Прощай, Америка!

Александр Золотько, 2014

Близкое будущее. США оккупированы международными силами… Русский журналист Михаил Лукаш, аккредитованный в США, однажды утром услышал о расстреле в Нью-Йорке одной бабы. Правда, весила эта баба сто пятьдесят тонн и была известна всему миру под именем статуи Свободы. Впрочем, это злополучное утро преподнесло Лукашу еще один сюрприз. Его ожидала встреча не с кем-нибудь, а с самим генералом Колоухиным, разоблаченным предателем нашей Родины. Встреча стала для предателя роковой, но и Лукаш с этого момента оказался на крючке. Ведь сведения о государственном перевороте, готовящемся спецслужбами в охваченной массовыми беспорядками Америке, слишком дорого стоят. Как минимум – жизни одного русского журналиста…

Глава 4

Сэм втащил Джонни в комнату, прикрыл дверь.

— На кухню его, наручники и кляп, — сказал генерал. — Потом вернись к окну и посмотри, чтобы никто к дому не сунулся…

— А если сунутся? — спросил Сэм, подумав.

— Сообщишь мне, я тебе скажу, что делать.

Генерал повернул стул и сел на него верхом. Опер подбородок о руки, сложенные на спинке стула. Молча рассматривал Лукаша, пока Сэм оттаскивал федерала на кухню, пока возился там с ним, защелкивая браслеты и придумывая, чем заткнуть рот.

— Такие дела, — сказал генерал, когда Сэм наконец прошел через комнату на свой пост. — Не очень хорошо получилось, но и времена такие нехорошие…

Лукаш был испуган. Губы сжаты, пальцы стиснуты в кулаки, чтобы не дрожали. Журналист весь скрючился, словно ожидая удара. Он не понимает, что происходит сейчас с ним. Почему вдруг появился какой-то Сэм, вырубил федерала… Журналист ведь только попросил чашечку кофе! Всего лишь чашечку…

— Ну? — сказал Джеймс Форд.

— Что — ну? — Лукаш сглотнул. — В каком смысле?

Голос слабый, дрожит, гуляет по высоте и тембру. Того и гляди — сорвется журналист в истерику. А вдруг профессор социологии оказался патриотом и обиделся на корреспондента за всех солдат миротворческого корпуса сразу? Может, у него какие-то личные воспоминания связаны с тем памятником? Вот сейчас подойдет к журналисту и ударит прямо в лицо…

Во взгляде Лукаша явственно читался ужас.

Генерал закрыл на несколько секунд глаза, пошевелил губами. Лукашу показалось, что генерал ругался, причем ругался по-русски.

— Что ты должен был мне сказать? — спросил генерал.

— Я? Простите, я что-то не так сделал? Я хотел… интервью… просто… Я вас как-то обидел? — Лукаш облизал губы. — Вы, наверное, недолюбливаете федералов?.. Это ваше право… ваше право… Мне, конечно, будет жаль Джонни, но это ваши внутренние дела… Я журналист. Лукаш Михаил… Майкл…

Лукаш вздохнул со всхлипом.

— Я тебе задал вопрос, — по-русски сказал Колоухин, делая большие паузы между словами. — Что ты должен был мне сообщить?

Лукаш снова вздохнул.

Генерал встал, прошелся по комнате. Лукаш честно проводил его взглядом.

— Послушай, Миша… — генерал чуть наклонился, чтобы заглянуть Лукашу в лицо. — Все это очень весело, занятно и даже смешно…

— Да, — кивнул Лукаш.

Колоухин скрипнул зубами — получилось громко и отчетливо. «Так можно и протезы сломать», — подумал Лукаш.

— Ты приехал в Бриджтаун для того, чтобы…

— Цикл статей и материалов в Сеть, — быстро сказал Лукаш. — Одноэтажная…

— А если я сейчас попрошу Сэма сделать тебе больно? — спросил Колоухин. — Очень больно. Он не блещет интеллектом, но что умеет — то умеет. А еще любит он делать людям больно.

— Не надо, — попросил Лукаш.

— Значит, отвечай. Ты ведь ко мне приехал? Не в этот зачуханный городишко, а ко мне. Ты ведь меня знаешь? Знаешь, кто я?

«Переигрывать не стоит, — подумал Лукаш. — Журналист уже напуган достаточно. Журналист уже должен понять, что хорошая идея оказалась не очень хорошей. С чего это журналисту и дальше дураком прикидываться? Нет смысла. Любой, даже самый тупой журналист теперь будет говорить правду. Правду, правду и ничего, кроме правды…»

— Я к вам ехал, Олег Данилович, — с явным напряжением произнес журналист Лукаш. — Я…

— Значит, ко мне… — генерал снова оседлал стул. — Что ты должен был мне передать? Сколько человек с тобой приехало?

— Джонни, — Лукаш дрожащим пальцем указал на ту дверь, за которую Сэм утащил федерала.

Нет, палец не вибрировал очень уж заметно, так, подрагивал мелко, но явственно.

