Акценты. Книга о самом дорогом

Александр Геннадьевич Балыбердин

Эта книга будет интересна всем, кто любит жизнь и хочет прожить ее не зря. С верой и любовью, не теряя надежды и радости, в мире с собой и другими людьми. В чем помогает христианство, с помощью которого можно найти ответы на самые интересные и важные вопросы.

#ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ

ПЕШЕШЕСТВИЯ НЕОФИТА В ПОИСКАХ СМЫСЛА ВЕЛИКОРЕЦКОГО КРЕСТНОГО ХОДА

ВМЕСТО ПРОЛОГА

— Вы идете в крестный ход?

— Нет, а это обязательно?

— Но Вы же православный. Все православные идут.

— А Вы тоже православный?

— Да.

— А почему тогда без бороды? Разве православные мужчины не должны носить бороду?

— Ну, Вы тоже сравнили — бороду и крестный ход!

— Я лишь хотел узнать, зачем Вы в него идете?

— Ну, не знаю. Просто иду и все!

— А хотите узнать?

— А Вы сами ходили?

— И да, и нет.

— Как так?

— А вот послушайте.

КАК ЭТО БЫЛО?

Странное дело, я родился и вырос на Вятке, а о Великорецком крестном ходе узнал уже взрослым, женатым человеком. Было это в начале 1990-х годов. Тогда мы с супругой Ириной и дочкой Настюшей жили в пригородном селе Кстинино в старом «поповском» доме с окнами на Троицкий храм, широкими половицами и полом в полтора наката.

Построенный в центре села этот большой и просторный дом после революции привлек внимание новой власти. Отобрав дом у семьи сельского священника, она устроила в нем сельсовет, куда приходили друзья, а в подвале — тюрьму, где ждали своей участи враги. Хотя еще недавно все они были односельчанами, прихожанами одного храма, братьями и сестрами.

Взяв в руки государевы вожжи, новая власть правила круто и решительно, ломая и строя, не жалея ни своих, ни чужих. Но когда со временем вожди состарились, запал прогорел, пропал страх, а вслед за ним из сельского магазина исчезли товары, никто не вышел на улицу, чтобы эту власть защитить. Измученные безденежьем селяне уткнулись в свои огороды, и все, что происходило за их границами, никого не волновало.

Именно тогда на глаза мне попалась небольшая заметка о Великорецком ходе, которую сопровождала черно-белая фотография. На ней молодой священник в намокшем подряснике шел во главе немногочисленной колонны паломников по раскисшей лесной дороге.

Увидев этот снимок, я буквально воочию ощутил, как повеяло другой жизнью — незнакомой, но глубокой и настоящей, в которой люди мужественно преодолевали посланные им испытания и точно знали, зачем и куда они идут. И мне тоже захотелось пойти с ними на небольшую реку с названием сошедшим со страниц древних былин.

Тем временем приблизились сроки паломничества, а также конец учебного года (я работал в школе), посадка картошки, дела огородные. В завершение завхоз привез и высыпал под окна две телеги неколотых дров.

Поэтому, когда я вспомнил о крестном ходе, было уже поздно. Паломники снова ушли на Великую, а я со своими дровами и грядками остался на берегу. Что стало для меня первым открытием — оказывается, одного желания мало. Нужна решимость, так как за тебя никто первый шаг не сделает, и именно с него начинается крестный ход.

ПОЙТИ И ДОЙТИ

Почему люди решаются сделать этот шаг? Для меня это до сих пор остается загадкой. И все же, думаю, что для многих сверстников, оказавшихся перед выбором между цинизмом постсоветской жизни и робким шагом к православной вере мой опыт был достаточно типичным.

Первый Великорецкий ход 1997 года стал для меня одной из первых встреч с православием. Причем не бумажным, а живым и деятельным, загадочным и динамичным. Отправившись в него с молитвой «Отче наш», к концу паломничества я уже знал наизусть тропарь святителю Николаю, вполголоса подпевал пасхальные песнопения и угадывал отдельные строки акафиста. Не на словах, а на деле крестный ход стал для меня школой молитвы, о важности которой раньше я только читал, а теперь встал и пошел в первый класс.

Помню, этот ход ознаменовался еще одним важным открытием. Уже к концу первого дня в Бобино я почувствовал, что у меня… есть душа, и еще целых два дня мне придется тащить ее на Великую реку. Да, именно так — мое тело тащило душу, которая ныла и просилась домой. На каждом новом переходе она повторяла одно и тоже: «И что тебе дома не сиделось? Куда ты идешь, и главное зачем? В святцы захотел?».

Чтобы заглушить это нытье, я пытался отвлечься — смотрел по сторонам, заводил разговоры со знакомыми паломниками, что-то напевал про себя, но душа продолжала ныть. И тогда, где-то на третий день пути, я начал молиться. Просто шел и читал про себя «Отче наш», вслушивался в пение хора и чтение акафиста святителю Николаю. И ведь помогло! Сомнения на время молитвы отступали, идти становилось радостнее и легче. Я с завистью глядел на бабушек, у которых все было наоборот — молитва вела их немощное тело. Да так, что они обгоняли меня, молодого и здорового, но слабого духом. И это стало вторым открытием.

Когда на стоянке перед Великорецким я увидел храмы, за моей спиной словно выросли крылья. Последний переход я пробежал так скоро, что входил в село в первой группе паломников и сразу взял благословение у отца Геннадия Кочурова на обратный путь. Настроение было такое, что я кипел, сиял и лучился, как начищенный до блеска самовар, и благословлял все вокруг — людей, леса, луга и птиц. От прежней усталости не осталось и следа, и даже трудности обратного пути ничего не испортили.

Помню, как наполненный до краев этой радостью я вышел из автобуса и прямо в том, «в чем покорил Эверест» — с загоревшим лицом, огромным рюкзаком, в походной одежде — зашел в магазин «Рассвет» и в удивлении замер. Здесь было все как всегда — все те же уставшие продавцы что-то лениво вешали, заворачивали и протягивали таким же уставшим покупателям, и даже кассир была все та же — уставшая и всем недовольная.

За несколько дней крестного хода я настолько привык к другой, новой жизни, что видеть это было неприятно и печально. Оказывается, пока я, стиснув зубы, тащил себя на святое место, здесь ничего не изменилось. Словно я снова вернулся в те дни, когда размышлял над тем, пойду ли на Великую реку? И это утвердило меня в решимости отныне каждый год обязательно идти крестным ходом. Пусть хотя бы несколько дней, думал я, но обязательно буду жить этой новой жизнью!

ПРЕОДОЛЕТЬ СЕБЯ

Наступил новый год, и незаметно приблизилось время Великорецких торжеств. По наивности я решил, что, если с первого раза прошел весь путь, то легко смогу повторить прежний успех. Но Бог не дал мне закоснеть в гордости. Произошло это так.

Как не пугали меня друзья, первый раз на Великую и обратно я пришел без единой мозоли, после чего целый год без устали нахваливал старые отцовские кроссовки и раздавал советы бывалого паломника. Кроссовки с почетом стояли в прихожей и всем своим видом внушали уверенность в том, что за ноги во время нового паломничества я могу не беспокоиться.

В итоге, отправившись в путь и натерев себе все, что возможно, походкой подстреленного пингвина я вошел в Великорецкое и, доковыляв до игумена Тихона (Меркушева), который в том году впервые возглавил паломничество, смущенно попросил разрешения выйти из крестного хода.

