Я люблю тебя, Солдат

Александр Иванович Тапилин, 2022

В повести освещается история жизни и гибели таинственного солдата, неожиданно появившегося перед девушкой-поисковиком в болотистых лесных массивах, где в годы Великой Отечественной войны проходили кровопролитные бои. Анализируются и раскрываются истинные причины его появления. Прослеживаются сложные судьбы некоторых родственников солдата и тех людей, чья жизнь хотя бы косвенно связана с его жизнью. Основные сюжетные линии тесно вплетены в исторические события, происходящие в России и других странах с начала ХХ века до сегодняшних дней.

Глава 4

Председатель и его заместители немного слукавили, сказав секретарю о том, что два человека из их скита были когда-то красноармейцами. Дело в том, что никто из коренных односельчан, вообще ни в какой армии — ни Красной, ни Белой, ни у зелёных и ни у кого другого не воевал. Это произошло по вполне понятным для них причинам. Пользуясь скрытым расположением деревни, находящейся вдали от проезжих, оживлённых дорог, старообрядцы, привыкшие со стародавних времён не повиноваться властям, просто решили отсидеться.

Общинники совершенно не разбирались в тех политических бурях, которые бушевали в России в годы Революции и Гражданской войны. Они, даже, долгое время не знали, кому, собственно, принадлежит власть в стране, и чья армия находится на их территории. Им, по существу, было абсолютно всё равно, кто победит в этой круговерти. Двое жителей скита (а, первоначально, их было трое) оказались бойцами Красной Армии чисто случайно. Эти люди не были коренными жителями общины. Правда, в 1933 году один из них был уже арестован. Так что, ко времени допроса колхозных руководителей местными партийными начальниками, в скиту проживал единственный бывший боец Красной Армии.

Кроме того, был ещё один страшный для всех общинников факт, который скрыли от секретаря райкома колхозные руководители. Целых пятнадцать человек, оказавшихся в скиту в мае 1921 года, до этого сражались в повстанческих отрядах, которые боролись против власти большевиков. Никому и никогда жители скита даже не заикались об этом факте, держа его в строжайшей тайне. Если бы о нём, даже случайно узнали местные начальники, то несдобровать бы общинникам. Многих из них сразу бы арестовали.

Каким же образом получилось, что общинники оказались таким «пёстрым» обществом? А потому что Гражданская война сама была слишком «пёстрой» и запутанной. Несколько трагических событий, которые напрямую коснулись жизни общины, произошло в то противоречивое время. Именно благодаря одному из таких событий и оказались в общине сразу трое бойцов рабоче-крестьянской Красной Армии. Это был, поистине, уникальный случай, который произошёл во время затворнической жизни общинников. Могла бы закончиться трагически их затворническая жизнь в тот момент, но, как говорится, Бог миловал.

Случилось это в девятнадцатом году, в самый разгар междоусобицы. Где-то в июле месяце неподалёку от скита, в глубоком лесу разгорелся кровопролитный бой между враждебными в той войне силами. Что это за силы, как мы отметили, общинники представляли смутно. Только цвета помнили. Одни называли себя красными, другие белыми, третьи, вообще, зелёными. По счастливой случайности, сражающиеся в том бою, не обнаружили скита, так как бой проходил примерно в полутора километрах к юго-западу от места его расположения.

После того, как перестрелка затихла, председатель общины, будущий председатель колхоза, которого впоследствии арестовали, послал десять крепких мужиков на место боя. Он приказал им похоронить погибших, если таковые обнаружатся. Каково же было удивление жителей, когда к вечеру ушедшие привезли на телеге пятерых раненых.

Вернувшиеся с места боя нарисовали вопиющую картину кровавого побоища, рассказав односельчанам, что двенадцать погибших бойцов, не подававших никаких признаков жизни, они похоронили, вырыв для них общую могильную яму. Но у пятерых, сердцебиение, хоть и слабое, но всё-таки прослушивалось. Поэтому, гуманные старообрядцы решили попытаться спасти этих людей. Ходившие к месту боя отметили, что убитые и тяжелораненые солдаты были одеты в гимнастёрки защитного цвета. На них были такого же цвета шаровары, заправленные в обмотки с ботинками. На некоторых были шинели с поперечными застёжками-петлицами на груди, на некоторых — френчи. Рядом с отдельными бойцами в траве валялись суконные фуражки. Около одного из солдат лежал остроконечный суконный шлем с наушниками.