— Я с Джонни… Джоном Стокером приехал. Он приставлен ко мне администрацией Зеленой Зоны…

И смотреть в глаза генерала. Преданно смотреть, не отрываясь. В конце концов, Лукаш ведь должен был перед поездкой выяснить, насколько опасный человек этот сбежавший генерал.

— Я просто хотел взять у вас интервью, Олег Данилович. Правда. Вы… Вы такой человек… Когда я узнал, что вы… что вас можно найти здесь, то… это… вас же столько лет пытались отыскать, а тут такая возможность… Вы же в колоде есть, вот… — Лукаш резко потянулся рукой к карману, потом, спохватившись, замер, пошевелил пальцами в воздухе и медленно-медленно достал карту из кармана. — Вот, посмотрите… Вот…

Лукаш бросил карту Колоухину, карта не долетела, упала на пол, генерал наклонился за ней, не сводя взгляда с журналиста.

— Вот видите! — Лукаш позволил себе улыбнуться. — Вот вы на карте, семерка пик… извините… С другой стороны — не шестерка же, правда?

Колоухин молча рассматривал свое изображение на карте. И снова скрипел зубами.

— Вообще-то когда гадают, — сказал Лукаш, — то пиковая семерка — это неожиданность, обман… или еще спор, тревога, беспокойство… вот. А когда с этой семеркой выпадает валет, то получается предательство друга… извините…

Петрович все-таки гений. Почти. Когда придумывали эти карты, кто-то предлагал поместить генерала на шестерку, но Петрович сказал, чтобы на семерке. Чтобы, как в старом анекдоте про всемирный конкурс лохов — второе место, потому что лох. И Петрович не ошибся, Лукашу у Петровича еще учиться и учиться.

Петрович, правда, сейчас в Зеленой Зоне, в прохладном офисе корпункта, а Лукаш совсем рядом с генералом Колоухиным. И настроение генерала, и без того не очень хорошее, становилось все хуже и хуже. С одной стороны — это увеличивало вероятность его ошибок, с другой — могло отразиться на самочувствии Лукаша.

Ладно, в конце концов, за это Лукашу платят.

— Кто тебе сказал, где меня искать? — безжизненным голосом спросил Колоухин.

— Мой шеф… глава корпункта, — ответил Лукаш. — У него связи… Сказал, что по пьяному делу ему один чудак… чуть ли не из госбезопасности… проболтался. Петрович поначалу хотел просто сдать… пятьдесят тысяч евро на дороге не валяются, но потом решил, что интервью будет интереснее… Рейтинги и все такое, вы понимаете, наверное…

— Понимаю… — процедил генерал. — То есть ты приехал только для того, чтобы взять у меня интервью?

— Так я вам об этом и толкую! — обрадовался Лукаш. — Вы ответите на мои вопросы, я уеду, а вы… вы можете отсюда скрыться. Разве плохо? Вас бы все равно здесь нашли. Разве лучше было бы, чтоб сразу за вами нагрянули…

— Пятьдесят тысяч… — пробормотал генерал. — Значит, пятьдесят…

— Если честно… — Лукаш замялся. — Ну…

— Что? — спросил Колоухин.

— Не пятьдесят… Если бы пятьдесят, то я, может… деньги, понимаете ли, они… Я не удержался и позвонил к нашим миротворцам… а они сказали, что информация устарела…

Пауза. Теперь важно сделать паузу, чтобы хозяин дома мог как-то отреагировать. Если человек закрылся угрюмым молчанием, то эмоционально раскачать его — трудно, очень трудно, а вот если втянулся в диалог… Вот тут все и начнется. Паузу можно тянуть вполне мотивированно — журналист ляпнул что-то, не подумавши, спохватился, испугался и замолчал. И молчит-молчит-молчит…

— Что значит — информация устарела? — не выдержал наконец генерал. — Меня уценили?

Перед «уценили» голосок у него дрогнул. Еле заметно, но Лукаш эмоцию уловил. Ждал, потому и зацепил. Теперь — тянуть. Легонько, не дергая.

— Нет, не уценили… — Лукаш улыбнулся виновато и пожал плечами. — Вообще… ну, то есть… не нужно вовсе… Не до того.

— Как?..

— Вот и я не поверил, подумал, что они врут, чтобы не платить. Перезвонил в посольство, объяснил, а мне — не нужно. На кой, извините, ляд, нам это старье… извините… Сам… э-э… подохнет… Так и сказали — подохнет.

Генерал провел рукой по своим волосам. Вздохнул глубоко. Выдохнул. Снова вздохнул.

Неприятно это, наверное, вдруг узнать, что тебя списали. Превратили в кучу дерьма, негодного даже на переработку. У генерала было в этой жизни две страсти: он очень хотел жить и безумно любил себя. Деньги ему тоже нравились, но чувство собственной значимости было все-таки на первом месте. И по нему сейчас генерал-майор огреб от всей души. Без сострадания и жалости.