Улыбнувшись в рыжую бороду, отец Тихон спросил: «Может к утру пройдет?». «Нет, нет!» — я решительно замотал головой, уже размечтавшись о том, как вечером в кругу семьи буду пить чай с вишневым вареньем, рассказывая о трудностях крестного пути. Спустя пару часов я уже мчался в попутной машине в сторону Вятки, стараясь не думать о том, что сошел с дистанции. «Ну, ничего, ничего, — успокаивал я себя. — В следующий раз обязательно схожу туда и обратно».

Наступил новый день. По привычке я проснулся ни свет, ни заря и сразу почувствовал, что… абсолютно здоров. Всего за одну ночь из подстреленного пингвина я превратился в борзого скакуна! Ни одной мозпли! Это казалось невероятным. Я буквально вывернулся перед зеркалом наизнанку. Ну, хотя бы в одном месте что-нибудь вспухло бы или покраснело! Здоров! Абсолютно здоров! И тут мне стало невероятно стыдно за свое малодушие. «Эх! Надо было остаться на Великой и переночевать, — думал я. — Сегодня бы шел со всеми в обратный путь! Кстати, а где они сейчас?».

Я стал лихорадочно вспоминать, где в этот час могут идти паломники. После чего в течение всего дня, стоило только мне посмотреть на часы, как невидимый диктор докладывал: «13.00 — идут по Медянскому бору. 16.00 — вошли в Медяны. 20.00 — пришли в Мурыгино». Впечатление было таким, словно меня разорвало на две части, одна из которых уже пришла домой, а другая все еще шла крестным ходом.

Не вынеся этого разделения, утром следующего дня я отправился к новому мосту, чтобы встретить паломников и пройти с ними хотя бы несколько километров по городу. Когда приблизилась колонна, все крестоходцы, включая старушек и маленьких детей, показались мне былинными богатырями. Уставшие, но по-прежнему собранные и сосредоточенные, они проходили мимо, а я по-прежнему стоял на обочине и не решался войти в колонну, считая, что, сбежав из Великорецкого, не имею права быть причастным к подвигу этих людей. Неожиданно со мной поравнялась пожилая женщина, которая несла несколько бутылей святой воды. Чтобы хоть как-то искупить свое малодушие, я предложил ей помощь. Она согласилась. Я влился в колонну и так с бутылями пришел в Серафимовский собор.

Путь был завершен, и все же, с моей точки зрения, он не был успешен, поскольку я сошел с дистанции, пропустив его добрую половину. Я по-прежнему мерил крестный ход километрами и ругал себя за малодушие. Но не потому, что оно глубоко угнездилось в моем сердце, а потому что оно было причиной моего неуспеха. Я думал, что, если не смог пройти весь путь, значит, этот ход — «несчитовый». В следующем году, хоть на карачках, но доползу до Великой реки. Вот увидите!

ПОТРУДИТЬСЯ, ПОМОЛИТЬСЯ

Однако в следующем году из-за занятости на работе мне снова не удалось пройти весь ход целиком. Тогда, преисполнившись энтузиазма, я решил, что обязательно отправлюсь в обратный путь, а пока провожу паломников до села Бобино. Сказано — сделано. Накануне, на семейном совете, было решено, что на проводы крестного хода со мной отправится дочка Настя, второклассница, и мы вместе будем молиться о маме, которая тогда ожидала малыша.

К тому времени у меня уже появились знакомые крестоходцы. Один из них посоветовал в пути держаться ближе к иконе и певчим, чтобы «молитва постоянно звучала в голове, потому что так легче идти». Но осуществить это не удалось, так как мы с дочкой попросту не успевали за головой крестного хода, бодро срывавшейся с каждого привала, задавая тон и темп.

Из-за этих рваных перебежек дорога до Бобино показалась особенно трудной и бесконечной. Последние километры дочка почти поминутно спрашивала, скоро ли мы дойдем. Из-за чего вскоре я начал чувствовать себя, если не мучителем собственного ребенка, то явным неадекватом, сбрендившим на религиозной почве, и был несказанно рад, когда на горизонте показалось село Бобино и его обитатели.

Два дня спустя я поехал в Великорецкое, чтобы присоединиться к паломникам и пройти с ними хотя бы обратный путь. Теперь я шел один и не отставал от головной группы. Идти с молитвой, действительно, было легче. Тем более что, в отличие от меня, свеженького, крестоходцы устали и уже не рвались вперед.

Сам вид этих собранных и молчаливых людей с обгоревшими на солнце и обветренными лицами внушал уважение. Многие из них были сама сосредоточенность — ни одного лишнего слова, жеста или даже шага. На привалах бывалые крестоходцы были все также скоры и собраны. Пока священники молились, сопровождавшие их паломницы в два счета, выверенными движениями постилали на траву клеенку, на которой, как на скатерти самобранке, тут же появлялись бутерброды, печенье, огурцы, помидоры и даже горячий чай.

Только тогда они позволяли себе поговорить. Причем не о пустяках, а непременно о чем-то духовном — о том, «как важно принять Великорецкую традицию из рук бабушек, которых с каждым годом становится все меньше», «как умилительно идут крестным ходом дети», «какие молодцы родители, взявшие с собой в путь грудного младенца» и т. д. Едва ли не постоянно звучало «спросите у батюшки», «как батюшка благословит», «что скажет батюшка».

Но вот раздавался сигнал подъема. В мгновение ока скатерти убирались в рюкзаки, и головная группа, восстав и воспев, устремлялась в путь. Певчие перед иконой, священники следом, а за ними, ровными рядами, паломники и паломницы. Каждый на своем месте, и, чтобы его занять, приходилось потолкаться. Конечно, не между «своими», а с другими крестоходцами, случайно оказавшимися впереди колонны. Что в начале пути довелось испытать также и мне, и, хотя знакомый священник объяснил соратникам, что «пихать его надо, потому что он свой», теперь я старался в первые ряды не лезть.

Наконец, на горизонте показалось Мурыгино, и мне вспомнилось, как два года назад, не зная, «где главу приклонить», я напросился на чей-то сеновал, где к тому времени уже лежало и сопело два десятка паломников. Втиснувшись между чьими-то сапогами и рюкзаком, я просто упал на доски и уснул, даже не сняв обуви. И вот теперь снова надо было позаботиться о том, где упасть. Словно прочитав эти мысли, ко мне подошел знакомый и предложил пойти с ним, поскольку его друг решил уехать в Киров, и в доме, где прежде они ночевали, освободилось место.

После молебна мы отправились на ночлег. Я уже приготовился снова лезть на сеновал, но, оказалось, что делать этого не надо. «Сеновал» оказался вполне крепким домом с большим огородом и баней, которая издали приветливо встретила нас запахом березовых веников.

Поймав удивленный взгляд, знакомый разоткровенничался: «Дело в том, что перед началом паломничества мы всегда выезжаем на маршрут, чтобы решить проблему с ночлегом. Обычно едем с другом. Приезжаем в село. Выбираем дом. Конечно, хозяева хотят подзаработать, и это нормально. Ну, пустили бы они человек десять, по полтиннику с человека. А мой друг, бизнесмен, даст им тысячу рублей, и весь дом в нашем распоряжении! Могут и стол накрыть, и баньку затопить. Кстати, как тебе банька? Правда, хороша?».

