Избранная лирика

Александр Золотов-Сейфуллин, 2016

Александр Золотов-Сейфуллин (1965–2007) – талантливый, самобытный поэт и мыслитель с очень сложной, тяжёлой творческой судьбой. Не только даровитый поэт, но и чуткий, внимательный к жизни человек. Душой он болел за все, что происходит в жизни, а свой ум отточил чтением и глубокими размышлениями. Авторскую индивидуальность он формировал, опираясь исключительно на себя. Первые оценки творчества были сделаны уже после его смерти, ког- да его творчество было собрано под обложками разных книг и издано многими издательствами.

Предисловие

Творчество Александра Золотова-Сейфуллина может оставить самые непростые и кардинально отличающиеся впечатления. Возможно, кто-то восхитится необычностью тем, нетривиальностью слога, глубиной мысли, а кто-то сочтёт его произведения слишком «заумными» и отложит чтение «на потом, под настроение».

Но, скорее всего, трудно отрицать, что оставшихся равнодушными окажется намного меньше, нежели тех, кто будет неожиданно удивлён, а возможно, и поражён многогранностью и неординарностью мышления этого непростого, если не сказать – сложного, для восприятия автора.

Начав писать с юношеских лет, Александр на протяжении своей недолгой жизни достиг поистине необычайных высот в стихосложении, постоянно совершенствуя и оттачивая слог, умножая познания во всех сферах знания: это и история мировых религий (христианство, ислам, буддизм), и западная и восточная философия, и русская и европейская художественная литература, причём самых разных веков, — а также расширяя волновавшие его темы: любви и дружбы, философии и психологии, ценности бытия, целей мироздания — всего и не перечислишь, настолько многосторонне его творчество.

В лирике поэта прослеживаются параллели, перекликающиеся с лучшими образцами поэтов XVIII–XIX веков, со свойственными тому времени лексикой, фонетикой, даже ритмикой. И в ней же мы встречаем массу неологизмов, «неправильные» формы слов, нарочито употреблённые с целью придать особое звучание тому или иному выражению, мысли, посланию.

Но главное в творчестве Александра — это постоянный поиск смысла существования, своего предназначения в нашем непростом, противоречивом мире, устремлённость к духовным началам и непримиримость с низкими проявлениями человеческих сущностей.

В этой книге избранных произведений Александра Золотова-Сейфуллина вы найдёте и утонченные лирические строки, посвящённые женщине, другу, однокласснику, и короткие поэмы с посвящениями, и философские размышления, и поэтические миниатюры, и даже сонеты и сущности. А главное — познакомитесь с неизвестным широкому кругу читателей, но, безусловно, очень талантливым художником слова.

Черникова Елена,

главный редактор издательства «Четыре»

Стихи 1980–1990-х годов

О любви и дружбе

***

Минута долгая прошла меж нами…

Ни словом не обмолвились в тот раз…

И чудились друг другу мы Богами,

И были выше мы земных проказ.

Весна 1980 года

***

О, подари мне локон свой, любя!

Его хранить я буду вечность.

Сей талисман не уничтожат ни года,

Ни человечья злоба, ни беспечность.

Весна 1980 года

***

Мои уста что существо немое,

Мои глаза что пламень без покоя.

В устах моих — блаженный трепет снов,

В глазах моих — любовь без лишних слов.

***

Как лучше, более сказать об этом?

Наверное, здесь надо быть поэтом

И чувствовать эпохи голоса,

Без ложной прелести взирать на Небеса.

***

Обманут ею не был никогда,

Лишь сам её душой владею.

В моей протянутой руке — Звезда,

Подаренная той, которую лелею.

***

Я в этих строчках узнаю

Чудесницу, красавицу свою.

О ней сказать я много мог,

Когда бы не страданий рок.

***

Как вновь увидеть свет твоих очей,

Родных, очаровательных, прекрасных,

Услышать нежный тихий звук твоих речей,

Продолжив время отношений страстных?

О ГЛУПОЙ КРАСАВИЦЕ

О Лермонтов! Все эти строки

Годятся и к моей любви:

Я слышать не могу её речей истоки,

Но обожаю прелесть той реки.

Весна 1980 года

***

Нас могут краешком лучей услышать Звёзды

И тайну нашу разнести Селена…

Тогда любовных мыслей гроздья

Известны будут всей Вселенной.

Весна 1980 года

***

Я жил тобою, друг! Сейчас

Забыто всё, и я спокоен…

Так ветеран, прошедший войны,

Тоски, быть может, гонит час.

***

Набежавший ветер

Передвинет локон,

И краса-девица

Засияет ярче.

Весна 1980 года

БЛИЗОРУКОСТЬ

На А. Вексельмана — одноклассника

Средь колб стеклянных и пробир —

Он нам ходячая наука

И наш моральный бригадир.

Но вот беда (и что за мука),

Пророчески объемля Мир,

Созданье это — близоруко.

Весна 1980 года

В АЛЬБОМ ДРУГУ (Д. Н.)

Когда вручишь ты наконец

Мне символ нашего союза —

Свободной музыки венец?

И да простит нам наша муза

Мгновенья творческих грехов.

Святые дни, когда желали

Мы добрый скипетр Богов,

Давно ушедших, и витали,

Как Ангелы, во власти снов.

Нам жизнь большое начертала

И жребий гласный указала:

Твори, поэт иль музыкант,

Природный ум, твори умело

И, делая таланно дело,

Сжигай себя, как славный Дант.

Весна 1980 года

О СОЛДАТЕ

Посвящаю деду, солдату,

участнику Сталинградской битвы

Единственной своей рукою

Он днём работал. Ночь сидел

И незатейливой строкою

Писал. Порою тихо пел.

И всё оправдывал терпенье

За сочиняемый им сказ,

Но горе века — невезенье

Его ждало и в этот раз.

Вертяся на скрипучем стуле,

Он, одинокий ветеран,

Не бывший у войны в отгуле,

В рассказе чувствовал обман.

И за столом своим горбатым,

Волнуясь, страшно уставал,

Но, засыпая бородатым,

К утру младенцем вновь вставал.

Весна 1980 года

НА СТАТУИ ПАВЛОВСКОГО ПАРКА

I.

Стоит печальна Ниобида,

Уста взывают к божеству.

В структуре правильной Евклида

Её весь облик. На траву

Простёрся полог… Естеству

Она подобие… Пятами

Примяла хладную листву

И неподкупными мечтами

Ловит эфир, как сон очами.

II.

Смеётся счастливый Кентавр,

Рука простёрта к Небесам,

На голове роскошный лавр…

Вперёд! К нетронутым лесам,

Где дичь досталась бы стрелам…

Не отступай, стрелец строптивый!

Ворвись в Природы дикой храм!

Пусть будет властен лук игривый

И бег свободный и ретивый.

Лето 1980 года

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛИЕПАЕ

Я частью помню годы молодые:

Свободы резвость, без границ морской простор,

Томаса Риги, берега златые

И райский плод, затерянный меж дол.

То были дни… С тех пор уж позабыты

Отдельные черты моих забав,

Когда гранитные седые плиты

Балтийских волн ломали буйный нрав.

Там огни маяка таинственно мерцали

Под сумраком ночи у брежных вод

И Духи ветров мой покой ласкали

Созвучием Природных Од.

Я слушал и внимал: то бури завыванье,

То шумных волн суровую красу.

Молчал и видел их чередованье,

И память их в Душе своей несу.

Стихии голос чувствую доныне,

Он мой кумир и друг блаженных нег.

Его безмолвный, но коварный бег

Воздвигнул тайный щит гордыне.

Зима 1980 года

ЕДИНСТВЕННАЯ

Dilecta!* Сердце освежи,

Утешь поэта ночи,

Терпеньем слову послужи,

Души просветли очи.