Он столько лет прятался, два года провел в этой глуши, строил планы, разрабатывал варианты, а оказалось, что ничего этого не требовалось. Его даже убить не хотят. Он боялся, что его постараются похитить, вывезти, допрашивать, чтобы выдавить из него очень важную информацию… А оказалось, что…

Обидно, наверное.

И что ему теперь делать?

Что-то ведь делать нужно?

Имеется журналист, который сидит на диване и тычет пальцами в больные места души продажного генерала. Убить его? Значит, поссориться с местными. Спровоцировать своих бывших земляков на ответные действия. Да и федералы начнут суетиться, чтобы не обидеть международное сообщество. Отпустить? А если журналист врет? Если он все это придумал для того, чтобы улизнуть?

Или он вообще не журналист, а парень из Конторы, который прибыл, чтобы убедиться — Колоухин на месте и его можно брать? Столько вариантов, и все нужно обдумать и просчитать.

— Сэм! — крикнул генерал.

— Да! — Сэм мгновенно вырос на пороге распахнувшейся двери с пистолетом в руке.

— Ты связывался с Вилли?

— Минут пять назад.

— И что?

— Он доехал почти до шоссе — пусто. На шоссе видел военные машины, но они проехали мимо. Я ему сказал, чтобы там покараулил. Нормально?

— Нормально, — кивнул генерал.

— А еще шериф звонил, спрашивал, какого дьявола я его к Илаю гонял…

— И что ты ответил?

— Ничего. А что я ему мог ответить? Он как раз сюда идет.

Колоухин быстро подошел к окну, отодвинул планку жалюзи и выглянул наружу.

— Твою мать… — простонал генерал и достал из кармана телефон. — Мать твою… Алло, Бредли?.. Ты бы лучше не шел ко мне… Что слышал. Я серьезно, без шуток. Я… Сэм.

Генерал оглянулся на Сэма.

— Одну пулю под ноги шерифу. Одну!

Сэм вышел. Через несколько секунд в соседней комнате грохнул выстрел.

— Ты понял, Бредли? — спросил генерал, глядя в окно. — Я не хочу никого убивать, ни горожан, ни тех, кто у меня в доме… Да, заложники, если хочешь. Да мне плевать на то, что ты думаешь! Плевать! Это, между прочим, ты ко мне их привел. Они же тебе сказали зачем? Сказали ведь? И что? Ты, старый приятель, меня сдал. Не позвонил, не предупредил… Вот и пошел ты!.. Хочешь попробовать, выстрелю ли я в приятеля? Уж ты поверь. Просто поверь. Я не хочу никого убивать. Мне нужно время, чтобы подумать и принять решение. Тебе — сообщу первому.

Генерал сунул телефон в карман, потер лоб.

— Шериф обидится, — сказал Сэм. — Точно говорю — обидится. Старику не понравится, что с ним так разговаривают.

— А мне насрать! — отрезал генерал. — Ты звони парням, пусть подтягиваются сюда. В город пусть не лезут нахрапом… пусть сюда, к дому через лес двигаются. Ясно? И следи за округой, чтобы Бредли…

— Понял… — подумав секунду-другую, ответил Сэм. — Только шериф… он все равно обидится… а если он обидится…

— Вон отсюда! — заорал Колоухин. — Пошел в комнату и следи за тем, что твой шериф будет делать. Камеры все работают?

— Работают… — Сэм задумчиво посмотрел на пистолет в своей руке и кивнул. — Работают все четыре…

— Вот и следи за ними… — генерал несколько раз вздохнул, восстанавливая хотя бы видимость спокойствия.

Лукаш ждал с самым невинным видом.

Значит, группа прикрытия у генерала все-таки есть. И скоро парни будут тут, возле дома. Ну сколько им понадобится времени? Минут десять-пятнадцать? Чуть больше? Слишком близко к городу они не стали бы дожидаться указаний генерала, чтобы не вызвать подозрения. А вот интересно, Колоухин объявил тревогу после того, как чужие приехали в Бриджтаун, или уже с утра готовился отбыть из этих мест?

Чемоданов не видно в комнате, но выглядит Колоухин как-то по-походному, что ли. Лукаш сразу заметил, но внимания не обратил. Ботинки. Точно, ботинки, не совсем стариковская обувь. По дому удобнее ходить в мягких туфлях, а генерал встретил гостей в ботинках.

И все-таки он ждал посланца. Вот поэтому и впустил Лукаша в дом. Решил, что это важные персоны прислали к генералу Колоухину посланца для переговоров. Ведь такие люди, как Олег Данилович, не валяются на улице, с ними всегда нужно вступать в переговоры… А тут — никто ничего не передавал. Просто журналист хочет воспользоваться лежалым информационным поводом. Лежалым, заплесневелым, вонючим…

«Не нужно себя накручивать, — сказал себе Лукаш строго. — Работай, следи, просчитывай. Времени у тебя не так, чтобы очень много. Если не успеешь до появления ребят из лесу, то можешь вообще не выжить. Именно — не выжить».

