О трёх Сосудах

Александр Иванович Кох, 2023

Человек рождается голый. Слабый. Беспомощный. Но даже тогда, в самом начале пути – он уже несёт нечто с собой. Нечто, которое проносится им через всю жизнь, которое взращивается и умирает в зависимости от избранного человеком пути. То, что он по праву может назвать исключительно своим. Не приобретённым с чьей-то помощью, пусть даже и минимальной. А то, что он принёс с собой в этот мир.Своё здоровье. Свои силы. Своё время. Три сосуда, алхимические ухищрения с которыми могут создать удивительнейшие чудеса. И точно также могут создать ужасы и кошмары, виной которым становится сам человек. Алхимия в данном случае способна породить и счастье и боль – стоит лишь подобрать правильные пропорции. Каковыми же будут пропорции героя? И на что он растратит содержимое трёх сосудов?

Мужчина

I

В одном прекрасном и дивном городе под горой жило множество людей. Людей самых разных: богатых и бедных, благородной крови и обычной, прославленных и невзрачных. Однако, все они наполняли этот город, дарили ему нечто от себя и постоянно получали что-то от него. В этом потоке обмена жил город уже очень давно и должен был жить ещё столько же. И ничто не могло помешать этому.

В этом же городе свою жизнь проживал и мужчина. Подобно другим, он вечно за чем-то гнался, вечно что-то преследовал, боролся, побеждал и проигрывал. Не было в нём отличия от прочих жителей города. Он был таким же маленьким человеком, равно, как и большой человек. Ибо и тот и другой вскоре должен был быть заменён другим, таким же маленьким, таким же механическим. Таким же, появившемся в этом городе, что бы что-то обменять на что-то.

Не помнил уже мужчина, сколько прожил он здесь. Не помнил он и того, зачем явился сюда. Интересовало его лишь достижение собственных целей. Больших или малых — не составляло здесь значимого. Значимым же было лишь их достижение.

И вот, в один из дней вновь он пришёл на рынок. И в странном расположении духа он туда пришёл. Словно нечто внутри него опустело, вытекло, кончилось. И явился на площадь уже не он, а опустошённая ваза, ревущая при малейшем дуновении ветра.

Мужчина забыл уже, зачем он сюда явился, да и не важно теперь для него это было. Лишь бегающий по сторонам взгляд, изучающий людей, снующих туда-сюда. Взгляд, цепляющийся за звонкие монеты, падающие из одних рук в другие. В одном случае монеты сразу на что-то выменивались. В другом — просто отдавались, но ясно было, что нечто отдавалось за них взамен.

Начал мужчина тогда расхаживать от одного источника звона к другому. И даже не заметил, как ушёл он с площади. Ибо звон этот наполнял весь город. И не всегда звон монет уже обозначал он.

И почувствовал мужчина, как внутри него раздался звон. Что-то выменял только что и он. Что-то уплатил он за знание, открывшееся ему. И не смея вскрыть невероятного восхищения — вскочил он на ящики, дабы обвести собравшихся взором. И обратили взоры свои они на него.

И тогда уже он начал свою речь.

“Люди! Как же вы не можете заметить того, что весь город наш — есть один большой рынок? И что на этом рынке мы с вами в первую не торговцы — а товары этого рынка. Именно мы с вами, рождаясь и умирая, заменяем один товар другим. Как только один товар оказывается израсходован — он заменяется новым, пока и новый не будет израсходован.”

“И кто же по твоему есть продавец товара этого?” — спросили у него из толпы.

“Чтобы понять кто у нас продавец — сперва нужно понять, кто покупатель. И это город. Город получает нас от продавца, уплачивая нужную сумму. Взращивая нас. А затем — пожиная плоды. Плоды гораздо большие, нежели потраченные на взращивание и покупку.”

“Так кто же, кто нас по твоему продаёт, безумец?”

“Продаёт нас — наше же с вами существо. Мы с вами сами и продаём себя городу. И продолжение нашего существа. Мы рождаемся в этом городе и становимся зависимы от него, ибо он уже начинает давать нам то, без чего не представляем существования. Ибо без той силы, что несёт в себе город — не способен жить человек, подобно человеку. Равно как и город не сможет жить, как город — без своего человека.”

“А не есть ли тогда и город — наш товар, безумец?”

“Любой товар имеет свой срок использования. Город же освобождён от него — ибо не он нам продаёт себя, а продаёт товары, полученные им — нас же с вами, а точнее — части нас! Город, этот огромный рынок — обменивает одних людей на других, частями или полностью, извечно оставляя часть этого человека для себя!”

И раздался оглушительный хохот на площади. И понял мужчина, что остался не услышан. Что видели не то откровение, что плескалось в нём, а лишь ту вазу, которая скрывала его.

И с этой мыслью сошёл мужчина с ящиков. Ибо он понял, что не восхищение своё требовалось показать ему людям. А именно жидкость, которая вызвала это восхищение. Но знал ли он сам эту жидкость?