В общем, в ту ночь я спал в отдельной комнате, на широкой семейной кровати и приятно поскрипывал новеньким накрахмаленным бельем. А что? Имею право! Все оплачено! А по улицам Мурыгино в поисках ночлега еще долго ходили уставшие паломники, у которых не было друга бизнесмена.

Утром мы продолжили путь. Колонна шла через Гирсовский бор, берегом реки Вятки. Утреннее солнце купалось в верхушках сосен. Пахло ладаном и сырой землей. Чудотворная икона покачивалась на плечах батюшек, и все дальше и дальше уходила вперед. Я намеренно отстал и теперь шел один, не с головной группой.

Прошедшая ночь совершенно выбила меня из колеи. Не потому что я не выспался. Напротив, выспался я превосходно! Банька была горячей, ужин плотным, постель мягкой. Но именно это и пугало. Точнее, лишало мое паломничество смысла. Ведь я шел, чтобы потрудиться и помолиться, и вдруг — бац! — попал в санаторий. Мне бы принять эту ночь как дар Божий, но я был полностью сосредоточен на своем «суперплане», который теперь, по моему разумению, потерял всякий смысл.

Я специально отстал от головной группы, поскольку снова слышать высокие и правильные слова о «величии Великорецкой традиции» мне было невыносимо. Я знал и видел, как произносившие их люди ночевали в соседнем коттедже, также предварительно оплаченном, но это их ничуть не смущало. Все такие же собранные и целеустремленные, плотными рядами они шли за иконой в свой «последний и решительный бой». Не обращая внимания на высотные дома и трубы областного центра, которые уже появились на горизонте.

Пять лет спустя, видимо, чтобы я не забыл той памятной ночи, Бог показал, как могло быть иначе, если бы не Его дар и Его милость. Тогда моя супруга Ирина впервые пошла в крестный ход, и я пообещал встретить ее в Бобино и разместить на ночлег. Почти весь день, не переставая, лил дождь. Поэтому паломники решили сократить число стоянок, пришли в село раньше обычного и быстро разошлись по домам.

Приехав в Бобино, я обнаружил Ирину в центре села в компании еще трех таких же начинающих паломниц, из-за чего она наотрез отказалась идти в заранее приготовленное место. «Ну, сам подумай! Как я могу их бросить?» — спросила Ирина, показывая на новых знакомых.

Делать было нечего. Мы пошли по селу в поисках ночлега. Через полчаса нас было уже десять человек, поскольку, заметив компанию во главе с человеком в подряснике (я уже был священником), все бедолаги с надеждой присоединялись к нам. Впрочем, безуспешно, так как, скитаясь от дома к дому, мы везде получали отказ. Иногда хозяева приглашали пройти в дом и убедиться, что свободных мест нет. Однако мы и сами это видели, и уже были готовы притулиться где угодно, лишь бы спрятаться от бесконечного и нудного дождя.

Так продолжалось около часа. И все же, когда в большинстве домов уже погас свет, нам удалось найти подходящий дом, расположенный на самой окраине села. Нас приютил Владимир Михайлович Кудрявцев, в доме которого, на полу в коридоре и сенях, нашлось место для десяти уставших и замерзших женщин. Некоторое время спустя, я снова приехал в Бобино, чтобы еще раз поблагодарить этого доброго человека, и именно с этой встречи началась история деревянной Никольской церкви, что затем была возведена в селе при активном участии хозяина дома.

Все это случится через пять лет, а пока уставший и опечаленный крахом своего «суперплана» я шел и думал о том, что в следующий раз не дрогну и обязательно пройду весь путь. От начала и до конца. Как положено.

КРЕСТНЫЙ ХОД КАК ПРОТЕСТ

Наступил 2000 год — юбилейный для Великорецкого паломничества. На этой волне с ним стали происходить удивительные изменения. Буквально на наших глазах оно значительно выросло и помолодело. Каждый год в него вливались сотни новых трудников, которые с замиранием сердца слушали рассказы бывалых ходоков о том, как еще недавно власти гнали их и преследовали, не давая придти на Великую реку.

В ту пору я нарабатывал материал для кандидатской диссертации по теме хрущевских гонений. Со страниц документов вставала, действительно, неприглядная картина, в свете которой крестоходцы казались героями своего времени. Позже писатель Владимир Крупин посвятил им слова, помещенные на памятном кресте, установленном на вершине Великорецкого холма: «Поклон вам, воины Христовы, сохранившие для нас великую святыню — Великорецкий крестный ход». Лучше не скажешь. Вместе с тем, нельзя было не заметить, что многолетнее хождение без чудотворной иконы и духовенства имело свои печальные результаты.

Во-первых, в сознании многих людей крестный ход отделился от святыни и приобрел самодовлеющее значение. Являясь вызовом советской действительности, он стал восприниматься как протест и только, без отношения к самой иконе, ее истории и чудесам. Если бы паломникам сказали, что чудотворный образ больше никогда не пойдет на Великую реку, они, скорее всего, ответили бы, что это не так важно. Потому что, с иконой или без нее, они все равно отправятся в паломничество. Словно не святыня освящает ходоков, а, наоборот, их шествие, потертости и мозоли придают иконе величие и святость.

Так среди участников крестного хода стали появляться казаки с малоизвестными, а то и вовсе неканоничными иконами; старцы в инвалидных колясках, пророчащие о близком конце света; фотографы, специализирующиеся на уставших бабушках, грязи и покосившихся домах; экстрасенсы, крепкие мужчины в камуфляже и другие персонажи.

Если обычные паломники брали в путь иконы и молитвословы, то эти — флаги, плакаты и листовки и собирали единомышленников через интернет, называя крестный ход «полевым выходом». Завидная мечта такой группы — пойти в голове колонны и развернуть транспарант типа «православие или смерть». С таким расчетом, чтобы многотысячная колонна паломников оказалась идущей за этим транспарантом. После чего сделать несколько снимков и выложить их на своем сайте. Если же попутно удастся раздать несколько тысяч листовок, то «полевой выход» можно считать успешным.

Понятно, что к крестному ходу все это не имеет никакого отношения, о чем твердо и ясно сказано в его Уставе. Однако деятели не унимаются и не собираются упускать шанс заявить о себе. Когда же несколько лет назад один из священников попросил, чтобы они свернули плакаты и перестали раздавать листовки, то в ответ услышал: «Нам попы — не указ. На Великую ходили как с попами, так и без попов. Это народная традиция, и ты ее не приватизировал. Так что иди своей дорогой!».

Причем это касается не только мужчин. Однажды перед началом паломничества мне довелось встречать поезд «Вятка», который с рюкзаками и походными ковриками, казалось, собирался целиком оправиться в крестный ход. Увидев трех женщин лет пятидесяти, я предложил подвезти их до Серафимовского храма, откуда в те годы начинался крестный ход. Они с радостью согласились.

Только отъехали от вокзала, попутчицы завели разговор о новых паспортах и ИНН. Словно хотели проверить, «настоящий» ли батюшка их везет? Я попытался возразить и в ответ сразу получил: «А вы почитайте вот это… Старцы говорят… Да мы сами эти шестерки видели!». Понял, что спорить бесполезно. Еду, молчу, и они тоже молчат. Так, молча, доехали до храма. Молча достали рюкзаки из багажника. Молча простились. Словно, кроме как о новых паспортах, и поговорить не о чем.