— Значит… — генерал щелкнул пальцами. — Значит, сам подохнет…

— Это в посольстве мне так сказали. По телефону. Володя Пузий, из пресс-службы… Молодой, резкий, как прошлогоднее ситро, а, казалось бы, вегетарианец, с чего бы… — Лукаш позволил себе улыбнуться. — А на сайте Контингента, в списке разыскиваемых, вас тоже почему-то нет… Наверное, после моего звонка убрали, спохватились…

Колоухин поморщился, словно от зубной боли.

— Так вы мне дадите интервью? — спросил наивный Лукаш.

Генерал снова что-то беззвучно прошептал, закрыв глаза. Потом достал пистолет. Ловко он его выхватил, только-только правая рука была пустой, и вдруг — резкое движение, и пистолет в ладони. А ствол направлен в живот Лукашу. Не в лицо, в лицо пистолет направлять — пустые понты, как говаривал инструктор Лукаша в давние времена. Целиться нужно в район от паха до груди. Это место сложнее всего убрать с линии выстрела. Пригнуться можно, подпрыгнуть, а вот пузо убрать в сторону — это мало кому удается.

— Зачем? — спросил журналист слабым голосом. — Не нужно…

— Я хочу знать на самом деле, зачем ты сюда приехал… — ровно проговорил генерал. — Есть вероятность, что ты действительно приехал за интервью…

— За интервью, — с готовностью выдохнул, почти выкрикнул Лукаш. — Именно за…

— Рот закрой! — приказал Колоухин. — Не торопи пулю.

Пистолет был неподвижен, рука старого убийцы не дрожала. Палец лежал на спуске. Не на предохранительной скобе, чтобы не дай бог не выстрелить, а именно на спусковом крючке. Первой фалангой указательного пальца, как рекомендует наставление. Это дилетанты жмут второй фалангой, уводя в момент нажатия пистолет в сторону, а профессионалы…

Лукаш кивнул.

— Хорошо, — одобрил генерал. — Значит, если хочешь жить — отвечай. Кто тебя послал?

Лукаш вздохнул со всхлипом.

— Я уже… я уже говорил…

— Попробуй еще раз, — предложил Колоухин. — Я не знаю, что тебе там обещали твои начальники, но ты можешь умереть. Вначале очень помучиться, а потом — умереть. Они тебе говорили, что я читал одно время спецкурс по активному дознанию?

Лукаш помотал головой. Начальство не говорило, начальство показало запись одного из тренировочных допросов. Кому-то из курсантов-добровольцев предложили продержаться пятнадцать минут против генерала. Курсант знал, что ничего ему не угрожает, что ни членовредительством, ни тем более смертью допрос закончиться не может, поэтому даже улыбался первые тридцать секунд контакта. Потом улыбаться перестал.

Раньше Лукаш даже представить себе не мог, что человек способен на такой крик. И не верил, что взрослый человек, специально отобранный, не с улицы, не курсистка какая-нибудь, будет кричать десять минут, не переставая. Крови не было, но через тринадцать минут после начала допроса курсант все рассказал. Его, как тогда утверждал Петрович, даже не наказали, и на послужном списке это не отразилось. Хотя, конечно, Петрович много чего утверждал.

— Поверь, Миша, — ласково улыбнулся Колоухин, и Лукаш почувствовал, как холодок пополз по его позвоночнику от поясницы к голове. — Лучше тебе говорить самому…

— Я… — Лукаш кашлянул.

— Ты, — кивнул генерал. — Ты ведь не полный дебил, правда?

— Не полный, — согласился Лукаш.

— Предположим, ты и вправду собрался брать у меня интервью. Предположим. Но ведь после того, как это произошло в Нью-Йорке, а потом грянуло по всей стране…

— Что, простите, грянуло? — спросил Лукаш.

На его месте этот вопрос задал бы любой. Пистолет пистолетом, но что грянуло?

— Ты хочешь сказать, что не знаешь о выступлениях американцев? — удивленно приподнял брови Колоухин. — О том, как пикетчики вломились на территорию базы Ленгли не знаешь? О том, что по ним открыли огонь на поражение? И что объявлено военное положение в Вашингтоне и ближайших штатах?

— Нет, конечно… — Лукаш был растерян почти искренне. — Я выехал… мы выехали с Джонни в девять, в девять тридцать присоединились к конвою… Я спал. Запретил Джонни слушать радио, чтобы меня не будить, и спал… А что, все так серьезно?

Генерал дернулся к телевизору. Хотел включить, чтобы показать Лукашу, но в последний момент удержался.

— Черт, — искренне расстроился Лукаш. — А я не знал…

А Петрович, сволочь родная, знал. Наверняка знал, что начнется после выходки «рапторов». И даже намекнул Лукашу. Сказать, наверное, не мог, но намекнул. Да и о том, что именно сегодня Свободу расстреляют, похоже, знал заранее. А то ведь такое совпадение…

Значит, для генерала все выглядело чуть иначе, чем планировал Лукаш. Грянуло в Штатах, и кто-то в этот же день приезжает к Олегу Даниловичу Колоухину. Совпадение? Нет, конечно, не поверит Колоухин в такое совпадение. Только-только собрался выслушать предложение, а тут — бац, и девальвация собственной значимости. Считал себя тузом, а оказалось — семерка. А потому что лох!

