, я вас всех поздравлю с поступлением в наш техникум. Наш техникум, как вы знаете, готовит специалистов для двух самых больших заводов города Кирова. Надеюсь, вы достойно продолжите наши славные традиции, успешно закончите по выбранной специальности и тоже станете классными специалистами.

Славик с Димкой, Вадиком и Чешиком сидели в середине зала. Славик достал маленький с мятыми корочками детектив. Открыл на 32 странице и продолжил чтение. Он, когда — то, получив от библиотекаря замечание о мятых уголках страничек, больше уголки страничек не загибал, но и закладочками как девчонка пользоваться было стремно. Так и решил, запомнил страничку, где остановился и все.

Завуч продолжал:

— В прошлом году очень хорошо в колхозе поработали группы электриков, обработчиков, вычислителей. А ваша группа, что? — обратился он к старшекурсникам. — Разве вы не читаете газету «Кировская правда»? Надо читать. Вы уже не школьники. Почитайте в ней, какая тяжелая ситуация у нас в области сложилась с уборкой урожая в этом году, этой осенью? Очень сложная ситуация. Кто поможет стране? Мы с вами, студенты и учащиеся. Партия бросает нас на самый трудный и ответственный участок уборки картофеля и овощей. А вы сорвали отъезд группы, опоздав на поезд. Так где — ж е спрашивается ваш патриотизм? Где любовь к Родине? Ведь она, любовь к Родине, проявляется во всем, даже в самой тяжелей и грязной работе, уборке осенью картофеля и овощей.

А сейчас я вам расскажу о предстоящей в сентябре производственной практике, которую вы будете проходить в подшефных колхозах и совхозах Кировской области, помогая сельским труженикам в уборке овощей, картофеля, капусты, морковки.

***

Димка со Славиком сидели на скамейке у дома.

— Слушай, так сегодня уже одиннадцатое?

— Да. Еще один день канул в Лету.

— Канул, канул. И что-то скукота — то какая. Ничего не происходит.

–Да. Однообразно, как — то все. Сейчас уже 5 часов дня, а никаких событий. Вчера в 5 часов в карты играли с парнями и Сережкой и Макаром. Покер, конечно, хорошая игра, но, если позавчера покер, вчера покер, сегодня покер?

— Согласен. Скучновато. Вчера в 5 часов карты, сегодня в 7 часов волейбол. И так каждый день. Скучновата как-то на события наша жизнь.

— Это потому, что лето, наверно. Пойдём-ка на Вятку, на тот берег хоть сплаваем.

— 8 классов закончили. Пока школа. Отдыхать, так отдыхать, а, философ?

–Согласен. Пошли.

***

Славик вообще-то любил одиночество. Они с мамой живут вдвоем всю жизнь. Вот уже 15 лет. Она только год назад закончила техникум, а он, этот техникум, вечерний, и Славик часто оставался один дома. Привычка многолетняя. Он и не страдал. Читал. Любил в библиотеку ходить.

Ну и как все в его возрасте «бегать"с парнями и девчонками целыми днями на улице, на велосипедах кататься, в волейбол играть.

В сарае у Кольки Князева секцию бокса организовали, а с Вовкой Высоковским и Венькой Орловым фотостудию «Орво» создали. В покер опять-таки режутся в свободное время. А когда один Славка, то одиночество его не угнетает. Сказывается многолетняя привычка, выработанная годами. Или еще что-то. Может, характер у него такой — спокойный.

А сейчас жара. На небе ни облачка. Даже нет ветра. Не шумит сад, который обычно монотонно шуршит. Вернее, не сад шуршит, а листья. Через 4 часа сядет солнце, и парни с улицы, как обычно, будут играть. Как? Ну как можно играть? В волейбол!

Вчера в волейбол. Сегодня в волейбол. Завтра в волейбол. Итак, всегда. (в смысле — целое лето.) Приходят Ленька с общежития через дорогу, другие парни заводские тоже после работы. Пацанва местная подкатываемся. Кто поболеть, за наших или за заводских, кто поиграть. Три как минимум, а то и четыре команды собираются. Есть за что биться. До ночи играют. И не надоест! Вот эта игра! Вот это азарт!