Все бойцы, как рассказали вернувшиеся, были без погон. Это было непонятно общинникам. Они уже около двух лет прятались в скиту и рассуждали по-старинке, что любой военный человек, в какой бы армии не воевал, должен обязательно носить погоны. Но председатель общины с четырьмя довольно умными и грамотными общинниками, год назад тайно побывали в ближайших посёлках. Они многое разузнали о происходящих в стране событиях, хотя сообщать об этом односельчанам не торопились, потому как понимали, что обстановка в стране и в окрестностях постоянно меняется и неизвестно чем, вообще, вся эта кутерьма закончится. Но теперь, осознав, что война буквально вплотную приблизилась к скиту, общинный староста понял, что нельзя больше общинникам быть в полном неведении. Он решил некоторые вещи им растолковать. Например, председатель попытался, как он сам понимал, разъяснить причину этой странной особенности — отсутствия погон у обнаруженных бойцов. Он также попытался им как можно проще объяснить, кто такие, вообще, эти бойцы и сказал односельчанам примерно так:

«Вам, милые односельчане, известно, что в стране в данное время дерутся друг с дружкой разные силы. Силы-то разные, но основных сил толечко две. По разным цветам они себя кличут. Одни из них будут красные, но не по цвету лица и не потому, что из бани (здесь многие общинники улыбнулись). Вторые будут белые, но не потому, что кто-то испужал их сильно и от испуга побелели. Здесь сложнее всё, покамест, получается. Постараюсь я вам сичас потолковее эту самую канитель разъяснить. Раз обнаруженные нами люди не имеют погонов, то, знамо дело, они есть самоделишные красные, за власть Тоцкого выступают (он немного ошибся в фамилии, пропустив в ней одну букву, так как слышал её всего один раз). Сторонники их сейчас у власти в первопрестольной, в Кремле сидят. Хотя в точности я в этом не уверен. Возможно, их уже выбили оттудова, но год назад они точно у власти находились. Они, вроде как, за рабочих и бедных крестьян выступают. Мне шептали знающие люди, что ихние руководители приказали всю землицу у господ забрать и поровну промеж бедных крестьян разделить. А господам это не понравилось и они быстрёхонько войной на бедняков полезли. А погоны они себе не нашили потому, наверное, что считают погоны излишней роскошью и тратиться на них не хотят. И Армия их Красной называется, а самих бойцов красноармейцами кличут потому, что под Красным флагом они сражаются. Красный цвет, по их разумению, это цвет пролитой за бедных людей крови. А враги ихние есть белые потому, что Белый цвет считается цветом Святой Руси. Так-то вот».

Тогда один из жителей показал подобранный им шлем и с интересом спросил:

«А как этакая штуковина называется?»

Председатель, почесав в затылке, задумался, видимо, пытаясь вспомнить мудрёное название головного убора. А затем, стукнув себя по лбу, уверенно проговорил:

«Вспомнил. Этакая штуковина зовётся у них «богатырка» или «фрунзевка» (председатель тогда не знал, что самым распространённым названием этого головного убора станет «будёновка»).

Очень не хотелось вмешиваться жителям скита в политическую вражду, очень не хотелось выдавать месторасположение скита. Но, как было отмечено, староверы люди добрые, не могли бросить на произвол судьбы раненых. Стали лечит их по-своему, отпаивая специальными настоями, прикладывая к ранам целебные травы. Тем не менее, как ни старались местные лекари, двоих спасти так и не удалось, но трое красноармейцев всё-таки выжили. Окрепнув, они сразу же стали уговаривать общинников вступить в Красную Армию, чтобы громить мировую контрреволюцию до её полного уничтожения.