К его игривому перу

И вдохновенья неге

Сойди к вечернему двору,

Не думай о ночлеге.

Поведай сладостный обряд,

Воспетый родословной,

Согрей унылый зимний сад

Своим дыханьем ровным.

Рукою белой, как цветок,

Сними вуаль печали,

И резвый звонкий голосок

Пусть очарует дали.

Тогда мой благодарный слог

Твой дивный стан восславит

И плечи, и изгибы ног

И юность позабавит.

––

*Единственная.

Зима 1981 года

АКТЁРУ

В альбом Фельдшерову А. Р.

Тебе, мой друг, сады Шираза!

Ты заслужил тот славный дар

И лавр престижный из алмаза,

Рукоплескания пожар.

Храм Талии — твоя обитель,

Да будет счастлив твой покой,

Правдивых фраз немой хранитель,

Старик усердный и живой.

Где ж, братец, верный Дионис?

Садись же рядом пред бокалом!

Пусть в взоре тихом и усталом

Вино запечатлеет «бис»…

Но вот ты вновь на скриплой сцене,

Сопутствуя иным певцам,

Заводишь искренние пени.

И добр, и мудр не по летам.

Весна 1982 года

В ДЕРЕВНЮ (К Д. Н.)

Быть может, ты желал

Моих трудов посланье

И в мирном ожиданье

Календари листал?

Всё не писалось мне…

В седой жаре Востока

Я ждал дождей потока

И хлада при Луне.

Здесь я устал, мне скучно.

Взираю равнодушно

На Неба силуэт.

Всё та же пыль столбами,

И бледными губами,

Как злой анахорет,

Желаю пасторали,

Привольный ветр степей,

Московский дух полей

И северные дали.

Чтоб в шумной тесноте

Побыли мы с тобою

И в песен пестроте

Упрямой головою

Воздали бы успех

Любви и откровенью,

Предав грехи забвенью

Без тягостных помех.

Забудутся печали,

И, сидя у окна,

Воскликнет каждый: Vale! –

В объятиях вина.

Пусть добрая вдовушка

Мадонной будет нам

И холодная кружка

Приближена к устам.

К чему мечты иные

И мыслей суета,

Речей слова пустые,

Курортные места?

Лето 1982 года

ДРУГУ (Д. Н.)

Ужель забыл о нашем прошлом, друг?!

Иль страсть к ученью затуманила твой разум?

Могу и я дать место гневу вдруг

Через послание острейшей фразой.

Давно ль не помнишь ты истории страницы?

Или в рассудок твой прокрались небылицы

О всяких суевериях людских,

О всевозможных бедах монстров злых?

Открой истории главу!

Об Англии, о Билле во двенадцатом году.

То было доброе прошедшее столетье,

И вспомни Лудда — зачинателя всех бед,

Его ведь тоже звали Нед!

Но на дворе не прошлый век,

И ты не Лудд, что был ткачом,

Он разрушитель и больших пороков след,

Ты ж — созидатель и борец со злом.

Осень 1982 года

ДРУГУ (Д. Н.)

Ты помнишь сладостные лета,

Когда восторженной мечтой

Мы наслаждались, как поэты,

Иль озиралися с тоской

К предмету юности забавной

И мыслью доблестной и славной

Несли торжественный покой?

Близ стены нравственного храма

Тогда не ведали забот.

И тени жизненных хлопот

И судьб неведомая драма

Нам были чужды, как Богам.

Надежду мы несли словам

И с восхищеньем ненапрасным

Дарили взгляд друзьям прекрасным

И речи верные устам.

Теперь иные в нас стремленья:

Молчим всё чаще, больше пьём,

Помалу забываем дом…

И от избытка нетерпенья

В нас нынче праведник восстал,

И добродетельных начал

Мы ищем первые мгновенья.

Зима 1982 года

ПИСЬМО К ДРУГУ (Д. Н.)

А помнишь, друг, как мы бродили

Средь люда мирного и всяческих затей?

Как кубок верности и дружбы пригубили

И охраняли свято дар счастливых дней?

И радость встреч вкушали вдохновенно,

Воздвигнув братством над главой пайон,

К охлосу относилися презренно…

Ужель покинул нас отрадный сон?

Ушла ли радость молодых сомнений

Иль смолкла муза дерзостных речей,

Где след наш милых злоключений,

Где думы прожитых ночей?

Как две Звезды, гонимы ветром,

Расстались мы, продолжив путь изгнанья,

Ты добываешь хлеб дорогой знанья,

А я — блуждающим своим пером.

Всё по-иному сталось, всё сменилось,

И радости уж нет в душе моей,

И пышная Природа отвратилась

От светлых и желаемых идей.

До встречи, друг, гонимый чудом

На брег диковинной мечты,

На брег, полнённый изумрудом,

Где всё значимо, как и ты.

Зима 1982 года

ПИСЬМО К ДРУГУ (Д. Н.)

Прими, мой друг, сие посланье —

Плоды усталости моей,

Плоды пугливого мечтанья,

Незабываемых ночей.

Где Звёзд мерцающих обитель

Сроднилась с вещею Землёй,

Где ты, мой славный вдохновитель,

Живёшь, рождая подвиг свой.

Прости за массу изречений,

Прости, что ежели не так,

Не придавай тому значений

И молви дружески: «Простак».

Слезоточивые творенья

Отбрось в огонь, мой Лаватер,

Приемли главы приключенья,

Тартюфа обрети в пример.

И ложь прими как назиданье —

Обман порой имеет суть.

Уж лучше враки, чем страданье,

Где цель изменчива, как ртуть.

Мой долговязый, дюжий странник,

Опричник Северной земли,

По воле собственной изгнанник,

Стихами жажду утоли.

Открой игристое вино,

Вуалию сокрой окно

И вспомни малость обо мне

В своей холодной стороне.

ОДНОКЛАССНИКАМ

Когда в блаженный свой досуг

Мы собирались в тесный круг,

Проказник Бахус, нас услыша,

С Церерой к нам входил тайком

И бодрым дарственным вином

Нас опьянял, глагол колыша.

И мы весёлою толпой

Неслись под свод небесной дали,

Где речи глупые толкали

Под платонической Луной.

Осень 1984 года

ЗАЧЕМ

Зачем усердные посланья

Я вдохновлял избытком дум

И возносился в трепетанье,

Перед тобой теряя ум?

Зачем я речию забвенной

Воспламенял свои уста

И под Луною серебряной

Обожествлял, как Дух Христа?

Зачем вымаливал прощенье,

Терзаясь мнимой красотой,

Не испытавши отвращенья

Ко внешности твоей пустой?

Зачем, толпою окружённый,

Ходил надменно, как злодей,

И шёл, как громом поражённый,

За дивной тению твоей?

Осень 1984 года

ЗУХРЕ

Дитя восточного зефира,

Тебе моя послушна лира

Пророчит щедрый звук:

Пред красотою Альтаира

В объятьях гордого Тахира

Познаешь нежность рук.

Осень 1984 года

ДИАНЕ

Скажи, восточная Диана

И Азии волшебный дар,

Давно ли Сердца лёгкий жар

Тебя коснулся, как Корана

В мгновенья сладостных надежд

Касают пальцы мусульмана,

Когда в предместьях Тегерана

Он, не скрывая бодрых вежд,

Молит о божеском прощенье?

Но, друг, к чему тебе моленья?

В тоске бы я молился сам,

Склонившися к твоим ногам

В священной власти заточенья.

Осень 1984 года

КАК ЖАЛЬ

Как сладко мне порой являться

В места, где мир твой находил,

Способность жизни удивляться,

Где я, мой друг, тобою жил.

Где мы делились сокровенным,

В ночной мечтая тишине…

Как жаль, что чувством вдохновенным

Туда являюсь лишь во сне.