Складывается впечатление, что, привыкнув с советских лет против кого-то бороться, некоторые прихожане не могут от этого отвыкнуть. Жизнь, в самом деле, неидеальна. Но, если одни считают причиной тому собственное несовершенство, то другие, как пионеры, всегда готовы против чего-то сражаться — новых паспортов и ИНН, демократии и русофобии, ювенальной юстиции, американского империализма, треклятого Запада и дальше по списку. Забывая, что к Великорецкой традиции это не имеет никакого отношения, и «подателям сего» надо не в крестный ход, а на баррикады.

Вместе с тем, надо понимать, что крестный ход всегда будет привлекать таких людей, так как является вызовом этому миру. Поскольку же новоначальные христиане стоят на ногах нетвердо, их легко сбить с верного пути. Поэтому так важно, чтобы вовремя нашелся человек, способный это объяснить.

Лично со мной такое произошло в паломничестве 2000 года. Тогда я, наслушавшись песен в исполнении Жанны Бичевской, был увлечен старым гимном «Боже, царя храни!» и на обратном пути под Медянами сподвиг нескольких крестоходцев его спеть. Идем, поем. По ходу дела к нам присоединяются другие паломники. Хорошо! Уже невольно хочется перейти на строевой шаг.

Вдруг с нами поравнялся священник. Идет рядом, слушает. Дослушал и говорит: «Хороший гимн. Только петь его здесь не надо, потому что это не демонстрация, а крестный ход. Давайте, лучше вместе споем тропарь святителю Николаю!». Начал, и мы за ним подхватили. Спасибо, что объяснил, а то бы я до сих пор путал крестный ход с демонстрацией.

ВСЕ ИДУТ, И Я ИДУ

В противовес этому, набирало силу другое отношение к крестному ходу, которое талантливому режиссеру Марине Дохматской удалось отразить в документальном фильме «Обет».

Как известно, у кино — свои приемы и задачи, одна из которых заключается в том, что оно обязательно должно произвести впечатление, поразить зрителя. В данном случае «оружием массового поражения» было избрано само Великорецкое паломничество: самое древнее из ныне существующих — ему более 600 лет, самое массовое — насчитывающее десятки тысяч паломников, самое продолжительное — более 150 километров пути, самое многострадальное — в 1959 году его закрывали на всесоюзном уровне и одно из самых известных в России.

На экране мы видели все тоже «самое-самое». Уставшие от столичной суеты москвичи целыми вагонами с рюкзаками высаживались на кировском вокзале. Бесконечная колонна паломников переходила реку Вятку по мосту, над которым парил вертолет съемочной группы. Пожилая паломница вспоминала, как в былые годы плохие милиционеры шныряли по лугам и лесам и отлавливали хороших паломников. Губернатор — коммунист дарил церкви колокола. Внимающий ему настоятель многозначительно молчал. Американский профессор увлеченно размышлял о русской соборности. Паломники наперебой рассказывали о чудесах и о том, что уже начали считать дни до нового паломничества. В итоге в душе зрителя рождалось, крепло и под конец фильма вырывалось из груди: «И я тоже хочу! Я должен попробовать!». Благодаря чему в крестный ход каждый год вливалось несколько тысяч новых участников.

Мне запомнилась встреча, которая произошла во время юбилейного паломничества 2000 года и довольно точно передает настроение тех лет. Утром второго дня пути за Бобинским волоком на подходе к селу Загарье в колонне паломников мне попалась на глаза группа школьников, на вид пятиклассников. После большого перехода и бессонной ночи дети сильно устали и понуро брели по полевой дороге, окутанной промозглым, сырым туманом.

— Как вы здесь оказались? — поинтересовался я.

— Учительница предложила, родители согласились, вот мы и пошли, — был ответ.

— Где же вы ночевали?

— Нас одна бабушка пустила на сеновал.

— А родители с вами идут?

— Только классный руководитель Мария Ивановна.

Дети показали на девушку лет двадцати с огромным рюкзаком за спиной, который едва ли не перевешивал ее назад. Бедная Мария Ивановна, а точнее просто Маша, стояла, чуть покачиваясь от усталости, и только улыбалась в ответ. Не в силах объяснить, как все это произошло, и предугадать, что с ними будет через час пути.

— А не боитесь? Путь-то дальний! — не унимался я.

— Нет! Не боимся, — отвечали школьники. — Мы уже не раз ходили в поход. И на этот раз дойдем!

Понимали ли дети, чем паломничество отличается от обычного похода, а их учительница, какую ответственность взяла на себя? Этого я не знаю. В конце концов, молодожены, как правило, также мало что знают о семейной жизни, однако это не повод не вступать в брак. Не войдя в воду, плавать не научишься.

Так на рубеже веков тысячи людей захотели принять участие в Великорецком паломничестве, и не нам судить, какими путями Господь привел их на святое место. Однако мало создать семью, надо ее сохранить. Мало креститься, надо жить церковной жизнью. Мало пойти в крестный ход, надо научиться в него ходить. Причем делать это осознанно, в здравом уме и твердой памяти, стремясь, чтобы твой ход был крестным не только на словах, но и на деле.

ОБЕТ ИЛИ ОБЕД?

Вскоре стало очевидно, что идея паломничества, как исполнения обета, данного вятчанами при перенесении чудотворной иконы в Хлынов (Вятку, Киров), не может исчерпать всех его смыслов. Обет был дан хлыновцами, но на реку Великую шли не только они. В 2000 году по благословению патриарха Алексия II Великорецкий ход стал Всероссийским. После чего с каждым годом число иногородних паломников стало расти в геометрической прогрессии. Словно, каждый, вернувшись домой, брал за руку двоих и вел за собой.

Областные власти всячески поощряли эту тенденцию, поэтично называя Великорецкий крестный ход «визитной карточкой Кировской области». Затем в кулуарах стало звучать слово «бренд». При этом его планку приходилось с каждым годом поднимать все выше и выше, изыскивая все больше средств для того, чтобы принять, разместить и прокормить растущую армию паломников, обеспечить их безопасность, медицинское обслуживание и т. д.

Впрочем, к хорошему привыкается быстро. Поэтому, получив бесплатную кашу и хлеб, некоторые паломники роптали: «А где компот? В прошлом году был. Почему не наливаете?». Как в известном фильме про тунеядца Федю. Слышать это было горько и хотелось в ответ сказать: «Пожалуйста, определитесь, что это — турпоход или паломничество, обед или обет?». Однако с обетом тоже было непросто.

Во-первых, потому, что даже священники не верили в то, что когда-то хлыновцы не смогли сдвинуть чудотворный образ с места, пока не пообещали ежегодно приносить его на святое место. А раз никакого чуда не было, то не было и обета, без которого общий Смысл паломничества распадается на тысячи индивидуальных смыслов, которых у каждого паломника целый рюкзак за плечами.

Во-вторых, во всем этом было нечто такое, с чем сердце не могло согласиться. Особенно с рассказом о том, как однажды хлыновцы не пошли на реку Великую, и тут же были наказаны морозами, внезапно ударившими в начале июня и едва не погубившими все посевы. Означало ли это, что, если в наши дни они не пойдут в крестный ход, Бог разрушит их бизнес, уволит с работы, пошлет плохого начальника, болезни или другие несчастья? Да и хорошо ли представлять Бога настолько мелочным и мстительным?