Собрался для решения этого принципиального вопроса общинный Совет. Спорили до хрипоты, но так ни к какому выводу не пришли, поскольку выжившие красноармейцы вместо благодарности продолжали упорно агитировать односельчан за Советскую власть. Эта власть, по их твёрдому убеждению, несёт полное освобождение всему трудовому народу. Но если двое красноармейцев агитировали спокойно, без каких-либо угроз, то третий самый ретивый прямо заявил общинникам:

«Если вы не вступите в Красную Армию, то значит, вы являетесь врагами трудового народа, и, получается, что вы все здесь прямая контра и ничуть не лучше белых гадов».

Общинный председатель попытался спокойно возразить:

«Какие же мы белые гады, когда мы вас, красноармейцев, спасли от неминуемой смерти».

Тогда ретивый красноармеец с яростью закричал:

«Просто так совпало, что мы красноармейцами оказались, а если бы на нашем месте ранеными белые гады оказались, вы бы и их спасли, так как вам всё равно, кого спасать, потому что вы типичные контрреволюционные элементы! Предателями вы являетесь, потому что предали вы трудовой народ и всю нашу советскую республику!»

Услышав такое заявление, умный и хитрый помощник руководителя общины, черноволосый, лет сорока, довольно высокий и плотный человек, глядя прямо в глаза ретивому красноармейцу, также спокойно произнёс:

«Эх, дорогой товарищ, не понимаешь ты нас, всё стремишься обвинить во всяческих грехах и в прямом предательстве. Сразу тебе скажу, что среди нас предателей нет. И отвечу прямо, как бы вы, красноармейцы, хотя и бывшие, к этому не отнеслись. Если бы, допустим, на вашем месте были ранеными белые гады, как вы их называете, мы бы их тоже спасли. Мы вне политики, потому что считаем, что каждый человек, независимо от его разных там взглядов и мнений имеет полное право жить. А убивать его только за то, что он не разделяет вашу мыслю на так называемое светлое будущее — это самая настоящая дикость».

Но ретивый красноармеец не сдавался.

«Значит, выходит, по-вашему, лучше отсидеться в какой-нибудь берлоге, спрятаться там и переждать, пока в стране не угомонятся и не победит какая-нибудь сила, а какая, для вас, выходит, не имеет ни малейшего значения, так?»

«Конечно, для нас не имеет никакого значения кто победит в этой никому не нужной сваре».

Ретивый красноармеец после этих слов так разъярился, что, буквально, запрыгал на месте, размахивая во все стороны своими довольно длинными руками и мощными кулаками.

«Да, попадись ты мне в бою! Да я бы тебя…к стенке! Да я бы на тебя…всю обойму не пожалел. Стрелял бы в тебя, стрелял, пока ты в мучениях не издох, шкура предательская».

После этого ретивый красноармеец начал рыскать своими огромными серыми глазами по избе, видимо, надеясь, обнаружить какое-нибудь оружие. Но предусмотрительные староверы всё оружие надёжно спрятали. У красноармейца «чесались руки». Ему некуда было девать вспыхнувшую в нём огромную ярость. Он снова закричал на заместителя старосты, да так грозно, что все решили, что он сейчас броситься в рукопашную на всех присутствующих общинников.

«А, почему, собственно, ты нас «бывшими» красноармейцами обозвал!? Какие же мы «бывшие»!? Мы самые, как оно и есть, настоящие!»

Помощник старосты не торопясь дал разъяснения:

А вы и есть «бывшие» потому, как в данный момент вы не в Красной Армии, а у нас находитесь. А когда вы в армию свою возвернётесь, это нам неизвестно».

Ретивый красноармеец уже не знал «куда себя деть». Ему, словно стало тесно в избе. От негодования красноармейцу не хватало воздуха, он начал задыхаться. Глаза его налились кровью. Теперь он не мог говорить непрерывно, а произнося отдельные фразы, останавливался, переводя дух и набирая в грудь как можно больше воздуха:

«Да как ты… посмел…сомневаться…в нашей преданности…революции?… Отвечай!»

Заместитель руководителя, видя оторопевшего противника, сразу перешёл в атаку. Он хитро улыбнулся и произнёс:

«Закралось в душе моей несколько интересных вопросиков, которые ты мне, как не разбирающемуся совершенно в политической ситуации, постарайся объяснить. Как мы поняли, что бой тот вы, товарищи красноармейцы, проиграли, хотя и нанесли врагам вашим, несомненно, определённый урон. Совершенно ясно, что разбили вас наголову так называемые белые гады. Поэтому и раненых белогвардейцев на месте не оказалось, так как забрали белые гады их с собой или же с честью где-то поблизости похоронили. Вас же, красноармейцев, всех посчитали за убитых. А произошло это, скорее всего потому, что некогда было им всех вас внимательно осматривать, торопились, видимо, они быстрее уйти, а, может, ещё по какой причине, кто ж его знает?»