Осень 1984 года

СКУЧНЫЙ ПРАЗДНИК

Однообразье, суета

И одиноких лиц капризы,

Девиц нескромные сюрпризы

И тесных платьев пестрота.

Осень 1984 года

И СОЗДАЛ БОГ ЖЕНЩИНУ

Всё так и эдак, всё в насмешке,

В глумлении и нервной спешке

Вершает женщина дела.

Плетёт ли сеть или злословит,

Мужчину глупого ли ловит —

Она по-прежнему мила.

Пленяет страстно и надёжно

И носит смело дерзкий взгляд,

Умом блеснёт, где только можно,

Любови приготовит яд.

С холодным чувством откровенья

Она мутит покой и сон,

В хандру впадает переменно —

Веков так было испокон.

Позвольте молвить: «Так и будет».

Над нею божества печать.

Она Всевышнего осудит

И будет вечно вдохновлять.

Осень 1984 года

О СТАРОЙ ДЕВЕ

У ног несчастливой сестры

Одни печальные виденья:

Ни вздоха нежного, ни утешенья,

Ни ласки чувственной поры…

Всё безразлично ей и скучно.

Порой глядит она послушно

На тихий маятник часов.

Вот вечер. Ночь. Постельный кров.

…Она ложится равнодушно.

Осень 1984 года

К ДРУГУ

Однокласснику — Д. Н.

Приди, мой друг, походкой резвой,

Мы восполним Цереры стол

Вином токайским, мыслью трезвой —

Esse est percipi*, монгол!

Когда Батый, твой предок славный,

Опять на Русь явился тьмой,

Стояли русские стеной,

Сказав характер своенравный.

Следила хитрая Европа

За продвижением границ,

Ползла уж к ней коварна стопа…

Но полно древности страниц!

Приди! Мы выпьем за Европы

И за народ тех дальних стран,

Кто протоптал торговлей тропы,

Обняв Руси вековый стан.

Восславим трирского гиганта

Философическим словцом

И перед греческим отцом

Воспламеним иллюзий Канта.

Да будет мир взаимный наш

Скреплён не гадостью портвейнской,

А жизнерадостностью рейнской

И торжеством разумных чаш.

— —

*Существовать — значит ощущать.

Осень 1984 года

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Реальный случай на Афганской войне

с однокурсником — другом поэта

Давно то было. И сейчас

Я вспоминаю те мгновенья,

Когда я пережил волненье

В значимый, небывалый час.

Передо мною враг стоял.

Дыханье наших душ стеснялось,

Граница зла обозначалась…

Тогда кто боле трепетал,

Не в силах я сказать правдиво…

Лишь он и я в тот миг тоскливый

Сжимали гневных чувств кинжал.

О наши взоры! Верх войны…

Они пронзали откровенно:

Один из нас глядел смиренно,

Другой, не чувствуя вины,

Лишь нёс коварное терпенье —

Итог пустого размышленья

И нрав жестокий сатаны.

Так мы стояли… Ветер знойный

Всё нёс ещё свои пары.

Лишь он один тогда достойный

Хотел нас примирить. «Смотри! —

Твердил он каждому раздельно. —

К чему безумные дары

Нести друг другу и смертельный

Исход пророчить? В Мире том

Для вас единый будет дом

И вечности покой постельный».

Земля и Небо! Свет и мгла

Являли нам тогда подобье.

И стёрлось вмиг идей злословье.

Природа наших душ смогла

Нас примирить. Мечты сбылися!

Враждебный Бог в покой ушёл,

Оставив власти произвол,

И мы в порыве обнялися.

Осень 1984 года

СКАЗ ПЕЧАЛЬНЫЙ

В народе ходит сказ печальный,

Распространяясь всякий век,

Что поседелый человек

К повстанцам шёл дорогой дальней

И стал для них родным отцом.

Но вот однажды бой случился,

И старец с войском разлучился.

Пленённый вражеским царём,

Представ перед монархом грозным,

Старик солгал, где враг стоит,

И с видом важным и серьёзным

Завёл в засаду. Был убит

Он тотчас как царя изменник,

Изрублен вражеской рукой…

Никто не знал, кто был герой,

Но говорили, что священник.

Осень 1984 года

КАНЦЕЛЯРСКАЯ ЛЮБОВЬ

Мне важно всё о вас узнать.

Достойный чуткого участья,

Ужель я не достоин счастья?

Не вам ли тайная рука

Подносит пёстрые страницы,

Где фантастичны небылицы

И жизнь там кажется легка?

Но я страдаю. Мирный гнев

Течёт в крови рационально.

И Мир объемлю я печально.

Осень 1984 года

КРАСАВИЦА

Красавица! Слава

Ланитам твоим.

Ты доброго нрава,

Тобою томим.

И ты, сладострастно

Пленяя меня,

Но всё безучастна

К страданиям дня.

Порою беспечна

Забавой своей,

Но тело не вечно —

Запомни скорей.

Мы все угасаем,

Приемли, душа,

И стих забываем.

…Но ты хороша!

Осень 1984 года

В АЛЬБОМ (Т. А.)

О, как ты жалок был тогда,

Когда безжалостно являлся

И ничему не удивлялся.

Уверен: лишь придёт беда,

Ты первый муку уготовишь…

Ну а пока что ты злословишь,

Неся бессилие вреда.

Октябрь 1984 года

В АЛЬБОМ (Т. А.)

Когда-то ты, мой друг, блистал…

Вошедши в Свет, ты был героем…

И даже нравственным покоем

Ты нас приятно услаждал.

Отныне мрачным изголовьем

Твоим является чертёж.

От чувств твоих пигмейских поз

Тебя мутит, и ты злословьем

Мутишь сознание других.

Октябрь 1984 года

МАСКАРАД

Ты в этой маске был ужасен.

Невинный взгляд для подлеца,

Что шрам для нежного лица,

Что ум для глупости — опасен.

Осень 1984 года

МЛАДШЕМУ ДРУГУ (Д. Т.)

Прими творений груз почётный

И вдаль! А там — познаний свет,

И Мир открытия несчётный,

И мудрость непрожитых лет.

Твори и властвуй! Жар глубокий

Неси в сознание других.

Тебе — теперешний мой стих

И Сердца помысел высокий.

Осень 1984 года

ПАМЯТИ УЧИТЕЛЯ (М. Д. Бодня)

Учитель! Помним мы слова,

К младым потомкам обращённы,

Суровой жизнью вдохновлённы.

Когда-то было всё! Глава

Светилась мыслию прекрасной,

И всё студентам было ясно.

И все мы жаждали живой

Урок, в тиши уединённый,

И взор Ваш, думой увлечённый,

Разумный нам дарил покой.

Мы были вместе. «Эко чудо!» —

Вскричит ленивый ученик.

Но тот, кто в знаний мир проник,

Уж более не скажет худо

О мудрых и златых летах,

О первом опыте, стенах,

Где зарождался спор невольно.

Теперь уже так Сердцу больно

Нам вспоминать о том.

Пусть наши искренние речи

Подарят Вам извечный сон

И слава доблестных имён

В грядущем обозначит встречи.

Сентябрь 1985года

***

Помазанник Божий,

Без Царства — Король,

Мой друг толстокожий,

Не любящий соль.

Но жадный до злата,

До прочих камней,

Поклонник карата —

Седой брадобрей.

Сентябрь 1985 года

***

Ты жив ещё, курилка мой?

Мне на тебя смотреть тревожно.

Что? Бог курил?.. Ах, невозможно.

Но верно то, что ты вдовой

Оставишь милое созданье,

Когда табачное желанье

Не уничтожишь с головой!

Сентябрь 1985 года

ЭПИГРАММА

Здравствуй, лживый лиходей,

Злой мучитель музы верной!