Тогда ответить на эти вопросы я не мог. Мысли, как пчелы, роились в моей голове, и по мере приближения к Великорецкому смысл паломничества все больше ускользал и дробился на тысячи маленьких смыслов. В итоге я вернулся к тому, с чего начал — просто надо пойти и дойти! Когда же это было исполнено, и я снова без единой мозоли возвратился домой, то неожиданно понял, что больше в крестный ход не пойду, так как не вижу в этом смысла.

Сегодня я понимаю, что это было ошибкой, о причинах которой отец Александр Шмеман писал: «В наше время в центре религиозной жизни стоит не истина, а религиозное чувство. Оно, а не истина признается главной ценностью, по которой мерится все. И в церковной жизни, и в богослужении все расценивается в зависимости от того, что „я“ хочу получить от них, что „мне“ представляется существенным, что „я“ люблю в них».

Добавлю, что, когда мы этого не получаем, то часто «с водой также выплескиваем ребенка» — перестаем ходить в церковь, исповедоваться и причащаться, жить церковной жизнью. Словно говорим себе: «Это не работает, и потому тратить время на это не надо, лучше попробовать что-то другое». Однако со временем «другое» также надоедает и обесценивается. А все потому, что нам была дорога не истина, а религиозное чувство, которое, как и все другие чувства, зависит от гормонов, а они не вечны. Поэтому все, что нас волновало со временем выдыхается и перестает вдохновлять.

Также произошло со мной. Подобно тому, как мотылек из темноты стремится к свету, четыре года подряд я рвался на Великую реку, и вдруг этот свет погас, и я опустил крылья. Конечно, в глубине души я понимал, что это вовсе не крестный ход утратил Богом данный ему Смысл, но рухнули, обесценились, исчерпали себя мои фантазии. Понимал, но прорваться сквозь эти фантазии к подлинному смыслу паломничества мне еще не хватало ни знаний, ни сил, ни опыта. Для этого необходимо было не только время, но нечто большее.

КАК ЗДОРОВО, ЧТО ВСЕ МЫ ЗДЕСЬ

Прошло десять лет, прежде чем, я дерзнул вернуться к этой теме. Все это время в крестный ход я не ходил, но со стороны внимательно наблюдал, что с ним происходит.

Внешне все выглядело вполне благополучно. Число крестоходцев с каждым годом увеличивалось и в итоге достигло 40 тысяч человек. Теперь на реке Великой их встречал уже не приход, а мужской монастырь во главе с игуменом Тихоном, некогда водившим паломников. Братия монастыря при участии областных властей трудилась над восстановлением Великорецких храмов. Сменились три губернатора, и каждый из них в меру сил этому помогал.

В ноябре 2008 года Великорецкая икона в третий раз посетила Москву. Специально к этому визиту епархия издала большую книгу, которая обобщила все, что на тот момент было известно о святыне и крестном ходе. Отныне не только летом, но в течение всего года на реке Великой можно было встретить паломников, география которых ширилась с каждым годом.

Все это радовало, но заданных выше вопросов не отменяло. Напротив, с каждым годом нарастало ощущение, что проблемы усугубляются, и даже принятие Устава Великорецкого крестного хода не помогло их разрешить. Потому что для этого требовалось не столько грамотное администрирование, сколько богословское осмысление крестного хода, а этого как раз и не было. Казалось, единственное, что всех волновало — сколько человек в новом году собирается отправиться на Великую реку, и что собираются придумать организаторы для того, чтобы облегчить их путь?

Главные вопросы все также оставались без ответов, и в отсутствие их крестный ход неизбежно сбивался с пути. Уже невооруженным взглядом было заметно, что значительная часть крестоходцев никак не связывает свой путь со святыней.

Как-то раз, поздним вечером, я шел берегом реки Великой и в сгустившемся тумане буквально наткнулся на чудотворный образ, который лежал на аналое посредине поляны, и рядом не было ни души! На следующий день возле святого источника собрались тысячи людей. ОМОН еле сдерживал ликующее людское море.

Однако, приглядевшись, можно было заметить, что причиной ликования была не сама икона, а падающие на лица паломников капли святой воды, яркое солнце, общая восторженная атмосфера и т. д. и т. п. По окончании шествия икону снова возложили на аналой, праздник закончился, и люди вскоре разошлись, снова оставив святыню одну на опустевшей поляне.

Не только в Великорецком, но даже в Никольской надвратной церкви Трифонова монастыря, где сегодня пребывает список с чудотворной иконы, в течение года к нему не выстраивается очередь. О чем протоиерей Андрей Дудин однажды заметил: «Наши отцы, в том числе те, что каждый год идут крестным ходом, везут прихожан за тысячи километров в Дивеево, Оптину, Лавру, сами едут в Бари и на Афон, но почему-то не к Великорецкой иконе. Почему бы не привезти и не послужить перед святыней? А мы еще удивляемся, почему Господь отнял чудотворный образ! Потому и отнял, что мы к нему равнодушны».

Может сказано слишком резко? Однако проверьте себя и, для начала, попробуйте вспомнить, сколько житийных клейм имеет Великорецкая икона и каким страницам жития святителя Николая они посвящены? Вспомнили? Было непросто? А ведь Вы, наверняка, не раз прикладывались к ней в крестном ходе.

Возможно, кто-то спросит: «Я не искусствовед. Зачем мне это знать?». На что я отвечу: «Однако, если вы верите, что обретение этой иконы совершилось по воле Божьей, значит, подобная программа была дана ей неслучайно и, следовательно, не может не иметь отношения к крестному ходу».

Какой в этом смысл? Ответ впереди, а пока, положа руку на сердце, согласимся с тем, что в современном паломничестве чудотворная икона занимает куда более скромное место, чем все «ахи» и «вздохи» по поводу того, «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».

Складывается впечатление, что для значительной части паломников именно это и является главным смыслом Великорецких торжеств. «Хорошо нам здесь быть!» (Лк. 9:33). Действительно, в Великорецком очень хорошо. Величие праздника, возвышенный строй богослужения, красота природы, вдохновленные лица людей, всеобщее ликование — все это не может не тронуть сердце. Неслучайно, для многих путь в Церковь начался с посещения святого места, в чем нет ничего плохого. Главное, чтобы за этими восторгами не терялся Смысл традиции. Иначе бывают случаи — и смех, и грех.

Например, накануне крестного хода в епархиальном управлении раздается звонок из Москвы. Звонят из туристического агентства, интересуются крестным ходом. Оказывается, уже в течение нескольких лет это агентство «продает путевки» в Великорецкий крестный ход — бронирует для москвичей билеты на кировский поезд, помогает собраться в дорогу, страхует от укусов клещей и т. д. Что, действительно, необходимо, и мы этой помощи рады.

— У вас такой замечательный праздник! — говорит девушка на другом конце телефона. — И ваш крестный ход также всем очень нравится. Раннее лето, нетронутая природа, а как птицы утром поют! Так романтично! Я сама в прошлом году ходила, и многие знакомые тоже засобирались. Так, вот, некоторые спрашивают, где там можно байдарки оставить?