Здесь ретивый красноармеец снова не выдержал и, продолжая махать кулачищами, громовым голосом прокричал. У него, видимо, появилось «второе дыхание», поэтому он перестал задыхаться:

«Ах, ты, мерзавец, радуешься, негодяй, нашему поражению. Да проиграли мы этот бой, потому что наткнулись на замаскированную беляками многочисленную засаду. Подстерегли нас белые гады, когда мы на разведку пешими отправились. Подстерегли, чтобы всех беспощадно уничтожить. Да, они нас победили в том неравном бою, но бились мы до конца. Мы знали, что все погибнем, но никто, понимаешь, никто, не попросил пощады! Никто из нас даже не собирался сдаваться, потому что мы все в душе большевики, мы все за власть трудящихся, за пролетарскую власть!»

Здесь он, окинув пристальным взглядом всех присутствующих на собрании общинников, с негодованием и укором зловеще прошипел:

«Да вам этого не понять, спрятались в своём ските, и скрываетесь здесь, и отсиживаетесь, выжидаете. Трусы вы самые последние, за свою мерзкую шкуру дрожите. Боитесь высунуться, боитесь, что вас здесь случайно обнаружат и заставят, принудительно заставят, вступить в смертельную схватку не на жизнь, а на смерть».

«Ты, подожди, дорогой товарищ не шуми, не суетись, — медленно заговорил теперь уже сам общинный староста, — лозунги, покамест, не бросай, давай рассуждать логически. Сначала ответь чётко. Территория в радиусе пятидесяти километров чьими войсками занята — белыми, красными а, могёт быть зелёными, то есть махновцами или им подобными?» (О махновцах он тоже слышал от городских жителей, которые этих махновцев страшно боялись, утверждая, что они очень злые на всех.)

«На это я вам ответить в точности не могу, так как обстановка ежедневно а, иногда, и ежечасно меняется» — немного грустно пробормотал ретивый красноармеец.

Тогда староста спокойно продолжил:

«Ну вот видите, обстановка неясная. А раз вы сами толком в ней не разбираетесь, то куды же вы, дорогие товарищи, собрались идтить? Вполне вероятно, что вы втроём, как говорится, тёпленькие, прямо в руки белых гадов и попадёте. А как с вами они поступят, вы прекрасно понимаете. Так что уходить вам отсель довольно рискованно».

Возмущение ретивого красноармейца в очередной раз возросло до предела.

«Ах вот ты куда поворачиваешь? Намекаешь, чтобы мы тут около вас негодных паразитов отсиживались? Так нет, не бывать этому! Лучше расстреляйте, но с вами, с открытой контрой, мы оставаться и прохлаждаться не намерены, когда кругом идёт справедливая борьба за народное счастье».

Ретивый красноармеец хотел ещё что-то добавить, но в разговор снова вступил довольно толковый заместитель общинного старосты:

«Подожди, не суетись, милый борец за диктатуру пролетариата. Давай предположим, что вам подвезёт, и вы не попадёте в руки тем самым белым гадам, которые вас сразу расстреляют или подвесят. Но я хочу задать вам прямой вопрос. Если, допустим, вы не попадёте ни в руки белых, ни в руки зелёных, то, в данном случае, к кому же вы попадёте?»

Этот вопрос, на вид такой нелепый, абсолютно сбил с толку не только красноармейцев, но и всех присутствующих, и даже общинного старосту. Действительно, трудно было понять, на что намекает его заместитель.

«На что это ты намекаешь, пособник белых гадов?» — спросил со злостью заместителя ретивый красноармеец.

«А я ни на что не намекаю, а хочу спросить, каким это образом вы наткнулись на белогвардейский отряд, который оказался довольно сильным? Вы же прекрасно понимали, что энтот самый отряд, который значительно превосходит ваш отряд по людскому числу и по числу вооружения, очень легко разобьёт вашу небольшую разведывательную группу».