Ты всё пишешь, мой злодей,

Тапера слуга примерный?

Мыслишь ты, твоё деянье

На Земле оставит след?

Не сочти за назиданье:

Гений твой — искусству вред.

Сентябрь 1985 года

ВИКТОРИИ М. (11 октября 1985 года)

О чудо! Жизни продолженье!

И Мир принял священный дар,

И начал времяисчисленье

Викторианский календарь!

Октябрь 1985 года

КАТЕРИНЕ

Соседке к 8 Марта

Фотограф, может быть, напрасно

Запечатлел твои черты…

Катюша! В жизни ты прекрасней,

Ты в ней — соцветье доброты.

Март 1986 года

В АЛЬБОМ (Е. З.)

Тебе — любимице Амура,

Моя прелестная Лаура,

Я шлю невидимый убор.

Когда-нибудь московский двор,

Увидев сей венец восточный

На белоснежных завитках,

Воскликнет злобно: «О Аллах!».

Людей сомкнётся круг порочный,

Чтоб шаг безбожницы карать

И путь к Христосу указать.

Но тут (о, чудо!) Невидимку

Тебе лишь стоит повернуть,

И всё: толпа увидит дымку,

Твой лёгкий след и к Солнцу путь…

Когда ж, явившись в град пустынный,

Ты обратишь свой милый взор

К предмету памяти невинной

Иль бросишь искренний укор

И скажешь мудростью восточной,

Меня страданием обняв,

И властью мысли непорочной

Сразишь, бальзам так и не дав…

Ах, полно, славная Зулея

И пери девственной красы,

Молчу, страдаю, но не смею

Глаголом верным простоты

Сказать о чувстве безнадежном

И в страхе глупом и мятежном

Влачу тоскливые часы.

Минуты скучные считаю

С блаженной маскою глупца

И мусульманского творца

С надеждой втайне призываю.

Сентябрь 1987 года

О философии жизни

ВОПРОС

Отдавший годы на творенье,

В мечте о счастии людей,

Желая дум благословенье

В лице грядущих новых дней, —

Творец ли он пустых затей?

Напротив, сильное ль созданье

И клад некорыстных идей?

Великий смертный, без желанья,

Достойный славных лет признанья?

Лето 1985 года

***

И не судите строго думы те;

Познанья в них — уверенность в листе.

Они подготовляют нужный стих,

Мой Реквием, что описует жизни блик.

ЗОЛОТО

Злато — зло, известно многим:

Королям, старцам убогим,

И младенцу, и поэту

(Властелину дев ланит),

И души анахорету —

Но по-прежнему пленит.

И ЖИВЁТ ПОЭТ БЕЗДАРНЫЙ

Жив поэт неблагодарный —

Злой сорняк на почве роз.

Сочиняет стих бездарный,

Музу поит соком грёз.

Лошадь белую пленяет

Лживой маскою своей,

Девам сладким изменяет,

Лиру мучит, как Орфей.

Поселился среди башен,

Прозу пишет нехотя

И, как резвое дитя,

Вдохновлён обильем пашен.

Только сжёг огонь коварный

Стены дома и ночлег,

И живёт поэт бездарный

Без Пегаса и без нег.

Лето 1985 года

БИБЛИОФАГУ

Руссо тетради, дух Мелье,

Демократизм Мерешале,

И гуманизм Монтескье,

И гений мудрости Паскаля.

Гольбаха мысль, Вольтера строки,

Дидро научные тома,

Буддизма древние истоки —

Не много ль это для ума?

Поосторожней с этим грузом,

Я видел виды поскромней —

Года влачат с таким союзом

Средь сумасшедших и врачей.

Лето 1985 года

ВЕТЕР

Давно ли, сеятель Свободы,

Обрёл ты тягостный покой,

Разрушив прежде храм Природы

Своею сильною рукой?

В краю безмолвном и глухом,

Среди камней далёкой Славы

Ты возбудил тревожно нравы

Бунтарским духом. Но потом

Своим невидимым дыханьем

Сроднился с чуждою Землёй

И пред разрушенной стеной

Почил изгнание молчаньем.

Кто буйный нрав твой заковал

И подточил твои пружины?

Кто гибели твоей желал

На месте тягостной чужбины?

Вздохни! Восстань! Промчись сурово

Над тьмой неведомой Земли!

Сойди из Зевесова крова,

Плевелы жаром опали.

Пусть там родится хлеб свободный,

И Мир извилистой тропой

Придёт к тебе, поклон земной

Воздав за жребий благородный.

Лето 1985 года

ДУБ И ЖЁЛУДЬ

Среди раскинутых полей

Рос дуб… Своей могучей кроной

Он восхищал вокруг людей

И шумом лиственных кудрей,

И шапкою своей зелёной.

Неведомо, как он возник,

Что видел в прошлом, неизвестно,

Но только ветра злой язык

Распространялся повсеместно,

Как он, забыв вековый сон,

Рождал природное движенье

И листьев бодрое волненье

Торжественный являло стон.

Ни ветер жаркий не встревожил

Его могучего ствола,

Ни азиатский червь не гложил

Коренья челюстями зла…

Но вот однажды тучей чёрной

Гроза была принесена —

И пал титан, урон серьёзный

Заполучив у ней сполна.

И он, сожжённый, одинокий,

Стоял со сгорбленной душой,

Казалось, что слепой стеной

Был сдавлен рост его высокий.

…Прошла лет многих череда,

Разрушился степной обломок,

Но рос затерянный потомок.

Земли солёная вода

Его поила постепенно,

Он к Небу восходил почтенно,

И от младенчества следа

Уж не осталось. Добрым кровом

Он стал: для вольных птиц — постель,

Для пилигрима — колыбель.

И люди с благодарным словом

К нему спешили в нужный час

И приходили на свиданье,

А он шумел, природный глас

Храня, как вечное желанье.

Лето 1985 года

ЛУННЫЙ СВЕТ

Лунный свет — Души виденье,

Звёздной пыли островок!

Что ты шепчешь мне, забвенье,

Судьб ошибок иль порок?

Ненапрасным ты волненьем,

Друг Селены, мчишь свой луч

И среди подвижных туч

Мимолётным ослепленьем

Даришь тайные мечты,

В блеске звёздной красоты,

Предрекая сон желанный.

Где ты, где, друг безымянный,

Ожидаешь свой конец,

Как уверенный гонец

Мчась с надеждой неустанной?

В одеянии Богов

Ты кружишься в танце вечном,

В ожидании беспечном

Ищешь долгожданный кров.

Лето 1985 года

МЁРТВЫЙ ОСТРОВ

Молчит средь моря брег скалистый

И тенью грозною своей

Не подпускает близ людей.

Лишь свет божественный и чистый

Он излучает. У воды

Сверкают древние породы,

Пронзив пиками небосводы.

Вблизи источников сады

Стоят. Но мёртвыми рядами

Они пугают всех зверей

И ядовитыми корнями

Погибель сеют меж камней.

Покой царит там одиноко.

И только ветра злой язык

Порой поднимет пыль высоко,

И, застилая Солнца лик,

Она взовьётся серой шалью,

А там уже спадает вниз

И пред величественной далью

Парит вдали, как лёгкий бриз.

Всё тихо там, всё там сурово…

Когда ж являет ночь права,

Тревожный зверь дрожит у крова.

И лишь премудрая сова

Сидит, с вершиною сроднима,

Храня рассказ холодных скал,

И ждёт спокойно пилигрима,

Который бы на брег попал.

Её немеркнущие взоры

Светят надёжно, как маяк.

Порой недремлющий моряк

Меняет курс. Но только зори

Морскую гладь зазолотят,

Как крики гневные летят

Из уст встревоженных поморов.

Они стремятся прочь опять

От тех краёв и мест далёких,

От скал суровых и высоких,

Чтоб больше остров не видать.