— Значит, я тебе предлагаю договор, — сказал Колоухин. — Ты мне рассказываешь, кто ты и откуда, а я тебе гарантирую быструю смерть. Жизнь обещать не стану, не люблю врать по мелочам, а быструю и, главное, безболезненную смерть — обеспечу.

«Так, генерал пытается взять себя в руки. Пока только пытается. Разговаривает с журналистом, будто уверен, что тот работает на Контору. Предлагает разговор двух профессионалов. Ладно», — подумал Лукаш и повторил это вслух:

— Ладно.

— Что ладно? — спросил генерал.

— Не хотите давать интервью — не нужно. Обойдусь, — Лукаш осторожно поставил инфоблок на диван подальше от себя. — Не очень и хотелось. Я могу встать?

Лукаш оперся ладонями о колени и начал подниматься. Быстро, но не слишком — тягучим плавным усилием.

— Сидеть! — приказал генерал. — Я сказал — сидеть!

— Да ну вас, в самом деле, — буркнул Лукаш, как человек, который отказывается верить, что в него могут выстрелить. Так бывает с непрофессионалами, им кажется, что выстрелить в человека сложно, что оружие на него направили только для того, чтобы испугать, заставить говорить или отдать ценности. Человек опытный знает, что пистолет вынимают для стрельбы. Но ведь журналист толком жизни не видел. Ну да, ранили его когда-то, если не врет. Он может себе позволить сомнения по поводу своей смерти.

Генерал выстрелил. В инфоблок выстрелил, как и предполагал Лукаш. Так доходчивее должно было получиться. Если бы в диван, то получился бы просто грохот и небольшая дырка в обивке. Стрелять в журналиста? Его ведь еще нужно допросить, между прочим, а пуля в ноге или плече кажется пустяком только в фильмах. Раненый может и вырубиться, в шок попасть, например. А инфоблок, разлетающийся на куски — это очень емкое и доступное послание для самого тупого человека. Даже для журналиста Лукаша.

Лукаш замер, согнувшись. Потом все-таки выпрямился.

Грохот выстрела, щелчок гильзы о стекло фотографии на стене. Резкая вонь сгоревшего пороха.

— Сидеть! — повторил Колоухин.

Распахнулась дверь, и в комнату влетел Сэм с пистолетом наготове.

— Что тут… у вас? — спросил Сэм.

— Ничего, — сказал генерал, не глядя на своего помощника. — Мы просто разговариваем…

— А-а… — протянул Сэм, опуская оружие. — А я думал…

Он не закрыл дверь, успел только повернуться, чтобы уйти на свой наблюдательный пост. То есть он как бы еще не ушел, но уже и не присутствовал. Нет, генерал не расслабился, но внимание его чуть рассеялось, особенно в тот момент, когда напуганный выстрелом журналист обреченно махнул рукой и стал садиться обратно на диван, так же опершись руками о свои колени. Очень естественное движение. Абсолютно достоверное.

Ноги Лукаша согнулись, Сэм шагнул через порог в другую комнату, Колоухин собрался вести разговор дальше…

Лукаш закричал. Истошно, с надрывом, в крике его звучал не просто страх — ужас, нечеловеческий ужас выплеснулся наружу с этим криком. Лукаш потратил несколько недель, прежде чем освоил этот крик. Тут не нужны были какие-то особые слова или фразы, информация шла к слушавшим напрямую, в подсознание, к рефлексам, минуя интеллект, опыт, осторожность…

Ноги резко распрямились, бросая тело Лукаша вперед. Не прямо к генералу, не навстречу пуле, а в сторону, под углом. Колоухин выстрелить успел, пуля ударила в пол, вырвав из половицы щепу. Колоухин успел выстрелить и второй раз, туда, куда должен был упасть Лукаш, но опять только продырявил доску — Лукаш успел оттолкнуться руками и ногами от пола и, перекатившись, ударился всем телом в стул, на котором сидел Колоухин.

Стул вместе с генералом полетел к окну, Сэм обернулся на грохот и выстрелы, но пистолет не поднял — ему только что сказали, что все в порядке, что это идет разговор. Колоухин пистолет не выронил, удержал его в руке, даже свалившись на пол, но Лукаш оружие отобрал одним движением.

Генерал закричал от боли, Сэм наконец попытался прицелиться, но до своего выстрела не дожил. Пуля вошла ему в переносицу, Сэм умер стоя и только потом стал падать.

— Это выпендреж, — сказал инструктор, когда Лукаш несколько раз подряд на занятиях по скоростной стрельбе в ограниченном пространстве стрелял по мишеням именно в район переносицы.

Выпендреж, согласился тогда Лукаш, но ведь работает.

Сэм наконец упал навзничь, гулко ударившись затылком об пол. Генерал дернулся, пытаясь перехватить инициативу, но Лукаш автоматически отбил его удар и провел свой. Четко и аккуратно, как на занятиях. Колоухин задохнулся и захрипел.

