Накафельные рисунки

Александр Ермак

В сборник рассказов «Накафельные рисунки» вошли 20 рассказов Александра Ермака, написанные в разные годы: «Бескорыскин собственно», «Маня», «Маэстро», «Усы и пиво», «Воин», «Настя и шоколад», «Интервью», «В парке», «Жорик и большая политика», «Где живет Полусукин?», «Такса, крошки и следы», «Смерть стоматолога», «Кобыла Сонька», «Как бы я провел воскресение…», «Колумбус ихтиандрис», «Старуха № 2», «Сегодня по адресу „Филипукиса 8…“, «Портрет с натуры», «Время резать сыр». Все это рассказы о жизни, объединяемые видением и стилем Александра Ермака.

НАСТЯ И ШОКОЛАД

При родах врач повредил ей ключицу и, объявившись на свет, она день и ночь напропалую орала благим матом. На шестые сутки, чтобы утихомирить новорожденную, перепуганный белый халат ввел морфия. Девочка успокоилась и блаженно заснула на руках матери.

Врач втайне от родителей продолжал колоть ей морфий до тех пор, пока ключица не срослась. И тогда другая боль охватила ее. Ничего не понимая, ребенок привык к наркотику и теперь у него начались ломки.

Маленькая девочка билась в истерике. Ее организм требовал укольчика — лекарства, от которого становилось тепло, уютно и спокойно, как в утробе. Но у врача подоспел отпуск и он улетел на Багамы.

А девочка ничего не ела и почти не пила. Исходила криком и слабела на глазах. Мать, глядя на измученное неведомой болью создание, тихо съезжала с катушек. И тогда другой, не уехавший на Багамы врач, с трудом найдя вену на крошечной ручонке, воткнул туда трубку от капельницы — накормил кровь глюкозой и витамином «Ц». Девочка выжила.

Врач, глянув на календарь с купающимися багамными девицами, вздохнул и посоветовал:

— Везите ее к морю для окончательного…

Родители — известные деятели балета немедля купили билеты в мягкий вагон и в ту же ночь повезли дочь в соленую и теплую сторону. Но на одной из станций мама с папой узрели на перроне продавца мороженного и не удержались, глянув на крепко спящую девочку, выбежали на минутку.

Ребенок не проснулся, когда поезд тронулся. Не разбудили девочку и крики за окном. Это кричала ее хрупкая мать, на которую возле самой двери вагона наехал каток, укладывающий на перроне новый асфальт. И это кричал отец, напрасно вставивший руку в железное колесо — злая машина не остановилась. Без каких-либо документов балетная чета скончалась на месте.

Только через час девочка почувствовала угрызения голода и проснулась. Писклявым голоском потребовала еды, а заодно воды и сухих пеленок. Но в запертом купе ее никто не услышал. Напрасно бегала она глазенками по пустым полкам. Напрасно пускала пузыри и переходила на визг. Никто. Никого.

Только через сутки, когда поезд на конечной станции загнали в тупик, кто-то заглянул в купе и, аккуратно сложив в узел балетные вещи, кивнул осипшему ребенку:

— Пока…

Лежать бы ей так еще сутки до обратного рейса, но зашла в вагон добрая старая уборщица. Охнув, положила девочку в ведро, отнесла на станционный милицейский пост:

— Найденыш…

Старший сержант прикрепил к ее пеленке бирку: «Вещ. док. № 374». Потом вздохнул и налил девочке кружку крепкого чая без сахара, который он съел еще по утру.

Ребенок требовал молока, воды. Но в конце концов выпил горькой жижи. Сердечко его забилось как бешеный мотор.

Старший сержант ничего не слышал. Он заснул у окна. Ему снилась невеста его еще более старшего по званию товарища. И рев девочки он принимал за рыданья собственной жены.

Утром старший сержант отвез ее в детский дом. Там, наконец, она набила свой бледный животик. Повар с удивлением влил в нее все остатки позавчерашней манной каши. Глянул на вчерашнюю, но заведующий остановил его:

— Не можем мы взять найденыша. В связи с переполненностью…

Старший сержант вернулся на станцию и, не смотря на визг девочки, еще раз напоил ее чаем без сахара. Найдя же подготовленный к отправлению состав, положил ребенка на багажную полку в одном из дальних купе.

Двенадцать лет каталась она с ветерком по всей стране. С одного поезда ее перекладывали на другой. Иногда перебрасывали. Позже переводили за ручку.

Девочка не знала, когда следующий раз ей сердобольно плеснут чая, кофе или портвейна напополам с вермутом. И потому не плакала, сберегая так необходимую для поддержания жизнедеятельности влагу. Она просто смотрела на мир переполненными как детские дома глазами. Ясными и грустными.