«Ты что такое кумекаешь, дядя? С чего ты взял, что группа наша была небольшая?»

«Как с чего? А разве разведывательные группы большие бывают? К тому же вы были пешие, чтобы идти осторожно и случайно себя не обнаружить. Да и наши люди прекрасно видели всех убитых красноармейцев, их было двенадцать человек, да вас пятеро. Живыми из вас никому уйти не удалось, это и так понятно, так как бой кипел довольно жестокий. Обстановка неясная, а, следовательно, получается, что с пленными беляки возиться не собирались. Поэтому, скорее всего, никого в плен не взяли и всех красноармейцев поубивали. Значит, вас было семнадцать человек. А это разве много?».

«Большевики в плен не сдаются!» — гордо выкрикнул ретивый красноармеец.

Но заместитель не обратил на его выкрик никакого внимания, а продолжал степенно рассуждать:

«Ну вот, таковой факт, что ваш немногочисленный отряд попал в ихнюю засаду, ты сам подтверждаешь. Теперь слухай дале. По тому положению, в каком лежали убитые вашенские товарищи сразу понятно, что вы держали круговую оборону в полном окружении и, хотя, не спорю, погибли вы героически, но ничего поделать не могли. Как ты сам гутаришь, вас заранее беляки выследили, незаметно окружили и нанесли вам неожиданный удар со всех сторон. Могёшь возражать, если я не прав».

«Допустим, — несколько мягче произнёс ретивый красноармеец, — но что всё-таки пытаешься мне объяснить, я никак в толк не возьму».

«А то, дорогой пролетарий, что ваш отряд, как я понял, был послан в разведку более высоким начальством, а разведку вы успешно провалили, и сами погибли, и сведений о вражеском расположении тоже не добыли. Получается, что неаккуратно вы разведку свою провели».

Ретивый красноармеец на такую железную логику ничего возразить не смог, поэтому он сразу замолчал. На его лице можно было заметить даже некоторую растерянность. Но заместителю старосты было понятно, что это всего лишь уловка. На самом деле красноармеец «теряется» только внешне. Коварная страшная сущность его при этом не меняется. Она только как бы на время «скрывается», чтобы постепенно приготовиться к решительному прыжку и беспощадно поразить врага в самое сердце.

Почему заместитель общинного руководителя сделал такие странные выводы? Потому что он, умудрённый жизнью человек, прекрасно уловил все оттенки злобного характера стоящего перед ним сложного человека. Кроме того, он ясно видел коварное выражение блестящих серых глаз, тёмные ресницы, широкий подбородок, высокий лоб, а, главное немного крючковатый орлиный нос ретивого красноармейца. Заместитель немного разбирался в людях и чувствовал, что подобный характер и подобная внешность говорят о незаурядной натуре. Такие люди, как правило, умны, хитры, изворотливы, решительны в своих, часто корыстных действиях и поступках. До поры до времени, они могут затаиться (как, например, в данный момент) и не выказывать своих истинных намерений. Они могут даже признать себя побеждёнными, притвориться сломленными. Но для них это только маскировка, чтобы сбить с толку противника. На самом деле, такие люди очень опасны. Наступит благоприятный для них момент (они его «нюхом» почувствуют), и эти самые «невинные овечки» быстро превращаются в ядовитых змей и хищных пантер. Сменив обличье, они пойдут на любое преступление, лишь бы добиться поставленной цели. Такие люди могут привлечь на свою сторону и повести за собой множество наивных людей, которые поверят в их искренность и заботу. Но на самом деле эти люди коварны, мстительны и злопамятны. Они могут растоптать любого, кто встанет на их пути.

Значит, сделал вывод заместитель старосты, сейчас красноармеец вполне может притвориться, а затем сделать какой-нибудь коварный выпад. Необходимо, поэтому, за ним послеживать. Иначе, этот далеко не простой человек может столько «напакостить», что потом долго придётся расхлёбывать.

Вслух же заместитель старосты сказал просто:

«Молчишь, дорогой товарищ, значит я всё-таки прав, а тебе возразить нечем. Лучше, послухай, дальше мою мыслю. Послухайте все, и сделайте соответствующие выводы».

