Алые хризантемы

Александр Жданов

«Мимо этого дома на краю литовской деревни все старались проезжать быстро, не задерживаясь. И, проезжая, отворачивались. Словно страшились увидеть что-то в заброшенном, полуразрушенном доме, и особенно — в разросшихся цветочных кустах. Дом и впрямь был заброшен — никто не мог в нем задержаться подолгу. Заселялись, пытались обустроиться — и через некоторое время съезжали. И большей частью из-за цветов». Цветы, как узнает читатель, хранили страшную тайну…

Белое платье,

серые туфли

Эта военная фотография почему-то дорога мне особенно. Она сделана на Волховском фронте. На фотографии несколько человек — офицеры и три женщины. Все, кроме одной, в военной форме. А на той одной невозможное на фронте белое платье. Женщина в платье и офицер стоят у стола и расписываются в каком-то документе. Не совсем обычное событие на фронте — регистрация брака.

Да уж, бывает на войне и такое: сержант батальона аэродромного обслуживания и летчик-штурмовик полюбили друг друга. И решили непременно пожениться. Прямо сейчас, не откладывая на «после победы». Летчик был тверд: каждый его вылет может быть последним, и надо, чтобы все было по-человечески. Командование отнеслось к затее с пониманием, назначили день регистрации и скромненькой, как позволяли возможности летчиков, свадьбы.

За три дня до этого три подруги — Ольга, Светлана и Татьяна — обсуждали, как все произойдет, и вдруг Света вскочила:

— Нет, девчонки, это никуда не годится! Олька первая из нас замуж выходит, и что — в гимнастерке расписываться будет? Надо платье шить!

Всегда спокойная и рассудительная Татьяна невозмутимо сказала:

— Конечно, сейчас в магазин пойдём и выберем отрез. Откуда платье-то взять?

— Ну, в магазин не в магазин, а к Порфирьичу пойдём. Айда!

Старшина Крапивин слыл человеком запасливым, хозяйственным, у которого «всё есть». И действительно, умудрялся ведь экономить, хранить самое необычное, которое вдруг становилось самым необходимым. Он встретил подруг приветливо:

— А, здравствуйте, девочки, здравствуй, невеста-краса. Слышал, слышал. Ну, поздравляю.

Тут Светка — сразу к делу:

— Товарищ старшина, нам бы платьице белое…

— Платьице! А я что, магазин или ателье индпошива? Откуда я возьму вам платье?

— Ну, хотя бы материю белую.

— И материи у меня нет.

Тогда вмешалась Татьяна. Невозмутимо и рассудительно она заявила:

— Товарищ гвардии старшина, это первое подобное событие у нас? Первое. Важное? Важное — как никак советская семья создаётся. Так неужели сержанту Ремневой в гимнастерке и штанах в брак вступать?

Татьяна рассчитала все правильно. Крапивина после ранения перевели в батальон из боевой гвардейской части. Он трепетно хранил воспоминания о своем полке, с некоторым вызовом носил гвардейский значок, и ему льстило, когда напоминали о его героическом прошлом.

— Ох, девчонки, разорение мне сплошное через вас, — ворчал старшина. — Ладно, выручу.

Он ушел в каптерку и долго не возвращался. Наконец появился с длинным куском белого шелка.

— Вот, лучший комплект ради вас разорил. Занавески из клуба — всё вожу с собой. Думал вывесить при особом случае. Да, видно, вот он, этот особый случай, и есть. Берите, кромсайте.

— Ой, спасибо, Степан Порфирьич, — девушки с обеих сторон подбежали к нему и расцеловали в обе щеки.

А потом целых два вечера подруги шили свадебное платье.

Все было готово к торжеству — на плац вынесли стол. Положили чернильницу, ручку. Оставалось только подругам нарядить невесту. Но Света застала Ольгу в слезах, сидящей на койке.

— Что? Что случилось?

— Платье, — всхлипнула Ольга.

— Что с платьем? Гладила? Прожгла?

— Нет, платье цело…

— А что тогда ревешь?

— Платье есть, а туфель к нему нет. В сапогах что ли идти? — проговорила Ольга и разрыдалась.

— Фу, ты. А я уж подумала, — Света села на койку рядом с подругой. — Ну, не реви, не реви: что-нибудь придумаем. Сколько у нас времени?

— Час примерно…

— Вот что: перестань реветь, приведи себя в порядок — не хватало еще такой зареванной показаться. А я скоро, — сказала Света и выскочила.

Плакать Ольга перестала. Но теперь появилось другое чувство — волнение, беспокойство. Ольга хорошо знала свою подругу: не было ещё ситуации, из которой Светка не нашла бы выход. Ольга верила в подругу и сейчас. Но как долго тянулись те пятьдесят минут, пока ее не было!

Вернулась Ольга, как и обещала, вовремя. Не вошла — влетела, а в руках держала сверток. В свертке были туфли. Правда, не белые, как было бы уместно, а светло-серые, с изящным каблучком и бантиком. Какими прекрасными показались они Ольге! Она схватила туфли, прижала их к груди и встала, как вкопанная.

— Давай, давай — переодевайся, обувайся. Да быстрее, а то на свою же свадьбу опоздаешь, невеста, — Света теребила подругу. — Кстати, аккуратнее — туфли возвращать надо.

— А где ты их достала?

— Сейчас неважно.

Пришла еще одна их сослуживица, Татьяна, вдвоем они быстро переодели невесту.

— Ну, как невеста? Хороша? — спросила Света, оглядывая подругу со всех сторон.

— Нет, не совсем, — ответила Татьяна. — Где тут у тебя оставшиеся лоскутки?

Татьяна взяла полоску ткани, ловко сложила ее в несколько раз, прихватила кое-где иглой с ниткой — получился цветок. Этот цветок она при помощи шпильки прикрепила к волосам Ольги:

— Теперь полный порядок!

Туфли оказались чуть великоваты и всё норовили соскользнуть с ног, но Ольга шла веселая и радостная. И не было, наверное, в тот момент человека счастливее нее. Ее белое платье и серые туфельки на фоне защитного цвета гимнастерок и галифе, черных сапог и всей походно-полевой эстетики были, как свет маяка в спустившейся пасмурной мгле. Это был свет маяка из мирной жизни, он говорил об истинном предназначении этой девушки со смешными белокурыми кудряшками — быть женой, матерью, хранительницей очага.

Отгуляла скромная военная свадьба. Вечером, когда было уже темно, Ольга вместе с молодым своим мужем вышли на улицу. В лунном свете белый шёлк тускло сиял, казался серебристым. Я загадал тогда: пусть этот серебристый свет светит им долго-долго.