— Не понял, — удивляюсь я, ошеломленный таким вопросом. — Какие байдарки?

— Дело в том, — ничуть не смутившись, продолжает агент, — что наши клиенты хотят побывать на празднике, а затем спуститься по реке на байдарках.

— Может, им в какие-то другие дни поплавать? — робко спрашиваю я.

— Я все понимаю, — не уступает агент. — Но Вы наших клиентов тоже поймите — путевка у них одна, а им хочется и крестным ходом пройти, и на празднике побывать, и на байдарках поплавать, и рыбы наловить. Там ведь есть рыба?

Сижу и молчу, а сам думаю: «Может, все же не надо туристическим агентствам продавать такие путевки? Чтобы паломники шли в крестный ход не за рыбой и необычными впечатлениями, а за чем-то другим».

Или другой случай. Знакомая паломница рассказала, как несколько лет назад крестным ходом шла группа молодых мужчин… с футбольным мячом. Идущие рядом удивлялись: «А мяч-то вам зачем?». Но те лишь улыбались и ничего не отвечали. Наконец, на одном из привалов, заметив подходящую поляну, мужчины не выдержали, соорудили спортивную площадку, достали мяч и устроили футбольный матч, крикнув в спину уходящим паломникам: «Вы идите, а мы вас догоним!». Опытные крестоходцы пытались их остановить, но тщетно. Закончилось все тем, что, закончив игру, футболисты бросились догонять паломников и заблудились. В итоге через несколько переходов, им все же удалось воссоединиться с колонной, но в футбол в пути больше они уже не играли.

О том, что стремление объединить в крестном ходе «все и вся» должно иметь разумные пределы, говорит история, которой я лично стал свидетелем в 1998 году. В тот год мы впервые шли с новым провожатым, и он в поле свернул не на ту тропинку, а за ним еще несколько тысяч человек. Шли, шли и зашли в болото. Священники остановили колонну и предложили несколько минут отдохнуть, пока удастся найти нужный путь. Присели и мы.

Вдруг слышу, как рядом зазвучала английская речь. Это разговаривали два американских журналиста, приехавших за русской экзотикой и уже весьма измотанных. Я прислушался и не смог сдержать улыбки.

Помнится, один из них спрашивал:

— Не пойму, если они ходят на эту реку уже шестьсот лет, то почему не знают дороги? Почему нет указателей и, вообще, никакого сервиса — кафе, телефонов, гостиниц?

— Думаю, что они, — ответил второй гость и кивнул на присевших отдохнуть священников, — специально завели колонну в болото, чтобы усилить наши страдания.

Коллега понимающе кивнул головой.

— Однако время уже позднее. Солнце скоро сядет. Пора бы им поторопиться и вывести нас из леса!

Дорогу мы, конечно, нашли, с небольшим опозданием пришли в Монастырское и затем в пути не раз подтрунивали над заморскими гостями. Хотя в чем-то они, в самом деле, правы. Ведь, если всем налево и направо рассказываешь о том, как давно ходишь на Великую реку, дорогу знать обязан.

Возможно, кто-то скажет, что все это характерно для начинающих паломников. Однако это не означает, что на пути у крестоходцев со стажем нет искушений.

ПИЩА ДЛЯ ГОРДЫНИ

По сути, у всех паломников искушение одно и тоже: быть в крестном ходе и, одновременно, оказаться вне его — в турпоходе или многодневном марафоне, на народном празднике или баррикадах, на дружеском пикнике или слете единомышленников с целью «пойти и дойти», «преодолеть себя», «пережить незабываемые моменты», «приобрести яркие впечатления», «сделать классные фотки», «познакомиться с будущим мужем или женой», «доказать национальную идентичность» и т. д.

Вся эта разноголосица смыслов известна мне не понаслышке. Как правило, у простака они проще, а у образованного человека на порядок сложнее. При этом не надо думать, что с завершением пути битва за твою душу заканчивается. Ничуть! Напротив, именно тогда и разгорается главный бой.

Причем это происходит не сразу. Не тогда, когда ты под праздничный звон колоколов вместе входишь в Великорецкий град или возвращаешься в родной город. В эти минуты на тебя камнем наваливается усталость, и тобой овладевает желание поскорее снять рюкзак и просто посидеть, полежать, отдохнуть, поспать. Однако тот, против кого ты сражался, никуда не исчез, и, если он не смог справиться с тобой в открытом бою, то непременно попробует сделать это снова. Потому что, на самом деле, твой крестный ход не окончен.

Проходит день или два. Силы восстанавливаются, и ты начинаешь все чаще в мыслях возвращаться к пройденному пути, считая его не просто завершенным, а достойно завершенным.

Оружие, которым в эти минуты могут сражены многие, в том числе опытные паломники — самая обыкновенная лесть, цель которой — родить горделивое чувство победителя, одолевшего все трудности пути. Как известно, гордость — мать всех пороков и поэтому проявляться может по-разному. Перечислять их нет необходимости. Важно понять главную цель — оскудение любви. Поскольку, оказавшись в плену у собственного религиозного чувства и подсев на него как на наркотик, ты неизбежно становишься невнимательным к другим людям.

Помню, как несколько лет назад в день проводов крестного хода ко мне подошел мужчина в одежде паломника с фотоаппаратом в руках. Мы оба ждали тот волнующий момент, когда крестный ход, повернув на улицу Казанскую, начнет подниматься к Спасскому собору. Снимок обещал быть удачным. Ярко светило солнце, и вообще погода была на редкость праздничная. Видимо, от избытка чувств мужчина обратился ко мне с такими словами:

— Сегодня иду в крестный ход. Как хорошо! В прошлом году мы ходили вместе с женой, и она всю дорогу ныла. Так толком и не помолился. В этом году жена снова просилась пойти, но я твердо решил, что пойду один и наконец-то помолюсь! Как думаете, каким будет этот ход?

Возможно, мужчина спрашивал про погоду, но я неожиданно для самого себя ответил:

— Думаю, что Ваш крестный ход был в прошлом году, когда Вы шли вместе с женой. А сейчас для Вас будет просто поход за молитвенными переживаниями.

Мужчина был явно озадачен таким ответом и уже не так весело спросил:

— Что же мне делать?

— Постарайтесь меньше думать о себе. Вспомните тех, кому особенно нужна Ваша помощь и помолитесь о них. Словом, идите не для себя.

НЕ ДЛЯ СЕБЯ

Не знаю, запомнил ли паломник эту встречу, но я запомнил. Не то, что бы она переменила мое отношение к крестному ходу, но мало-помалу я стал понимать, что верное понимание паломничества не может быть основано исключительно на личных переживаниях и планах. Есть некий объективный смысл, который дан свыше, и ты должен прорваться к нему. Должен научиться не путать его с яичницей из собственных мыслей и желаний. Что для этого необходимо?

Прежде всего, надо оторвать взгляд от «себя любимого» — своих переживаний и своих ног; дороги, по которой идешь; километров, которые предстоит пройти. Надо поднять глаза и постараться увидеть не себя — героя и не многотысячную колонну паломников, а людей, у каждого из которых свой путь. И потому, для начала, научиться не приставать ко всем с вопросом, идут ли они в крестный ход? Ведь у каждого для этого есть свои причины, и никто не обязан ничего тебе объяснять и тем более оправдываться за свое решение.