Ретивый красноармеец, действительно, сразу обмяк, словно окончательно смирился и уже без какой-либо злобы, совершенно спокойно произнёс:

«Давай говори свою мыслю, а мы покумекаем».

Помощник старосты, сверля глазами ретивого красноармейца и его боевых товарищей, молчал довольно долго, а, затем очень осторожно начал развивать ту мысль, которая уже давно вертелась в его голове и не давала покоя. Для этого он даже попытался говорить более чётко:

«Слухайте меня внимательно, товарищи красные бойцы. Вот вы отправились в разведку и не вернулись. Прошёл с этого времени без малого месяц. Следовательно, вашенские боевые товарищи считают вас погибшими смертью героев, так это или не так, ответьте мне честно?»

«Ну, допустим, так» — ответил ретивый красноармеец.

«А, теперь, следи далее. Вы считаетесь погибшими вместе со всеми, и, неожиданно, спустя почти месяц целыми и невредимыми возвращаетесь в отряд. Отсюда сразу возникает вопрос, который зададут вам ваши красные начальники. Где это вы такое продолжительное время, извините меня, шлялись, и почему оказались живёхоньки и здоровёхоньки, когда остальные ваши товарищи героически погибли?»

«Ты что такое несёшь, контра недобитая?» — снова не вытерпел ретивый красноармеец. Опять в нём закипала открытая злоба и ненависть к людям, которых он видел перед собой и которых искренне ненавидел.

«Что я несу, ты сам должон догадаться. А если не догадался, то поясню. Вполне могут решить ваши красные комиссары, что вы просто-напросто, сознательно перешли на сторону врага».

Здесь внезапно ретивый красноармеец бросился к помощнику общинного старосты и, кипя ненавистью, с выпученными от злости глазами попытался схватить его «за грудки», но тот, видимо, предвидя такой вариант, вовремя отскочил в сторону и укрылся за широкими спинами своих земляков.

Ретивый красноармеец, не успев схватить своего противника, опять замахал кулаками и заорал во всю глотку:

«Ах ты, контра, да как ты смеешь!? Мерзавец! В предатели меня хочешь записать! Не выйдет!»

«У тебя, может, и не выйдет, а у ваших чекистов всё, как я пояснил, дюже может выйти. Они ведь в любом случае расследование начнут проводить по вашей этой самой отлучке. А свидетелей у вас нет, потому что все остальные красные товарищи пали смертью героев. Так что доказать свою невиновность вы навряд ли сможете» — всё это на одном дыхании произнёс заместитель старосты, теперь находившийся под надёжной охраной многочисленной толпы.

«А вы, разве вы не захотите подтвердить нашу невиновность? Разве вы спасли нас только затем, чтобы потом нас же и подставить, так получается, председатель?» — возмущённо произнёс ретивый боец Красной Армии, обращаясь теперь к общинному старосте.

Общинный староста, услышав обращённый к нему вопрос, почесал гусиным пером за ухом и довольно медленно проговорил:

«Не наше дело вмешиваться в ту глупую склоку, которую затеяли в нашей многострадальной стране разные экспериментаторы. Но всё же я хочу вас предупредить, что если отседова вы всё-таки решите уйти и вас ваши же товарищи заподозрят в измене, то, убедительно просим вас общину не подставлять. Просим вас не сообчать о нас ничего и в ваши дела не впутывать. Но если всё-таки предадите нас и впутаете, то поверьте моему слову, что вы себя не спасёте. Нам, староверам ваши красные комиссары всё равно не поверят. А вот своим предательством вы нас подставите».

Здесь ретивый красноармеец снова подскочил, как ужаленный и, уставясь в глаза общинному старосте, заорал:

«Это как же понять, гражданин начальник? Вы нас за предателей считаете? Да, мы вас гадов ненавидим, потому что отсиживаетесь вы в тёпленьком местечке. Но предавать людей, которые нас всё-таки спасли, мы никогда не будем, потому что мы не последние мерзавцы. Чёрт с вами, живите и прячьте свои головы, как страусы, в глубокою землю. Отсиживайтесь, как хотите. Мы не скажем нашим красным командирам о вашем «тайном» месторасположении, будьте спокойны».