На одной из станций пьяный проводник пересадил ее в никуда не идущий вагон. Окоченев, девочка вышла из него и, оглянувшись, не нашла ни одного поезда вокруг. Шагнула на тропинку, пересекающую рельсы. Добрела до большого здания и постучала в окно с нарисованной рожей, похожей на опухшее лицо последнего из виденных ею проводников.

По причине сильного мороза приблудную девочку без документов взяли истопником в школу. Она колола чурки, засыпала уголь, топила огромную как паровоз печь, а между делом посещала уроки.

Намаявшись за день, девчушка укладывалась в своей кочегарке на старом диванчике. Но крысы редко давали ей поглазеть на сны вволю. Жирные твари были не прочь полакомиться ее молоденьким мясцом. И подчас целыми ночами она бросала в них кусками угля, отбивалась кочергой. А потом шла в класс, куда ее зачислили под именем Насти Воронцовой — как бы дочери умершей осенью истопницы четвертого разряда.

В ватную от недосыпа голову Насти с трудом лезли мудреные префиксы и тангенсы. Больше всего на уроках ей нравилось дремать. Но одноклассные мальчишки и девчонки были не хуже крыс. Стоило ей закрыть глаза, как они тут же щипали, пинали ее. А еще плевали прямо в лицо:

— Погасим головешку, погасим головешку…

Настя и в правду была похожа на головешку. Угольная пыль, сажа крепко въедались в кожу. Сколько она ни мылась, ни терла себя мочалкой, а то и пемзой, ничего не помогало. Лицо Насти лишь светлело на несколько часов, а потом в кочегарке к нему намертво приставала новая чернота.

А девочки с каждым годом приходили в школу все наряднее и ухоженнее. И мальчики как-то по другому стали смотреть на них. Только на Настю по прежнему плевали:

— Погасим головешку, погасим головешку…

Она боялась выходить из школы. Стоило только показаться на улице, как на нее тут же накидывались злые дети, только и ждущие, когда рядом не будет учителей. И потому Настя не ходила даже в магазин. Ела то, что приносили учителя из дома: недохлебанные щи, кашу, спитой чай. Ей ведь не много надо было, даже несмотря на то, что работать у печи приходилось на всю катушку, без выходных. И дивились учителя, глядя как она становилась сытой от двух-трех ложек похлебки:

— Девчонка будто святым духом питается…

И запал ей в голову этот святой дух. В школьной библиотеке нашла она книгу о нем. Взяла к себе в кочегарку на прочтение. И как-то вечером, загрузив печь углем, устроилась с книжкой на своем диванчике, но начать читать по складам не успела. За дверью раздались тихие шаги. В кочегарку вошел молодой учитель Аполлионарий. Он всего несколько дней назад приехал по распределению в их школу — преподавать искусствоведение. Родом был из какого-то другого далека. Никого еще в местечке не знал. Потому и задержался в тот день в школе:

— Как живешь Настя?

Чудно было девочке, что кто-то интересуется ее жизнью. И от смущения Настя не ответила ничего. А Аполлионарий, пройдясь по помещению, остановил свой умный взгляд на книге о святом духе:

— Правильно. Душа в человеке главное.

Потом он обнял, прижал к себе оцепеневшую вдруг Настю. Повалил ее на старенький скрипучий диванчик. Стащил нехитрую одежонку. И сделал ей больно.

Уходя, Аполлионарий подарил ей большую шоколадную конфету. Настя сунула сладость в рот, но неожиданно ее стошнило. И еще раз, и еще.

Ее просто выворачивало наизнанку. И отпустило только под самое утро. И она уснула на своем испачканном диванчике, запрокинув утомленную голову на книгу о святом духе.

Аполлионарий заходил теперь к ней как по школьному расписанию: два раза в неделю. Раздевая ее, шептал:

— Ты понимаешь, жениться я на тебе не могу. Хотя люблю тебя, не сомневайся. Но мне надо вернуться в большой город. Там у меня друзья: артисты, художники, режиссеры… А ты здесь… На, возьми, возьми конфетку…

И засовывал ей.

К весне года она забеременела, и в связи с окончанием отопительного сезона ее уволили.

Настя, не долго думая, села в первый попавшийся поезд, оказавшийся грузовым и следовавшим далее без остановки. В пути у нее кончилась вода, но спрыгнуть на ходу она не решалась. Смотрела под откос, и голова у нее шла кругом.

Во время разгрузки Настю нашли еще живой. Вызвали дежурного по станции старшего сержанта. Тот, вздохнув и составив протокол, отвез ее в больницу.

Конец ознакомительного фрагмента.