Тогда к тебе придет понимание того, что главный дар крестного хода — не твои восторги и переживания, а люди, которые идут рядом и, возможно, нуждаются в твоей помощи. В свете этого весь твой путь зазвучит по-другому, и даже помощь областных властей наполнится подлинно христианской заботой о людях.

Только так, оторвав взгляд от себя, можно заметить чудотворный образ Святителя Николая, идущий впереди колонны паломников. Мы настолько привыкли под словом «образ» разуметь икону, что забыли его другое, более глубокое значение, созвучное словам «образец» и «образование».

Вглядитесь в клейма Великорецкой иконы, которые раскрывают образ святителя Николая и, прежде всего, его великое милосердие к ближним — вот он является во сне царю Константину, повелевая освободить из темницы невинных воевод; спасает Димитрия со дна моря; помогает морякам не погибнуть в буре; избавляет от казни трех оклеветанных граждан; возвращает отцу пропавшего сына.

Также ярко и убедительно добродетели святителя раскрываются в акафисте, в основу которого положено его житие, что роднит акафист с житийной иконой. С той разницей, что он рассказывает о святом не красками, а возвышенным языком поэзии. Даже, когда чудотворная икона ушла далеко вперед, благодаря акафисту она рядом, и мы можем видеть духовными очами самого святителя Николая.

Сопоставив акафист и икону, нетрудно заметить, что из всех подвигов Мирликийского чудотворца неведомый автор иконы избрал те, что научают братолюбию. Причем было это в те времена, когда предки вятчан без устали грабили соседние земли, за что заслужили от современников название «жестокосердных». Именно тогда Господь послал им чудотворный Великорецкий образ, научающий их братолюбию, любви к Богу и ближнему. Которым сам святитель Николай научился у Христа, подражая Его кротости и милосердию.

ПУТЬ КО ХРИСТУ

Сколько раз я прикладывался к Великорецкой иконе, смотрел на нее, и не понимал, не видел этой «бездны Божия милосердия», о которой святитель Афанасий (Сахаров) столь проникновенно сказал:

«Паче всего наше утешение — это бездна Божия милосердия. Поистине мало спасающихся своими делами, безгранично число спасаемых Божиим милосердием, Божиим человеколюбием. Спаситель близко. Он подле Вас. Он ни на минуту не оставляет Вас. Нам иногда кажется, что мы как бы оставлены Им. Но это только нам, немощным, так кажется. Он с нами всегда. У Господа двери милосердия всегда отверсты. И стоит нам хотя бы слегка толкнуть их, они сами отверзутся».

Поэтому сегодня, размышляя о Великорецком ходе, я все чаще думаю о том, что его подлинный Смысл состоит в том, чтобы путь в Великорецкое стал путем ко Христу. Чтобы в дни паломничества, вглядываясь в образ святителя Николая, свою душу и лица товарищей, ты узнал Христа и захотел быть с Ним и Его Церковью.

Тогда становится важно не то, сколько раз ты ходил в крестный ход и сколько километров прошел, а как ты их прошел? Был ли это путь христианина, исполненный любви к Богу и ближнему, или же его наполняли какие-то другие смыслы? В противном случае, этим смыслам не будет числа, о чем протопресвитер Александр Шмеман сказал:

«Там, где церковная и приходская жизнь не основана, прежде всего, на Господе Иисусе Христе, и это значит — на живом общении и единстве с Ним и в Нем в Таинстве Церкви — Евхаристии… там уже не Христос, а что угодно другое — национализм, политика, материальный успех, коллективная гордыня и т. д. — рано или поздно начинает определять собой и одновременно разлагать церковную жизнь».

В этих словах важное предупреждение всем нам, наследникам Великорецкой традиции. Прежде всего, духовенству, которое в течение долгого времени было лишено возможности участвовать в паломничестве, но сейчас уже имеет знания и опыт, позволяющие его осмыслить.

Убежден, что время для этого разговора пришло. Возможно, одним из его итогов должно стать понимание Великорецкой святыни, как бесценного Дара, в котором через святителя Николая Христос являет Себя и которым привлекает нас к Себе.

Это единство осуществляется, прежде всего, в Божественной литургии на месте явления чудотворного образа, во время которой паломники и гости праздника стремятся исповедоваться и причаститься Святых Христовых Тайн. Путем к ней и является Великорецкий крестный ход, во время которого паломники возлагают на себя сугубый труд поста и молитвы, чтобы их соединение с Христом было наиболее решительным, осознанным и радостным.

Такое понимание Великорецкой традиции позволяет органично соединить две стороны этого Дара — «вятскость», которая связана с конкретной историей обретения и почитания чудотворной иконы, и «универсальность», благодаря которой региональное паломничество становится важным и интересным для всех христиан.

Хочется верить, что этого разговора ждет не только духовенство, но также тысячи паломников, которые сегодня вновь отправились крестным ходом на реку Великую.

НАДО ЛИ БЫЛО ОБ ЭТОМ ПИСАТЬ?

Эти заметки были написаны в тот день, когда многотысячная колонна паломников снова вышла из города Кирова в Великорецкое, и сразу пришли сомнения, надо ли было об этом писать? Но тут зазвонил телефон и посыпались вопросы:

— Здравствуйте! Это пресса. Сколько человек в этом году участвует в крестном ходе?

— Много ли иностранных гостей?

— Паломники ушли в дождь. Хорошая ли это примета?

— Губернатор шел только до Макарья. Это зачтется?

— Говорят, среди паломников есть знаменитости. Не могли бы Вы их назвать?

— Сколько километров паломники пройдут в первый день? А во второй? Ого! А почему такая разница?

Нет! Определенно эти заметки надо было написать! А пойду ли я в Великорецкий ход снова? Если понимать его как Дар Божий, то как можно этот Дар не принять?

3 июня 2010 — 15 ноября 2023

О ГЛАВНОМ НА ВЕЛИКОРЕЦКОМ ПУТИ

НЕ ПОУЧЕНИЯ РАДИ

Назвав так статью, легко заслужить упрек, что автор дерзает учить других. Поэтому уже в первых строках мне хочется заверить читателя, что желания учить и тем более навязывать свою точку зрения у меня нет. Есть желание поделиться радостью понимания того, без чего Великорецкий путь не будет крестным, с надеждой, что кому-то эти мысли покажутся близкими.

Но как выделить главное, если у каждого паломника свой путь, свой опыт и, как результат, свой смысл крестного хода?

За годы участия в нем мне довелось столкнуться с множеством таких смыслов. Когда несколько лет назад увидели свет мои «Пешешествия неофита», некоторые из этих смыслов стали названиями глав: «пойти и дойти», «преодолеть себя», «потрудиться, помолиться», «крестный ход как протест», «обет или обед?», «все идут, и я иду». И все же не оставляло ощущение, что все эти смыслы пишутся с маленькой буквы, а главный Смысл так и не открылся.

Почему? Возможно, потому что в них было слишком много человеческого, земного, ограниченного личным опытом. О них можно спорить до хрипоты, однако верное решение не придет. Как в детской игре, когда, поставив на чистом листе четыре точки, вы не сможете соединить их тремя линиями, пока не выйдите за границы воображаемого квадрата.