…Так дремлет он всегда один,

Как Бог. Стоит, загадок полный.

Лето 1985 года

МНЕ НЕ СПИТСЯ

Мне не спится,

Ночь струится

Хладностью своей

И безвременно роднится

С утренней зарёй.

Дум безбрежность,

Дум тревожность

Роится в главе,

И суровой жизни сложность

Скрыта в тишине.

Звёзд веселье,

Звёзд безделье

Движется к концу,

Скоро утру новоселье

И покой творцу.

Лето 1985 года

О ПОЭТЕ

Что Вас пугает?.. Новизна

Его гражданских откровений?

Глагол язвимый, старина

Или заимствованный гений?

Порой за древностию слов

Стоит наш опыт современный

И практика — собрат почтенный

Теоретических трудов.

Когда же гневные творенья

Тревожат ум и наш покой,

Кричать ли нам от восхищенья

Иль гневно в пол стучать клюкой?

Или отращивать бороды

«Демократических заслуг»,

Или бороться с криком моды,

Презрев гражданский свой испуг?

Конечности строками сводит,

Когда цинический поэт

Тебя в эротику уводит…

Пусть в скоморохах ныне ходит

Его безнравственный сонет.

Декоративные творенья,

Парик напудренных идей

Сожги, поэт, и пусть забвенье

Их ждёт средь лавровых ветвей.

Но мыслей славных заточенье

Разбей, добро освободив,

И, жизнь сурово полюбив,

Восславь сей жизни продолженье.

Лето 1985 года

ОДНОКУРСНИКАМ

Друзья, спасибо за веселье,

За мыслей доброе вино,

За откровение, безделье…

Последнее порой дано

Нести нам долгие мгновенья,

Запечатлев в душе покой,

И с ненапрасным сожаленьем

Их вспоминать затем с тоской.

Но прочь уныния занозы!

Вослед затишью грянет гром

И счастья ласковые грёзы

Исчезнут разом… И потом

Воспрянет прежний дух ученья —

Разумный кладезь наших дней,

И шелест лавровых ветвей

Нам будет музыкой стремленья.

Барнаул. Стройотряд.

1985 год

ОРЁЛ

Промчавшись тению угрюмой

Средь скал холодных и долин,

Терзаешься свободной думой,

Немилосердный властелин.

Ты — дел кровавых господин,

Беспечных птиц гроза немая

И даже Неба царь. Один,

Под храмом Зевса пролетая,

Спокоен, вечность коротая.

Барнаул. Стройотряд.

1985 год

ПОСВЯЩЕНИЕ В. ШУКШИНУ

Талант российский в нём дремал,

И там, в Сростках, в уединенье,

Среди ночи, когда движение

Уму подвластно, он не спал

И переписывал страницы

Из книги жизни, а они

Летели гордо, словно птицы,

И были мудрости полны.

Барнаул. Стройотряд.

1985 год

ПРАВДА И ЛОЖЬ

О наши утренние годы!

Воспоминаний лёгкий след,

Обиды, детские разводы!..

Пришёл отныне ваш черёд

Ответ держать перед сознаньем.

Мы судим вас в свои лета,

Когда натуры простота

Уж входит в моду с воспитаньем.

Когда цинический язык

Порок сплетает с добрым делом

И надевает зло умело

Одежд безнравственный ярлык.

Когда мы в разговоре новом,

Кидая мысли старины, пророчим Рай,

Но бранным словом терзаем уши,

То вины тут нет ничьей. Глагол отныне

Приложен к всяческой гордыне;

Слова для дела созданы,

А делу мы подчинены.

В сердцах мы жар слепой храним

И стрелы искренних желаний,

Бунтарский дух и жажду знаний.

Но едкий вездесущий дым

Проник в традиции и нравы

И юных праведные главы

Вознёс кумиров падшей славы.

Отныне идолов горенье

Пусть превратится в чуждый прах

И на отеческих холмах

Родится верное воззренье

На Мир, где надобность ваять

Законы вечной Красоты.

Осень 1985 года

О ЗАКОНЕ ТРЕЗВОСТИ

Скажи, предчувствовал ли ты

Сего закона учрежденье —

Морали нашей воскресенье?

Или ничтожные мечты

Твоё покинули сознанье,

Лишь только власти начинанье

Воздвигло трезвости мечты?

Вообрази! Меж двух огней,

Двух антиподов эстетичных

Бредёшь один ты, как Орфей,

Слагая гимн полку «Столичных»…

Но тут — закон; ты жалок тем,

Что искрой мысли вдохновенной

Восславил Ноя злой гарем —

Обитель жидкости презренной.

Оставь, невинный пешеход,

Бальзам морали увлажнённой,

Предчувствуя плохой исход,

Как смертный жребий предрешённый.

Оставил?.. Славно!.. Суждено

Тебе отныне возрожденье,

Но тяжко дум твоих прозренье:

Вино и истина — одно…

Предав коварство влаги праху,

Себе покорно ты воздвиг

Демократическую плаху,

Торжественный приблизив миг,

Глава скатилась с плеч нетрезвых,

Но генетический Закон

Взрастил другую… Как дракон,

Ты средь мечей могучих, резвых.

Они витают над тобой,

И ты со взглядом равнодушным

Уже становишься послушным

И упиваешься водой.

Ноябрь 1985 года

СОВА

Среди замков железной клетки,

На древе тесном и хромом

Сова сидела, когти в ветки

Вонзив и хлопая крылом.

К ночи, кругом вращая око,

В края бесчисленных Миров

Она блуждала одиноко

И, забираясь выше снов

Тревожной мыслью к Небосводу,

Питала поиском Свободу

От зависающих оков.

Когда пред узницей причудной

Народ гуляющий шумел,

Меж тем в толчее многолюдной

Лишь редкий взором цепенел

И следом сон терял прозреньем.

Изменчив скоро настроеньем,

Он жить, как прежде, не хотел.

А охлос речью разговорной

Терзал её… Холодный шум

Бежал среди толпы проворной

И был причиной бурных дум.

Так скован разум твой толпой,

Так ты осмеян властью сытой,

Так Звёзды шепчут над тобой,

Внимая суть мечты убитой.

Лето 1986 года

СТРАННИКУ

Куда же далее? В обитель

Мечты пугливой и простой,

Где гений твой — начал хранитель —

Душе доставит Мир иной.

Где чередою откровений

Твой Ангел бы тебя растил.

Пусть не мудрец, но озарений

Затворный угол бы впустил.

Твои мечты тебе шептали:

Бежать далёко, далеко,

Где бы дышалося легко,

Где счастлив бы остался: Vаle!

Лето 1986 года

У ПОСТЕЛИ БОЛЬНОГО

Молчи, ни слова, друг уставший…

Закрой глаза в отрадном сне…

Пусть сон, рассудок твой угасший,

Рассеет годы в тишине.

Хоть болен ты и ты ослаб,

Вдохни святыню дружбы нашей!

Пусть не в объятиях, не с чашей,

Кто любит так — свободный раб.

…Порой за чувством ласки и морали

Сокрыт в нём ложный блеск красы,

И в дни злосчастные печали

Он рядом. Дёргает усы,

Глагол слагает благородный;

В лице порыв и взгляд народный,

В душе — бесчестие лисы…

Меж нас, под мокрым шалашом,

И гнев, и радость, и желанья,

Мечты пред красным угольком

И взглядом верным лобызанья.

К чему обманом неустанным

Дарить холодный свет очей

И прятать в сумраке ночей

Свой Арлекин под злом гуманным?

Лето 1986 года

В ГОРАХ

Не спится мне, обуревают мысли.

Палатка вся во мрак погружена,

Свеча в подсвечнике уж сожжена.

И шорохи загадочны в тиши,

И скрежет филина, несущий страх в ночи.