Лукаш встал на колени, попытался привести дыхание в порядок. Кажется, он потянул связку под правым коленом и совершенно точно ушиб левый локоть. В кино всякие ниндзя могут вот так кувыркаться минут по двадцать, у нормальных людей, пусть даже подготовленных, больше одного броска не получается. И дай бог успеть отдышаться, пока не началось второе действие и не набежали другие персонажи.

— Ты… — выдохнул с хрипом генерал. — Ты… кто? За… зачем?

— Как вам объяснить… — Лукаш медленно встал на ноги и отошел на два шага от Колоухина, от греха подальше. — Есть такая профессия…

Лукаш сделал паузу, чтобы отдышаться.

— Родину защищать? — с отвращением и презрением к банальности фразы спросил генерал Колоухин.

— С вами, генералами, даже бывшими, вечно так… — сказал Лукаш. — Перебиваете не по делу… Мне мой шеф когда-то эту фразу презентовал. После моего первого задания, когда меня тошнило, пучило, канючило и гагачило, было мерзко и противно. Он налил мне стакан водки и сказал: — Есть, Миша, такая профессия — для Родины убивать. Я подумал и согласился — кому-то ведь нужно этим заниматься. Правда?

— Так ты… — генерал попытался привстать, но тело его пока не очень слушалось. — Ликвидатор?

— Убивец на государевой службе, — сказал Лукаш. — Я ведь не врал, цену на вас отменили, арестовывать и вывозить — лишняя морока. Вам же только пятнадцать лет присудил наш самый гуманный суд.

— Да, — быстро сказал Колоухин. — Пятнадцать лет. Меня нужно арестовать… Доставить…

— Не-а… — покачал головой Лукаш. — Пятнадцать лет для таких как ты — непозволительная роскошь. Скольких ты своими руками убил? Двоих?

— Не доказано! — хрипло выкрикнул генерал. — Не доказано! А по приговору — пятнадцать лет! Пятнадцать лет!

Зазвонил мобильник Колоухина.

— Дай мне его сюда, — приказал Лукаш.

Генерал толкнул телефон по полу.

Лукаш поднял мобильник, не теряя генерала из виду. Это он выглядит вроде как ушибленным и беспомощным. А жажда жизни способна творить такие чудеса…

Звонил шериф, на экране мобильника появилась его фотография и надпись — Томас. Приятели, подумал Лукаш, чего уж там.

— Да, — сказал Лукаш в мобильник.

— Это кто? Ты, русский? — спросил шериф.

— Ну если совсем точно, то мы оба русские, я и ваш Джеймс Форд. Но у телефона — русский журналист Михаил Лукаш.

— Что там за стрельба?

— Не в меня и не в федерала, если вас это беспокоит, — сказал Лукаш, напомнив себе мысленно, чтобы не зарываться и не слишком веселиться, все-таки заложник, которому угрожает преступник, редко позволяет себе очень уж развязный тон. — Джеймс Форд отчего-то пристрелил своего подельника… Какого-какого, откуда я знаю. Ну, он вроде вам звонил по поводу поножовщины… Да, Сэм.

Шериф на той стороне вздохнул.

— Убил генерал парня. Прямо в лоб ему пулю всадил, — Лукаш подмигнул Колоухину. — А теперь держит под прицелом меня. Вы собираетесь что-то предпринять по этому поводу? Полицию вызвать хотя бы?

— Дождешься ты ее сейчас, — зло ответил шериф. — Дай мне к телефону Форда.

— Он не хочет, — выдержав небольшую паузу, сказал Лукаш. — Он не хочет разговаривать. Он будто бы кого-то ждет… Извините я…

Лукаш выключил телефон и подбросил его на ладони.

— Значит, ты продолжаешь меня удерживать в заложниках и зачем-то, урод, пристрелил своего соучастника…

— Я хочу встать, — сказал Колоухин.

— Не нужно. Поза опрокинутой черепахи тебе очень к лицу, папаша. Знаешь, сколько народу с удовольствием посмотрели бы на тебя в такой позе? Ты же, скотина, легенда в Конторе. О тебе рассказывают как об исключительной сволочи. Так самозабвенно предавать — этому научиться невозможно, с этим нужно родиться… — Лукаш покачал головой. — И не пытайся вставать, по сценарию я смогу отвлечь твое внимание только минут через десять-пятнадцать. Брошусь на тебя, ты выстрелишь, пуля продырявит мне левый бицепс — самое неприятное в сценарии, но тут начальство было неумолимым, нужна достоверная рана. Отчего-то наши решили, что ты должен умереть случайно. Журналист приехал с тобой поговорить, ты испугался, запаниковал, попытался журналиста убить… В общем, то, что ты пристрелил еще и беднягу Сэма — только к лучшему. Так твое намерение лишить меня жизни будет еще нагляднее и достовернее.

Лукаш присел на край стула.

— Так что у нас еще пятнадцать минут на светскую болтовню. Может, телик посмотрим? Ты ведь говорил, что там сегодня та-акое показывают…

— Просто убить? — спросил Колоухин.