Поэтому, чтобы понять Смысл Великорецкого пути, необходимо выйти за границы личного опыта и попробовать увидеть его не в прямой перспективе — сквозь призму собственных переживаний и мыслей, а в обратной перспективе — из горнего мира. Как глядят на нас с икон святые, как читает нас Евангелие, как звучат в нас церковные песнопения. Образно говоря, надо увидеть крестный ход глазами Христа, и только этому Взгляду может открыться Главное, которое можно будет назвать Смыслом с большой буквы.

Однако возможно ли это? Пусть даже в самом отдаленном приближении.

ЕВАНГЕЛИЕ ЦАРСТВА

К счастью, нам дано Евангелие, которое является не только жизнеописанием Спасителя, но также Его Благой вестью. О чем она? Что стало сердцевинным содержанием Его проповеди? К сожалению, сегодня на эти вопросы нелегко ответить не только неофиту, но даже опытному паломнику. Когда в твоем сознании евангельский текст раздерган на отдельные фразы и цитаты, трудно выделить какую-то одну, главную мысль, и, кажется, что Христос говорил обо всем.

Однако это не так. В действительности, как заметил прот. Александр Шмеман:

«Всякий, кто хоть раз в жизни прочел Евангелие или слышал о нем в церкви, знает, что проповедь Христа была, прежде всего, возвещением Царства Божия. „Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное“ (Мф. 4:17) — вот слова, с которыми Он обходил всю Палестину, проповедуя Евангелие Царства, то есть Благую весть о нем».

Возможно, иной читатель в этом месте решит закрыть книгу или пролистать несколько страниц. Понимаю, и все же прошу не торопиться. Поскольку, возможно, именно эти строки помогут ему иначе посмотреть на свои представления о вере и даже в какой-то степени переоценить свою жизнь. Поэтому поспешу добавить к словам отца Александра несколько примеров.

«Да приидет Царствие Твое!» — так Христос учил молиться Своих учеников (Мф. 6:10) и говорил, что именно Царства Божия им следует искать «прежде всего» (Мф. 6:33, Лк. 12:31—32). Почти все Его притчи об этом Царстве. Только в одной 13-й главе Евангелия от Матфея Христос открывает тайны Царства Небесного в шести образах, сравнивая его с сеятелем и добрым семенем, которое, упав на добрую землю, принесло большой плод; горчичным зерном, которое выросло и стало большим деревом; закваской, которая смогла поднять и заквасить все тесто; сокровищем и купцом, который ради драгоценной жемчужины, продал все, что имел; неводом, из которого все хорошее собрали в сосуды, а худое выбросили вон.

Не только у Матфея, но у всех евангелистов главным в проповеди Христа будет образ Царства Небесного. Марк пишет о нем, как о семени, которое неприметным образом всходит и растет в земле (Мк. 4:26—28). Лука вспоминает слова Спасителя о том, что «нет никого, кто оставил бы дом, или родителей, или братьев, или сестер, или жену, или детей для Царствия Божия, и не получил бы гораздо более в сие время и в век будущий жизни вечной» (Лк. 18:29—30). Иоанн свидетельствует о том, что именно вопрос о Царстве встал в полный рост в день Суда, когда на вопрос Пилата «Ты Царь Иудейский?» Иисус ответил: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18:33). Даже страдая на кресте, Христос продолжал возвещать Свое Царство.

Почему же сегодня, когда мы идем за Его крестом в Великорецкое и обратно, так мало думаем об этом? Не потому ли, что, как с горечью заметил отец Александр: «В религиозном сознании самих христиан Царство Божие, возвещенное Христом… давно уже не занимает то место, какое занимало оно в вере и опыте первых христианских поколений и, конечно, в вере Церкви».

Нет, конечно, христиане о нем не забыли и часто просят Бога: «Да приидет Царствие Твое!». Невозможно подсчитать, как часто звучат эти слова. Но, если спросить, что они означают, многие окажутся в затруднении, и это непонимание не просто досадно, но поистине трагично. Потому что именно проповедь приблизившегося Царства Небесного стала той Благой вестью, которую Христос принес в мир и за которую был распят.

ПОТРЯСАЮЩАЯ НОВИЗНА

В чем суть и новизна этой Вести? Конечно, не в том, что помимо земного также существует потусторонний, загробный мир. Об этом знали еще древние египтяне, написавшие «Книгу мертвых», и древние греки, придумавшие Аид. А также не в том, что загробная жизнь наступит после положения во гроб, отчего так и называется.

Потрясающая новизна Благой вести Христа состоит в том, что о земной жизни и жизни в Царстве Божием нельзя рассуждать исключительно в хронологической последовательности: будто сейчас, пока мы живы — только земная жизнь, и только потом, за гробом — Царство Небесное. Потому что Царство Божие уже приблизилось (Мф. 4:17), и Его Царь незримо пребывает посреди Своих учеников, сказав: «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20).

Эту радостную Весть сохранило православное богослужение. «Христос посреди нас!» — приветствуют друг друга священники во время литургии, и отвечают: «И есть, и будет!». Если же посреди нас Сам Царь, то где мы находимся, как не в Его Царстве?

Ожиданием этой реальности наполнена вся литургия — от первого возгласа благословляющего Царство Отца и Сына и Святаго Духа до молитвы, предваряющей Причащение: «Яко разбойник, исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».

Когда-то именно это переживание испытали послы святого князя Владимира за богослужением в греческом храме, о чем сказали: «И не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах».

Послам великого князя было дано прикоснуться к реальности Царства Небесного в византийском храме. Однако оно не принадлежало ни Византии, ни средневековью. Пространство и время — категории, присущие нашему миру, а Царство Небесное «не от мiра сего» (Ин. 18:33). Поэтому не следует идеализировать конкретную эпоху или страну, в том числе царскую Россию. Потому что, как говорил Христос: «Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:20—21).

Царство Небесное не находится «где-то далеко или близко» и не начинается «когда-то потом», например, после смерти. Но уже сейчас оно приблизилось и действует в мире сем, как «праведность и мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14:17).

А это уже другое христианство и другая жизнь.

ПУТЬ НА НЕБО

Возможно, кто-то скажет: «С литургией понятно. Но какое отношение все это имеет к крестному ходу?». Самое прямое! Поскольку уже много веков итогом Великорецкого пути является литургия, совершаемая на месте обретения чудотворной иконы. Первое упоминание о ней относится к 1624 году. Уже в те далекие времена эта литургия была центром торжеств и собирала множество паломников. С той разницей, что они приходили на Великую реку не одной колонной, а самостоятельно, небольшими группами, состоявшими из родственников и односельчан, проживавших в окрестностях села Великорецкого.

При этом у жителей Шестакова, Слободского, Котельнича и Орлова существовала другая традиция. Ежегодно они ходили на судах за чудотворной иконой в Хлынов и, привезя ее в свой город, торжественно праздновали память святителя Николая, совершая в приходском храме Божественную литургию.

Также и жители Хлынова не ходили на Великую реку «всем скопом», а лишь провожали чудотворный образ до слободы Филейки и там же спустя несколько дней торжественно его встречали и вносили в соборную церковь. И снова центром этого праздника была литургия.

Все изменилось, когда сто лет назад советское государство всей силой своего репрессивного аппарата обрушилось на Церковь, крестные ходы и паломничества. При этом главный удар был нанесен по Великорецким храмам, которые были закрыты и разорены, литургия в них перестала совершаться.

Конец ознакомительного фрагмента.