Староста опять довольно медленно и, специально выделяя отдельные слова и фразы, чтобы никаких сомнений ни у кого из присутствующих не оставалось, чётко и ясно высказал своё огромное сомнение в заверении ретивого красноармейца:

«Дело, товарищи, не в прямом вашем предательстве. Я не думаю, что такое случится. Наши люди в этом всё-таки уверены. Дело здесь в другом обороте. Комиссары вас в любом случае допрашивать начнут, каким таким непостижимым образом вам удалось целенькими сохраниться? И вам, при любом раскладе, придётся признать, где вы стоко времени скрывались. Так что, получается, хотите вы или не хотите, но ваши красные командиры и ваши дюже жёсткие чекисты (об этом руководители тоже знали) обязательно выйдут на нашу общину. И здесь вы абсолютно правы в том, что нас, как людей, соблюдающих нейтральность, привлекут по «полной». А если понятней гутарить, то мужчин, скорее всего, расстреляют, потому что на войну их никоим манером не выгонют, а остальных отправят на долгий срок в «места не столь отдалённые».

Воцарилось напряжённое довольно долгое молчание. Общинники внимательно и оценивающе смотрели на красноармейцев и с нескрываемым нетерпением ожидали их решения. И оно, это решение, тут же стало проявляться. Правда, в данном случае вовсе не ретивый красноармеец, который продолжал упорно молчать, а один из его товарищей вдруг резко встал, положил на стол свою фуражку и, несколько волнуясь и смущаясь (видимо не привык выступать перед такой «большой» аудиторией) произнёс:

«Эх, да что тут, дорогие товарищи, говорить? Я полностью согласен с руководителями общины, что нам в любом случае не выкрутиться. И к белым попадём — пропадём, и к зелёным попадём — пропадём и, даже, если к своим красным попадём — тоже, скорее всего, пропадём».

Здесь ретивый красноармеец довольно грубо, теперь уже сверля глазами своего бывшего товарища, приглушённым голосом проговорил:

«А что ты тогда предлагаешь, Осип Моисеевич?»

«Я предлагаю самое простое и понятное решение — остаться жить здесь».

У ретивого красноармейца даже «глаза полезли на лоб» от такого заявления. А затем он так зловеще взглянул на Осипа, что у присутствующих возникло впечатление, что, красноармеец сейчас же наброситься на него и начнёт душить. Но ретивый красноармеец всё-таки сдержался. Он только сжал свои руки в кулаки и, в очередной раз, размахивая ими (видимо, у него была такая манера), зло выкрикнул:

«Ах, вон оно что! Как же ты?.. Посмел? Да…Ты!.. Да…Я сейчас тебя…»

Но Осип, как оказалось, сам был «не промах», и видно абсолютно не боялся ретивого красноармейца. Он, чувствуя поддержку окружающих, спокойно и чётко добавил:

«Ну, ты там, полегче кулаками размахивай. Посмей только тронуть меня. Ты же знаешь, я сумею тебе ответить, да так, что мало не покажется».

Ретивый красноармеец опять надолго замолчал, собираясь с мыслями. Затем он попытался возразить. Но в этот раз напор его был опять гораздо слабее, и выглядел он уже снова каким-то беспомощным. Он видно хотел уличить Осипа в каких-то ещё «грехах», но это у него явно не получилось:

«А ты, Осип, случаем не из старообрядцев? По-моему, имя у тебя, типичное старообрядческое, хотя в именах я, честно говоря, не ахти разбираюсь».

На этот нелепый выпад Осип также спокойно ответил:

«Нет, я не из старообрядцев. Я родом из Нижегородской губернии, воюю с четырнадцатого года, с самого начала германской войны. На фронт ушёл двадцатилетним. Имею два Георгиевских креста. Так что за пять лет навоевался вовсю. Долг военный, считаю, выполнил до конца. Хватит теперь, пора и честь знать».

«А что же выходит и семьи у тебя на родине не осталось?» — с очевидным любопытством поинтересовался ретивый красноармеец.