— Могу не просто, — предложил Лукаш. — Могу всадить пулю в живот, скажем, и только потом — в голову. Минут через десять. Шериф на штурм не пойдет, производит впечатление толкового мужика, чего ему своих ребят ради какого-то русского под пули другого русского подставлять? Оставьте этот спор славян между собой… Пушкина еще помнишь?

— Мне нужно поговорить с твоим шефом, — глухо произнес генерал.

— Вряд ли, — сказал Лукаш. — Да и мой инфоблок ты сам угробил. Никак мне теперь с шефом не связаться. А везти тебя в Вашингтон… Я уже объяснял — не велено.

— Ты идиот! — выкрикнул Колоухин. — Мне нужно… шефу твоему нужно, чтобы я с ним поговорил… Я…

— Ты жить хочешь, генерал, — усмехнулся Лукаш. — Это понятно. Но в мои планы это не входит. Это тоже понятно. Ничего, потерпи, осталось десять минут.

— Ты идиот! — Колоухин ударил кулаком по полу. — Идиот-идиот-идиот-идиот!.. Ты не понимаешь, что меня нельзя убивать. Я… Я много знаю! Я могу…

— Не надрывайся, не нужно, — посоветовал Лукаш.

Это раньше он был тупым журналистом, а теперь… теперь он исполнительный ликвидатор. Не тупой, но очень исполнительный. И если ему сказали, что генерал Колоухин должен умереть в случайной схватке, то так оно и будет. И совершенно неинтересно Лукашу слушать, почему это клиента нельзя выводить в расход. Все перед смертью начинают придумывать небылицы.

— Ты не слышишь, что я тебе говорю… Да если твое начальство узнает…

— А оно узнает? — удивился киллер Лукаш. — И кто ему скажет?

— Твою мать… — простонал генерал. — Но ведь ты же не ради денег работаешь? Ведь не ради денег?

В голосе проскочила надежда, оценил Лукаш. Лежит ли генерал в позе перевернутой черепашки или сидит в кресле, а профессия продолжает работать. Не предложить напрямую выкуп, а намекнуть. Проверить реакцию, дать возможность человеку проявить себя. Ведь есть шанс. Сам-то Колоухин именно за деньги продался. За деньги и не за что другое. Казалось бы, ценный работник, делавший успешную карьеру… а ведь скурвился. Так чем «чистильщик» лучше? Чистильщику тоже деньги нужны. А у генерала явно что-то припрятано на черный день.

— Я не ради денег убиваю, папаша, — сказал Лукаш, ощерившись. — Я за идею. А тут еще и дополнительные мотивы — нравится мне таких, как ты, уродов отстреливать, это, во-первых, и, во-вторых, я-то прекрасно знаю, что меня ждет, если я на деньги поведусь. Я знаю, как работают у нас.

Снова зазвонил телефон.

— Да, — снова сказал Лукаш.

— Скажи Форду, что я вызову русских военных. Тут неподалеку база… — шериф прикрыл ладонью трубку и обозвал кого-то придурком безголовым. Наверное, расставляет свое ополчение по номерам, как на охоте. — Я даю ему полчаса на размышления…

— Сейчас передам, — сказал Лукаш и отключил телефон.

Через минуту тот снова зазвонил.

— Не выключайся! — приказал шериф.

— А это не ко мне, — возразил Лукаш. — Генерал сказал, что если вы только попытаетесь делать глупости, то у вас начнутся проблемы. Он сказал, что кто-то из ваших помощников работает на него, и что сейчас к городу прибудет группа вооруженных поклонников Джеймса Форда, и если что-то пойдет не так, то в Бриджтауне случится бойня. И если вас интересует мое мнение, то он не врет. Он при мне разговаривал со своими людьми. Некий Вилли уехал к шоссе наблюдать за возможным появлением федеральной кавалерии…

— Вилли? Еще и этот сукин сын снюхался с Фордом!

— Обидно, правда? — сказал Лукаш и снова отключил телефон.

Генерал молча смотрел на Лукаша. На висках выступил пот, губы побледнели.

— Ну что, — Лукаш почесал кончик носа. — Пятиминутная готовность…

— Нет, — прошептал генерал. — Ты не можешь понять того, что происходит.

— Могу, — возразил Лукаш. — Но не хочу.

— Тебе сколько лет?

— Я же говорил — двадцать восемь.

— То есть развал Союза ты не помнишь…

— Нет, не помню. Это очень плохо? Это унижает меня в твоих глазах?

— Не нужно ерничать, — сказал Колоухин.

— Я не ерничаю. Не ерепенюсь, не кочевряжусь и не придуриваюсь. Хотя мог бы. Это для тебя сейчас наступает важный момент — время подводить итоги и готовиться ко встрече с Творцом. А для меня — рутина. Тебе придется отчитываться по поводу грехов, а мне даже исповедоваться не понадобится, я святое дело совершаю — очищаю землю от всякой мрази.