Любит Славка волейбол.

Но если бы не его неожиданно возникшее этим летом увлечение, если бы не Тамарка, то была бы и с волейболом полнейшая скука.

Звонок. Славик, отложив книгу, а вместе с ней и философски — грустные мысли о бытие, о времени, пошел открывать. Это Серега, наверное, или Макар. На улице пасмурно, дождь. Делать нечего, в карты поиграем хоть.

Вообще — то, зарядил дождь надолго. Славка заглянул в окно. Все молотит и молотит. Он обленился за эти дни, как повлияла на его «психику» эта осень. Потянуло к лежачему чтению, стал есть мало сахару, и вообще, за это время оброс ленцой. И как раз именно в эту неделю, когда лили, монотонно барабаня по окну дожди, первые предвестники осени, у них и началась «эпидемия» карт.

Быстренько, буквально за два дня, Макар научил их играть в «Кинг», «Храп», «Пас» и «Буру», да еще и в «Подвеску». И через день уже играли на деньги.

А еще через день Макар выиграл рублевку, от которой еще немного погодя остался полтинник.

А теперь часов 6 назад, играя в «Очко», уже Сашка обанкротил Макара и Высу. И в итоге всех обыграл Серега. Довольный, запихивая деньги в карманы, успокаивал:

— Не расстраивайтесь, парни, не расстраивайтесь, завтра отыграетесь.

Всю неделю дулись в карты. До тошноты Славке надоело.

–Да, рассуждал он, — выглядывая в окно, — Ну хоть бы раз солнце выглянуло. Солнце, солнце, великое светило, дарующее нам жизнь. И мы, о люди, зависим полностью от солнца! Война связана с солнечной активностью, смертность, деторождение… все, все, все связано с солнцем, — печально подумал он и улегся спать.

А в ушах все звенело:

— Я пас.

–Недобор.

— Перебор!

–Ура! Очко!

–А короля не хочешь? А туза?

–Пики масть, козырь пики?

–Все. Бура. Мой банк!

Как ни пытался Славка, ни в пятый, ни в десятый раз отыграться не смог.

–Так, — радовался Макар, записывая в свой маленький измызганный и затасканный блокнотик какие — то цифры.

–Итак, — подвел он итог, — Серега, мне должен три рубля, а ты, Славик, ого, 10 рублей 35 копеек. Ладно, копейки я прощаю. Десятку отдашь и в расчёте.

–Да где я ее возьму, десятку-то, Макар, поимей совесть, отыграю потом, или вот сейчас. Давай продолжим, а? Макар?

–Так, школяры, все. Завязали разговоры. Отдадите деньги, как договаривалась. У нас с Пашкой принцип:"Договор дороже денег".

— И срок не забудьте. Край — неделя. — добавил довольный Макар, дверью.

–Во, попали! — чешет затылок Выса, — что я бабушке — то скажу, у нее пенсия 7 рублей. Ё-моё.

Задумался и Славик:

— Так, мне дают 10 копеек на дорогу, 15 копеек на обед. Это что же, 40 дней не ездить на учебу и не есть, а если ездить и не обедать, то это два месяца. — Нет, — подвел он итоги своим вычислением, — мне не сэкономить столько, тем более срок — то всего неделю Макар дал. А у него братан, недавно вернулся из тюрьмы. С Макаром не пошутишь. И как быть? Вот это попал!

***

В ободранном и криво висящем почтовом ящике лежал конверт. Ключа, как обычно не было и Славик вытащил его через широкую щель вверху ящика. Помял немножко, но ничего. Ага, здорово. Вова пишет. Славик оторвал осторожно, чтобы не потерять обратный адрес, боковинку конверта и, поднимаясь по лестницам прочитал:

Конец ознакомительного фрагмента.