Здесь необходимо пояснить, что Осип был самым нелюдимым бойцом в их части и никогда не рассказывал о себе. Все с огромным вниманием взглянули на него. Осип Моисеевич печальным голосом произнёс:

«Понимаешь, так уж вышло в жизни моей, что остался я круглой сиротой в самом младенчестве. Родителей своих совершенно не помню. Воспитала меня тётка, которая перед самой германской войной померла. А жениться я не успел. Так что, возвращаться мне не к кому, так как с дальними своими родственниками я никогда не общался».

Здесь ретивый красноармеец как-то машинально махнул рукой и печально проговорил:

«Ну, с тобой всё понятно. Видно, ошибался я в тебе, считая преданным революции сознательным красноармейцем. Ну и оставайся, записывайся в старообрядцы и отсиживайся, пока другие кровь за тебя проливать будут. Совести революционной в тебе ни на грош».

Общинный староста очень переживал. Он ещё не до конца оценил обстановку и не знал, чью сторону займёт третий, молчавший до сих пор красноармеец. Получалось, что именно от него зависело, кто победит в этом «соревновании». Поэтому, староста, как бы незаметно, посматривал в его сторону. Но в этот самый момент произошло именно то, чего он с таким нетерпением и тревогой ожидал. Этот третий красноармеец, которого звали Степаном, сидевший немного в стороне, резко встал и, набираясь смелости, глубоко вздохнул и приготовился говорить. Все в ожидании сразу же притихли и молча уставились на него, затаив дыхание. Присутствующие понимали, что именно сейчас решится судьба не только красноармейцев, но, вполне возможно, и всей старообрядческой общины.

Степан, поднявшись и с некоторым беспокойством взглянув в сторону ретивого красноармейца, с огромным волнением проговорил:

«Я полностью согласен с Осипом Моисеевичем» — а, затем, уже напрямую обращаясь к ретивому красноармейцу и, признавая его командирское старшинство (он и был их неофициальным командиром) добавил:

«Ты, Афанасий, как хочешь. Тебя мы не держим. Можешь, если желаешь, и в одиночку отсюда уходить и добираться до своих. А мы с Осипом здесь остаёмся, и это с точностью решено».

Этой убедительной фразой, «это с точностью решено», бывший боец Красной Армии, как бы подвёл полный итог своему небольшому, но, как он считал, ответственному выступлению.

В избе снова воцарилось молчание. Теперь все с огромным нетерпением ожидали ответа Афанасия, так, оказывается, звали ретивого красноармейца. Все понимали, что Афанасию очень нелегко решиться на какой — либо конкретный ответ, потому что, в данном случае, от него как раз и требовался именно конкретный ответ, без всяких там недоговорок, намёков и тому подобное.

Поэтому присутствующие на сходке, как односельчане, так и двое бывших красноармейцев, ставших с данной минуты такими же односельчанами, не торопили его и были готовы принять любое его решение. Наконец, минуты через две, Афанасий слегка приподнялся со своей не очень удобной табуретки и довольно тихо пробормотал. Он пробормотал одну-единственную знаковую фразу:

«Хорошо, я тоже остаюсь здесь».

Все готовы были зааплодировать, хотя, естественно, сдержали свой благородный порыв. Общинники и бывшие красноармейцы прекрасно поняли, каких трудов стоило Афанасию принять такое сложное для него решение. Действительно, далеко не глупым и очень хитрым был этот малограмотный человек. Несмотря на молодость, уже немало повоевавший, он кое-что в жизни понимал. Понял, видимо, он, что иного выхода в данной ситуации, у всех троих просто нет, что не поверят красные комиссары ни единому их слову. А в руки белых или зелёных ему, тем более, попадать никак не хотелось. Поэтому, он решил «не рубить с плеча», не торопясь осмотреться, а, затем, действовать по обстоятельствам. И, как правильно догадался заместитель старосты, Афанасий, осознав, что в данный момент ему «обчество» не одолеть, только ловко притворился смирившимся. На самом же деле его лютая ненависть к староверам никуда не делась, а, наоборот, усилилась.

Вот таким образом, то есть совершенно случайно, и остались жить в старообрядческом скиту трое бывших красноармейцев. Одним из них оказался арестованный впоследствии отец Василия Землянова Осип Моисеевич Землянов.