С этой самой мыслью пришёл мужчина в дом свой. Имел он желание узрить, что же за жидкость во мгновение наполнила его. И изъял он её в вазе из глубин груди своей, поставив на стол. Но вместе с ней — изъял он и ещё три кувшина, из которых капало в эту большую вазу. И именно они заняли мысли его.

II

Первый сосуд он поставил первым. Внутри него плескалась едва беловатая, поблёскивающая словно стразами жидкость. Она одновременно была быстра и медленна. А потому — назвал её мужчина временем. И поставил первым сосудом.

Второй сосуд он поставил следующим. тяжёл был он, но тяжесть эта была приятной. Красноватая, даже багровая жидкость плескалась в нём. Усилием было названа она.

И наконец третий сосуд был поставлен последним. Но не значит это, что он оказался хоть немного менее важен, чем другие. Внутри него была светло-красная жидкость, настолько яркая, что даже приятно жгла глаза. От неё исходило тепло, но невероятно хрупка была она. А потому — здоровьем назвал её мужчина. И поставил третьей.

Три первичных сосуда, которые он не ощущал ни разу в жизни, но которые творили в ней больше него самого. Ибо именно они рождали всё в нём и вокруг него.

Понял он это, поставив четвёртый сосуд с золотистой жидкостью перед собой. Золотистой жидкостью являлось знание. Знание, которое он обрёл на площади. А явилось оно соответственно из этих трёх первичных сосудов, которые ныне стояли перед ним. А значит, оно не могло родиться более не из чего, кроме как из этих трёх.

И если последнюю он ощутил лишь недавно, то извлечение первых из него было подобно началу новой, другой жизни.

А значит, с тремя этими сосудами явился он на этот свет. Голым и немощным, беспомощным появился он в городе. Но вместе с тем — он с самого начала должен был чем-то платить ему. И вероятнее всего — именно из этих трёх сосудов платил он за то, что давал ему город.

С самого детства он встал на этот путь, что-то получая и что-то обязательно за это отдавая. Даже за даримое — отдавал он это благодарностью и чувством, которые обязательно требовалось из чего-то рождать. А следовательно, даже дарение — представляло собой своеобразный обмен. Человек дарил ему что-то, без чего он сперва не мог жить, а он отдавал в ответ своё чувство, расплачиваясь тем, чем мог с человеком.

А значит, даже самое простое, ещё с самого рождения — есть невидимый обмен одного на другое. Всегда что-то получая, человек что-то отдаёт. Однако, как рождается получаемое и отдаваемое, если оно не является чем-то из этих трёх?

С этим вопросом мужчина взял новую чашу.

III

Он понял, что полученное знание было подобным тому, что он мог дарить. Было подобно тому, что родилось из этих трёх первичных сосудов. А значит — он мог смешать и нечто совершенно иное, стоило ему только захотеть. Однако, как ему смешать что-то определённое? Разве знал он, как смешиваются три эти жидкости и рождают из себя нечто?

Нет. Однако, мешало ли ему это, чтобы начать смешивать? Вовсе нет. А потому — начал он смешивать что-то неопределённое. Он отлил из каждого сосуда по несколько капель, после чего перемешал всё собранное. Однако, наложились они одна на другую, совершенно не рождая чего-то нового. Вливание новой порции здоровья, усилия или времени тоже не давало никакого эффекта. Это всё оставалось таким же самым бесформенным содержимым, в котором всё просто было налито.

Что же было тогда не так? Мужчина не понимал. Долго пребывал он в раздумиях, долго он перемешивал всё собранное содержимое, долго разливал его по новым сосудам, однако, не получал ничего нового. Пока, наконец, мужчина не начал рассматривать содержимое с тремя неслившимися пластами. Долго он ещё думал над причинами и невозможностью этой странной алхимии.

Не давало ему это сна несколько дней. Исхудало его здоровье. Многое он потратил на это понимание, на это откровение. Долго смешивал он всё по новой и новой, много времени потратил он, бессоные ночи следовали одна за другой, наполненные великим усилием. Но знал он, зачем проводит эти ночи. И потому — проснулся он одним утром и увидел, как жидкости слились воедино. И появилась новая жидкость — такая же золотистая, словно первый, большой сосуд. И решил он сравнить их — слив воедино. И оказалось это одной жидкостью.

Получил новое знание он из усилия, здоровья и времени. И теперь стало у него больше знания. И включало это знание не только жидкость — но и осознание принципа этой странной алхимии.

И решил проверить его мужчина. Он вновь взял три сосуда и уже задумывался о том, как он будет это смешивать. Что он хочет получить по итогу. И решил получить он несколько золотых монет. А значит, из чего он мог их смешать?

Он решил потратить равное количество своего усилия, своего здоровья и своего времени, перемешав это всё вместе, перемешав это с осознанием желаемого. И наконец, начал раздаваться звон из сосуда. И увидел он наконец внутри звонкие, золотые монеты. И лишь тогда мужчина полностью проникся своим знанием.