Луна, как слабое пятно,

Померкла, заходя за тучи тень.

Она наводит хлад давно,

Но близко утро и наступит день.

И пробуждение Светила

Затмит зерцалами вуаль,

Воспрянет радость, что Душа носила,

И пред глазами заискрится даль.

В горах Бричмуллы.

Лето 1986 года

ИГРОКИ

Один коварно и надменно

Играл в азартный преферанс,

К противнику взирал презренно,

Имея хитроумный шанс

Вновь победить через обман,

Опустошив его карман.

Другой подсел и извинился,

Игрою сладостной пленился,

Повысил ставку, в буре страсти

Сверкают очи, трубок дым,

Сидят мужи в фортуны власти,

Вот выигрыш!.. И близок Крым!

Садится третий прожигатель:

Пред ним изысканный гадатель

Скрывает тайны озорства.

Сукно зелёное красиво,

Рубли ложатся как листва,

Повсюду трепет (что за диво!).

Лоснится атласная карта —

Людей не встретишь без азарта.

Пришёл четвёртый между делом,

Но в сети шулера попался

И, радуясь своим уделом,

Всё просмотрел и проигрался.

Лето 1986 года

НРАВОУЧИТЕЛЬНАЯ СТРОФА

В наш век большого просвещенья

Нетрудно сделать заключенье:

Умам — престиж и благородный

Венец из Нобеля ветвей,

Глупцам — инструмент огородный

Для благ учёных и людей.

Лето 1986 года

ЖИВАЛ ПОЭТ

Обрядов тайных собиратель,

Пещерных чувств властитель злой,

Сердец надменных разгадатель,

Живал поэт. Своей рукой,

Каламом резвым и строкой

Он с наслажденьем будоражил

Умы глупцов и дев покой.

В кругу коллег с отрадой княжил…

И медное богатство нажил.

Лето 1986 года

***

Портрет сей есть подобье сэра Генри,

Чей образ написал Оскар Уайльд.

Он показал в портрете том любови бредни,

Искания рассудка и Души провал.

Лето 1986 года

К ПОЭТУ

Свой кладезь разума и мыслей новизну

Отдай другим восторженным собратьям,

Кто бескорыстен, и неверен платьям,

И злейший недруг гадам и вину.

Кто выбором бесчисленных пророков

Несёт лишь дань страданию людей,

Кто истый враг и лести, и пороков,

Кто гневен сопричастности судей

К продажности и зыбкости рассудка,

Чья безразмерна и бесчестна дудка:

Она заставит плакать и детей,

И просто вора, чья развратна шутка.

Отмсти за павших вещею строкой,

Взрасти младенца гений несмышлёный

И, завершив словесный жребий свой,

Сомкни глаза, никем не побеждённый.

Зима 1986 года

***

Пророком иногда я льщу себя

И мню порой божественною тенью,

Наивно думая, что озарила тень мою судьба

Могучим Духом и терпеньем.

Зима 1986 года

СВЯЩЕННО ЗНАМЯ АЛЬБИОНА

Священно знамя Альбиона,

Упрямый Кук под ним ходил.

Оно — частица бастиона,

Где Веллингтон азарт испил.

Под этим флагом безрассудно

Угрюмый Нельсон восседал,

Когда врагу он глаз отдал,

Плывя средь океана блудно.

Могли бы мы писать роман,

Но Миру пагубны захваты,

Когда б узнали супостаты

Об участи подвластных стран.

Осень 1990 года

СТРАНА УТОПИЯ

Я слушал музыку. Она

Пленяла тихою игрою.

Воображалась мне страна,

Где терпеливой чередою

Идут по волнам корабли

И славные сыны Земли

Творят бессмертие рукою.

Без слов излишних и хлопот,

Без суеты своих воззрений,

Лишь отирая жаркий пот,

Они гранитом убеждений

Возносят верные мосты

И воздвигают Храм надежный,

А океан вокруг безбрежный

Им вторит эхом красоты.

Я видел гордое молчанье

Героев, победивших страх,

И на младенческих устах

Блаженства видел созерцанье.

Там было кладбище отцов.

А за суровыми стенами

Открылось поле перед нами —

Могила братская Богов…

Желаньем я не смог понять

Единства музыки и дела

И край могучего предела

Меж ними не сумел познать.

Как скоро праведное слово

Отображало суть вещей…

Но блекнули черты сурово

Страны-утопии моей.

Осень 1990 года

***

Я мусульманин! Горд я тем,

Приняв традиции Ислама

И суть Махмудовых систем

Восславя росчерки калама.

У Арафата дивна храма

Я боле не прошу наград.

Немало лет тому назад

Писал вот так Абдул Азад.

Осень 1990 года

Стихи 1991–2000-х годов

О собственном мироощущении

ПАМЯТНИК

Я памятник себе воздвиг подвижный,

И наперёд не знаю я, где обрету покой.

Найду ли чуждый стан или смышлёный ближний,

Облившись радостной слезой,

Сосредоточится и тем придаст движенье,

Стремясь усиленно в возвышенный союз,

Установляя зримый срок для исполненья

В земном устройстве справедливого порядка.

Декабрь 1991 года

ВСЁ СОВЕРШУ, НЕ УСТАНУ…

Море страстей непрерывно волнуется,

Я ж отдалён на брегу, нечувствительный.

Чистой усладою, скорым прозрением

Всё совершу, не устану… Уверенный

В поприще верном, своё состояние

Миру раздав интуицьей доверенной.

Декабрь 1991 года

ЧТОБЫ ЗАЖЁГСЯ СОЛНЦА ЛУЧ

Хочу страдать иллюзьей дальной,

Чтобы в судьбе моей печальной

В конце зажёгся Солнца луч

И ненапрасным было время.

Декабрь 1991 года

НАДЕЮСЬ Я

Надеюсь я весь Мир плачевный

Устроить образом своим

И день божественный, но гневный

Развеять, как тяжёлый дым,

Заслоном радости духовной

От обжигающих лучей

Довольной власти палачей.

Зима 1991 года

ЕЩЁ В РЕБЯЧЕСТВЕ

Ещё в ребячестве своём

Я чувствовал своё призванье.

Дичился сверстников… Кругом

Мне было скучно оправданье.

Я всё считал, что тесно мне,

Что, окажись я в стороне

От назиданий, поучений,

Расцвёл бы мой дремавший гений,

В восторг суровый приводя.

Зима 1991 года

***

Нет никакого стеснения мне…

Хочу всей душой занять другие

Пространства. Или свернуть себе шею,

Подражая безрассудно,

Говорит язык любви…

Зима 1991 года

Я ТАМ, В ТИШИ, ПРОИЗРАСТАЛ

Я там, в тиши, произрастал

И Мир единый созерцал,

Извилистым путём тревожно постигая

Устой общественный.

Причиной ли неродственных кровей —

Не знал, каким Богам молиться,

Возвысив чередою дней

Своё унылое терпенье,

Оправдывая назначенье

Философических затей.

Зима 1991 года

***

Полюс холодный

Мне недоступен.

Мы, африканцы,

Гордые тем уж,

Что у нас

Мать Человечества —

Первоначальна.

Зима 1991 года

***

Взгляд обращаю —

Чувствую святость

Внутренних связей

Между вещами

И расторопно

Свет призываю

Солнцем пролиться.

Зима 1991 года

***

Как живётся, чужестранец?

Не в твоей ли стороне

Танцевал я дикий танец?

И от хлада при Луне

Помышлял о тёплом стане?

Не заигрывал ль с подружкой,

Чтоб в приятной тишине

Поболтать за жаркой кружкой?

Зима 1991 года

ЧТОБ ДАТЬ ПОНЯТИЕ О МИРЕ

Я царств жалею, лишь преклоняясь

Ничтожным проблескам добра.