«Не переиграть, — напомнил себе Лукаш. — Клиент поплыл, но еще может засечь фальшь. Работаем уверенно, но без перегибов. Вопрос стоит уже даже не о жизни клиента. Генерал очень не хочет умирать мелким засранцем. Он очень уважает себя, уверен в своей значимости. Он всю жизнь изображал из себя нечто важное, многозначительное, а умирать приходится вот так позорно, лежа на спине и задрав лапки».

«Он не сможет удержаться, — сказал Петрович. — Если ты всю партитуру выстроишь правильно — не сможет. Должно у него что-то быть на черный день, не мог он на своих новых хозяев не набрать материалов. Не тот зверь. Только не переиграй, тут недоработать лучше, чем перестараться, имей в виду».

— Ты слышал, что в июле девяносто первого в Киевском военном округе проходили командно-штабные учения? — спросил Колоухин, закрыв глаза. — Слышал?

— Нет, — ответил Лукаш.

— Конечно, не слышал. Об этом мало кто слышал. А из тех, кто слышал, почти никто не выжил… — на лице Колоухина появилась бледная улыбка, будто он вспомнил что-то приятное. — Учения были посвящены действиям советской стороны в случае захвата противником Украины в ходе неядерной войны…

Лукаш молчал, не перебивая. Когда клиент потек, то лучше отойти в сторону и ждать, когда мимо поплывут обломки его самолюбия вперемешку с полезной информацией.

— По условиям учений, войска НАТО с запада и юга вторгаются на территорию Союза и останавливаются на рубеже Днепра. Или даже за Днепром, — генерал открыл глаза, посмотрел на Лукаша, облизнул губы. — Можно воды?

— Продолжаем рассказ, время заканчивается. От жажды умереть не успеешь.

— Ладно. Пусть так… — генерал снова закрыл глаза. — В Белгородской области планировался в этом случае подземный взрыв ядерного заряда. Ударная тектоническая волна должна была пройти вдоль Днепра, сверху вниз, спровоцировав в каскаде Днепровских водохранилищ нечто вроде цунами. Рушатся одна за одной дамбы и плотины, скорость и объем воды нарастает… Киев и другие прибрежные города получают удар, но не это главное. В зону катастрофического затопления попадали предприятия химической промышленности и атомная электростанция, в воду и атмосферу выбрасывались массы отравляющих веществ плюс радиация, и все это неслось дальше, растекалось в стороны от Днепра… Учения закончились знаешь чем? Не хочешь угадать?

— Не хочу, — сказал Лукаш.

— И не угадаешь… Учения закончились тем, что было признано… и зафиксировано на бумаге, что дальнейший подсчет потерь среди гражданского населения страны невозможен. Они даже представить себе не могли, сколько миллионов людей должно было погибнуть в результате проведения операции «Аккорд»… Да, «Аккорд», такая ирония в названии…

— И что? — спросил Лукаш небрежно.

— Ты полагаешь, что у американских генералов нет своего «Аккорда»? — генерал засмеялся. — Полагаешь, они тоже не имеют плана последнего удара, когда войска противника вступят на территорию Великих Соединенных Штатов? Они терпели, пока был шанс, что все обойдется позором… только позором… Но сейчас, насколько я понимаю, миротворцы занимают базы, берут под контроль ядерный потенциал Америки… Я ведь не дурак, понимаю, что статую расстреливали не просто так! Это очень символичный жест… Слишком символичный, чтобы быть случайностью. Больше всего это похоже на сигнал. На общий сигнал к началу освободительной борьбы против заокеанских оккупантов… Какая ирония… Согласен?

— Согласен, — честно сказал Лукаш. — И что?

— Я знаю, как найти центр местного «Аккорда». Слышишь, ты, идиот? Я знаю, как и кто нанесет удар по… по всем вам… Я могу спасти миллионы жизней… Только отвези меня в Вашингтон. Отвези меня к твоему шефу…

— Ты сам веришь в то, что я тебя куда-нибудь повезу? — Лукаш встал со стула и подошел к генералу. — Ты полагаешь, что кто-то будет вести с тобой переговоры?

— Но я же могу спасти…

— Ты можешь отомстить своим новым хозяевам, — сказал Лукаш. — Тем, кто тебя продал. Использовал и выбросил, как ненужную тряпку. Каково оно — быть выброшенной грязной тряпкой?

— Замолчи! — попросил Колоухин.

— И от этого что-то изменится? — пожал плечами Лукаш. — Они даже не подумали, что ты можешь заполучить этот их секрет. Для них ты был… и остался ничтожеством, одним из предателей, который ради денег готов на все… даже превратиться…

Лукаш сплюнул. Плевок ударил в половицу почти возле самого лица Колоухина.

Когда в доме Джеймса Форда грохнул выстрел, а за ним, почти без паузы, второй, шериф Бредли вздрогнул и выругался. Он хотел позвонить это проклятому русскому, но тут дверь дома открылась, и на крыльцо вышел Лукаш с поднятыми на всякий случай руками. Левый рукав его рубахи был пропитан кровью, капли звонко падали на доски крыльца.

Конец ознакомительного фрагмента.