Лишь осознание цели смешения первичных способно родить их продукт, родить вторичное.

IV

Однако, теперь у мужчины было два вторичных и три первичных. Что же мог он сделать из них? Ведь не останавливалось же их развитие на это. Золото извечно на нечто обменивалось. Равно, как и знание извечно тратилось на нечто. Так может ли он их и теперь смешать, дабы получить нечто совершенно иное?

Однако, помнил он и о первом правиле. О том, что он должен знать, что именно он смешивает. Так что же мог он смешать из золота и знания? В первую очередь — он мог создать ещё больше золота. Но также он мог и создать что-то из этого золота и знания. То, что в последующем будет постоянно нести нечто для него. И он не мог определиться. Сложен был выбор. Однако, сделать его было необходимо. И всё же — он решил, что жаждит создать нечто постоянное, позволяющее ему рождать новое. И решил он открыть лавку.

Для ведения лавки ему определённо требовалось знание. А для создания самой лавки — требовались деньги. Именно поэтому влил он толику знания к деньгам. Однако, ничего не произошло. И тогда решил мужчина добавить ещё немного знания. Но даже и это не помогло. И лишь после этого мужчина понял, что от него ещё требовалось в этой странной алхимии.

Он добавил к сосуду толику усилий, которые были бы обязательно потрачены для создания лавки.

И тогда появилась странная субстанция, медленно меняющая очертания. Она быстро испарилась в воздух, наполнив всё здание. И наконец — изменила она его жилище, изменив первый этаж его в красивую лавку букиниста. А второй этаж его стал новым жилищем.

Но осталось у него нечто в той банке. Осталось прежнее знание, и осталась часть золота. Знание не исчезло, но помогло обрести нечто из золота. И заключил из этого мужчина, что существуют неисчерпаемые действием субстанции. Но вместе с тем, даже создание чего-то с её помощью требует участия других ресурсов.

Но решил мужчина проверить и ещё кое-что. Оставил он золото в горшке и знание, и решил добавить к нему ещё немного времени. Ибо лишь сквозь время его золото могло прирасти. И тогда услышал он раздавшийся звон, который говорил о новом открытии в знании его. И жидкости знания стала ещё больше.

Даже при синтезе вторичных жидкостей — всегда участвует одна и более жидкостей первичных. Ибо иначе вторичные просто не успевают родить нечто без их участия. Вторичные жидкости мертвы по своей сути и требуют участия чего-то живого, чтобы переродиться.

V

Решил с того дня сохранить жидкости мужчина. Однако, не перестал он за ними наблюдать. Ему было интересна суть жидкостей, полученных им. И потому изучал он их дальше, не не смешивал более. У него теперь были вторичные жидкости и даже третичные, однако, требовалось ему создать и новые реагенты для создания чего-то нового.

Наконец, прошли долгие недели, в которые он вновь почувствовал чудовищную пустоту внутри. И решил он как-то избавиться от неё. Долго думал тогда мужчина о том, что требуется ему. И тогда решил он что лишь смысла в его жизни не было и нет. Что пустое существование вёл он в этом жалком городе, подобном рынку. И потому решил он создать смысл для себя из этих жидкостей. С этим желанием пришёл он домой и вновь взялся за доступные ему склянки.

Пожелал он породить смысл свой в служении знанию своему. И влил его в новый сосуд. И добавил к нему усилия, которые потратит на него. И добавил к нему время, сквозь которые он бы вынашивал этот смысл и обращивал его новыми догмами. И здоровье, утерянное в защите и достижении смысла своего. Однако, не получилось из этого ничего нового.

Долго и кропотливо менял жидкости он, смешивал их в разных пропорциях. Однако, не удалось ему достигнуть какого-либо результата. Тогда решил он, что в накоплении золота впредь будет состоять его смысл. И добавил он золота, которое бы приращивал силой уже четырёх субстанций.

Но даже это ничего не дало ему в итоге. И наконец, решил он найти смысл свой в служении своему делу, делу букиниста. Он изъял немного того духа, который витал в воздухе и добавил его к остальным. Но как бы не ждал он, как бы не тряс — ничего так и не происходило.

Долгие ночи проводил в новых экспериментах мужчина. Однако, не давали они эффекта. И лишь гораздо позднее, сравнив его с прошлыми, пришёл он к выводу, который расстроил его. Недостаточно знать конечный продукт, который желает произвести человек. Не менее важно знать и примерный рецепт готовящейся жидкости. И потому — не мог он обрести того, чего ещё не знал даже примерно. И расстроился тогда мужчина. И бросил всё это дело, надолго оставшись один в отчаянии и без смысла.

VI

Наконец, бросив свою алхимию, вышел мужчина из лавки. Долго гулял он в тот день по улицам города. Нечто чудовищное разило его грудь. Тяжёлое бремя знания и возможностей душили его шею, были подобны тяжёлому камню, который медленно раздавливал его.

Конец ознакомительного фрагмента.