В пределах мутны представленья

О назначении людском.

Бежать тоски остолбенелой

В попытке, не остервенясь

Перед грубейшим нарушеньем

Толпой загаданной мечты —

В Звезды падении случайном.

Итак, в надежде попытаюсь

Войти в стремительный поток

Борением неоднократным,

Чтоб дать понятие о Мире

Суровой службой бытию.

Январь 1992 года

***

Уже алкаю я Свободу,

Уже лелею сущий Мир —

Предстать потомкам

Нестеснённым.

В оторопелости мятежной

Слоняюсь бодрым петухом,

Крича завет —

Сей глас упорный.

Январь 1992 года

***

Мне нерв в задаток превратил

Мою скучавшую природу.

Как с усыпальницы к народу

Я возбуждённый выходил,

Бескожий и алкал Свободу.

Январь 1992 года

Я ЖИВУ В СВОЁМ МИРЕ

Я живу в своём Мире.

Я далёк от всего…

Преклоняясь перед

Востребованным прошлым

И улавливая будущее…

И нет во мне даже презрения,

Ибо нет окружения мне.

Январь 1992 года

О философии жизни

ГДЕ ОТЕЧЕСТВО

О, где же прежние стада и вдохновенье?

О, где же светоч умственной Души?

Где гордое к врагам презренье?

Обитель где и леса шалаши?

Осиротел я… Более не в силах

Внимать постыдный шорох языков.

Сокрыт мятежный Дух в могилах,

Зашли герои за альков.

Всё шатко, всё иного просит,

И чужд для Мира Пушкин, Данте и Шекспир…

Потомков дерзновение уносит

В иной, неотвратимый Мир.

Кругом аборигенов злоязычье,

И пал герой, мечи сложив у врат.

И человек другому уж не брат,

А недруг злейший, славящий двуличье.

Январь 1992 года

ГДЕ ТЫ, СТРАНА

О ты, страна любви небрежной,

Страдания холодный дом,

Страшусь тебя душой мятежной,

Борясь с тобой твоим же злом.

Январь 1992 года

НЕИЗБЕЖНОЕ — ИСТИННО

Жизнь без чудес,

Пребывая Законом

(То отвергая,

Что явно превышено

И неразумно,

По всей вероятности),

Вкус формирует

Идеей прекрасною,

Не прерывая

Поток впечатлений.

Ввёл Стагирит:

«Неизбежное — истинно»,

Предполагая, возможно,

Зависимость

Дел от судьбы

Небосводов, как зеркало,

Всё отражающих,

Луч фиолетовый.

Январь 1992 года

МАЛЕНЬКИЙ ГИМН

Нам виден Мир чудесным планом,

Описываясь лучше словом,

Чем цифрой. Важный документ

С печатью дарственного блага.

В нём все старались, совещаясь,

Не прерывая разных мнений,

Толкуя вместе здравый смысл.

И вольность твёрдая понятий,

Их способ пересечь границы

Явлений, многим разделённых,

Разносит весть, что люди — братья,

Перетекая уж избранным

В божественную бесконечность…

Лето 1993 года

И УМНОЖАЯ ТЕМ РАСПАД

Застыв, остановясь в развитье,

Державно почуя на лаврах

И притворяясь идеалом,

Внушает слабым

Мощь литую.

Ему значение в устоях

Передаваться меднолобым

Гремящим слухам и соблазнам,

Вялотекущему теченью

И умножая тем распад.

Лето 1993 года

И В ЧАС СВОБОДНЫЙ

И в час свободный мы, трепеща вдохновеньем,

Как ветр незримый, волны рассекая,

Переведём задачу в неизвестность,

Проникнув светом в тьму,

Пошевеля притихшие глубины,

Где разные заводятся творенья…

В них обитатели поспешно расползутся,

Так непривычные к подобным посещеньям.

Лето 1993 года

***

Отрок чувственный и нежный

Неразумно приступает,

Скрыть растущее волненье,

Попытаясь безмятежно

Созерцать поспелый плод.

Но срывает, удалившись

Через заросли густые

Мигом от лесных подруг.

Лето 1993 года

***

Пустой толпе поэт не нужен,

Его презрят среди повес,

Но ею будет он разбужен

Для сотворения чудес.

Лето 1993 года

ВРЕМЁН РАЗРЫХЛЕННАЯ СВЯЗЬ

Времён разрыхленная связь

Как точно червь пространство точит,

С бессмысленностью копошась,

Ему — капризное собранье

Убогих чувств, не разделённых

Иным собратом по роенью.

Он дар телесный принесёт —

Владыка тесныя пределов,

И, устремляясь вглубь бесцельно,

Сомнением не потревожит

Свои волнующие ткани.

Осень 1994 года

ВЕРУ КУЮТ

Слёзы людские

Тихо текут,

Песни мирские

Громко поют.

В час испытания

Смех и страдания

Рядом идут.

Верой взращённые,

Не побеждённые

Властию пут,

Часто случается —

Вместе сливаются,

Веру куют.

Осень 1994 года

СМЫСЛ ЖИЗНИ

Единство цели — вот стремленье.

Лишь в том покой Души твоей,

Где разума предназначенье

Плоды рождает для людей.

Корабль, созданный рассудком,

Пройдёт немало лун и льё,

Разрушив догму с предрассудком,

Предначертав судьбу Мельё.

Уйдут в лета порок, изъяны,

И грешный обретёт покой,

Возвысятся Свободы кланы —

Сообщества без сути злой.

Сожгут народы злых кумиров,

Встревожив сон прошедших лет,

И из железных из потиров

Низвергнут рабства амулет.

Придут, придут часы возмездья!

Народный и священный меч

Опустит тяжесть с жалких плеч.

Она скатится, и Созвездья

Зажгутся для людей Земли.

И Мир — гармонии пример —

Увидит среди чёрной мглы

И жар, и силу звёздных Сфер.

И Ангелы Небесных Сфер

К тебе приблизятся смиренно,

Начнутся речи откровенно

В дипломатический манер.

Не скажут поздние потомки,

Что ты — подобие ханжи,

Что ты стоял слепой у кромки,

Проторенной дорогой лжи.

Осень 1995 года

РАДОСТЬ СЛАВИЛИ

Робко пролитым вином

Умывалися,

А разорванным сукном

Утиралися.

Говорили ложь до дна

Сказкой сладкою…

Получалося, однако,

Всё накладкою.

Знойной тёлкой и бычком

Простынь, радость славили

И Марию с дураком

В угол ставили.

Осень 1995 года

ПРИРОДА-ЗАТЕЙНИК

Природа-затейник

Людей увлекает

И временем мирным,

Сбирая их вместе,

Заводит собрание

Многообразием

Существования,

Духом свободным

Свет отражая.

Осень 1995 года

***

Покой мы благодатный обретаем,

Свершая действие, лишь равное Природе,

И нравственный Закон выводим,

Согласьем сберегаясь от унынья.

Осень 1995 года

***

Нам память упростит задачу:

Пришедший опыт пригласит к раздумьям

И даст сражение, в надежде утешаясь,

Что дальняя присяга сохранит

И сил придаст, как амулет заветный.

Осень 1995 года

***

Быт селезёнкою

Сложен особенно,

Гробы поставляя

В кладбище унылое.

Метит крестами

Пустое безвременье,

Так заполняя таблицу Природы

Кратким конспектом

Существования.

Осень 1995 года

В ГЛАВНОМ — ЕДИНСТВО,

В СПОРНОМ — СВОБОДА

Не преступая

Канон Августина,

Исповедь новую

Миру оставим.

Словоохотливо,

Непринуждённо

Связи усилим,

Запас сохраняя

Блага богатого,

Духа могучего,

Долгим обильем

Любови во всём.

Зима 1995 года

***

…Так летним днём залитая Даная,

Растрескав кожу, как голландский сыр,

Сошла к поправке от кислотных дыр

К врачующим в надежде исцелиться.

Зима 1995 года

ТАК ХОР ГРЕМИТ НЕОСПОРИМО

Так хор гремит, неоспоримо

Напоминая сходство со славой Мира.

Отдельный голос обретает

Наружность Ангела, порхая

В глубинах купола… Ряды

Переживаний бестелесных,

Эфир разбавя жёсткими крылами,

Желают праздник богодухновенный

Отметить вместе прочными делами.

(Так суд присяжных, верно заседая,

Оценку ставит лучшим управленьем…)

У крайних мнений жизнь не учтена

(И бестолковый наведёт порядок,

Лишь Мир без сожалений погубив).

Зима 1995 года

СЕЙ НЕИЗБЕЖНЫЙ ХОД ПРИРОДЫ

Сей неизбежный ход Природы

На Мир печатью наложил

Условье внутренней Свободы —

Программы дальней общих сил.

Ея составы преступленья,

Как карт раскладывая связь,

Безвинных жертв кладут стремленья,

Толпами втаптывая в грязь.

Так вот: материалов следствий

Довольно — мы хотим сказать,

Что часть неисчислимых бедствий

Нам можно просто избежать.

Зима 1995 года

***

Веселя огнепоклонников,

Жрец, восторгающий

Страсти природные,

Славит рефлекс,

Попирая условности.

ЧТОБ НИТЬ ПРОДЛИЛАСЬ ПОКОЛЕНИЙ

Внедряясь в оболочку смысла,

Разрушив ткань остервенело,

Питается начинкой тайной,

Прорыв умело лабиринт.

Там оставляет кукол гору,

Чтоб нить продлилась поколений

Преображеньем в цепь питанья,

Оставив мудро за собой

Проход значимый к отступленью.

Зима 1995 года

***

Да будет власть нам утешеньем —

Закон удержит от оков,

Ему послушных, укрепляя

Хоть как-нибудь плачевный Дух

Стремленьем к благам запоздалым.

Зима 1995 года

***

Лоб, нагнетающий

Мысль уловимую,

Только в сражении,

В противоборстве.

Там ли бесстрашные

Цели наводят

Из заповедника

Мысли ранимой.

Зима 1995 года

***

Вы не найдёте там души.

Но описание глуши

Тех мест, где близостью Природы

Врачуется усталый ум,

Откроете сполна для дум.

Зима 1995 года

МИР ПОСТИГАЕМ МЫ

Мир постигаем мы

Точками зрения

Разными: мнением,

Сопротивлением.

Нам неприемно

Одно направление:

Не удержать

И Законам обдуманным,

Войнам бесчисленным,

Кровопролитным

От себялюбия

Низкой потребности.

Зима 1995 года

***

В сравненьях вещи познают

И сущность войн изображает,

Покой Природе отвечает,

Но безмятежности гнетут.

НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Восстал незримый властелин,

Объятый пламенем отмщенья.

Восстал презренный Светом сын,

Порвав цепи порабощенье.

Железною рукой своей

Нанёс удар… Кровава плаха…

И храмы жадных палачей

Покрылись жалкой тенью страха.

Отвратный Миру, чуждый всем,

Напрягся мученик священный,

Как старец, злом посеребренный,

Разрушивший клюкой гарем.

Взвиясь над мерзкою гордыней,

Хромой, но с волей неземной,

Зажёг огонь, своей святыней

Борясь открыто с сатаной.

Вот он поднялся непреклонный,

Рабочей силы продавец.

Дрожите! Встал борец бессонный,

И раб, и блага сотворец!

Декабрь 1995 года

О ПОЗДНО ОДУМАВШИХСЯ

Раньше слонялись мы

С целью распущенной,

Дни закатилися

Солнцем пылающим.

Носимся в комнате,

Лезем на стенку,

Локти кусаем,

Прежде толкавшие.

Весна 1996 года

***

Повседневность поголовно

Расширяет рубежи

Удовольствий ненасытных,

Развлекая отупелых.

***

Горим ли мы на брачном ложе,

Когда для нас всего дороже

Любовь — не тайной, но предмет?

***

Надевал ли вольнодумно

Ты вольтеровский колпак,

Споря с Фейербахом шумно,

Не для славы — просто так?

Философствовал ли ты

О Законах красоты?

***

Ты знал ли девственную муку,

Когда, пришедши на престол,

Чинил любовный произвол?

Ты ведал царственную скуку?

***

Когда досугом,

Весёлым кругом

Друзей сбираем

Гудящим ульем,

Допить нам горечь,

Упасть в блаженство,

Не замечая

Часы историй.

МАЛЕНЬКИЙ ГИМН

Раб торопливо распиливал ржавые цепи,

Тяжко звено преломил и прислушался…

Шумным дыханием, слившимся с боем уже ликовавшего Сердца,

Он, наполняя пространство тлетворной темницы,

Стены содрогнул, во тьме потеряв разуменье…

Несколько времени так он сидел неподвижно,

Скоро опомнился и, наслаждаясь заветным —

Цельной Свободой, исполненной без промедленья,

Как пресмыкающим скользким, проворно пробрался из норы,

Грубо, небрежным движением, с дикостью ночь рассекая.

Там огляделся. Болезненно плечи расправил

И, босиком на земле оказавшись холодной,

Вдаль, натрудившись, стремительно путь уменьшая,

Шёл, спотыкаясь, спеша, оставляя затворы.

Весна 1996 года

О ФИЛОСОФЕ

Ему сомнение дано.

Природой призванный ужиться

С глубокой верой… Всё равно

Им суждено перемениться.

Он жив от сих противоречий!

Порой раздвоенность наречий

Расскажет глубоко предмет,

Усилив Мир обогащеньем

Понятий твёрдых, убежденьем,

Что слово есть, а вышних нет.

Весна 1996 года

28 ОКТЯБРЯ 1997 ГОДА

Меня устой не пощадил,

Покой ушедший озаботил,

И исподволь нужда взялась

Трясти дремавшие таланты.

Они, звеня, катились вниз

С вершин, ныряя в погребенье,

И, вырастая барышом,

Накладкой чувства изнуряли,

Сомнением опустошая

Бурлящий благостью котёл.

И намерение святое,

Неся тяжёлые вериги,

Забот пространство расширяя

Как будто столпничеством долгим,

Ходило явно в дураках.

И удалённая надежда

Мешала сил употребить

Искусство для перемещенья

Порядка строгого с Небес

На беспорядочную Землю,

Крепить расшатанные нравы

И видеть цель, пуская верно

Стрелу времён! Погрех напрасный

Оставив Миру после нас.

Октябрь 1997 года

***

И случай, истинный свидетель

Необозримости духовной,

Желает большего участья

В познании Вселенной нашей.

***

И спор привычный плодотворен:

Нам не войти в забвенье дважды…

И непрерывность поединка,

Имея славные потери,

Недосчитается героев.

***

На раскрытой ладони,

Так приспособившись

Жизнь неразумную

Тем скоротать,

Кто потребностью занят

Трудность решить.

ОБ ИСТОЛКОВАНИИ

Обосновав предыдущим

Последствия,

Второстепенное —

Фильтром анализа,

Бесов раскованных

С кровью испорченной

Верой задержим

Толп, напирающих

В будущий день.

Октябрь 1997 года

НЕПЕРЕЖИТЫЕ ВОЛНЕНЬЯ

Особенность нам не оспорить,

Не знавший зрелища неправ,

Не сделав ключ, не утерять…

И в случае продлить волненье

Он видит бегство от оков.

И в памяти его скорбящей

Упорно видятся несчастья.

И узы вечного согласья,

Конец ознакомительного фрагмента.